Заяц и птица


меня также, — стал рассказывать ворон, обращаясь к внимательно слушавшим его, собравшимся вокруг птицам, — у меня также был когда-то хороший друг среди птиц, имя его не относится к делу. Всякий раз, когда он вылетал из своего гнезда, находившегося в расселине скалы, по соседству со мной, он долго не возвращался, так что иногда я думал, что с ним на чужбине приключилось несчастье: или он умер, или его поймали, или он просто переменил место своего жительства.

— «Случилось так, что заяц забрел в эту расселину скалы, нашел там мягкое, теплое птичье гнездо и приютился в нем. Я не считал благоразумным вмешиваться в чужие дела и подумал про себя: с какой стати гнать зайца отсюда, когда еще неизвестно вернется ли птица? Вдруг однажды услышал я брань под моим гнездом, — дерево, на котором оно помещалось, плотно примыкало к скале. Птица, моя соседка, опять вернулась, сидела на краю расселины и пищала: „Это мое гнездо! Убирайся сию минуту прочь!“ — В расселине же сидел заяц и кричал: „Я владею этим жилищем уже долгое время. Каждый, кому не лень, мог бы придти и кричать: убирайся вон!“ — „Ах ты, бессовестный дрянной заяц! — пищала птица. — Ты прямой разбойник! Гнездо мое, и ты очистишь его!“—„Нет, я не двинусь отсюда! — возразил заяц. — Болтай тут и бранись, сколько тебе угодно! Если ты уверена в своем праве, то жалуйся на меня! Перед судом я готов отвечать“. И заяц захлопнул дверь и удалился в глубь расселины скалы».

— «Некоторое время спустя, птица снова появилась и сказала зайцу: „Я знаю одного набожного, честного старца, он рассудит нас. Пойдем к нему!“ — „Кто же это? как зовут его?“ — спросил заяц. „Я еще не говорила с ним, — ответила птица, — он недавно поселился здесь; это смиренный отшельник, который постится весь день, молится, и вид у него самый честный. Прежде он ловил мышей, но давно уже покончил со своей кошачьей природой, отстал от всякой роскоши, с презрением относится к такому деликатесу, как мыши. Крови он больше не проливает, питается кореньями, травой, зеленью и пьет одну свежую воду. Он будет беспристрастен“. — „Кот? старый мышелов? — недоверчиво спросил заяц. — К нему я отношусь с подозрением, ведь известно, что кошка никогда не бросит своих кошачьих замашек“».

— «Однако, птица так долго настаивала на своем, что заяц решился пойти с ней к коту. Я издали следил за ними, чтобы видеть, чем все это кончится. Кошка, вернее огромный дикий кот, как я уже заметил издали, сидел на пороге своего жилища, потягиваясь, грелся на солнце, лизал свои лапки да поглаживал бороду. Вдруг увидел он приближавшихся птицу и зайца, быстро шмыгнул к себе, и вошедшие нашли его уже одетым во власяницу и стоящим на коленях. Тут и заяц проникся доверием и радовался познакомиться с таким святошей. И птица и заяц, один за другим, стали извиняться, что прервали его молитву, и просили, чтобы он благосклонно выслушал их. „Милые друзья! — сказал мышелов тихим, подавленным голосом и скромно повел глазами, — я стар, мое зрение притупилось, а мой слух больше никуда не годится. Приблизьтесь и говорите погромче, чтобы я мог понять вас правильно!“»

— «Тогда птица и заяц рассказали, как они друг с другом поспорили и затеяли ссору из-за гнезда, и как они согласились подчиниться его беспристрастному решению. Когда, они оба кончили, дикий мышелов заговорил опять слабым голосом: „Я хорошо понял вас, мои дети, хорошо понял. Я дам вам совет и направлю на путь истинный. Молю небо, чтобы оно просветило меня, дабы я мог, не отклоняясь от правды, произнести верное суждение при этом важном для вас обстоятельстве. Ибо лучше, чтобы дело, освещенное светочем истины, погибло, нежели бы оно было выиграно путем лжи, обмана и неправды. Ах! ах! что мы имеем здесь на земле? ничто не постоянно здесь! Одно только берем мы с собой в жизнь вечную — наши деяния, или спасающие нашу душу, или ведущие нас к вечной гибели. Пусть же каждый пожелает своему ближнему только добра! Приблизьтесь смело, дети мои, отдохните, пока я молитвой не испрошу свыше света истины!“»

— «Заяц и птица поверили этим притворным словам фальшивого, коварного кота; я же, подлетев ближе, только и мог заметить, как кот быстро захлопнул свою дверь, за которой послышались жалобные крики птицы. Коварное животное задушило и птицу и зайца, пожрало их обоих и переселилось в покинутое ими жилище, которое по расположению и по устройству было гораздо удобнее его собственного убогого приюта, — я же вскоре выселился, чтобы жить подальше от такого опасного соседа».

— «Вот вам пример, как бывают наказаны те, кто слепо доверяется незнакомцам, которые, подобно орлам, со злобой и хитростью приближаются к нам. Орел среди птиц то же, что волк среди четвероногих. И я остаюсь при своем, повторяя вам настойчиво: не выбирайте никогда орла царем!»

— Взволнованным голосом кончил свою речь ловкий оратор, и что же было следствием ее? — продолжал рассказывать своему королю и повелителю старый мудрый ворон. — Все птицы отказались выбрать орла: собрание о выборе царя кончилось ничем, а красноречивый ворон одержал такую блестящую победу, что его самого чуть не выбрали царем.

— Что же сказал на это орел? — спросил король воронов.

— Орел обратился к ворону так: «Говори, ворон, чем я когда-либо обидел тебя? На каком основании позоришь ты меня? Никогда еще и ничем не провинился я перед тобою, а ты своими ядовитыми и злыми речами похищаешь у меня сегодня чудный венец, уже носившийся над моей головою! Знай же, о язвительный оратор: если дерево надрублено топором, оно еще может срастись, — если мечом нанесена рана, ее еще можно залечить, — но рана, нанесенная языком, никогда не заживает! Твои слова для меня, как огненный меч! Он поразил меня, и огонь нашей вражды, в который ты еще подливаешь масла, будет вечно пылать. О мудрый оратор-ворон, сегодня ты посадил терновый куст между твоей породой и нашей; из века в век будет разрастаться этот куст, из рода в род будет он покрываться горчайшими плодами ненависти! Клянусь тебе в этом!»

— Как только птицы услыхали гневные слова орла, они перепугались, взмахнули крыльями и разлетелись на все четыре стороны; орел также улетел, и все замолкло. Только ворон остался одиноким сидеть на камне, который служил ему кафедрой, задумался глубоко и так рассуждал сам с собой: «Вот и я сказал свое слово, а лучше было бы помолчать. Древние мудрецы говорят: слово — серебро, а молчание — золото. Мое предостережение только вызвало ненависть орлов ко мне и ко всему нашему роду. Орел своим мощным словом разгромил меня, и ни одна птица, так шумно выражавшая мне свое одобрение, даже не разинула клюва в мою защиту; они были умнее меня: они нашли золото молчания, — они и не обожгли словом своего языка, как это сделал я, старый дурак и глупый болтун; они смотрели вперед, я же видел только настоящее. Ни один мудрец не должен опираться только на свою мудрость, и ни один силач — только на свою силу; вражда не приносит пользы, это яд, — и глуп тот, кто принимает яд, чтобы потом ослабить его действие противоядием. В таком деле легко дать промах. С сегодняшнего дня и на вечные времена я считаю самого себя наиглупейшей птицей. Неужели я не мог подумать о словах мудрецов: самое большее зло это то, которое нанесено словом: — прежде чем открывать свой глупый клюв и, проболтавшись безо всякого соображения, воспламенять ненависть орлов ко всему моему роду, надо было подумать об этих словах!» Так горевал ворон и болел сердцем из-за своей необдуманной речи, приведшей к столь тяжелым последствиям; вскоре он сильно захворал и околел.

— Вот, государь, — закончил советник свой рассказ, — это и есть причина вражды орлов с нами.

— О ужас! — вздыхал король, — лучше было бы тому злополучному ворону и не вылупляться из своего яйца, не было бы нам такого горя! До сих пор у нас еще кисло во рту от того винограда, которым однажды наши предки набили себе оскомину. Но говори дальше, что нам делать? Что будет с нами? — настаивал король.


Загрузка...