О смелом всаднике (Гайдар)

Военная тайна

На дворе был март. Весна. А с вечера шел снег. За окном намело сугробы. В комнате люди в белых халатах сидели за столом, и один из них, седой и сердитый, сказал Гайдару:

— Разденьтесь, товарищ командир, до пояса и подойдите к столу.

Гайдар снял гимнастерку и рубашку.

— Подойдите ближе, — сказал опять тот же голос, и Гайдар сделал еще два шага вперед.

Он стоял как будто спокойно, слегка отставив правую ногу. Он привык. Это была уже третья, и последняя, медицинская комиссия.

Холодный кружок стетоскопа прыгал у него на груди, цепляясь за края двух глубоких сабельных шрамов.

— Дышите… Не дышите… Дайте мне его историю болезни, — сказал сердитый седой человек. — Совсем мальчишка, — пробормотал он. — Закройте глаза… Вытяните вперед руки…

Гайдар вытянул руки вперед. Он знал, что они будут дрожать после этой проклятой контузии, и они, конечно, дрожали.

Он открыл глаза.

— Ничего не могу сделать, дружок, — неожиданно ласковым голосом сказал сердитый доктор. — Надо отдыхать. К военной службе не годен.

— Я годен, — упрямо сказал Гайдар. — Я буду жаловаться.

На улице возле госпиталя Гайдар долго стоял, прислонившись к каменному забору, и холодный мартовский ветер раздувал полы его кавалерийской шинели.

Он много лет потом вспоминал и не мог вспомнить, как добрался от Лефортова до Арбата.

В приемной Реввоенсовета Гайдар вынул из-за обшлага заранее приготовленный рапорт на имя народного комиссара по военным и морским делам и отдал его дежурному командиру безнадежным жестом очень уставшего и все потерявшего человека.

Он ушел. Его не успели остановить.

— О чем просит этот командир полка? — спросил помощник товарища Фрунзе у дежурного.

— Ни о чем, — удивленно ответил дежурный, перечитывая рапорт. — Он за что-то благодарит командарма и прощается с Красной Армией. Видно, что очень человек обижен и за Красную Армию болеет душой.

— Душа здесь ни при чем, — строго сказал помощник Фрунзе. — Дайте сюда рапорт. Вы, я вижу, тоже человек душевный.

На другой день Гайдар пришел в Центральный Комитет комсомола.

— Лечись, отдыхай, — сказали ему товарищи. — Командовать за тебя будут другие. Работу найдем полегче, попроще. Ничего, брат, не поделаешь. Жить придется начинать по-новому.

— Как? — спросил Гайдар. — Ребята мои, ребята! Как же так? Дружили, служили, в бой ходили, падали, поднимались… Красная Армия без меня проживет, а я?..

— И ты проживешь, — сказали товарищи. — А как будешь жить, об этом тебе расскажет сам товарищ Фрунзе. Беги, торопись, от него звонили сюда два раза.

Переглянулись товарищи, засмеялись, обернулись — Гайдара в комнате уже не было.

Ровно в 12 часов вошел Гайдар в кабинет Михаила Васильевича Фрунзе и доложил по форме:

— Товарищ командарм! Бывший командир пятьдесят восьмого отдельного Нижегородского полка Аркадий Голиков-Гайдар явился по вашему приказанию.

— Здравствуй, товарищ бывший командир, — сказал, улыбаясь, Фрунзе. — Рапорт я твой прочитал, написан хорошо. Ты, наверно, и стихи пишешь?

— Пишу, — сказал Гайдар смущенно. — Вы не смейтесь, товарищ командарм.

— Я не смеюсь, — сказал Фрунзе серьезно. — Садись ближе, обиду не прячь, рассказывай по порядку.

— По порядку трудно, — сказал Гайдар. — Отец у меня был учитель, солдат, мать — фельдшерица…

— А у меня был отец фельдшер, — сказал Фрунзе. — Ты не торопись.

— Мне было четырнадцать лет, когда я добровольцем ушел в Красную Армию, — сказал Гайдар, все-таки торопясь и волнуясь.

— Кто же такого добровольца в армию принял? — удивленно спросил Фрунзе.

— Я был высокий, широкоплечий и, конечно, соврал, что мне уже шестнадцать, — просто ответил Гайдар. — А товарища Еремина, того, что меня в армию принял, белые зарубили на Украине. Теперь отвечать некому. А я в пятнадцать лет командовал батальоном.

Чуть улыбнулся Фрунзе, и Гайдар заметил эту улыбку.

— Конечно, — сказал он, — я командовал не как вы или как Чапаев. Бывало, у меня и то не так и это не этак, но Красную Армию я люблю больше жизни. Как же меня можно в запас? И что я буду в запасе делать?

— Надо будет учиться, — сказал Фрунзе.

— И куда я пойду? — сказал Гайдар. — Голова еще кружится, и что-то перед глазами прыгает…

— Надо будет лечиться.

— А зачем? — спросил Гайдар. — Кому я здесь нужен? Кем я буду здесь, в городе? А ведь у меня за плечами жизнь, война, борьба. Я тут одного писателя встретил — так он обо мне книгу хотел написать.

— А почему бы тебе самому не написать эту книгу? — серьезно сказал Фрунзе.

— Мне? — испуганно спросил Гайдар.

— Тебе, тебе, — повторил Фрунзе. — Очень интересная будет книга. В армии ты был еще мальчишкой и многому можешь научить новых мальчишек и девчонок.

— А как же полк? — с недоумением спросил Гайдар. — Прощай навсегда? За что? Почему? Ни разу я не уронил чести красного командира. Ни врагу, ни другу не выдал военной тайны.

Медленно встал Фрунзе с дивана. Задумчиво он поглядел на Гайдара.

— Это хорошо, что ты умеешь хранить военную тайну, — сказал он тихо и потянул за длинный шнурок.

С шелестом раздвинулись на стене тяжелые занавеси, и Гайдар увидел огромную карту нашей страны.

— Слушай меня внимательно, — сказал Фрунзе. — Смотри сюда.

Гайдар встал и подошел к карте.

— Много или мало нам дадут отдохнуть наши враги, я не знаю, — сказал Фрунзе. — Но они пойдут отсюда, а может быть, прилетят и оттуда. Только не отдаст народ завоеванной свободы. В будущей войне победит тот, у кого крепче тыл, надежнее и больше резервы… В будущей войне будет воевать весь наш народ, и ты, командир, будешь воевать тоже.

Фрунзе помолчал немного.

— Земля покроется очагами большой и малой войны, — сказал он. — Нам нужны люди с горячими сердцами. Нам нужны командиры народа, потому что наша армия и наш народ — одно и то же. И это наша с тобой самая большая военная тайна.

— Тайна? — переспросил Гайдар.

— Тайна! — сказал Фрунзе. — Я думаю, мальчик, что она станет известна нашим врагам только тогда, когда они проиграют войну…

Фрунзе встал и, провожая Гайдара, выглянул в окно кабинета. На улице под окнами гудела веселая толпа ребят.

— Наступит день, когда они вырастут, — медленно сказал Фрунзе. — И не дай бог скажут: «Учили вы нас плохо!..» Ну иди, иди. Подумай. Прощай, командир! Матери передай привет.

На лестнице у статуи часового-красноармейца Гайдар остановился.

— Молчишь? — сказал он каменному солдату. — Молчи. Часовым разговаривать не полагается.