Новая игра

Мирзоев. Уточка во фритюре

Азия, говорят, самый обширный из континентов Земли. И население у него соответствующее, причём не только количественно. Оно ещё и разнообразно, как разнообразна азиатская природа, а та простирается от северной тундры до тропических джунглей и от раскалённых барханов до морозных гималайских вершин. И в каждом племени есть статные воины, утончённые красавицы, хлебосольные хозяйки, благородные мудрецы — слава народа.

Есть, однако, и фон, на котором выделяются лучшие. Низенький, толстый, потеющий человечек, просочившийся в прихожую снятой квартиры, славу своего народа уж точно не составлял. Ни возвышенную, ни инфернальную.

— Можно? — Он огляделся по сторонам и накрыл левой ладонью пухлый кулак правой. — Привет вам, о братья. Мне бы к Дядюшке…

Если вошедший никоим образом не притягивал к себе взгляд, то на «братьев», которым был адресован приветственный жест, определённо стоило посмотреть.

Вот где она поистине имела место — инфернальная слава. В данный момент «братья» ужинали. Ничего особенного, если не считать, что вкушали они мясо белого зайца. Благо достать его в Пещёрке было едва ли не проще, чем курятину. Человек со стороны лишь пожал бы плечами. Едят себе и едят, приятного аппетита. Но мирный соотечественник «братьев», ни к каким «Триадам» отнюдь не причастный, предпочёл бы с поспешными извинениями удалиться. Дело в том, что белый заяц в Китае — табу. Строжайшее. Поэтому тот, кто убивает и ест белого зайца, оным действием подтверждает, что для него не существует никаких моральных преград — лишь нерассуждающее подчинение старшим. Зря ли поедание белого зайца составляет отнюдь не последний из ритуалов вступления в китайскую мафию. Вроде оплёвывания креста, принятого у тамплиеров.

Вот сколько всего можно сказать о людях, просто посмотрев, чем они ужинают.

А как они держали палочки для еды!..

Опять-таки, человек со стороны подметил бы разве что удивительную ловкость движений, практикуемых с первых лет жизни. Понимающий же наблюдатель мгновенно определил бы, что перед ним — матёрые бойцы ушу, которых — учитывая явленное ими отношение к этике и морали — совершенно точно лучше было не злить. Новоприбывший являлся человеком весьма понимающим. Он отчётливо видел, кто из «братьев» владел стилем тигра, кто предпочитал технику змеи, кто принадлежал к тайной школе боевого богомола.

То есть охрана у Дядюшки была что надо.

— Мастер заняты, пребывают в медитации, — веско ответили ему. — Подожди. Вот там, в уголочке. Молча.

Тут уже самый бестолковый чужак, оробев, присел бы в сторонке и, вероятно, вскорости оробел больше прежнего, заметив наконец могучие, клешнястые руки бойцов. С корявыми пальцами, натренированными о щебёнку. Такие руки человеческое тело рвут, словно рисовую бумагу.

— Да, да, братья, как скажете…

Покорно кланяясь, Азиат отступил в указанный ему уголок. Однако в это время из комнаты властно стукнули в стену, и громкий голос велел:

— Пропустить. Пусть заходит!

«Братья» оставили трапезу, чтобы восхищённо переглянуться. Вот что значит истинный мастер! Всё слышит, всё видит, всё знает. Ни стены ему не помеха, ни закрытая дверь.

Мгновение спустя Азиат уже входил в просторное помещение, в зашторенный полумрак, где призрачными змеями плавали дымки благовоний.

— Здравствуйте, Дядя, — поклонился он обитателю комнаты. — Счастья вам, долголетия, богатства и здоровья. Пусть ваш янг будет высок, словно горы, и стоит столько, сколько продолжается вечность.

— Закрой рот, смотри и учись, — самым обыденным тоном посоветовали ему. — Вникай, олух.

Перед Дядей курились ароматические палочки, дышала жаром жаровня, взлетали и падали, определяя ход вещей, бронзовые цани — старинные монеты его родины. Проверенные, истёртые, с иероглифами, с квадратными отверстиями посередине. Движения волшебника, несуетные, уверенные, были отточены несчётными годами практики. Концентрируя внутреннюю энергию, он выстраивал магическую фигуру гуа.

Вот только зритель ему нынче достался неблагодарный. Азиат, конечно, был хорошо знаком с теорией, согласно которой Вселенная вкупе с нашим собственным подсознанием окружает нас подсказками на все случаи жизни. Подсказками, разгадыванию коих и посвящены разные системы гадания. Знал он и то, что Дядя был в самом деле выдающимся мастером. Тем не менее в его взгляде читалось полное равнодушие. Отгоняя от лица струйки душистого дыма, он мечтал о хрустящих ломтиках жареной утки. Даже не по-пекински, где её тут найдёшь,[21] утку по-пекински, пускай она будет просто обжарена в кипящем масле… и возлежит на подушке кисло-сладких овощей, непременно с ананасом и бамбуковыми побегами… со сливовым вином… охлаждённым…

Построение магической диаграммы между тем завершилось. Внимательно осмотрев результат, мастер сперва угрюмо фыркнул, но затем неожиданно подобрел.

— Смотри, — сказал он. — Видишь, как соотносятся между собой Небо и Земля?

Азиат, которого мы помним как лжечукчу Мирзоева, послушно кивнул.

— Небо, — продолжал Дядя, — располагается внизу и стремится подняться наверх. Земля же, располагаясь наверху, стремится опуститься вниз. О чём это нам говорит?

— О том, — прощаясь с мечтами об утке, квалифицированно ответил гость, — что будет потеряно малое, а взамен получено нечто большее.

— Нечто столь большое, что больше некуда! — подхватил мастер. — «Старый ян» со «Старым инем» говорят, что это ключ ключей, а триграммы…[22] Ты понимаешь, дорогой племянник, что всё это значит?

Глаза мага сверкали, брови встали дыбом, натренированные пальцы машинально свернули трубкой монету.

— Триграммы указывают на место силы. Причём недвусмысленно…

— Правильно, молодец, — одобрил Дядя. Кивнул и одним гибким движением поднялся с циновки. — Пойдёшь со мной на раскопки. А сейчас, — он включил в комнате свет и плавно перешёл от мистики к весьма приземлённым материям, — сдай-ка выручку. Скоро у нас авансовые платежи.

Теперь перед Азиатом стоял строгий хозяин. С пальцами, способными, ох, сворачивать в трубочки старинные бронзовые монеты.

— Вот, Дядюшка, пожалуйста. — Из баула одна за другой стали появляться пачки денег. — Это — от прокажённых, это — с летнего рынка, это вам от Сунга Лу и его людей…

Про себя Азиат полагал ведение учёта делом поважней, да и пострашней, чем разгадывание шестичленных гуа. И это дело досталось ему не иначе как за прегрешения, знать бы ещё, за какие…

— Так. — Дядя ловко пересчитал деньги, мгновение помолчал и негромко поинтересовался: — А ты знаешь, племянничек, что полагается тем, кто обманывает своих? Что, не знаешь? Даже не догадываешься? Так, с кого бы начать, чтобы показать тебе? Может, всех вас разом опустить в котёл с кипящим подсоленным маслом, а?

Говоря так, он деликатно улыбался, и это было ужаснее всего.

— Дядюшка… — Азиат чуть не бухнулся на колени перед этим человеком, явно подслушавшим его мысли насчёт уточки во фритюре. — Мы ни в чём перед тобой не виновны. Ни я, ни прокажённые, ни уважаемый Сунг Лу… Это всё новый участковый, старший прапорщик Козодоев. Его жадность не знает предела. Говорят, раньше он служил в дорожной полиции… — Дядя чуть заметно кивнул — ясно, мол, и отставной чукча решился добавить: — Вот кого хорошо бы в котёл…

— Значит, говоришь, служил в этом их ГИБДД?.. — усмехнулся мастер. — Нет, варить его мы не будем. Мы с ним тоньше поступим…

Его рука исполнила замысловатый жест, превратившись в гибкое щупальце. Вот оно на что-то нацелилось, ударило и проникло… схватило… вырвало с корнем…

Страшно было даже предполагать, что за участь ждала слишком жадного участкового.

Под взглядом волшебника ароматические палочки зачадили и с шипением начали гаснуть — одна за другой…