Новый гость из созвездия Лиры

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На следующее утро, когда я садился в машину, бестелесный голос прошептал: «Доктор Брюэр!»

«А? Вы где?»

«Идите сюда, мы здесь».

Возле гаража с ветки дуба свесилась рука и в ней сверкал значок Вана. Дартмут стоял на дороге и защищал дом от террористов своей огромной уродливой пушкой.

«Чёрт возьми, Ван! У меня нет времени…»

«Из самого надёжного источника мы узнали, что ваша гостья планирует послать на землю жестоких инопланетян, чтобы уничтожить человеческую расу. Это правда?»

Я не видел смысла скрывать эту информацию, тем более она была в записи шоу.

«Флед в интервью для телевидения сообщила, что, если человечество не будет развиваться и не научиться делить Землю между собой и другими видами, некие инопланетные существа могут прилететь и … уничтожить нас. Но она их не „посылала“ — просто передала сообщение».

«На какую страну они работают?»

«Ни на какую не работают, Ван. Они с другой планеты».

«Я знаю, что с другой. Они русские или китайцы? Какой вид оружия используют?»

«Вирусы».

«Вот как! Биологическое оружие! Я знал, что мы должны были уделять этому больше внимания. За этот промах полетят чьи-то головы. Но не моя!»

«Вы даже не представляете, как я рад это слышать».

«Какой конкретно вирус они собираются использовать? Птичий грипп? Вирус Западного Нила?[157] SARS?[158] Мы можем уничтожить всё, что они на нас сбросят…»

«Не думаю. Скорее всего они создадут новый вирус специально для нас».

«Так даже лучше! Чистый лист. Дайте нам всего пять лет — и мы справимся с этой штукой, и не важно сколькими жизнями придётся пожертвовать!»

«У нас может быть всего пара часов…»

«Что? Мы не сможем придумать способ защиты от инопланетного вируса всего за два часа!».

«Возможно, это всё, что у нас будет на тот момент».

«Так нечестно!»

«У вас есть ещё вопросы? Мне нужно ехать в госпиталь».

«Мы будем там раньше вас».

«М?»

«Вы слышали, что я сказал. У нас есть судебное предписание на беседу со всеми пациентами. Посмотрим, что они смогут нам рассказать».

«О чём?»

«О том, откуда и когда флед покинет планету».

«С чего вы взяли, что у них есть эта информация?»

«Вот почему мы туда едем. Выяснить, знают ли они что-нибудь!»

Он спрыгнул с дерева и побежал вниз по дороге. Над дорогой поднялся огромный вертолёт. Дартмут схватился за лестницу, свисавшую с ку́зова, и начал подниматься вверх, а Ван немедленно последовал за ним. Они всё ещё поднимались к люку, когда вертолёт резко взял курс на юг. Я видел, что Дартмут нечаянно соскользнул с лестницы, но Ван успел его схватить и вернуть назад. Думаю, Ван тем самым вернул долг своему напарнику.

Карен вышла из дома.

«Позвонил Билл Сигел. Хочет знать, какого чёрта здесь происходит».

«Скажи ему, что слоны только что ушли».

Когда я подъехал к МПИ, то увидел на лужайке пустой вертолёт с поникшими лопастями ротора — он выглядел как гигантское мёртвое насекомое. Вокруг него ходили несколько пациентов, показывая пальцем и смеясь. Рядом стоял Дартмут с пушкой в руках. Ван находился в здании института и разыскивал флед, параллельно разговаривая с другими пациентами, а остальных собрали на заднем крыльце. Всех, за исключением Джорджа, — пациента с невысоким IQ. Дартмут пристально наблюдал за тем, как Джордж подкидывает мяч в воздух, затем бежит и ловит его до того момента, как мяч опустится на землю. На моей памяти ему всегда удавалось поймать мяч на лету.

Даже не знаю, что доставляло мне больше удовольствия: атлетические способности Джорджа или увлечённость Дартмута его выходками. Вверх и снова вверх подпрыгивал мяч, а за ним следили тусклые прищуренные глаза агента. Снова и снова — десять, двадцать раз — но никто из двоих не утрачивал интереса к происходящему. Как назло, двадцать первый удар поднял мяч высоко в воздух, после чего тот упал под ноги федералу. Я видел, как нарастает его волнение, пока мяч опускался всё ниже и ниже. В последнюю секунду, когда к нему уже подбегал Джордж, Дартмут бросил оружие и рванул к мячу. Они врезались друг в друга. Джордж и мячик отлетели примерно на полметра. Пока наш атлет в изумлении поднимался на ноги, Дартмут подошёл к мячу. Наклонившись, чтобы поднять его с земли, он случайно ударил. Снова за ним пошёл, наклонился, поправил его руками и снова ударил. Загадочные действия продолжались по всей лужайке. Дартмут следовал за мячом: удар, наклон, удар, наклон — а Джордж следил за ним в изумлении.

То ли сорок девятый размер первоклассной обуви, бьющей по мячу, то ли униформа агента (поношенный голубой пиджак и красный галстук, вьющийся на ветру) вызвали бурную реакцию на заднем крыльце: оттуда раздались смешки, крики, вой и хохот. А громче всех хохотал Барни. Дартмут, не обращая внимания на шум, преследовал мяч, отскакивающий от стен и пациентов, снова опускался за ним и снова ударял. Он мог бы до сих пор пребывать в отключке от окружающего мира, если бы не идеальная подножка Джорджа, перехватившего мяч и пробежавшего через всю лужайку ради тачдауна[159] под оглушительные вопли соседей по отделению.

К тому времени Дартмут пришёл в чувство, взял себя в руки и побежал к вертолёту, доверху набитому пациентами. В кабине раздался щелчок и ротор начал раскручиваться. Долговязый агент попытался подобрать своё оружие, но оно снова и снова выпадало у него из рук. Подняв пистолет, Дартмут тут же выстрелил себе в ногу. Ротор раскручивался всё сильнее, и через несколько секунд вертолёт уже был в воздухе, пролетая над стенами института. За рулём была флед.

Пилот, который отлучился в туалет, выбежал наружу вместе с Ваном. Последний размахивал в воздухе оружием, но было поздно: вертолёт уже пролетал над Гудзоном. Он повернул на юго-восток к Эмпайр Стейт Билдинг — первой остановке для туристов на экскурсии по Нью-Йорку. Дартмут всё это время вопил на лужайке как раненый зверь.

Клифф Робертс и несколько медсестёр вышли присмотреть за федералом, пока не приедет скорая. Пациенты, которые не успели сесть в вертолёт, пристально следили за происходящим. Клифф вёл себя очень властно, но проявлял заботу по отношению к раненому в ногу агенту, который очевидно испытывал сильную боль и плакал как ребёнок, и я подумал: даже в Робертсе есть что-то хорошее. Могло показаться, что он относился к своей профессии недостаточно серьёзно, но вероятно это было своеобразным способом компенсировать какой-то глубинный невроз или врождённую доброту, а когда прозвучал набат, он без раздумий бросился в бой. Это именно тот доктор, у которого мне бы хотелось проходить лечение, будь я пациентом МПИ. Надеюсь, Баллоки знают о наших положительных сторонах, несмотря на явное присутствие негативных. Прибудут они или нет — подумал я — мы отстоим этот мир или погибнем вместе.

Барни всё ещё посмеивался, глядя на то, как Джордж подбрасывает мяч и бежит его ловить, снова и снова.

Вечером флед приземлила вертолёт в Ла-Гуардии[160] к большому огорчению авиадиспетчеров и ФАА[161] — и вернула пациентов назад привычным способом: с помощью света и зеркала. К счастью, Ван и пилот уехали с Дартмутом в больницу, поэтому с возвращением проблем не возникло. Но флед оставалась в МПИ совсем недолго: возможно, ей требовалось встретиться с кем-то ещё перед возвращением на Ка-Пэкс. Перед тем, как покинуть лужайку, она помахала мне, но что означал этот жест — «Увидимся позже, док» или окончательное прощание — я не был уверен. Я ждал её возвращения до конца дня и наконец принял решение остаться в госпитале до утра в надежде, что она вернётся ночью.

За это время я свежим взглядом посмотрел на пациентов, с которыми встретился. Теперь они виделись в совершенно ином свете — не медицинском, бесстрастном и подходящим для подбора методов лечения — а как собратья, которым удалось выжить, несмотря на разрушительные испытания и ужасные муки, которые они перенесли (а мысленно переживают и до сих пор) от рук своих родителей и других людей, которым доверяли. И всё же, несмотря на жестокое и даже садистское обращение, они всё ещё были в игре, не желая сдаваться. Внезапно я почувствовал огромную гордость оттого, что знаю их, и знаю то, что им удалось преодолеть.

Я наблюдал за Филлис, пока она пряталась за небольшим кустом. Теперь она не воспринималась как проблема психиатрии, которую я и другие сотрудники МПИ должны были решить — она была человеческим существом, чья психика была жутко травмирована, человеком, который каждую минуту страдает и не может остановиться. Разве удивительно, что после перенесённых страданий она попыталась стать невидимой в надежде, что никто, особенно родители, не увидит её и снова не причинит боль? Что ещё, о чём даже я — опытный психиатр — не знал или не хотел знать, ей довелось перенести? Как много пришлось пережить бесчисленному множеству людей за пределами стен МПИ в качестве платы за пребывание в этом мире? Даже для тех из нас, кто избежал родительской жестокости (или жестокости родственников), мир — довольно суровое место. Сколько ещё мы должны включать телевизор и видеть миллионы людей, страдающих от голода по всей планете? И сколько ещё мы будем наблюдать людей без ног и рук, оторванных с помощью оружия, которое ты и я продаём любому, кто захочет купить? Разве удивительно, что столь многие захотели отправиться на Ка-Пэкс или просто попытать счастья на любой другой планете, кроме Земли? По меньшей мере сто тысяч, если верить сайту флед. И кто из попавших в список откажется от полёта?

После обеда несколько пациентов — один за другим — подошли попрощаться. Все они казались грустными, как будто предпочли бы остаться, если бы условия были иными. Но может они просто хотели выразить свою благодарность и намекнуть, что будут скучать по тем, кто безуспешно пытался им помочь. В любом случае все они приняли решение полететь на Ка-Пэкс и не хотели его менять. Их лидером мнений был Говард, который выразил чувства большинства следующим образом: «Впервые в жизни мы сможем создать для себя новые воспоминания».

Когда вечер подошёл к концу, я немного опасался ложиться в свою мягкую кровать. В прошлую ночь меня мучили кошмары; кто знает, какие жуткие фантазии, переполненные невыносимыми ужасами, суровыми разочарованиями, не исполнившимися желаниями, — мне предстоит пережить этой ночью. Мне повезло иметь прекрасную жену и талантливых детей, хорошее состояние здоровья для моего возраста — но не было ли это просто голограммой, скрывающей то, что происходит в подсознании? И всё же я рискнул выключить свет и лечь в постель.

Прошло совсем немного времени перед тем, как меня разбудила флед. Или это просто была галлюцинация (хотя в тот день я не ел грибов).

«Время пришло» — прошептала она.

Я сел прямо в своей белой больничной пижаме.

«Я думал, ты никогда не покинешь землю».

«Тебе ещё нужно поработать над чувством юмора, доктор би. И, кстати, ты неплохо смотришься в этой одежде».

«Спасибо. Значит, всё устроилось?»

«Не просто устроилось — Гранд-каньон полон людей, а все остальные ждут меня в холле. Я зашла, чтобы попрощаться».

«Ты не смогла найти способ вылечить хотя бы одного из них?»

«Ты видел голограммы, джин. Если я и вылечу их, им всё равно лучше отправиться в другое место. По какой-то причине они не любят эту ПЛАНЕТУ».

«И остальные 99000 или около того?»

«И они тоже».

«Скажи, все эмигранты имеют проблемы с психикой?»

Она казалась озадаченной.

«Насколько мне известно — нет».

Больше, похоже, сказать было нечего. Я протянул руку, которую она не пожала. Вместо этого флед наклонилась и прошептала: «Последний шанс перепихнуться!».

Я чувствовал запах её дыхания, напоминавший свежий салат.

«Нет, спасибо. Звучит заманчиво, но я откажусь».

«Ну и зря».

Она поцеловала меня в щёку. Поцелуй был влажным и небрежным, как с Филбертом, но также теплым и нежным. Когда он повернулась, чтобы уйти, то произнесла через плечо: «Заходи как-нибудь проведать меня».

Когда она ушла, я заметил пробирки с мочой и кровью, оставленные на столе. Я быстро оделся, но было уже слишком поздно. По рассказам ночной смены, флед быстро перенеслась в холл, где встретилась с Говардом и другими. Многие спали на диванах. Рядом лежали небольшие дорожные сумки. Спустя пару секунд они исчезли.

Рано утром мы осмотрели госпиталь. Из пациентов, которых я упомянул в этой книге, исчезли все, кроме Джерри и Джорджа (включая миссис Визерс, которая очевидно решила сделать последний рывок вместе со всеми). Каждый эмигрант оставил свои кровать и тумбочку в чистоте и порядке, кроме Дэррила, который разорвал на клочки все фотографии Мег Райан и разбросал их по всей палате. Пол его комнаты был усеян конфетти из разрушенных надежд и несбывшихся мечтаний. Однако от пирожных и печенья, которые он держал для актрисы, не осталось и следа.

Я удивился, что Барни улетел с остальными. Он наконец-то открыл в себе чувство юмора, но вероятно этого было недостаточно. Возможно его глубинную неудовлетворённость жизнью, каким бы ни был её источник, нельзя преодолеть за счёт нескольких взрывов смеха (возможно, под неумением смеяться скрывалось отвращение при мысли о необходимости продолжить семейный бизнес). Или может флед убедила его, что на Ка-Пэкс намного больше поводов посмеяться, чем на Земле, где люди готовы хохотать даже над дурацкими шутками, чтобы прикрыть свою неизбывную тоску. Шарлотта и бывший пациент Эд тоже улетели с флед. Надеюсь, им удалось найти мир и покой, в которых они так нуждались. Чего я действительно не ожидал, так это исчезновения Кэти Родштейн вместе с коллегой Артуром Бимишом и несколькими медсёстрами. С ними отправилась и бойкая секретарша Марджи Гарафоли — в глубине её пузырящейся внешности, должно быть, кипел котёл боли и страданий.

Несмотря на утрату некоторых сотрудников института, Гольфарб не выглядела расстроенной. Она, напротив, была восхищена — как и любой хороший психиатр — что большинство её подопечных где-то обрели покой, а может и счастье.

«Теперь» — спокойно заметила Вирджиния — «у нас освободилось место для новых пациентов. Сто одна койка, если быть точной».

Вернувшись домой, я обнаружил новое электронное письмо на своём компьютере:

Сообщения в СМИ были скудными. Во-первых, в Гранд-Каньоне в предрассветные часы не оказалось репортёров, и никто не видел происходящего, за исключением пары сонных ослов (насколько нам известно, часть из них тоже исчезла за компанию). Во-вторых, от эмигрантов осталась всего горстка записок для членов их семей и руководителей на работе. Только со временем стало известно, что среди ста тысяч «людей», которых взяла с собой флед, почти все были большими обезьянами: шимпанзе (включая Филберта и, конечно, доктора Тиксбери), гориллами, орангутангами. Почти все обезьяны родом из джунглей и гор Африки и Юго-Восточной Азии, хотя поступали сообщения и о пропаже животных из лабораторий и зоопарков (хотя флед не говорила об этом, она, должно быть, посетила очень много подобных мест). Среди исследователей поднялся большой шум, ведь большинство из них жило на государственные гранты: они жаловались о потере своей «собственности». Зоопарки тоже громко возмущались исчезновением своих «звёзд», жалуясь в основном на расходы, которые потребуются, чтобы их заменить.

Но, подозреваю, у флед не было выбора. Едва ли среди ныне живущих нашлось бы достаточно тех, кто отвечал её высочайшим требованиям для отправки на Ка-Пэкс. Много ли на Земле пацифистов, агностиков[162] и вегетарианцев, которые имеют не более двух детей? Ну, по крайней мере одна есть — моя дочь Эбби, и сейчас она на другой планете. Поначалу Стив был очень расстроен её исчезновением — она ничего ему не сказала — но вскоре он так активно занялся работой, что переживать было некогда. А когда время нашлось, он был горд и счастлив за неё. В оставленной Эбби записке было сказано, что она вернётся «через несколько лет». Возможно, они вернутся втроём: вместе с Жизель и маленьким Джином. А пока мы ужасно по ней скучаем.

Остальную часть истории мы узнали с веб-сайта флед, которая каким-то образом обновила его в последние минуты, собирая пассажиров со всех континентов. Чтобы объяснить, почему она называла обезьян людьми, я процитирую текст с сайта:

Через несколько дней после исчезновения флед и её пассажиров Дартмут (ковыляя на старомодных деревянных костылях) и Ван позвонили мне в последний раз.

«Мы приняли решение позволить ей родить ребёнка» — уведомил меня Ван — «но взамен она должна согласиться на участие в нескольких экспериментах. Будем благодарны, если вы скажете, где её можно найти. Босс очень хочет, чтобы этот вопрос был успешно решён в интересах национальной безопасности».

«Эта информация засекречена» — ответил я, затем положил трубку и ушёл вглубь дома. Возможно, мы должны благодарить наше правительство за некомпетентность. Трудно представить, сколько вреда оно могло бы причинить, если бы в нём работали люди с высокой квалификацией…

На следующее утро позвонила Гольфарб и попросила, чтобы я в последний раз приехал с ними пообедать и заполнить некоторые бумаги. Карен тоже решила ехать со мной. Предполагаю, что моя многострадальная жена беспокоилась, что пока я буду в институте, то найду ещё какой-нибудь сложный случай, который примусь распутывать, хотя я и заверил её, что больше такого не повторится.

Она закатила глаза: «Всё, что потребуется — это ещё один инопланетный гость, и ты снова сбежишь».

«Не думаю, что переживу ещё одного гостя!»

Мы заехали в МПИ через пару дней. Фанерное заграждение, которое закрывало вид на лужайку для посторонних, уже было убрано, но и сама лужайка, и холл опустели, и никого не было видно. Когда мы зашли в столовую для персонала, я задумался, сколько должно пройти времени, чтобы госпиталь снова наполнился всевозможными невозможными пациентами.

«Сюрприиииз!» — закричали несколько десятков голосов. Это была сильно запоздалая во времени вечеринка по случаю моего выхода на пенсию.

Пожалуй, не буду вдаваться в кровавые подробности происходившего в тот день. Скажу только, что вечеринку организовали Уилл и Ханна Радквист. Но откуда они знали, что я окончательно отложу свой жёлтый блокнот как только флед покинет Землю?

«Я знал, что всё происходящее после исчезновения флед ты будешь связывать со спадом и упадком» — рассказывал мне позже Уилл.

Ещё один верный признак того, что вам пора на пенсию: когда твоя семья и коллеги знают тебя лучше, чем ты сам.

Все оставшиеся пациенты тоже были на вечеринке, включая Джерри и других аутистов. Был и Джордж со своим мячиком. Их явное удовольствие от происходящего напоминало каждому из присутствовавших, что быть психически больным не всегда означает тоску и отчаяние.

Обед был превосходным, особенно шоколадный торт (мой любимый десерт) с сорока пятью свечами — именно столько лет я работал в госпитале. Все произносили речи, включая Уилла, Вирджинию и даже Робертса, который открыто признал: «Если быть честным, то ты мне никогда особо не нравился».

Что ещё я мог сказать, кроме: «Я тоже тебя недолюбливал, но теперь, узнав тебя получше, стал недолюбливать ещё больше».

Его громкий смех говорил о том, что он правильно понял шутку, хотя она и могла скрывать некие предубеждения с обеих сторон. Но мы, конечно же, оба люди.

Наконец наступила моя очередь. Я не готовился, поэтому речь получилась довольно бессвязной. Самой простой частью было выражение благодарности за множество лет, проведённых вместе в Манхэттенском Психиатрическом Институте. Коллеги, особенно Вирджиния, сделали всё, чтобы помочь мне работать эффективнее. И хотя иногда я жаловался на перегрузки, разочарование и стресс от лечения трудных пациентов, эти сорок пять лет были временем, полным интересных событий и новых открытий. И способность помочь многим людям легче справляться с жизнью была вишенкой на торте. Мне почти было стыдно за то, что я решил уйти на пенсию.

Я сказал, что мне очень повезло оказаться в нужном месте и в нужное время, когда появился прот, а затем и флед через несколько лет. Почти невозможно выразить в полной мере, насколько они обогатили мою жизнь. Трудно оценить, как молоды мы по меркам космоса и сколькому ещё нам предстоит научиться, пока не выпадет честь встретить существ, которые представляют культуру, существовавшую задолго до человеческой. Кроме того, мы могли многое узнать и от наших близких родственников, которые всё время были рядом и которые научились жить в узких рамках своей доброжелательной натуры и никогда не требовали большего.

После того, как зевки утихли, я отметил, что в МПИ пришли превосходные молодые специалисты — доктора и медсёстры — которые, я уверен, будут выкладываться по-максимуму, пока их место не займёт новое поколение. Я выразил надежду, что их личная и профессиональная жизнь будет такой же приятной, как и моя. Если завтра мне предстоит умереть, то я умру счастливым человеком, зная, что максимально реализовал тот незначительный талант, которым обладал.

Но — добавил я — ничто из этого не стало бы возможным без моей прекрасной жены Карен, которая своей безусловной любовью и поддержкой неустанно помогала мне справляться с трудностями. Не знаю, сколько лет нам ещё уготовано провести вместе, но уверен, что мы проведём их с пользой и радостью.

Под конец речи я выразил надежду, что многие из моих коллег иногда будут нас навещать в Адирондакских горах, хотя и знал, что они не будут. И это нормально: у них будет множество дел, которыми стоит заняться.

Как и у меня. Я с нетерпением ждал возвращения к планированию путешествий, своему телескопу, арендованой Цессне и чтению множества книг, которые сейчас пылятся в моём кабинете — «Моби Дика»[163] и остальных.

И мне осталось написать свою последнюю книгу[164].