Новый гость из созвездия Лиры

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В четверг мы с Карен планировали заняться садом, но дождь всё ещё шёл, поэтому я провёл бо́льшую часть времени (когда закончилось похмелье), пытаясь выйти на связь с приматологами, указанными в книге. Двое из них работали в государственных университетах, а третий — в заповеднике для шимпанзе на пенсии (для тех, кто не знал, что шимпанзе могут «уйти на пенсию», поясню: многие из них проводят жизнь в исследовательских институтах, участвуя в различных стрессоге́нных медицинских экспериментах). Остальные специалисты уже отошли от дел или болели. Я не смог дозвониться ни к одному из них с первого раза — все были заняты преподаванием или экспериментами — но одна из них, доктор Эллен Тиксбери, этолог[100] из Техаса, перезвонила мне через час. К счастью, она читала мою трилогию «Планета Ка-Пэкс» и сказала, что готова «отдать конечность» за возможность поговорить с флед.

Я объяснил ситуацию: у нашей гостьи есть по крайней мере одно альтер-эго, оказавшееся шимпанзе, и нам нужен примат, который будет общаться с ним и использовать язык жестов, чтобы переводить сказанное для доктора Тиксбери, которая затем передаст содержание мне.

Казалось, Эллен едва сдерживает своё нетерпение, поэтому я спросил, сможет ли она прилететь в Нью-Йорк в понедельник.

«Филберт и я выедем уже завтра!»

Хотя Эллен и была старше, энтузиазм в её голосе напомнил мне о Жизель Гриффин — бывшей журналистке, которая сейчас была на Ка-Пэкс вместе с протом и остальными.

«Отлично! Можете остановиться в моём доме, если хотите. Нам нужно заранее обсудить сеанс, в котором вы примете участие, возможные расходы с вашей стороны и другие вопросы».

«Ну…»

«Да?»

«Не уверена, что вы захотите держать шимпанзе в своём жилище, доктор Брюэр».

«А, да. Понял, что вы имеете в виду».

«Но это не проблема! У меня есть друг в Джерси, который будет рад нас приютить. Он хорошо знаком с повадками шимпанзе. Я поведу фургон, поэтому дорога займёт пару дней. Позвоню вам, когда мы будем на месте, окей?»

«Вы уверены, что это не доставит вам слишком много забот?»

«Вы шутите? Это моя работа. Если я упущу такую возможность, то никогда себя не прощу!»

Как бы я хотел, чтобы продавцы из «Wal-Mart»[101] были так же одержимы своей работой.

Нейробиолог из ЦРУ прибыл раньше времени и сильно расстроился, когда офицер Уилсон у ворот не пустил его на территорию МПИ, пока я не приеду в госпиталь. Предполагаю, в знак протеста он стоял под мелким дождём как статуя, дожидаясь меня. Он оказался лысым мужчиной в промокшем лабораторном халате до колен. Нейробиолог ждал меня на мокрой улице и сжимал старую медицинскую сумку, как будто собираясь сделать несколько звонков после визита к флед. Скорее всего сумка содержала инструменты, которые понадобятся ему для осмотра. Он всё ещё злился и дрожал от холода, когда я проводил его в здание. И хотя мне сказали, что его имя засекречено, он мрачно представился доктором Зауэром[102], хотя тут же пояснил, что фамилия вымышлена.

«Я выяснил, что люди чувствуют себя комфортнее, когда могут назвать кого-то по имени» — прокомментировал Зауэр в качестве официального объяснения — «Даже если имя ненастоящее. Как и ваше надуманное препятствие у входа в институт» — добавил он одобрительно.

Судя по скорости, с которой он пересёк фойе и поднялся по лестнице (я поехал на лифте), можно с уверенностью сказать, что он любит свою работу. Хотя её, вероятно, любили и те, кто ставил эксперименты на людях в нацистской Германии. Поднявшись на пятнадцатый этаж, я увидел как Зауэр фотографирует пустой коридор. Заметив меня, он спрятал камеру (замаскированную под игрушечного жирафа) назад в «медицинскую» сумку.

К счастью, флед уже ждала нас в 520 кабинете на привычном месте. Несмотря на то, что нейробиолог заранее знал об объекте своих экспериментов, он был явно ошарашен её внешностью. В отличии от интервью со Смайтом, мне не разрешалось присутствовать и наблюдать: если бы я остался, то мог бы узнать информацию, которая наверняка будет засекречена. Мне даже лучше: от нейробиолога шли мурашки по коже. К тому же я был уверен, что флед сможет постоять за себя в любой ситуации и, вероятно, даже будет рада рассказать потом всё, что происходило и говорилось в моё отсутствие.

Я оставил их наедине и вернулся в комнату отдыха на первом этаже, где в полном одиночестве сидела Филлис. Когда я заговорил с ней, она как обычно притворилась, что не услышала. Смотря прямо на меня, она не пошевелила и мускулом.

Когда я встречаю Филлис или другого трудного пациента, то напоминаю себе, как тонка грань между нормальной психикой и психическим заболеванием. Совсем незначительный инсульт — особенно в лобных долях мозга — может вызвать всевозможные причудливые последствия на всю оставшуюся жизнь. Лёгкое вирусное заболевание, столкновение с дверной ручкой, незначительное возрастное изменение — фактически всё может стать причиной структурного или химического повреждений, которые изменят восприятие человека и его отношения с окружающими. В крайнем случае женщина, которая была абсолютно нормальной всего минуту назад, в следующий момент может стать Жанной Д’Арк[103]. Иногда подобные метаморфозы можно обратить вспять с помощью медикаментозного лечения или психотерапии, иногда они могут исчезнуть сами, но чаще всего необратимы. Психические заболевания могут случиться с каждым, независимо от статуса в обществе, интеллекта или чего-то ещё.

Синдром Котана[104] — один из самых странных и редких в анналах психиатрии. Пациент в таком состоянии верит, что ничего на самом деле не существует. Его причудливой вариацией является синдром Котара[105], когда человек думает, что некоторые части его тела утрачены. Филлис считает, что все части её тела не существуют, то есть она полностью невидима. Поэтому она не стесняется красть чужую еду, одежду или что-то другое, не боясь быть пойманной. И не важно, что одежда может быть обнаружена на её «несуществующем» теле: в состояниях, подобных синдрому Котара, логика отступает на задний план. Но почему, чёрт возьми, такое незначительное повреждение может породить столь фантастические отклонения, особенно когда ни одна из тысяч других функций не затронута? Или в случае Филлис это не связано с повреждениями мозга. Возможно, в её прошлом были другие происшествия, о которых мы пока что не знаем. Скорее всего она чувствует себя в безопасности только тогда, когда считает, что невидима для других.

Она встала, чтобы куда-то пойти, и в это время громко пукнула. Любой нормальный человек испытал бы смущение, извинился или застенчиво улыбнулся. Но не Филлис. Она к тому же хорошенько почесала зад, прежде чем зашаркать прочь. В невидимости определённо есть свои плюсы.

Интересно, сможет ли флед помочь этой несчастной женщине и другим пациентам. Надо будет спросить у неё, сможет ли она проникнуть в их разум, который недоступен для понимания тех, кто работает в госпитале. Но лучше бы это произошло побыстрее: очевидно времени оставалось мало.

В этот момент ворвались пациенты, оживлённо беседующие между собой, и чуть не сбили с ног бедную Филлис, которая всё ещё шла по холлу. Среди вошедших даже было несколько личностей с антисоциальными наклонностями. Они были так поглощены разговором, что не заметили моего присутствия в центре зала. Предметом дискуссии была флед. Ещё пару дней назад они относились к ней с подозрением, а теперь были счастливы и взволнованны — и всё из-за её беременности.

Редко бывает, что психически больной пациент зачинает ребёнка в госпитале, хотя иногда это всё же случается. Бывает, что пациентка поступает на лечение уже беременной. Последний случай произошёл с Лу[106], теперь она «мать» (благодаря операции по смене пола) десятилетней девочки и живёт в другом городе. Удивительно, какую заботу могут проявить психически больные по отношению к новой «Мона Лизе»[107], отдавая ей свою еду или помогая с делами. Внезапно оказалось, что флед будет пожинать плоды участия и любви со стороны каждого, кто находился в госпитале. Возможно, она планировала беременность с самого начала как способ получения симпатии и доверия пациентов.

Или — как предполагал Билл Сигел — она могла просто имитировать готовность стать матерью по тем же причинам.

Я дал доктору «Зауэру» час на обследование флед. Поскольку у нас уже были результаты её электроэнцефалограммы[108], я думал, что он захочет проверить её способность различать игральные карты или описывать определённые изображения, которые доктор будет мысленно представлять. Или даже фотографировать окружающую её «ауру», чтобы выяснить, как она читает чужие мысли.

Тема паранормальных феноменов заставит ощетиниться любого уважаемого учёного. Вопреки расхожему мифу, учёные не имеют предубеждений по этим вопросам. Наука базируется на фактах и наблюдениях (и ни на чём больше), и подобных подтверждений очень мало во всех сферах паранормальных явлений, будь то НЛО, призраки, чувства у растений или аура, а те, что есть — довольно сомнительны. И всё же вера в подобные явления, как и в случае религий, довольно сильна, поэтому иногда науке приходится иметь дело с весьма тревожными заявлениями. По большей части это манифестации принятия желаемого за действительное или какая-то ошибка со стороны учёных. Моё личное мнение сводится к тому, что мы пока не можем поставить точку в вопросах паранормальных явлений, но пока я лично не увижу (или не почувствую) доказательств подобных событий, то буду продолжать относится к ним скептически. Я был бы счастлив поучаствовать в серьёзных научных исследованиях паранормальных явлений, но пока никто меня не приглашал, включая «Зауэра» наверху.

Поскольку снаружи всё ещё шёл дождь, Дэррил и Джордж продолжили гонять потрёпанный мяч прямо в холле. Я предупредил их, что играть внутри помещения запрещено, а затем подумал: «Да какая разница, я всё равно здесь больше не работаю».

Когда я направился в столовую за чашкой кофе, ко мне подошла Родштейн. Кэти — самая напряжённая и безусловно самая сдержанная из сотрудниц МПИ, она старается держать своё мнение и мысли при себе. Меня это не раздражало: она выполняла свои обязанности добросовестно, а её методы и личная жизнь меня не касалась. Поэтому я был удивлён, когда оказалось, что она искала меня, чтобы обсудить пару волнующих её вопросов. Я подумал: «Вот тот человек, который не считает, что моё время прошло!»

«Конечно» — ответил я — «Что тебя беспокоит?»

Одной из её пациенток была миссис Визерс — столетняя женщина, которая очень плохо слышит и видит. В её случае обе проблемы можно исправить с помощью медикаментов и других инструментов, но она отказывается от лечения.

«Я прожила уже больше века» — сказала она однажды доктору Родштейн — «Я должна быть слепой и глухой».

Конечно, это вовсе не обязательно. Сегодня в США проживают более 15000 людей, преодолевших порог в сотню лет, и многие из них достаточно здоровы, чтобы получать удовольствие от жизни. Некоторые даже продолжают работать. Эффективность их работы может быть под вопросом, но вызывает уважение сам факт того, что они вполне в силах приезжать в офис и выполнять определённые функции. И конечно число активных пенсионеров старше ста лет всё время растёт. Но во времена молодости миссис Визерс информация об активных людях «за сто» встречалась крайне редко, поэтому она была уверена, что умрёт в любой момент. В прямом смысле её менталитет[109] был старше её тела. На самом деле она вполне может прожить ещё десятилетие или даже больше.

Кэти хотела, чтобы я поговорил с миссис Визерс о её пораженческой позиции, которая приводила к привычке беречь энергию и почти не двигаться в течение дня. Я отказался. Кто знает, может старая летучая мышь и права: какими бы ни были её убеждения, они помогли ей прожить больше века. А если мы заставим её бегать по заднему крыльцу, она может упасть замертво прямо на лужайке. Я предложил оставить всё как есть и позволить природе взять своё. Кэти ответила: «Надеюсь, что никогда не буду такой старой…»

Второй вопрос, который она хотела обсудить, был более проблематичным. Она только что провела терапевтическую сессию с Риком и ей показалось, что в ходе сессии кое-что обнаружилось. Кэти спросила, хочет ли Рик отправиться с флед на Ка-Пэкс. Это была вариация старого парадокса о лжеце: если утверждение «я солгал» соответствует истине, то оно одновременно будет и ложью, и наоборот. Подобный вопрос создал дилемму для Рика: если он скажет, что не хочет эмигрировать, то может остаться на Земле. Она надеялась, что он испытает волнение и смущение и впервые поймёт разницу между ложью и правдой. Но далеко не глупый Рик ответил следующее: «Пожалуйста, скажите флед, что я хочу полететь на Ка-Пэкс».

Кэти не раз пыталась поймать Рика на правде, но её старания терпели неудачу снова и снова. Она призналась, что у неё кончились идеи.

Я посочувствовал ей. Кому как не мне знать, как сложно перехитрить психически больного человека. Но не успел я произнести и слова, как Кэти попросила поговорить с флед о своём подопечном — не просить её вылечить Рика или прочесть его мысли, а забрать на Ка-Пэкс! Затем она поспешно удалилась, смущённая тем, что потерпела неудачу с одним из своих трудных пациентов. Неужели она уклонялась от ответственности? Или её мотив был другим? Она надеялась, что Рик будет чувствовать себя лучше на другой планете, и как хороший доктор от всей души желала ему лучшей участи? Или она думала, что любой, чья жизнь на Земле была трудной, будет более счастлив на Ка-Пэкс, включая её саму? Была ли она одной из сотрудников института, которые решили подать заявку на эмиграцию? Подходит ли она хотя бы по нескольким критериям, которые обозначила флед?

Я был удивлён, что ровным счётом ничего не знаю об этом молодом психиатре, и о том, что мотивировало моих бывших коллег, особенно пришедших не так давно.

Тут я увидел спускающегося по лестнице доктора Зауэра: его галстук сбился набок, а лабораторный халат безвольно висел на сумке. Заметив меня, он резко остановился и засмеялся как сумасшедший, затем быстрым шагом пересёк холл и вышел за дверь под бесконечный проливной дождь. Пациенты и я наблюдали за ним молча, хотя некоторые всё же издали несколько неуверенных смешков.

Мгновение спустя в холл вбежала кричащая флед. Если это и было похоже на смех, то он сильно отличался от нервного смеха нейробиолога и вызвал неподдельный хохот среди больных.

«Вы, люди, такие смешные!» — воскликнула флед.

«Что случилось?»

«Агенты сообщили своему посланнику, что я способна читать мысли. И он конечно же захотел испытать мой навык на себе лично».

«И?»

«Он не терял времени даром. Зайдя в кабинет, доктор Зауэр тут же попросил меня прочесть его мысли».

«Что было дальше?»

«Какой же бардак у него в голове! Там были и завтрак, и его мать, и дочь-подросток, и его бывшая жена, несколько любовниц, Иисус Христос, что-то там про полёты, отстрел кроликов из пневматического оружия и куча других вещей. Но это были только поверхностные мысли. На более глубинном уровне он мастурбировал как подросток, посещал шлюх, раздевал свою сестру, трахал монашку. Были и другие фантазии, если это, конечно, были фантазии. Кто-то должен написать о нём книгу!»

«И ты рассказала ему всё без купюр?»

«Когда я описала все его потаённые желания, он вышел из себя и попытался меня изнасиловать!»

«И как, успешно?»

«Не совсем!»

«Имеешь в виду…»

«Скажу так: я не сопротивлялась».

Я был уверен, что скоро услышу об этом от Дартмута и Вана.

«А как прошло обследование?»

«Он сказал, что я прошла…» — она откинула голову и громко крикнула — «Harrrruppppp!» (не знаю, что тут имеется в виду — примечание переводчика).

Все начали хохотать вместе с ней, кроме Барни. Подозреваю, что они и сами не знали, над чем смеются.

Перед тем, как флед снова исчезнет, я отвёл её в сторону и напрямую спросил, сможет ли она прочесть мысли каждого из наших пациентов, чтобы найти скрытые корни их проблем, о которых мы ещё не знаем.

«Имеешь в виду их сексуальные фантазии?»

Трудно сказать, шутила она или нет.

«Не только. Я имел в виду всё, что происходит у них в голове. Выяснить фундаментальные проблемы их заболеваний».

Она снова засмеялась.

«Прот предупреждал, что ты свалишь на меня свою работу».

«У меня нет работы. Я же на пенсии, забыла?»

«Расслабься, доктор брюэр. Мне осталось посетить всего несколько мест, и я завершу изучение форм жизни на ЗЕМЛЕ».

«А что со списком пассажиров на Ка-Пэкс?»

«И это тоже. И ещё нужно будет проверить несколько возможных точек сбора для эмигрантов. Как закончу, посмотрю, что могу сделать для пациентов».

По дороге домой я думал о миссис Визерс и о старости в целом. Стареть — дело трудное. Быстрее устаёшь, а отдых не приносит большого облегчения. Всё становится сложнее, за исключением падения на ровном месте, а пища, которую раньше ел безнаказанно, теперь вызывает изжогу. Даже думать становится труднее, чем раньше. И всё это подкрадывается так медленно, что поначалу и не замечаешь перемен. Но в конце концов наступает время, когда задаёшься вопросом: что со мной не так? А затем неизбежно приходит время, когда понимаешь, что просто состарился. Единственным утешением становится мысль, что ты прожил достаточно долго перед тем, как оказаться в таком состоянии.

В этот момент начинаешь философствовать. Тебе повезло: у тебя есть хороший дом и семья, достаточно денег, чтобы жить в комфорте, и ты, возможно, проживёшь ещё не один год. Ты больше не можешь делать многое из того, что делал раньше, но определённые вещи по-прежнему радуют сердце. Жизнь хороша. А затем вспоминаешь, что через десяток лет или около того (краткий миг!) окажешься среди кучки слабых дряхлых пердунов, как и ты сам, и это продлится ещё несколько лет, пока наконец не заболеешь и не умрёшь. Это заставляет задуматься, в чём же был смысл жизни. А затем понимаешь, что у старости есть по крайней мере одно неоспоримое преимущество: с возрастом узнаёшь, что смысла не было! Есть только один секрет, который следует знать: веселись, пока можешь!

В этот момент взошло солнце и я, как обычно, забыл о своих болезненных размышлениях.

Позже этим вечером, когда я корпел над разгадкой судоку[110] (чертовски увлекательная вещь!), позвонил Фрэд. Сначала с ним поболтала Карен, потом передала трубку мне, и мы поговорили по душам. По крайней мере он решился на серьёзный шаг! Дата помолвки была назначена, и на этот раз всё серьёзно.

«Так на ком из девушек ты решил жениться?»

«На балерине».

«Насколько я помню, ты постоянно с ней встречался…»

«В том-то и дело! Я наконец осознал, что всегда к ней возвращаюсь. И мы не становимся моложе, сам понимаешь».

«Прекрасно понимаю!» — сказал я и поделился с ним недавними мыслями о старости.

После того, как я закончил тираду, его единственной фразой было: «Наслаждаться жизнью? Ну да, я всегда это знал». Вот тебе и мудрость старших.

Наш проницательный сын рассказал мне о роли, в которой будет по иронии судьбы выступать в качестве пожилого персонажа с флэшбэками[111] о своей даром прожитой жизни. Ещё одна важная причина, по которой он позвонил, было моё упоминание Дэррила и его любви к Мэг Райан, которое чем-то зацепило Фрэда (подозреваю, он и сам был немного влюблён в Мэг). Он познакомился с актрисой, которая внешне сильно напоминала миссис Райан, и спрашивал, стоит ли попросить её приехать в госпиталь на встречу с Дэррилом. Она была хороша в сценах, требующих импровизации, и могла быть столь неприятной, что вызвала бы стойкое отвращение у нашего пациента.

«Когда она сможет зайти?» — спросил я.

«Как-нибудь на следующей неделе».

Странно, что я сам не додумался до такого.

«Это отличная идея, Фрэдди. Но боюсь, на следующей неделе будет слишком поздно».

«Почему?»

«Флед собирается прочесть мысли всех пациентов и узнать, что беспокоит их на самом деле. Возможно, мы поймём что не так с Дэррилом, ещё до того, как твоя подруга появится в институте».

«Хорошая новость, пап. Но ведь она не означает, что ты сможешь всех вылечить, верно?»

Об этом я не подумал.

Гольфарб позвонила мне в субботу (я уже подумывал отключить телефон). В тот же день позвонила и Лаура Чанг, лечащий врач Джерри. Они обе хотели сообщить одну и ту же информацию, но выразили свою обеспокоенность по-разному.

Лаура позвонила первой и была сильно раздражена.

«Пожалуйста, скажи своим пациентам оставить моих в госпитале — там, где им и положено быть!»

«Каким пациентам? У меня нет никаких пациентов».

«Флед. Она снова исчезла, но в этот раз забрала с собой Джерри».

«Что? Куда они отправились?»

«Понятия не имею, Джин. Думала, может ты мне скажешь».

«Постарайся успокоиться» — я дал непрошенный совет — «Расскажи, что конкретно произошло. Кто-нибудь видел, как они покидают госпиталь?»

«Нет, но некоторые больные видели, как она заходит к Джерри. Следующее, что мы узнали — то, что они исчезли».

«Хочешь сказать, она его похитила? Или он отправился с ней по собственному желанию?»

«Никто не знает» — я мог видеть, как она хмурится в своей обезоруживающей манере.

«Не пойми меня неправильно» — тут же добавила она — «Я не против, чтобы флед с ним разговаривала. Но в этот раз наша гостья забрала Джерри на увеселительную прогулку, и никто не знает, какое влияние она окажет на пациента с аутизмом. Для него это может оказаться чересчур. Или он вообще не захочет возвращаться…»

«Хорошо, я тебя понял. Во-первых, флед — не наш пациент. Во-вторых, она всегда возвращалась после исчезновений. Думаю, нам стоит спокойно ждать до понедельника. Она должна встретиться со мной и переводчицей, которая умеет общаться с шимпанзе с помощью языка жестов. Весьма вероятно, что флед появится вовремя».

«А Джерри?»

«И Джерри тоже. И он будет в порядке, не беспокойся».

«Значит, до возвращения он под твоей ответственностью?»

«Ну окей, договорились. Он под моей ответственностью».

Вирджиния и Уилл тоже по-своему беспокоились, как и весь остальной персонал. И снова всё, что можно было поделать — это сохранять спокойствие. Я, если честно, тоже очень переживал. Не из-за последней выходки флед, а из-за того, что она сделает с Джерри (который в прошлом был и моим пациентом). Я даже не знал, куда они делись! Гольфарб позвала меня на собрание сотрудников в понедельник для дальнейшего обсуждения ситуации с флед и «пропажи больного».

Я успокоил себя мыслью, что Джерри вполне может получить удовольствие от путешествия. В конце концов, никто толком не знает, что происходит в голове пациента с тяжёлой формой аутизма. Возможно, все его мысли и фантазии посвящены удивительным приключениям и потрясающим пейзажам, и теперь он сможет впервые пережить их в реальности.

Но достаточно скоро мы сможем спросить его об этом лично.

Доктор Тиксбери — заклинательница шимпанзе — позвонила мне в воскресенье вечером, когда я смотрел игру New York Mets по телевизору. Эллен и Филберт уже прибыли в Джерси и с комфортом устроились в доме друга, которого она упоминала ранее. Оба были в порядке и готовы приступить к работе. Я обозначил, чего ей стоит ожидать от общения с флед, и рассказал, как лучше добраться до Манхэттенского Психиатрического Института (дорога шла через мост Джорджа Вашингтона и Амстердам Авеню). Если необходимо, я могу встретить её где-нибудь на полпути и показать дорогу.

«Всё в порядке» — заверила она — «Я была там раньше».

«В МПИ?!»

«Нет. В Джерси и в „Большом Яблоке“[112]. На самом деле я там родилась».

«Где конкретно?»

«Хобокен[113]».

«Вы, случайно, не знали Джойс Трекслер[114], которая…»

«Мир не может быть настолько маленьким, доктор Брюэр».

«Да, понимаю» — ответил я задумчиво.

Я заверил доктора Тиксбери, что охрана предупреждена о её визите и проводит их в госпиталь с Филбертом.

«Вам не понадобится делать пропуск» — сказал я ей — «Филберт, вероятно, будет единственным шимпанзе на территории в течение всего дня».

«Не могу дождаться!» — воскликнула она.

«Прекрасно» — ответил я — «Увидимся завтра».

Я чуть не попрощался с Ваном и Дартмутом, которые наверняка подслушивали наш разговор с Эллен.

К тому времени, как я вернулся к телевизору, Mets уже серьёзно проигрывали.

Они позвонили тем же вечером бог знает откуда. Мы с Карен были на кухне, убирая посуду и обсуждая возможность посетить Дженни и Анну в Калифорнии на Рождество. Карен взяла трубку, закатила глаза и передала мне сотовый.

«Привет, ребята» — сказал я бодрым голосом.

Последовала пауза, возможно вызванная тем, что они не знали, как ответить на непривычную фамильярность. Ван терпеливо представился и извинился, что побеспокоил меня в воскресенье. Они кое-что прочли на сайте флед и были этому не рады. На самом деле они пытались заблокировать сайт и удалить информацию, но каждый раз она появлялись снова, а сайт начинал исправно работать. Я спросил их, как они узнали про сайт.

«Эта информация засекречена» — прохрипел он — «Проблема в том, что мы не можем допустить ситуацию, когда на Ка-Пэкс могут отправиться только веганы».

«Что не так с веганами?» — спросил я слабым голосом (после общения с протом я и сам много лет старался придерживаться вегетарианской диеты).

«Всё не так. Вы представляете себе последствия вегетарианства для национальной экономики?»

Я напомнил Вану, что занималс я медициной, а не экономикой.

«Сэр, мы хотели бы попросить вас сообщить вашим друзьям, что мы не потерпим ситуации, когда инопланетное существо спускается на Землю и указывает нам, что употреблять в пищу. Вы поняли мою мысль?»

«Я передам ваше послание».

«Спасибо. А теперь о нашем нейробиологе — вы помните его визит в ваш госпиталь?»

Прошло всего два дня.

«Да, конечно. Доктор Зауэр».

Я услышал приглушённый смех.

«Это он себя так назвал? Ха-ха-ха… Очень забавно… Он сказал, что для завершения обследования понадобится ещё несколько посещений, чтобы написать окончательное заключение о способности флед к чтению мыслей».

«Понял».

«И что же вы решили, доктор Брюэр?»

«В смысле?»

«Основываясь на его предварительных наблюдениях, нейробиолог хотел бы привлечь нескольких коллег для проведения дальнейших тестов. Как вы думаете, это можно организовать?»

«Спрошу у флед».

«Спасибо, сэр. По словам доктора „Зауэра“, это лучше сделать побыстрее».

В трубке раздались гудки ещё до того, как я успел попрощаться. Кажется, я услышал шум наверху.

«Думаю, они где-то на крыше» — сказал я жене.

«Может, там Санта-Клаус» — ответила она.

Если «парни» и знали что-нибудь о предстоящем визите Эллен Тиксбери и Филберта, то не стали об этом упоминать.