Новые сказки

Пряха на луне (Предание)

деревне, близ местечка Зальцведель, жила бедная старуха со своей единственной дочкой, по имени Марией, очень расторопной девушкой, которая, насколько сил хватало, помогала матери справляться с нуждой. Мария могла выпрясть ежедневно до двух пачек пряжи, и нитка ее была чрезвычайно ровная и тонкая. При всем том Мария любила и повеселиться; особенно, когда вечером прялки отставлялись в сторону, и начинались танцы, Мария была самой веселой, и танцы кончались обыкновенно очень поздно. Матери, конечно, вовсе не нравилось, что ее дочка прыгает частенько за полночь и не слушает ее увещеваний, но она терпеливо переносила это, так как дочь неустанно пряла весь день.

И вот зима приходила к концу, а Мария в эту зиму работала особенно много; наступил вечер того полнолуния, которое зовется Марииным. Этим вечером пряхи заканчивали свою зимнюю работу и в последний раз собирались в прядильную. Когда Мария брала свою прялку, мать сказала ей:

— Милое дитя, сегодня день святой Марии, сегодня ни один ребенок не смеет ослушаться своих родителей, а не то Господь тотчас же накажет его. Обещай мне, что ты вернешься домой до полуночи, и что ты не пойдешь танцевать. Будь послушна, Мария, я надеюсь на тебя.

Со слезами обещала Мария исполнить все, что желала ее мать, взяла прялку и отправилась на работу.

Девушки пряли очень старательно, но вскоре появились молодые парни с несколькими пражскими музыкантами, которых они встретили в трактире, и танцы начались. Мария пыталась уйти, чтобы сдержать слово, данное матери, но парни и девушки не пускали ее. Сперва она сопротивлялась изо всех сил, но вскоре любовь к танцам взяла свое: Мария встала в хоровод, — а музыканты-то так и пиликали, так и посвистывали! А уж раз Мария принималась танцевать, то оторвать ее от танцев, было невозможно, — ведь танцы были все ее блаженство и счастье.

Мария и не заметила, как танцы затянулись за полночь, и когда веселый кружок стал расходиться, то решили проводить девушек до дому с музыкой и сыграть им каждой по серенаде, — в глубокой тишине ночи, при я сном свете месяца звуки неслись так чудно! Пришлось им идти мимо кладбища, ворота которого были открыты, а у ворот росла огромная развесистая липа. Под липой было большое ровное место, и парням пришла в голову сумасбродная мысль станцевать здесь последний танец. Танцоры и музыканты ухватились за эту мысль, и пляска началась. Девушки сначала немного боялись, а потом и они и Мария заразились общим весельем и пошли танцевать.

Старуха мать между тем ждала дома свою дочку и плакала; когда же она услыхала клики веселья, она сейчас же подумала, что Мария непременно будет среди веселящейся молодежи, и поползла из дому, чтобы заставить ее вернуться.

К своему ужасу она увидела на кладбище танцевавшую Марию и строго настрого приказала ей идти домой, но Мария закричала в ответ:

— Что ты, матушка! Ступай сама домой, я тоже скоро приду! Месяц светит еще так светло и хорошо.

Но тут старуха пришла просто в неистовство. Она совершенно перестала владеть собой, подняла обе костлявые руки кверху, затрясла седыми космами, которые в беспорядке висели кругом ее головы, и закричала с дикой яростью:

— Ах, ты, жестокосердое дитя! Сиди же теперь из века в век на ясном месяце и пряди там свои нитки!

И как только старуха произнесла это заклинание, с ней сделался удар, и она повалилась мертвая. Мария же не успела ни охнуть, ни вздохнуть, как ее понесло вместе с прялкой быстро, быстро наверх, к месяцу; там сидит она, думает свою думу и все прядет да прядет. При светлом месяце ее можно ясно видеть, а ее чудесно-нежная и неуловимо-тонкая пряжа лучами спускается с месяца. В начале весны, когда девушки-пряхи кончают собираться на свои посиделки, и осенью, когда вечера становятся длиннее, и посиделки снова начинаются, ветер разносит Мариину пряжу по воздуху, как паутину, которая тянется от цветка до цветка, от куста до куста, сияя цветами радуги; люди и прозывают эти паутинки «Марииной пряжей», «шелковинками девы Марии», «летучим летом». Только те, кто не знает истории плясуньи Марии, в наказание попавшей на месяц, зовут это время, когда летают Мариины нитки, — «бабьим летом».