Хитрости

Глава II

Двое детективов встретились за обедом в закусочной на Альбермарле через два часа после того, как Карелла получил телефонный звонок. Он решил, что знает, чего хочет Крамер. Он не ошибся.

«Дело в том», - говорил ему Крамер, - «что мы не часто сталкиваемся с убийствами в 98-м участке. Это больше подходит для вашего участка, ты понимаешь, о чём я.»

На территории, за которую отвечает Девяносто восьмой участок, низкий уровень преступности, как утверждает Крамер. По сравнению со стремительно растущей статистикой преступности в верхней части города, в заднице города, добавляет Крамер. «Что для вас, ребята, ещё одно убийство, или даже несколько», - говорил Крамер. Карелла был склонен ответить ему: «Спасибо, приятель, но наш детективный отдел сейчас и без того перегружен делами.» Если бы не правило «первый принял».

Крамер не стал бы звонить, если бы баллистическая экспертиза не пришла так быстро. Если в среду вечером у ночного клуба застрелили слепого мужчину, а в пятницу вечером на другом конце города убили женщину, готовившую омлет в собственной квартире, то никакой связи быть не может, верно? Если только в понедельник рано утром не позвонят из баллистической службы и не сообщат, что в обоих случаях использовался один и тот же девятимиллиметровый «глок» (пистолет австрийского производства – примечание переводчика). Это может привлечь внимание специалиста. И это, несомненно, привлекло внимание Крамера, который сейчас поглощал сэндвич с ветчиной и яйцом, стараясь не слишком давить на проверенное временем правило Департамента «первый принял». Отсюда и его песня с танцем о неопытности кадров 98-го участка в вопросах убийств.

«Что скажешь?» - спросил он Кареллу. «Я передам вам наши материалы, и 87-й участок возьмёт дело на себя. Для вас это не составит труда, ведь у вас уже будет сравнение оружия.»

Карелла подумал, сколько 9-милимметрового оружия крутится в городе.

«Я должен посоветоваться с лейтенантом», - сказал он, - «посчитает ли он возможным, что мы решим взвалить на себя ещё одно убийство в данный момент.»

«О, конечно», - сказал Крамер, а затем небрежно добавил: «Но он, конечно, знаком с правилом «первый принял».» И далее добавил: «Что и произошло в данном случае. Вашего слепого застрелили за два дня до того, как застрелили омлетчицу. И что ты на это скажешь?» - снова спросил Крамер.

Он знал, что у Кареллы есть все шансы на приёмку дела согласно правилу «первый принял». Он просто был вежлив.

Карелла надеялся, что он хотя бы заплатит за обед.

«Насколько я понимаю», - сказал Паркер, - «мы теперь мусорный бак детективного департамента, так?»

В кабинете лейтенанта было всего пять человек, и Паркеру досталось слово. В этот понедельник днём он был одет так, как обычно одевался на работу: как бомж. Небритый. Синие джинсы и футболка. Рубашка с короткими рукавами и гавайским принтом, но только для того, чтобы скрыть пистолет в кобуре на правом бедре.

«Я бы не стал так утверждать», - сказал Карелла.

«Нет? Тогда что означает, когда любое убийство, совершённое из «глока», сваливают на нас?»

«Не каждого «глока». Только из того, который соответствует убийству слепого.»

«Которое мы приняли», - снова пояснил лейтенант Бирнс. Круглоголовый, седовласый, с квадратной челюстью, он был похож на постаревшего Дика Трейси (главный герой серии комиксов Честера Гулда – примечание переводчика), сидящего за своим офисным столом. «А это значит, что мы обязаны принять и дело по следующему эпизоду», - пояснил он далее.

«Как я и говорил», - упрямо продолжал Паркер. «Мы - мусорный бак детективного департамента.»

«Сколько их уже было?» - спросил Дженеро. Кудрявый, кареглазый, самый молодой человек в отряде, он всегда говорил невпопад. А может, просто был глуп.

«Только двое, считая омлетчицу.»

«Не так уж много», - сказал Дженеро. «Можете передать их нам?» - сказал он, стараясь казаться исполнительным.

«Случай со слепым приняли мы», - сказал Мейер. «В десять тридцать вечера в прошлую среду.»

Лысый и грузный, с закатанными рукавами и расстёгнутым воротником рубашки, потому что в один из самых жарких июньских дней в отделе снова не работал кондиционер, он сгорбился над столом Кареллы, изучая отчёт баллистической экспертизы.

«Какое число это было?»

«Шестнадцатое июня.»

«Пятьдесят восемь лет. Две пули в голову», - сказал Мейер.

«Из «глока»?»

«Да, из «глока». Судя по всему, у него ничего не украли. В его бумажнике остался чек на триста долларов и сто с мелочью наличными, предположительно чаевые.»

«А следующий случай?»

Карелла отходил к кулеру с водой. Он двигался как спортсмен, хотя таковым не являлся: в детстве, когда он рос в Риверхеде, его навыки ограничивались стикболом (уличная игра ручками от метлы с резиновым мячом, похожая на бейсбол, в которую играют в крупных городах на северо-востоке США – примечание переводчика). Он взял в руки отчёт Девяносто восьмого участка и снова изучил его, на этот раз вместе с другими детективами. Стоя бок о бок и читая отчёт, мужчины могли бы сойти за бухгалтеров, просматривающих еженедельный отчёт о зарплате сотрудников - если бы только не наплечные кобуры.

И девятимиллиметровые «глоки» в оных.

Как и тот пистолет, из которого убиты омлетчица и слепой.

«В пятницу вечером», - сказал Карелла. «Калмс-Пойнт. Из Девяносто восьмого позвонили сегодня утром, сразу после того, как получили результаты баллистической экспертизы.»

«Конечно, слово уже сказано», - сказал Паркер. «Сбросьте это на Восемьдесят седьмой.»

«Преступник забрался в окно и выстрелил в неё, пока она готовила омлет», - сказал Мейер.

«Что это был за омлет?» - спросил Дженеро.

Паркер посмотрел на него.

«Мне любопытно.»

«Кто был жертвой?» - спросил Паркер.

«Женщина по имени Алисия Хендрикс. Пятьдесят пять лет.»

«Суть в том», - сказал Бирнс, - «что Стив и Мейер не могут справиться с этим в одиночку. Мы тут на сверхурочные смотрим. Два убийства за такой...»

«Как я уже сказал, наш отдел здесь - мусорный бак», - сказал Паркер.

«Как ты хочешь, чтобы мы разделили это, Пит?» - спросил Карелла.

«Я думаю, что Энди и Ричард смогут поехать домой к последней...»

«Кто там принял вызов?» - спросил Дженеро.

«Девяносто восьмой участок. Детектив по фамилии Крамер.»

«Как в «Сайнфелде» (американский телевизионный сериал в жанре комедии положений – примечание переводчика)?»

«В этом мире есть и другие Крамеры (Космо Крамер, один из четырёх главных героев культового американского телевизионного сериала «Сайнфелд» – примечание переводчика), Ричард.»

«Как будто я не знал, Энди.»

«Вы с Мейером останетесь заниматься случаем со скрипачом. И возглавите команду.»

«Нам лучше надеяться, что не будет ещё одного», - сказал Паркер.

«Ещё одного скрипача?» - спросил Дженеро.

«Ещё одного человека», - сказал Паркер.

Это была настоящая заноза в заднице.

Калмс-Пойнт мог бы быть иностранным государством. За сорок минут они доехали до центра города от Восемьдесят седьмого участка, а затем по мосту до Девяносто восьмого участка, где произошло последнее убийство из «глока». Так их и называли: «Убийства «глоком»». Находясь сейчас в квартире убитой женщины, детективы, получившие дело по наследству, чувствовали себя так, словно только что пересекли Евфрат (река в Турции, Сирии и Ираке, самая крупная в Западной Азии – примечание переводчика).

Тело давно убрали, но его нарисованные мелом очертания всё ещё оставались на полу кухни. Сковорода на плите, в ней холодные грибы и яйца - леди готовила омлет. Большой разделочный нож на полу, куда она его уронила, когда её подкараулил убийца. Окно пожарной лестницы было широко открыто, и они предположили, что именно через него и проникли в дом.

Их беспокоило то, что на этот раз он - или она - был целеустремлён. Слепого скрипача застрелили на улице. На этот раз убийца вошёл в жилое помещение жертвы, что означало то, что это было не просто случайное убийство, а выбранная цель. Это могло означать или не означать, что и предыдущая жертва была выбрана намеренно. В таком случае убийца выбирал цели в разных частях города. Слепой парень в центре города, и вот теперь дама с омлетом в собственной квартире в Калмс-Пойнт.

И на этот раз явной кражи не было. Женские украшения остались в верхнем ящике комода, деньги - в сумочке. По кредитным карточкам её опознали как Алисию Хендрикс. Соседи сказали, что она работает в какой-то косметической компании в «Сити», что означало - через реку и парк. Один из соседей считал, что фирма называется «Бьюти блаш». Но на ламинированной карточке в бумажнике она значилась как торговый представитель фирмы «Бьюти плюс», расположенной по адресу: Твомбли, 165, в центре Изолы, и телефонный звонок подтвердил, что она действительно является сотрудником этой компании.

Продавец сказал ему, что цена машины составляет 74 330 долларов...

«В стандартную комплектацию входит четырёхцилиндровый двухлитровый двигатель V-8 мощностью двести девяносто четыре лошадиные силы...»

Лысый продолжал кружить над машиной, словно ястреб, готовый наброситься на кролика.

«...шестиступенчатая автоматическая коробка передач с повышающей передачей, антиблокировочные тормоза на всех колёсах.»

Мужик не выглядел так, чтобы позволить себе семьдесят четыре бакса, не говоря уже о семидесяти четырёх тысячах...

«...боковые подушки безопасности, установленные на сиденьях, подголовники для головы водителя и пассажира...»

«Каких цветов она бывает?» - спросил Лысый.

«У меня есть таблица», - сказал продавец. «Внешние цвета: топаз, чёрное дерево, полночь, сияние, морской иней...»

Мужик продолжал обходить машину, проводя ладонью по крыльям, капоту, гладким бокам...

«Для интерьеров вы можете выбрать кашемир, лазурь, слоновую кость...»

«Когда я смогу забрать товар?»

«Зависит от того, планируете ли вы покупать или арендовать...»

«Арендовать», - сказал Лысый.

«...и сможем ли мы найти автомобиль в цветах, которые вы...»

«Так уж найдите», - сказал он.

Менеджером по продажам отдела по уходу за ногтями «Глянцевые ногти» компании «Бьюти плюс» был человек по имени Джейми Дьюс. Он был удивлён, обнаружив на пороге своего дома в четыре часа дня двадцать первого июня двух детективов из верхнего города, поскольку на прошлой неделе его уже навещали детективы из Калмс-Пойнта.

«Ужасное дело», - сказал он Паркеру и Дженеро. «Зачем кому-то убивать Алисию?»

Но уже на следующем придыхании он сказал детективам, что Алисии казалось, будто за ней кто-то следит. Вероника Алстон, его помощница, подтвердила это.

«Какой-то жуткий лысый мужик», - сказала она.

«Когда она вам это сказала?» - спросил Дженеро.

«На прошлой неделе?» - сказал Джейми.

«Нет, раньше», - сказала Вероника. Примерно в начале месяца.

«Ну и месяц», - сказал Джейми. «Самый жаркий июнь на моей памяти.»

«Сказала, что за ней кто-то следит?» - сказал Паркер.

«Сказала, что заметила, как этот мужик преследует её, да.»

«Где он её выслеживает, она сказала?»

«Просто следил за ней.»

«Здесь? В этом районе? Или там, где она жила?»

«Она не сказала.»

«Сколько раз она его видела?»

«Раз или два.»

«Она с ним сталкивалась?»

«Нет. Ну, я так не думаю.»

«Она сообщила об этом в полицию?»

«Нет. Ронни? Она ведь не звонила в полицию?»

«Нет», - сказала Вероника.

«Просто упомянула об этом каждому из вас.»

«Да.»

«Кто-нибудь из вас заметил лысых мужиков, караулящих снаружи?» - спросил Паркер.

Они оба покачали головами.

«Знаете ли вы что-нибудь о ком-нибудь, с кем она могла встречаться?» - спросил он. «С каким-нибудь ухажёром?»

«Она недавно рассталась с одним биржевым маклером», - сказала Вероника.

«Вы не знаете, как его зовут?»

«Не полностью. Только Гарольд.»

«Когда это было?»

«Расставание? Примерно на Пасху.»

«С тех пор с кем-нибудь встречалась?»

Джейми пожал плечами.

Вероника тоже.

«Этот Гарольд? Он же не лысый, верно?»

«Я не знаю, как он выглядит», - сказала Вероника и снова пожала плечами.

«Кто-нибудь ещё в офисе может знать его фамилию?»

Оказалось, что знает один из торговых представителей.

Гарольд Саперштейн был мужчиной, как они предположили, лет пятидесяти. Он носил очки и деловой костюм. У него были густые вьющиеся чёрные волосы, что они тоже заметили.

Он как раз выходил из своего офиса, когда его догнали в пять часов пополудни в тот понедельник. Они представились, сказали, что расследуют убийство Алисии Хендрикс...

«Да, я так и думал, что вы вскоре окажетесь рядом», - сказал он.

...и спросили, не будет ли он против ответить на несколько вопросов. Они прошли в парк неподалёку от его офиса. Трое мужчин сели на скамейку, Саперштейн - посередине. Позади них по каменной стене струился водопад. День казался прохладным.

«Расскажите нам, как вы расстались», - сказал Паркер.

«Вы знаете об этом, да?»

«Всё равно расскажите нам», - сказал Дженеро.

«Это были «Страсти» (евангельская драма, снятая Мелом Гибсоном и повествующая о событиях, непосредственно предшествующих распятию Иисуса Христа – примечание переводчика).»

Они подумали, что он говорит о накале их любовных отношений.

«Фильм Мела Гибсона (Мел Колм-Килле Джерард Гибсон, австралийский и американский актёр, кинорежиссёр, сценарист и продюсер, известен антисемитскими высказываниями – примечание переводчика)», - объяснил он. «Я сказал Алисии, что он антисемитский. Она не согласилась. Я еврей, мы поссорились.»

«Так чья это была идея - расстаться?»

«Моей матери. Я живу с матерью. Она сказала, что если мы уже поссорились из-за фильма про фекоктех (приблизительный перевод с идиш: «ерунда», «туфта», «фигня», «фуфло» и тому подобное – примечание переводчика), то это только начало.»

«Когда это было?»

«Примерно на Пасху (древнейший и самый важный христианский праздник, установлен в честь Воскресения Иисуса Христа – примечание переводчика). Когда жара достигала своего пика.»

«Когда вы видели её в последний раз?»

«На Песах (иудейский праздник в память об исходе из Египта, один из трёх паломнических праздников – примечание переводчика). У моей мамы.»

«Вы с ней после этого разговаривали?»

«Да.»

«Когда?»

«Пару недель назад. Она позвонила и сказала, что за ней следит какой-то мужик.»

«И?»

«Она хотела знать, что ей делать. Я посоветовал ей позвонить в полицию.»

«И что она решила?»

«Понятия не имею. Это был последний раз, когда мы разговаривали.»

Некоторое время он молчал. Позади них вода каскадом стекала по стене.

«Я ненавижу Мела Гибсона», - сказал он.

«Это произошло уже давно», - сказал Мейер.

«Лет сорок тому назад или даже раньше.»

«Примерно во время войны во Вьетнаме.»

Женщина, с которой они разговаривали, была Эбигейл Нельсон, директор музыкальных курсов в Школе музыки, танца и драмы Клебера. Ей было около сорока лет, подтянутая женщина, носившая тёмно-каштановые волосы, уложенные в пучок. Синий костюм в полоску, как на банковском менеджере. Бдительные голубые глаза за огромными очками.

Они сидели за длинным столом в канцелярии школы. В комнате стояли шкафы с документами. Поздний полуденный солнечный свет проникал в окна. Внизу, в коридоре, слышалась далёкая музыка из репетиционных залов.

«В шестидесятые годы?» - спросила Эбигейл.

«Вероятно, в середине шестидесятых. Он был во Вьетнаме в конце шестидесятых.»

«Значит, это было раньше.»

«Да.»

«Мы тогда ещё даже не оказались в этом здании. В шестидесятые годы мы находились в центре города, на Сильвермайн-драйв, рядом с Десятой.»

«Рядом с нашей территорией», - сказал Мейер. «Участка.»

«Да», - сказала Эбигейл, не совсем уверенная, что поняла. «Вы сказали, что он играл на скрипке?»

«Да.»

«Алексей Кузьмин должен был возглавлять скрипичный факультет.»

«Да, мы в курсе. Мистер Соболов был одним из его учеников.»

«Тогда Кузьмин был первой скрипкой в филармонии. И дополнительно здесь преподавал. Ваш человек должен был играть на скрипке изо дня в день в течение четырёх лет. Ну, не только на скрипке. Вторым инструментом у него было бы фортепиано, как у всех студентов музыкального факультета, даже сегодня. И, конечно, «Л и М» - «Литература и материалы». А ещё он бы играл в одном из оркестров. Тогда их было всего два - Концертный и Рэп. Сейчас их четыре. И он бы посещал курсы по истории музыки, и - поскольку он был струнным музыкантом - ему бы поручили и камерную музыку.»

«В общем, он был бы занят», - сказал Карелла.

«О да. От наших учеников ждут, что они будут увлечены музыкой. Здесь, в школе Клебера, музыка - или танцы, или драма, конечно же, - звучит круглые сутки, каждый день недели. Уроки, репетиции, выступления в том или ином оркестре... Это жизнь, господа. Это полноценная жизнь.»

Детективы кивнули.

Карелла задумался, действительно ли он мог стать знаменитым актёром.

Мейер подумал, что его дядя Айседор как-то сказал ему, что он хорошо рисует.

Проводя их через комнату, Эбигейл объяснила, что после четырёхлетнего обучения здесь, у Макса Соболова было множество возможностей.

«У нас в городе несколько крупных симфонических оркестров, знаете ли», - сказала она, - «плюс две оперные труппы и три балета. В любом оркестре тридцать, тридцать пять скрипичных стульев - вот и считайте. Восемнадцать скрипок в первом отделении, ещё пятнадцать - во втором. Это тридцать три шанса получить место в любом из городских оркестров. К тому же нельзя сказать, что он не мог подать заявку в оркестр Чикаго, или Кливленда, или ещё куда-нибудь. Хороший скрипач? Да ещё и один из учеников Кузьмина? Его шансы были бы очень высоки.»

Она открыла один из ящиков с документами.

«Будем надеяться, что его записи ещё не упаковали и не отправили в архив», - сказала она. «Соболов, да?»

«Соболов», - сказал Карелла. «С -ов.»

«А. Да», - сказала она и начала рыться в папках. Найдя папку с именем Соболова Макса, она положила её на шкаф для бумаг и открыла. «Да», - сказала она, - «отличный ученик. Его ждало блестящее будущее.» Она сделала паузу, читая. «Но, видите ли, джентльмены, он так и не закончил курс обучения здесь. Он ушёл, проучившись всего три года.»

«Армия», - сказал Мейер.

«Вьетнам», - сказал Карелла.

«Жаль», - сказала Эбигейл.

«Это было довольно давно, вы же понимаете», - говорила им женщина в канцелярии.

Её звали Клара Уитсли. Паркер сначала подумал, что она англичанка - из-за имени и всего остального, и это его слегка взволновало, потому что он никогда не ложился в постель с британской девушкой. Но у неё был явный риверхедский акцент, а он за свою жизнь побывал в постели со многими риверхедскими девушками. Как и Дженеро. Ну, с несколькими, во всяком случае. Они просто слушали её.

«Мы говорим о девушке в подростковом возрасте», - сказала Клара. «Они переходят в десятый класс старшей школы, когда им пятнадцать, а то и шестнадцать лет. Согласно нашим записям, Алисия Хендрикс поступила в старшую школу Хардинга прямо из начальной школы Мерсера, около сорока лет назад.»

«Давным-давно», - мудрёно заметил Дженеро.

«Обычная последовательность: начальная школа Пирса, младшая школа Мерсера, старшая школа Хардинга», - сказала Клара. «У нас записано, что она покинула школу Хардинга в шестнадцать лет.»

«Есть какие-нибудь подробности?»

«У нас не имеется записей на неё, после того как она покинула нашу школу.»

«Похоже, что она поступил на работу», - сказал Дженеро.

«Это ужасно рано для начала работы.»

«Я начал работать, когда мне было четырнадцать», - сказал Паркер.

«У него возникло искушение добавить, что впервые он переспал с девушкой в шестнадцать лет.»

«Знаете», - сказала Клара, - «пока я просматривала досье для вас...»

Оба детектива внезапно уделили ей все своё внимание.

«...я наткнулась на записи о другом Хендриксе. Не знаю, родственники они или нет, но он был здесь примерно в то же время, поступил на год позже.»

«Что у вас на него есть?» - спросил Паркер.

Карл Хендрикс отбывал двенадцатый год из пятнадцатилетнего срока заключения. Ему дважды отказывали в условно-досрочном освобождении - в первый раз за физическое насилие над тюремным охранником, во второй - за то, что он заколол другого заключённого вилкой. Ему было не больше пятидесяти трёх-четырёх, но в шесть тридцать вечера того понедельника, когда он, шаркая, вошёл в комнату, где его ждали Дженеро и Паркер, он выглядел как старик.

«К чему это?» - спросил он.

«Ваша сестра была убита», - вкрадчиво сказал ему Паркер.

«Да?» - сказал Хендрикс.

Казалось, он лишь слегка заинтересовался.

«Когда вы видели её в последний раз?» - спросил Дженеро.

«Это было бы настоящим чудом, если бы я это сделал, не так ли?» - сказал Хендрикс. «Однако я сижу здесь в смятении.»

«Мы задаёмся вопросом, кто это сделал», - сказал Паркер.

«Какая разница?»

«Мы хотим знать.»

«Я не знаю.»

«Когда вы видели её в последний раз?»

«Она приехала на мой сорок пятый день рождения. Принесла мне торт со свечами. Внутри торта не было напильника, как ни жаль.»

Иногда в тюрьме у человека развивается чувство саркастического юмора. Иногда юмор был смешным.

«Когда это было, Карл?»

«Девять лет назад. Я тогда только начал отбывать наказание.»

«В тюрьме все отбывали наказание. Никто никогда не совершал преступления, за которое его осудили. Никто.»

«Девять лет назад», - сказал Дженеро и кивнул, обдумывая сказанное.

Вряд ли Алисия Хендрикс упоминала о том, что девять лет назад за ней кто-то следил. Девять лет - большой срок для слежки за кем-то. Девять лет – то, что можно было бы назвать «целеустремлённым преследованием». Но, на всякий случай, Дженеро спросил.

«Она упоминала, что за ней кто-то следил?»

Хендрикс уставился на него безучастным взглядом.

«Что какой-то лысый парень преследует её?»

«Нет», - сказал Хендрикс и недоумённо покачал головой. «И поэтому вы проделали весь этот путь? Потому что какой-то лысый парень преследовал её?»

«Мы проделали весь этот путь, потому что вашу сестру убили», - сказал Паркер.

«Удивительно, что кто-то не убил её давным-давно», - сказал Хендрикс.

«О?»

«Друзья, которые у неё были. Компания, с которой он якшалась.»

«Что за компания?»

«Половина из них должна сидеть здесь и отбывать пожизненный срок.»

«О?»

«На самом деле, её первый муж отсидел, но не здесь.»

«Муж? Мы полагали, что она незамужняя.»

«Дважды была замужем», - сказал Хендрикс. «Оба раза неудачно.»

«Вернулась к использованию своей девичьей фамилии, верно?»

«Ну а разе не так?»

«Расскажите нам об этих парнях.»

«Первый отсидел в Хантсвилле. В одной из тюрем штата.» (старейшая тюрьма штата Техас, открытая в 1849 году, там же находится камера казней штата – примечание переводчика)

«Это в Техасе?»

«В Техасе, да.»

«Из-за чего?»

«Доставка и продажа кое-чего. Признал вину, отделался двумя годами и штрафом в пять тысяч.»

«Вы когда-нибудь встречали этого удачного дельца?»

«Нет. Алисия рассказала мне о нём.»

«Значит, это должно было произойти не девять лет назад, верно?»

«А?»

«Если в последний раз она приезжала к вам...»

«О. Да.»

«Значит, этот первый муж уже в прошлом, верно?»

«Точно.»

«Когда он отсидел свой срок? До или после того, как Алисия с ним познакомилась?»

«Раньше. К моменту их встречи он уже вышел.»

«Проживал с тех пор здесь?»

«Наверное. Иначе как бы она с ним познакомилась?»

«Это его единственная отсидка? Та, что в Техасе?»

«Насколько я знаю.»

«А как его зовут?»

«Эл Далтон.»

«Эл - от Альберт?»

«Кто, чёрт возьми, знает?»

«А как насчёт второго мужа? На него тоже есть досье?»

«Нет. Почему вы так думаете?»

«Вы сказали, что оба брака были неудачны.»

«Одно никак не связано с другим. Например, я сижу в тюрьме, но я не обязательно неудачник.»

Паркер сочувственно кивнул.

«Но этот второй муж тоже был неудачником, так?»

«В смысле неудачником?» - спросил Дженеро.

«Плохо инвестировал, вроде этого. А ещё он употреблял наркотики.»

«А», - сказал Паркер. «А Алисия?»

«Она баловалась.»

«Ах.»

«Как его зовут? Второго мужа?»

«Рики Монтеро. От Рикардо.»

«Спик (крайне оскорбительное слово для человека из Латинской Америки – примечание переводчика)?» - сказал Паркер.

«Доминиканец.»

«Что за плохие инвестиции?»

«Уточните.»

«Он всё ещё здесь, в этой стране, или вернулся домой?»

«Кто знает? Она развелась с ним, наверное, лет десять-двенадцать назад. Мне он никогда не нравился. Он играл на трубе.»

«Поэтому он вам не нравился?»

«Я ничего не имею против трубачей. Я просто говорю, что он играл на трубе, вот и всё.»

«Так вот в какой плохой компании она ошивалась, верно?» - сказал Дженеро. «Эти два мужа. Эл Далтон и Рики Монтеро.»

«Я не говорил «плохой». Это ваше слово.»

«Вы сказали, что половина её друзей должна сидеть здесь до конца своих дней.»

«Это не делает их плохими.»

«Нет, это делает их хорошими.»

«Я отбываю срок, и я не плохой.»

«Нет, всё, что вы сделали, это зарезали кого-то двенадцать лет назад, а затем зарезали ещё кого-то, прямо здесь, в тюрьме, два года назад.»

«Это вовсе не делает вас плохим», - сказал Дженеро.

«Это делает вас ангелом», - сказал Паркер.

«Вы что, решили меня дразнить? Потому, что я не знаю, кто убил мою сестру, и мне плевать, кто это сделал.»

«Присядьте», - сказал Паркер.

«Присядьте», - сказал Дженеро.

«Расскажите нам, кто были эти её друзья.»

«С давних времён.»

«Про тех людей, которые должны сидеть здесь и отбывать срок.»

«Моя сестра начинала с раннего возраста», - говорит Хендрикс.

«С какого возраста? Баловаться дурью?»

«Всё началось рано. Вы не считаете, что тринадцать - это рано? Вы не считаете, что младшая школа - это рано?»

«Это была школа Мерсера, верно? Вы ведь учились в одной школе, да?»

«Я был в классе на год младше неё.»

«Куда она отправилась после окончания школы?»

«Она нашла работу. Наш отец умер, а наша мать...»

«Чем она занималась?»

«Работала официанткой.»

«Где, вы не знаете?»

«В ресторане по соседству.»

«В каком районе?»

«Лорелвудский район Риверхеда.»

«Это там, где вы жили в то время?»

«Вот где, да.»

«Помните название ресторана?»

«Конечно. «У Рокко».»

«Что вы стали делать после школы?»

«Я попал в тюрьму.»

Детективы посмотрели друг на друга.

«Мне было шестнадцать, когда я впервые сел.»

«Из-за чего?»

«Нападение при отягчающих обстоятельствах. Я всю жизнь то сидел, то выходил. Мне пятьдесят четыре года, и, если я провёл двадцать из этих лет на воле, это уже много.»

«Расскажите нам ещё немного об этих друзьях вашей сестры.»

«Спросите у её мужей», - сказал Хендрикс.

Клинг застрял.

Было уже около восьми вечера, а он всё ещё находился в отделе, переходил от кулера к доске объявлений, поглядывал на стол Кареллы, где тот перечитывал отчёты, пытаясь разобраться в этом проклятом деле. Подойдя к открытому окну, Клинг посмотрел на улицу, на раннее вечернее движение, бросил ещё один скрытый взгляд на Кареллу, вернулся к своему столу, начал печатать, перестал печатать, встал, потянулся, снова начал бродить по комнате, останавливаясь. У этого человека что-то было на уме, без сомнения.

Карелла посмотрел на часы.

«Мне лучше уйти отсюда», - сказал он.

«Мне тоже», - ответил Клинг слишком охотно и сразу же направился к столу Кареллы. «Как дела?» - спросил он.

«Пока ничего», - сказал Карелла. «Но мы работаем над этим.»

«Со временем прояснится», - сказал Клинг.

Пустая болтовня. Совсем не то, что было у него на уме.

«Конечно», - сказал Карелла.

Оба мужчины замолчали. Клинг пододвинул стул и сел. «Не возражаешь, если я спрошу тебя кое о чём?» - сказал он.

Карелла посмотрел на него через стол.

«У меня был серьёзный спор с Шэрин.»

Карелла кивнул.

«Я думал, она крутит у меня за спиной. Оказалось, что она и этот коллега, симпатичный чернокожий доктор, пытались помочь другой коллеге, женщине, которая... в общем, это долгая история.»

«О чём был спор?»

«Шэрин считает, что я её предал.»

«Как?»

«Следя за ней. Не доверяя ей.»

Карелла снова кивнул.

«Ты согласен с ней, да?»

«Я никогда в жизни не следил за Тедди. И никогда не буду.»

«Да», - сказал Клинг. «Но я думал...»

«Как скажешь.»

«Да.»

Ещё мгновение они молчали.

«Она не хочет, чтобы я ей звонил.»

«Вот и не надо.»

«По крайней мере, некоторое время.»

«Она так сказала?»

«Да.»

«Что ж, это хороший знак.»

Он подумал: мужик, ты же не станешь ходить хвостом за любимой женщиной.

«Я хочу, чтобы всё наладилось», - сказал Клинг.

«Тогда убедись в этом», - сказал Карелла.

«Я люблю её, Стив.»

«Скажи ей об этом.»

И снова, и снова, и снова, - думал он.

«Как ты думаешь, когда мне стоит позвонить ей снова?»

«Если бы я был на твоём месте?»

«Да?»

«Я бы звонил ей каждую минуту каждого часа каждого дня, пока она не узнала бы, как сильно я её люблю.»

«Я боюсь, что она...»

Он покачал головой.

«Я боюсь потерять её», - сказал он.

«Скажи ей об этом.»

Клинг кивнул.

Он уже прикидывал, что скажет в следующий раз, когда позвонит.

Олли Уикс всё ещё вспоминал вечер прошлой пятницы. Об ужине с Патрицией и её семьей. Точнее, о том, что произошло на парковке после ужина. Прошла почти неделя, а он всё ещё думал о Патриции Гомес.

По правде говоря, он начал чувствовать себя несколько противоречиво, так сказать. Возможно, потому, что Патриция поцеловала его на ночь в губы. И это после того, как её брат похлопал его по плечу и сказал: «У тебя крутые способности, чувак.» Имелось в виду то, как он играет на пианино. И это после того, как её отец сказал ему: «Мне нравятся мужчины с хорошим аппетитом.» Имелось в виду то, как он ел.

Олли сказал Патриции, что ей не нужно спускаться с ним, что уже поздно, а она ответила: «Эй, я коп.» Спустилась с ним на лифте, коридоры и двери лифта были испещрены граффити, из всех квартир доносилась музыка сальсы. Проводила его до машины и поцеловала ещё до того, как он открыл дверь. В губы. С открытым ртом. И с языком.

Именно поэтому он чувствовал себя так противоречиво, так сказать, в этот понедельник вечером, когда собирался позвонить Патриции, чтобы предложить тихий ужин, который он сам приготовит, наедине в своей квартире.

«Он просто хотел соблазнить Патрицию Гомес?»

«Или это что-то более серьёзное, не дай Бог?»

Он жалел, что у него нет никого, с кем он мог бы обсудить это.

Он жалел, что не знает Стива Кареллу лучше.

Единственным человеком, о котором он мог подумать, был Энди Паркер.

В тот вечер они встретились в девять вечера, чтобы выпить. Паркер подозревал, что Олли что-то не даёт покоя, но не мог понять, что именно, пока Олли не начал рассказывать о великолепном испанском ужине, который он отведал на прошлой неделе в доме Патриции Гомес.

«Ты всё ещё встречаешься с ней, да?» - сказал Паркер.

«Ну, да, время от времени», - сказал Олли.

«Так вот почему ты сидишь на этой своей диете?»

«Какой диете?» - спросил Олли.

«А может, и нет - раз был испанский ужин.»

«Патриция говорит, что время от времени можно отходить от режима.»

«Значит, это была её идея, верно?»

«Нет, нет, это не её идея. Проехали.»

«Тогда чья это была идея, если не её? Если это она может сказать, что можно оставаться на диете, или сходить с неё, то чья это была идея? Папы Римского?»

«Мы говорили о том, что я сброшу несколько фунтов, и что?»

«По-моему, ты потерял гораздо больше, чем несколько фунтов. Я едва узнал тебя, когда ты вошёл сюда.»

«Правда?» - сказал довольный Олли.

«Нужно быть осторожным, так быстро терять вес.»

«Десять фунтов - вот и всё», - сказал Олли.

«Это много. Должно быть, эта девушка имеет на тебя виды.»

«Нет, ну что ты, что ты, хватит. Да ладно. Мы просто видимся время от времени.»

«Пока только так», - сказал Паркер и выразительно кивнул. «Ты пьёшь пиво из-за диеты?»

«В крепком алкоголе много лишних калорий», - объяснил Олли.

«Хочешь ещё пива?»

«Я не против», - сказал Олли.

«Я выпью ещё скотча, если тебя это не оскорбит.»

«Почему это должно меня оскорблять?» - сказал Олли.

«Кто знает, в наше время?» - сказал Паркер и подал сигнал, чтобы ему налили, а затем выпил почти одним глотком. «Слышал анекдот про «кадиллак»?» - спросил он.

«Который из?»

«Если белый человек за рулём белого «кадиллака» - это белая власть», - сказал Паркер, - «а два чёрных человека за рулём чёрного «кадиллака» - это чёрная власть...» Он предвкушающе усмехнулся. «Что означают три пуэрториканца за рулём бордового «кадиллака»?»

«Пуэрториканская власть?» - предположил Олли.

«Групповой автоугон», - сказал Паркер и разразился хохотом.

Олли кивнул, отхлебнул пива.

«В чём дело?» - спросил Паркер.

«Ничего. Почему спрашиваешь? В чём дело?»

«Ты не думаешь, что это было смешно?»

«Не очень.»

«Про групповой автоугон? Ты не думаешь, что это смешно?»

«Я догадался, что это групповой автоугон, ведь это очевидно. За рулём машины могли быть любые три парня, и это был бы групповой автоугон, если бы они угоняли машину.»

«Да, но это было развлечение на троих, что и сделало это групповым автоугоном, а значит, шутка смешная.»

«Ладно, значит, это смешно», - сказал Олли. «Ха-ха.»

«Ты знаешь, что с тобой не так, и это сразу заметно?» - сказал Паркер и ткнул в него пальцем через стол.

«Я вот не сразу понял, что со мной что-то не так», - говорит Олли.

«Да ведь ты же теряешь своё «я».»

«Что?»

«Твою неотъемлемую сущность Олли.»

«И что же это такое, моя неотъемлемая сущность Олли?»

«Твоя способность смеяться над ниггерами (оскорбительное обозначение чернокожих – примечание переводчика), спиками, вопами (уничижительное название итальянцев – примечание переводчика) и киками (этническое оскорбление, направленное на еврейский народ – примечание переводчика)...»

«Я же сказал тебе «ха-ха», не так ли?»

«Да, но через силу. Ты теряешь свой ris de veau (в переводе с французского «сладкое мясо», кулинарное название приготовленных желёз внутренней секреции – примечание переводчика).»

«Что?»

«Твой ris de veau. В переводе с французского это означает «радость жизни». Когда французы говорят, что человек имеет ris de veau, это означает, что он наслаждается жизнью.»

«Жаль, что я не француз.»

«У меня есть ещё одна история, которую я хочу тебе рассказать», - сказал Паркер.

«Что ещё?» - сказал Олли. «Четыре еврея в синем «кадиллаке»?»

«Нет, эта о щенке, который гуляет по железнодорожным путям...»

«Кто он - белый, чёрный или пуэрториканец?»

«Он - маленький белый щенок, а тут едет поезд, и колёса переезжают ему хвост, и он теряет кончик хвоста. И он очень огорчён этим. Тогда он опускает голову на рельсы и начинает от души плакать, не обращая на окружающее никакого внимания. А тут как раз подходит другой поезд и снова переезжает его, на этот раз отрезав ему голову. Ты знаешь мораль этой истории, Олли?»

«Нет, в чём мораль?»

«Никогда не теряйте голову из-за куска хвоста.»

За столом воцарилось молчание.

«Ты меня понимаешь?» - сказал Паркер.

Олли подумал, что, возможно, это была не такая уж хорошая идея.