Однажды звездной ночью

ИЮНЬ 1980 ГОДА, ЗАМАНИХА

Речка Заманиха особенная. Она подчиняется причудам погоды как никакая другая. В июльские жары пересыхает чуть ли не до самого донышка. А в июньские и августовские грозы наполняется бурливой водой, выходит из берегов и размывает такие плесы, что небось только на Волге и увидишь. Человеку, который убил… словом, фигуранту, речка Заманиха частенько казалась существом живым, со своим смыслом и норовом. Она могла такого накуролесить, что все планы рыбаков или охотников летели к чертям. И она же могла делаться пособницей, потворницей, верней помощницей, словно иногда ее обуревала та же удаль, что и человека, словно и она иной раз норовила обставить привычные, надоевшие законы, начудить, загадать загадок побольше – неразгадываемых загадок! – и при этом гордилась собой так же, как человек.

К числу таких вот загадок относилась необъяснимая переменчивость скорости ее течения и очертаний русла. Там, где вчера вода еле-еле двигалась, так что напоминала ленивое зеркало, а не реку, сегодня она могла нестись как бешеная, волоча коряги, вывороченные с землею комья травы и целые кочки, то и дело ввинчиваясь в глубину водоворотами. И даже самые привычные рыбаки и охотники, выросшие на берегах Заманихи, вроде бы знающие ее фарватер как тропинки через родной огород, неожиданно налетали на мель или хватались за голову при виде неузнаваемо, непредсказуемо изменившихся берегов. Она могла в одну ночь подняться на пять метров, а днем понизить свой уровень на десять, и приходилось утром плыть вровень с вершинами увалов, а вечером, возвращаясь с рыбалки, ползти чуть ли не по дну.

Как только не пытались объяснить причудливость, дерзость норова Заманихи! Еще мальчишкой фигурант слышал множество старушечьих рассказок о том, с чего Заманиха такая. Среди этих легенд одна была самая пугающая и трагическая.

Говорили, будто лет сто назад, а может, даже больше какой-то охотник крепко любил дочку пчеляка, жившего на другом берегу и державшего там свои многочисленные ульи и омшаники. Частенько, когда отец уходил в лес, охотник переправлялся через речку Заманиху, отправляясь на свидание со своей красавицей. Меж ними уже все было сговорено, однако приплыл как-то в деревню на своей утлой лодчонке молодой коробейник, и дочка бортника прельстилась его черными очами и вольной повадкою. Как ни образумливал ее охотник, девушка все же отреклась от него. Отец был на стороне охотника, слывшего человеком зажиточным, но его уговоры и даже побои не устрашили красавицу. Тайно меж влюбленными было условлено, что, расторговавшись в соседней деревне, находившейся ниже по течению Заманихи, коробейник заберет девушку с собой. Отец и жених заперли ее в погребе, однако она умудрилась выбраться оттуда и побежала через лес к тому месту, где ждал ее возлюбленный. Отец, старый и немощный, в конце концов махнул рукою, рассудив, что счастье единственной дочери ему всего дороже. Но не таков был охотник. Он выследил красавицу и тайком последовал за ней. И вот она добежала до Заманихи и встала на крутом берегу, глядя, не покажется ли вдали лодка коробейника.

Луна взошла и осветила реку. По серебряной лунной дорожке плыла, плыла лодочка, на веслах которой сидел темноглазый красавец, распевая о том, что сейчас заберет он возлюбленную и навеки увезет ее от постылого да немилого.

Больше охотник не смог терпеть. Сорвал с плеча ружье и выстрелил в спину той, которой лишь вчера клялся в вечной любви. Девушка упала в реку и утонула. Следующим выстрелом был сражен ее молодой любовник. Его унесла лодка, но, говорили, умер он не сразу и, прежде чем испустить дух, успел проклясть своего убийцу и весь его род. Предсказал охотнику гибель в реке, а также предрек, что в каждом поколении будет Заманиха забирать себе в жертву кого-то из его потомков.

При звуках этого проклятия, не в час, видать, произнесенного, речка дико взъярилась и вышла из берегов, словно хотела прямо сейчас подмыть тот откос, на котором стоял убийца, и забрать его с собой. Однако он успел скрыться в лесу и на сей раз остался жив.

С той поры прошло немало лет, охотника давно уж нет на свете, никто и не упомнит, погиб ли он от чужого самострела, или дикий зверь его заломал, или своей умер смертью. А может, и проклятие коробейника сбылось. Забыли о том люди! Но когда Заманиха выходит внезапно из берегов, говорят, она ищет обещанную жертву, норовя подстеречь ее в самый неожиданный миг. Но тащит в свои омуты любого и всякого, кто бы ни попался ей в тот роковой час.

В старину говорили, что это гибнут потомки охотника, убившего свою возлюбленную выстрелом в спину. Но поскольку с той поры все роды в деревне не раз перемешались, уже трудно понять, берет Заманиха себе в дань проклятого или праведного, правого или виноватого…

Фигурант не больно-то верил старым сказкам, а знал только, что речка Заманиха особенно любит чудить после дождей. Вот как раз такая пора установилась и теперь, а потому фигурант рассчитывал воспользоваться привередливостью Заманихи и с ее помощью уйти от могущей быть погони или слежки.

Мотор его старенькой «казанки» тарахтел себе и тарахтел, а между тем фигурант размышлял, что подумал и почувствовал Бушуев, когда читал его письмо. В том, что оно пришло по назначению, фигурант не сомневался. Еще вчера пришло – он видел, каким неуемным жаром горели глаза оперативника Бушуева, как его трясло от чуть сдерживаемого охотничьего азарта. Он небось всю ночь нынче не спал, ожидая и торопя сегодняшнее утро! И в который раз фигурант пожалел, что его талант неуловимого преступника расходуется на таких примитивных людей, как Ванька Бушуев.

Ну что он собой представляет? Обыкновенный цепной пес, натасканный громко лаять, хапать неосторожного, но до настоящей ищейки ему далеко. Разве способен он оценить такого противника, какого дала ему судьба? Да никогда в жизни! Ведь что для него анонимка? Именно что анонимка, не более того: информация человека, который пожелал остаться неизвестным. А ведь если бы Бушуев был настоящей ищейкой…

Нет. Фигурант самодовольно усмехнулся. Не в том дело, ищейка Бушуев или сторожевой пес. Он, фигурант, – тот самый колобок, который от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от зайца ушел, и от волка ушел, от медведя ушел – и даже уйдет от такой, например, хитрой лисы, как Аглая Анатольевна Камышева, главный эксперт-криминалист области, которая специализировалась именно на почерковедческих экспертизах.

Фигурант получил несказанное удовольствие, когда, перед тем как сесть за стол и создать свой шедевр-анонимку, достал вырезку из прошлогодней газеты «Владимирский рабочий» и прочел интервью с Камышевой, которое касалось как раз криминалистического исследования письма. Аглая Анатольевна чрезвычайно интересно рассказывала о том, что почерк формируется в течение всей жизни, это не просто манера писать разборчиво или неразборчиво, но система сложных двигательных навыков, обусловленных деятельностью нервной системы человека. Поэтому криминалисты, обращая внимание на грамматические, лексические и стилистические признаки письма, прежде всего смотрят на индивидуальные, неповторимые приметы самого почерка. Среди них исследуется выработанность – способность пишущего пользоваться системой скорописи; наклон почерка (признак неустойчивый, он часто меняется в целях маскировки); разгон почерка (то есть манера написания букв может быть размашистая, средняя и сжатая); размер (высота букв); связность (написание определенного количества букв в одном слове без перерыва движения); нажим (ну, при письме шариковой ручкой это не характерная примета!), а также многие частные признаки.

Фигурант не сомневался, что он виртуозно изменил все общие приметы своего почерка. И если кому-то взбредет в голову положить рядом его собственноручное заявление о приеме на работу (свободный образец почерка) или написанный под диктовку текст (экспериментальный образец) и сличить с ними анонимку, то эксперта ждет глубокое разочарование. Выработанный почерк заявления характеризуется свободным, уверенным выполнением письменных знаков, не сопровождается остановками, извилистостью штрихов и лишними движениями, которые как раз отличают маловыработанный почерк человека, не привыкшего писать. А более дрожащей, неустойчивой руки, чем в письме, отправленном Бушуеву, трудно найти! Правда, соответствовать такому почерку должна и неуверенная манера выражения мысли. Тут фигурант, наверное, немного оплошал: стиль письма изобличает не рамолика, который с трудом ручку в пальцах удерживает, а человека трезвомыслящего, сообразительного. Ничего, тем более сложную загадку придется решать Камышевой… а в том, что письмо когда-нибудь дойдет до главного эксперта, фигурант не сомневался. Интересно, вспомнит она тогда свое интервью «Владимирскому рабочему», которое послужило таким отличным учебным пособием для анонимщика?

В основном фигурант – береженого бог бережет! – старался изменить частные признаки своего почерка: ведь они отражают особенности движений руки при написании отдельных букв, их элементов и межбуквенных соединений. С этим, конечно, было справиться труднее всего, потому что частные признаки почерка очень устойчивы, трудно контролируются при письме и, как правило, сохраняются даже при умышленном изменении почерка.

Ну, заявляя это столь безапелляционно, Аглая Анатольевна, конечно, поторопилась! Фигурант мог бы поспорить, что не зря потел весь вчерашний вечер. Никакой системы в соединении букв, в последовательности движений, в направлении их и так далее и тому подобное усмотреть было невозможно! Буквы брели кто в лес, кто по дрова, некоторые вычурные, с несвойственными его обычно сдержанному почерку финтифлюшками, другие – угловато-прямолинейные, опять-таки чужеродные.

Фигурант от всей души надеялся, что письмо будет тщательно исследовано. Он просто жаждал этого, мечтал. И бесконечно жалел, что не узнает результатов процедуры, которая называется «криминалистическое исследование письма». Не сообщат ему об этом, потому что никому и в голову не придет его заподозрить. Вообще он от души надеялся, что с этим обыском Ванька Бушуев увязнет в таком дерьме, что не скоро отмоется. И не факт, что вообще оттуда выберется!

Хотя, с другой стороны, если бы он не знал заранее, что обведет вокруг пальца всю бригаду криминалистов, он бы не ввязался в эту авантюру с ограблением сберкассы. Ох, ну почему, почему здесь не найдется ему достойного противника? А впрочем, он обдурил бы даже Шерлока Холмса, факт!

Фигурант встряхнул головой, прогоняя рассеянность и отвлеченные размышления. Миновал примерно час пути, следовало сосредоточиться.

Направо остался рукав, который вел к любимому месту рыбалки Петра Манихина. Отсюда он привозил такой улов…

Интересно, попалось хоть что-то сегодня на его переметы?

А вот свернуть бы сейчас в этот рукав да и расположиться для своего дела именно там, куда обычно приезжает Манихин…

Это, конечно, будет верхом глупости. Наглость штука хорошая, но переходить границы не стоит: удача, как известно, не любит, когда ее пытают до бесконечности.

Он погнал «казанку» вперед, то и дело озираясь по сторонам, дивясь прихотливо изменившимся откосам и склонам и выбирая достаточно плоский и отлогий бережок. Ему вполне подошла бы сухая песчаная отмель…