Обретение стаи

Глава 31. Границы пространства

Сентябрь 2000 года, Город, 35 лет

— И, как всегда, никто ничего не знал! Даже не подозревал! Работнички! Специалисты! — Шефиня выходила из себя редко, но уж если бушевала, то всерьез.

— Вы понимаете, это просто цепь трагических совпадений, — оправдывался Матвей. — Обычно заменой архивов занимается Витя, но в этот раз он болел. А Митя процедуру формально выполнил, но не ожидал, что две архивации могут запуститься навстречу друг другу.

— Да что вы мне сказки рассказываете?! Мити, Вити! Понабрали кого попало, а работать некому!

— Ну, я бы сказал, что инспектрисы тоже не всегда работают идеально, вот недавно…

Шефиня побагровела, но тут же справилась с собой. Но это было ошибкой — напоминать начальнице о ее собственных промахах! Показное шумное негодование «для пользы дела» мгновенно перешло в самую опасную стадию — холодную.

— А знаете что? — Из под ее очков сверкнула безжалостная сталь. — Вы слишком хорошо жить стали, Матвей Александрович. Расслабились и подчиненных своих распустили. В ближайшее время ожидайте в отделе кадровых перемен. Да и сами побудьте пока… на испытательном сроке.

* * *

Передвижки и пересадки не заставили себя ждать. Аделаида и Света вместе со своим странным начальником Русланом пропали, хотя, по слухам, остались где-то в Конторе. Диму уволили по несоответствию занимаемой должности. А Матвея, Виктора и Торика переместили в другую комнату, побольше, где сидел кудрявый смуглый парень с забавным именем Вася Михай.

В отличие от аристократического Матвея, Вася держался со всеми запросто, носа не задирал и был очень компанейским. Неудивительно, что около него постоянно кто-нибудь да крутился. Казалось, Вася не только знает каждого в Конторе, но и давно нашел общий язык, посвящен в фамильные тайны и личные проблемы каждого, а также обладает потрясающим умением раскрепостить практически любого собеседника.

Дверь в их комнату открывалась без скрипа. Вошел Слава, нескладный деревенский паренек, недавно принятый учеником инспектора в соседний отдел.

— Курить будем? — спросил он неизвестно у кого.

— Мне пока некогда, — отмахнулся Вася. — Я весь в отчетах.

— Пошли, что ли, — нехотя поднялся Матвей, — только у меня сегодня нет.

— Эх, что бы вы делали без Вячеслав Сергеича! — нашелся Слава.

Все рассмеялись: молодой и глупый, зато самомнение точно на высоте.

Они вышли, встретили кого-то из клиентов в коридоре, громко поздоровались и даже оттуда донеслось: «Вячеслав Сергеич в этой Конторе — самый главный человек».

— Далеко пойдет! — улыбнулся Вася.

* * *

Зоя теперь часто приезжала к ним в гости. Вика настолько привыкла к этому, что составляла меню на троих и удивлялась, если Зоя не пришла.

Они планомерно заполняли карту пространства души. Наметили контуры областей, где погружений не бывает никогда. Некоторые сочетания параметров просто не позволяли погружаться ни в какие моменты. Засыпание происходило, но путник ничего не видел, лишь спал в темноте и тишине.

Вместе работалось легко. Все-таки у них было много общего: оба — изгои, помешанные на своей науке. У Зои — наука более строгая, академическая. У Торика больше опирается на неясные предчувствия, ожидания и интуицию, причем всему этому Судьба старательно и регулярно придавала нужное направление.

Различия тоже обнаружились. Торик вырос один в семье, поэтому к жизни привык бесконфликтной, пассивной, совершенно не умел всерьез отстаивать свое мнение и вообще бороться с кем-то или чем-то. Его кредо — перетерпеть или уйти, но уж никак не пускаться в бой. Из-за этого даже в их интереснейших исследованиях он быстрее уставал и на некоторое время самоустранялся.

Зато у Зои, девушки маленькой и хрупкой, терпения и жизненной энергии хватало на двоих. С сестрой они вечно конфликтовали и конкурировали. В спорте, который компенсировал Зоину усидчивость, тоже приходилось то и дело отстаивать свои интересы «зубами и локтями». Поэтому Зоя просто бралась и делала свое дело, иногда поглядывая, что успел сделать Торик. Ей нравилось участвовать в проекте. Здесь ее никто не трогал, впереди маячила весьма нетривиальная задача, в запасе у нее оставалось еще много гипотез, а уж тащить по жизни свою тележку ей было не привыкать.

В итоге дела хоть и медленно, но двигались. Очень примерно они обозначили предполагаемые границы пространства — там работать было сложно: погружения получались нестабильно. Поэтому решили пока исследовать среднюю часть, постепенно размечая сетку погружений все гуще. Погружались оба, по очереди — так достигалась максимальная эффективность. Чаще всего погружения получались обычными: Торик или Зоя оказывались в определенных сценах своего прошлого. Но иногда возникали странности, и объяснить их пока не удавалось.

В редких погружениях путник оказывался в начале новой сцены, а потом соскальзывал к другому известному месту. Оно словно притягивало его.

Однажды Торик словно попал внутрь льдинки, где ничто никуда не двигалось и выглядело странно и неестественно, эдакий замороженный миг его жизни. Незначительный эпизод лыжной прогулки с родителями, когда Торик неловко поскользнулся, скатываясь с горки. В реальной жизни он упал. Но здесь, в погружении, не было ни начала прогулки, ни даже начала падения. Лишь самый-самый момент поскальзывания, когда он одновременно удивился (ах, не ожидал!) и испугался.

Вот в этом кратком миге и оказывался теперь Торик. Он не падал дальше. Он даже толком оглядеться не мог. Мир вокруг был наклонен (видимо, голова уже повернулась), глаза смотрели на отставленную лыжную палку, которой он все еще пытался оттолкнуться и выровняться, не допуская падения. Где-то сбоку видна лыжня и краешек папиного лыжного ботинка на зеленой лыже. Краешек своей лыжи, темно-красной, почти коричневой, с непонятной, но гордой надписью ровными буквами «Марий Эл». Истоптанный снег. Засыпанные снегом деревца. Вот и вся картинка с горизонтом, заваленным градусов на тридцать. И все это, вместе с ощущением неизбежного близкого падения, замерло навсегда.

Торик так и висел в этом мучительном состоянии, пока не проснулся.

— Это уже не события, а брызги событий, — сказала Зоя, когда он рассказал ей о том, что видел. — А почему именно питомник?

— На пути между школой и домом располагался питомник плодовых деревьев, огромный, как парк. Летом посторонних туда не пускали, а вот зимой можно было ходить на лыжах. Мы даже от школы туда ходили.

— Надо же, а мы с отцом обычно катались в посадках.

— И с сестрой?

— Ты что! Лиана считала лыжи пустой тратой времени.

— Хм… — улыбнулся Торик. — Мне казалось, это ты у нас всегда находила себе занятия.

— Ога, есть такое дело. А у нее зато всегда были мальчики. Чуть ли не с детсада…

* * *

В другой серии погружений — Зоя в тот день не пришла — Торик попал в точку, где время вроде бы шло как обычно, зато сама реальность оказалась странной. Начнем с того, что погружения обычно относились к детству или юности, а тут он увидел себя сидящим на работе в «Оптиме», рядом сидели знакомые дамы. Все как обычно. Вот только совсем рядом с Ториком, на соседнем стуле, сидел дядя Миша. Совершенно живой, словно и не умер девять лет назад. С привычной скептической улыбочкой, с горбом, в неизменно серой железнодорожной форменной рубашке, он сидел за компьютером — еще одна странность! — и пил чай из серебряного подстаканника, держа его, как всегда, лишь тремя меньшими пальцами.

Дальше стало совсем странно. В настоящей «Компьютерной», где работал Торик, столы стояли по периметру, а середина комнаты была пустой, хоть танцуй. А теперь сразу же у плеча дяди Миши виднелась ветка рябины с ягодами, но ствола у дерева не было. Ветка нелепо торчала прямо из пустой середины комнаты, и дядя Миша, видимо, тоже ее ощущал, потому что привычно подернул плечом, словно стряхивая эту ветку с плеча, как некую помеху. Торик еще успел посмотреть в окно, где проглядывалась зима, и снег шел крупными хлопьями, и подумать «а как же рябина?» и тут же вывинтился в привычную реальность…

Вынырнув, Торик с трудом отдышался, как после кошмара. Понадобилось время, чтобы осознать реальность реальности, в которую он вернулся. Что такое он видел? Что это вообще было? Он сходит с ума? Вика заметила: «Ты кричал во сне. Раньше такого не случалось. Что-то страшное увидел?». Он смог только кивнуть и судорожно, одним залпом, выпил полчашки оставшегося электролита, почти не почувствовав соли.

Его никто не пугал, не угрожал, просто… В погружениях все так ярко и реалистично. И это радует, если сама та реальность реальна. Если же ты начинаешь видеть глюки, то при таком уровне правдоподобия не возникает никаких сомнений, что ты сошел с ума. И вот это — страшно. Раньше Торик даже не предполагал — насколько.

* * *

Зоя пережила множество обычных погружений, но странное увидела лишь однажды.

Обычный семейный завтрак. Отец собирается на работу, а они за столом допивают кофе. Сидят втроем: Зоя, ее сестра Лиана и… еще одна Зоя?! Все непринужденно жуют, прихлебывают, обмениваются колкостями, все как всегда. Зоя-набюдатель пытается получше разглядеть третью девушку. Она вроде бы такая же, но есть и отличия. Спина у нее прямее, черты лица более определенные, а горбинка носа, которая у настоящей Зои еле прослеживается, у той выпирает гораздо сильнее. Все это вместе придает ей выражение уверенности в себе. А вот Зоя слева вполне обычная. Слегка затравленный взгляд, самую малость, но все же заметно: готова заполучить очередную взбучку или едкую фразу от сестры…

* * *

— И вот я там живу и не понимаю: что это было? Откуда? Третьей сестры у нас никогда не было, тем более настолько похожей на меня.

— Может, это визуализация твоего представления об идеальной себе?

— Не знаю. Упражнениями по визуализации я, конечно, занималась. Но меня интересовало достижение целей, а не переделка себя. У меня хватает положительных сторон.

— Да ты вообще молодец.

— Спасибо, — она улыбнулась и даже слегка порозовела. Похоже, хвалили ее в этой жизни нечасто. — Знаешь, о чем я подумала?

— «Не пора ли нам подкрепиться?» — спросил Торик, подражая голосу Винни-Пуха.

— И это тоже. Понимаешь, три погружения со странностями уже нельзя списать на ошибки или неточности метода.

— Плюс у меня еще парочка раньше была. Помнишь, рассказывал про зеркало?

— Это когда из обычных воспоминаний тебе открылся… портал в неведомое?

Он кивнул, а она продолжила:

— Получается, мы чего-то не учитываем. Какого-то дополнительного фактора. И хорошо еще, если этот фактор один…

— Насколько я понимаю, душа умеет в ответ на воздействие отправлять нам не только воспоминания.

— Логично, это же не магнитофон для записи нашей жизни. При болезни или под воздействием разных веществ бывают всякие видения.

— Это да. Хотя… Не представляю, для чего эволюции это понадобилось.

Зоя улыбнулась:

— У тебя случайно нет знакомого биолога? А то бы спросили.

— Инга наверняка могла бы раздобыть нужный экземпляр.

— Да ладно, я пошутила. Возможно, это не запланированная функция, а какой-нибудь побочный краевой эффект. Стекло, например, везде прозрачно и правильно передает очертания предметов, но на краях чего только не увидишь.

— Рефракция по краям души? — усмехнулся Торик.

— Скорее, аберрации канала связи или интерфейса к нему. Да что угодно может быть. Пока понятно одно: в этих случаях мы попадаем в аномальные точки. А это признак того, что пространство души неоднородно, нелинейно.

— Так это же здорово!

— В теории — да, — вздохнула Зоя. — А на практике можно всю жизнь потратить, понемногу делая сетку погружений все гуще, но так и не пройти каждую точку пространства. А вдруг нужная точка была совсем рядом, но мы просто в нее не попали?

Оба помолчали. Потом Зоя выпрямилась и посмотрела на Торика с каким-то новым выражением. Одна бровь у нее чуть приподнялась, а губы слегка поджались, будто она собирается свистнуть. Он усмехнулся:

— Выкладывай! Тебя явно осенила свежая идея.

— Знаешь, у нас в Универе был один препод, Виталий Сергеевич, он меня очень многому научил. И не только по специальности, но и в плане подхода.

— Например?

— Отстранение от задачи. Не можешь решить задачу? Представь, что ее решает кто-то другой. А ты просто подошла — постоять, послушать, дать умный совет. Иногда так лучше получается.

— Диванный критик?

— Вот-вот.

— И что ты придумала?

— Даже теоретически, нельзя погрузиться в каждой точке, поскольку на любом отрезке точек бесконечно много.

— Мы только что об этом говорили, разве нет?

— Мы жаловались на трудности, но решения не видели. Геометрически, чтобы охватить все точки отрезка, надо пройти весь отрезок. Понимаешь? Отрезок, а не точку.

— Мне еще в самом начале приходила такая мысль. Именно поэтому я не просто выставляю частоту, но и задаю девиацию — частота плавает, охватывая все значения рядом. Это позволяло задавать частоту не идеально, но все равно попадать в точку погружения, если она близко.

— Этого мало, Торик. — Она посмотрела на него с сочувствием. — Попав туда, ты все равно останешься в точке. Вот если бы погрузиться в стабильной точке, а уже из нее начать двигаться в сторону…

— Ты хочешь не просто «стоять» в этой точке, но еще и «ездить» из нее в другие места? А это не слишком для спящего человека? Мозг для этого вряд ли приспособлен.

— Ладно, пусть не рулить в своем погружении, но хотя бы дать возможность компьютеру снаружи по заданной программе корректировать наше положение.

— Как можно передвигаться во сне?

— У меня есть пара идей. Но надо будет считать и пробовать.

— Ты не перестаешь меня удивлять! Когда успела-то?

— Только что, пока обсуждали.

— И как?

— Если пространство души нелинейно, его нельзя рассматривать просто как карту местности. Правильней изучать его как фазовое пространство. А там свои свойства, уравнения и законы.

— Допустим. А как двигаться-то?

— Ты слишком спешишь. У меня еще нет ни модели, ни поля, ни теории этого дела, а ты уже просишь практические выводы! Покажи мне музыку, над которой сейчас работаешь.

— Нет, я не люблю показывать неоконченные вещи.

— Вот оно! — Она подняла палец. — Вот и я тоже не люблю. Это неправильно. Вещь надо воспринимать готовую, а не в виде полуфабриката. Согласен?

— Да, но… я же сгораю от любопытства.

Она посмотрела на него снисходительно:

— У меня пока только наметки. В фазовом пространстве можно рассматривать векторы. И либо менять их направление, либо просчитывать, куда покатится точка, если ее «встряхнуть». Можно придать ей момент движения, создавая в этом поле небольшую разность потенциалов. А можно «приподнять» точку, чтобы ей было легче скатываться куда нужно.

— Ух ты! И ты все это можешь сделать?

— Сделать-то не проблема. Главное — чтобы сработало, ну и… — она обезоруживающе развела руками, — ничего там не сломать.

— В смысле? — Он ошарашено взглянул на нее. — А мы можем что-то сломать?

— Запросто. Либо само пространство души, либо наши с тобой мозги во время погружений. Там ведь все очень тонко, на самом деле. Сломать одно или другое было бы фатально!

Торик отшатнулся, осознавая последствия. Да уж! В первом случае человек мог бы утратить связь с душой. Да что уж там ходить вокруг, да около — утратить САМУ душу. Конечно, люди часто говорят, что он или она — бездушны, что у них нет сердца, черствая душа. Но это все просто слова, обороты речи. А если на самом деле… Последствия непредсказуемы.

Другую картину представить получалось куда проще. Псих, не осознающий себя, пускающий слюни, пожизненный «овощ», психушка на всю жизнь… Бр-р! Только не это!

— Но… — Торик не сразу нашелся, что сказать. — Но такого ведь не должно случиться, правда?

— В теории — не должно. — Зоя говорила вдумчиво и размеренно, невольно напомнив ему сейчас Ольгу. — Однако точный ответ смогут дать лишь…

— …новые эксперименты, — закончил он мысль привычной формулой.

* * *

— Ну, а что тут такого? — Вика искренне недоумевала. — Ты же знаешь, я ко всему подхожу основательно.

Торик припомнил, как в младшей школе она рвала новые тетради одну за другой, когда делала единственную ошибку в домашней работе. Он тогда зашел к Семену в гости и в первый раз ее увидел.

— Есть такое у тебя, — наконец, признал он.

— А что может быть важнее, чем найти подходящего спутника жизни? Согласен?

— Да я не против, что ты письма пишешь. Может, и правда подходящего найдешь. Я про твои таблички. Будто не переписываешься, а в домино играешь!

Крылышки ее носа начали раздуваться. Так, пора менять тему, пока не разругались!

— Да они же все одно и то же спрашивают: где живешь, кем работаешь, далеко ли от Москвы, есть ли братья-сестры и домашние животные… И что, каждый раз все это сочинять заново, да еще на английском, который у меня и так не очень? Ты же не будешь за меня письма писать?

— Не буду.

— Ну вот, приходится самой. Собираю любовные пазлы, вот как я это про себя называю.

— И как успехи?

— С этого и надо было начинать, а не придираться ко всякой ерунде!

— Не обижайся.

— А мне именно обидно — и что ты говоришь, и как ты это говоришь. Нормальные у меня успехи. Восемьдесят семь кандидатов отпали, одиннадцать пока на плаву, шесть отложены на перспективу.

— Ого, и правда все серьезно!

— Ну а я о чем? Тут нельзя просто так. Я на другое удивляюсь.

— Мм?

Она посмотрела на него чуть прищурившись.

— Почему ты сам не хочешь попробовать? Английский у тебя в разы лучше моего, ты умный, разговаривать умеешь на разные темы, не то что я: «Лондон — столица Парижа».

— Тут есть небольшое различие, Вик. Иностранные мужчины часто ищут себе русских жен. А вот чтобы наоборот — иностранки искали экзотику, такое редко бывает. Ну и… я вроде пока не ищу себе даму сердца.

— Да это понятно, у тебя Зоя есть.

— Зоя? Нет. Она не в моем вкусе, честно говоря. Зато хорошая подруга и такая же увлеченная, как я. Сама знаешь.

— Ой, правда. В прошлый раз четыре часа сидела, клавишами стучала, без еды, и даже без чая. Я думала, хоть в игрушки рубится — не-а, она совсем как ты. Сидит, формулы свои ворочает, алгоритмы заплетает.

— Она уникальная. Знаешь, она погружается в проект глубже, чем я.

— Так я и говорю: два сапога пара. А куда Катю свою дел? Поругались? Хочешь, я к ней схожу, объясню ей все по-человечески?

— Катя… Знаешь, все-таки нет. Нам с ней хорошо было, но… то время прошло. А за предложение спасибо.

— Мне несложно. Просто… осталась между всеми нами недосказанность. Пришла молчком, забрала вещи… Может, решила, что у тебя новая девушка.

— Не обязательно, Вик. У нее и своих проблем тогда навалилось. Ладно. Так тебе помочь с письмами-то?

Оценивающий взгляд. Работа мысли. Уступка.

— Ну давай. Вот тут, посмотри. Что он хочет узнать, я не поняла? Эй! Опять?! Ты чего смеешься?

— «Викусик»?! — Торик понял, что ехидства ему не сдержать. — Ты себя так называешь?

— А что? Меня папа так звал в детстве — я привыкла. И ящик себе такой сделала.

— Вик, ты уверена, что хочешь, чтобы все это видели?

— Да кто все-то?

— Весь обитаемый мир, всего-то!

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

А впереди у нас часть третья — «Полет в глубину».