— Мужчина, оставьте в покое девушку! — Спокойный голос Фролова вторгся в разыгрываемый спктакль и сломал режиссерский замысел.
— А ты кто такой? Она твоя что ли? — Самодеятельный режиссер был сильно недоволен.
— Она гражданин моей страны и заслуживает вежливого обращений с ней.
— Это как?
— Не хочет она с вами идти, так и нефиг силу применять, — Петру было слегка наплевать, что они говорят о присутствующей девушке в третьем лице. Она тоже не рвалась влезать в диалог двух попутчиков.
— А то что? — Подвыпивший молодой мужчина был готов к любому раскладу. Тем более, что где-то там была компания его единомышленников. Но Фролову удалось его удивить.
— Я сейчас милицию вызову, она с вами разберется.
— Ты серьёзно⁈ Ты совсем дурак? Короче, вызывай милицию! — И хулиган сел на лавочку напротив своей жертвы. Место на лавочке вроде только что была занята, а вот уже свободно. Чудеса!
— То есть вы не отстанете от девушки по-хорошему?
— Не отстану. Еще и тебе морду набью. Сейчас парни подтянутся, пожалеешь, что влез.
Фролов молча встал со своего места, положив сумку на лавку, а потом спокойно прошёл к выходу из вагона, где на стенке висел аппарат связи с машинистом.
— Локомотивная бригада, меня слышно?
— Слышу вас хорошо, что случилось? — Донеслось из-под пластиковой решетки.
— Шестой вагон (этот номер был указан на бирке аппарата), вызовите наряд милиции — хулиганят.
— Ждите! — А потом уже на весь вагон и все прочие вагоны разнеслось по поездному радио, — Наряд милиции, пройдите в шестой вагон!
— И чо? Чертила, ты думаешь, сейчас к тебе милиция прибежит? — Потенциальный нарушитель порядка и разбиватель Фроловской морды был настолько выше всей этой активности, что даже не помешал Петру в его манипуляциях. Пётр спокойно перешагнул через его ноги и сел на своё место. Планов бить морду, размахивать пистолетом или еще как-то героически спасать невинную деву не было. Раз уж её не продолжили похищать.
Ситуация подстегнула всеобщее обсуждение. Народ удивлялся, что в наше непростое время нашелся человек, вставший на защиту чужого человека. Удивлялся, что поездная связь работает. А потом еще пуще удивился, когда пришел наряд. Аж целых два милиционера зашли и были направлены указующими перстами к лавкам, где почти разразилось побоище. Рыцари закона произвели опрос свидетелей, но ничего записывать не стали. Дубинки, наручники и боевые газы тоже не понадобились. Нарушителя спокойствия повели куда-то, и самое приятное — им назначили не Фролова, а того подвыпившего наглеца. И то верно, когда налицо конфликт, то милиция как правило записывает в виновники того, от кого пахнет.
Тула, практически родной для Петра город, выскочила из темноты и распахнула свои объятия. Причем не одному Петру, вместе с ним в эти самые объятия были оформлены девушка-попутчица, хулиган и вся его компания как фактор давления на пассажиров. Осуществляли объятия пятеро местных милиционеров, как выяснилось, заранее вызванных по рации. По перрону шли плотной группой, идущая рядом спасенная девушка комментировала вполголоса: «Сроду бы не подумала, что такое может произойти. Их вызвали, они пришли и всех повязали! Я решила — буду поступать в училище МВД!» Фролов промолчал на это, да и не нужны были никому его реплики. Вдруг, и в самом деле эта юная девушка станет борцом за справедливость? Не все борцы должны выступать в полутяжелой или тяжелой весовой категории, кто-то может и головой граждан защищать.
В Линейном Пункте милиции у всех проверили документы, причём пистолет у гражданина Фролова не выявили. А потом тут же, при задержанных начали опрос потерпевшей и свидетеля на предмет определения состава преступления. Достаточно быстро выяснилось, что преступление как бы не произошло — милиция рано прибежала, так что ни мордобоя, ни оскорбления действием, даже за коленки девушку гад не хватал! Только за плечо и то недолго.
— Так может, они матерились в вагоне? Публичная нецензурная брань — нарушение общественного порядка! — Подсказывал милиционер.
— Не было этого.
— Как не было?
— Да вот так, обошлись граждане хулиганы без мата.
— Совсем?
— Ага.
— А если вы скажете, что матерились, то в протоколе будет указано, что имело место нарушение общественного этого. Ну ведь матерились? — Милиционера было даже немного жалко, административка и пятнадцать суток сами себя не нарисуют. — Вы поймите, в противном случае мы будем должны этих тогда отпустить.
Да уж, отпускать банду на волю — реально противный вариант. Разговор велся при «этих», которые сидели и стояли в дежурке тихо, как мышки или сурикаты, и в режиме реального времени наблюдали, как им «шьют» правонарушение. Весь алкоголь давно выветрился, сейчас парням было очень грустно оттого, что следующие две недели будут вычеркнуты из их жизней и вписаны в их личную историю страданий. Или нет?
— Товарищ прапорщик, ну как я могу сказать, что они матерились! — Фролов и сам чуть не плакал. Вот сейчас не соврет, а ему потом выходить в вечернюю темень на разборки с отпущенными хулиганами.
— Гражданка потерпевшая, ну хоть вы скажите, они матерились?
— Нет. — Сказала и опять сжала челюсти.
Прапорщик, бывший за главного в Линейном Пункте милиции на Транспорте, в первый раз повернулся к задержанным лицом:
— Скажите спасибо этим сердобольным гражданам! Не захотели они вас топить, а то бы я… Свободны! — И махнул рукой. А сам остался.
На перрон бывшие задержанные, несостоявшаяся потерпевшая и свидетель выходили одной плотной группой. Сорваться на побег в принципе можно было, но Фролов не хотел терять лицо. А еще оставлять незнакомку один на один с преступниками. Они вместе свернули в полутёмный проход, ведущий к стоянке автобусов и такси.
— Спасибо вам большое! Век не забудем! — Обступившие Фролова молодые мужчины освещяли переулок своими счастливыми лицами.
— Да чего там. Но да, не забывайте. Водка зло, в следующий раз еще хуже подвести может вас.
Пожав друг другу руки, молодые люди разбежались по сторонам. Вот только что стояла на углу большая группа, и нет никого. Девушка покрутила головой, ища своего спасителя, а того и след простыл. А как же благодарность? Так хотелось сказать этому мужчине, что он… Сбежал, козёл такой!
Козел такой уже подбегал вприпрыжку к своей «Ниве», к своей жене. На ходу он сочинял объяснение, почему так задержался с поезда, искал слова благодарности за то, что Лена его дождалась… Ничего путного не придумал и рассказал всё, как есть.
— Ну и молодец, что вмешался. А я паспорта заграничные на всех получила! И нам телефон провели! — Лена не считала, что оставлять в беде людей правильно, так что не стала пилить мужа за его гражданскую позицию. Да и бесполезно взрослого человека переделывать. Маленького хрен переделаешь, а уж этого…
— О как! А чего не сказала? Позвонила бы на работу с нового аппарата!
— Ну да, ты же мне свой телефон оставил.
— Ой. Вот я осёл! — Сказал мужчина, только бывший козлом, но не знавший этого. — Здорово, теперь будем на связи. Блин, телефон хорошо, жалко даже, что в Москву перебираться будем. Такое жилище оставлять…
— Даже не знаю, радоваться или огорчаться твоим словам. Фролов, мы уже переезжаем? Ты что-то придумал?
— Да нет, я на будущее. В перспективе. С другой стороны, телефонизированный дом стоит дороже. И на охрану его поставить можно. Точно!
— А если охрана найдет твои «левые» стволы?
— Лен, они же не обыск будут делать, а сигнализацию протянут. Но да, мелкашку, которая над прихожей спрятана, лучше будет временно убрать в сейф.
Дом невелик, а стоять не велит. Тем более такой невеликий в полторы сотни квадратов, прямо особняк по тутошным меркам. Пётр на секунду завис — он вспомнил, что особняками называют дома, стоявшие не на улице в ряду таких же, а наособицу и в уникальном архитектурном стиле. А тут целый квартал плюс-минус похожих домов. Какой уж там особняк! Но всё равно дом добротный и большой, просто ради возможности постройки такого жилища стоило снести это… которое СССР. Или нет? Короче, под такие размышления в субботу винтовка была убрана в сейф, чисто на всякий случай.
Лена прошла инструктаж насчет того, что она тут прописана и имеет право заключить договор с Вневедомственной Охраной на подключение дома к сигнализации. За что Фролов любил супругу, так как раз не за что-то, а просто так. А её способность держать в голове кучу всяких важных вещей он просто и без затей обожал. Пётр не сомневался: дважды проинструктированная по порядку пользования охранной системой, она не будет забывать ставить дом на охрану и снимать его с неё по возвращению с прогулки или из магазина. И не забудет код подтверждения. И не пойдет мыть руки вместо того, чтоб нажать на специальную кнопку по приходу домой. Все те моменты, по поводу которых он не был уверен в себе, Лене он их доверял с чистой душой.
В Москве, как и в Туле, тем временем весна уже отвоевала оперативный простор, солнышко порой жарило как… как в мае, до которого было рукой подать. Утром, выйдя из дома в сторону метро, Фролов неожиданно нагнал свою давешнюю случайную спутницу по метро.
— Привет! Так ты и в самом деле тут живешь?
— Здрассье! А что, были основания не верить?
— Ну, я думал ты меня клеишь так неумело. — Фролов вел беседу максимально расслабленно и свободно. Не потому, что женщинам нравятся именно такие подонки, которые не проявляют заинтересованности, нет. Просто в данной ситуации он и был тем самым подонком, разговаривающим с молодой женщиной или девушкой без задней мысли и переднего интереса.
— Ха, я клею? Кстати, меня Наташа зовут!
— Это здорово! Тогда меня: Пётр. — Он не мог объяснить, почему Наташа — это здорово, но обижать спутницу не хотелось, надо было как-то что-то проявить. При всем известной способности Фролова к эмпатии, это было максимумом. Ну и первое, что пришло в голову.
— Петь, ты же водишь машину?
— Вожу. А что?
— Поможешь мне сегодня?
— Что случилось?
— Случилось? Я права получила. А Ласточка стоит возле офиса. Здесь спокойнее было, безопаснее в плане угонов. Так что сегодня поеду домой на ней первый раз. Кстати, могу и тебя подбросить.
— А помощь в чём?
— Посиди сбоку, подстрахуй, а? А то немного страшно.
Пётру показалось, что подозревать в данном случае подставу было бы уже совсем глупо. Кто он такой, чтоб ставить на него такие капканы? Не в смысле медовых ловушек, а с применением технических средств и всяких автомобилей. Он даже загадал — если у Натальи какая-то крутая иномарка — откажется. Если хорошая тачка, тогда да, тогда подстава.
— Что за автомобиль? Ты говорила, что купила, но не говорила марку.
— Так я тогда и имя своё не говорила. Ты, между прочим, даже не поинтересовался им. Гад такой. — И неожиданно пхнула в бок локтем.
— Был уверен, что наша встреча случайна и сиюминутна. Ничего серьезного не планировал.
— А сейчас планируешь?
— Так я и сейчас женат.
— Сволочь ты, мог бы и соврать.
— Ага, был бы сволочь потом.
— Потом это потом. А пока дал бы время нормально помечтать. — Наташа вздохнула. И было непонятно по модуляции выдыхаемого воздуха, смирилась ли она с ситуацией, или планирует её разруливать тем или иным способом.
— Ну вот такой я бесполезный человек. Так что, помощь еще требуется?
— Да. У меня машина стоит около Дома радио.
— Это где? Это как?
— Напротив Новокузнецкой большое желтое здание, да видел ты его сто раз!
— Ага, вспомнил. Так что, во сколько встречаемся и где?
— В полседьмого возле зеленой «Девятки». Ты же интересовался маркой моей машины.
— Вот прямо возле зеленой-зеленой? А то у вас женщин всё не как у людей. Говорите «зеленая», а там какое-нибудь море перед штормом. Или зеленовато-красный цвет по факту.
— Петя, всё в порядке, зеленее не бывает.
Договаривали они уже в метро под шум подъезжающего поезда. А потом уселись в вагон и привычно заснули как москвичи, знающие цену каждой минуте. Еще Экклезиаст говорил: «Время жать и время сеять. Время спать в вагоне и время бежать по эскалатору…». А потом оба синхронно вынырнули из-под земли в пучину московской деловой суеты, «и сея пучина поглотила обоих». Чтобы вы не подумали никакой ерунды — прощальных поцелуев или замираний рука в руке на краткое мгновение, длившееся, кажется, целую вечность, не было. У девушек пока нет в голове мыслей, что можно проявлять инициативу, а Фролов мысленно уже сражался с ветряными мельницами системы МПС. Он их не боялся не только потому, что те неповоротливы и изначально спроектированы не как летальное оружие. Просто Пётр знал слабые места данных объектов инфраструктуры и был готов бить исподтишка, в спину и даже по гениталиям. Ну, если представить на минутку, что у мельницы есть гениталии.
Уже в понедельник Карасюку пришла в голову гениальная идея проводить с техотделом планёрки. Пётр про себя даже выматерился, его все эти планёрки и совещания достали вусмерть еще на станции и на заводе. Но что поделать, если у лиц начальствующих головы работают в одном направлении? Когда скучно и не знаешь, чем заняться — назначь совещание. Когда из заоблачных высей требуют усилить контроль или повысить эффективность — назначь регулярные совещания. Когда кажется, что подчиненные слишком вольготно себя чувствуют — назначь это самое. И ладно бы по делу и фрагментарно по самым острым вопросам. Так нет, чуть не каждый вагон, попавший в ремонт, надо было разжевать. Явно дядьке нечем заняться, а игры на компе еще не стали тем тотальным поветрием… Или стали? Тогда надо срочно установить пару-троечку на начальственный комп. Тем более, что по традиции самые сильные и дорогие машинки ставят не тем, кто на них работает, а директорам, чтоб статус подчеркнуть.
Уже под занавес очередного совещания прозвучало:
— Да, Фролов, навертел ты дел.
— Не понял, Владимир Иванович.
— Да что непонятного, соскочили с темы молдаване. — Эстетика бандитской лексики всё глубже входила в речь бомонда и топ-менеджмента, еще не знающего этот термин «топ-менеджмент». — Пытаются съехать с базара, как нынче стало модно выражаться. И всё потому, что кто-то зарядил слишком серьёзные требования к вагонам.
— А мне кажется, дело в том, что кто-то хотел «поиметь» нашу компанию. Наверняка считали, что проедут по ушам руководству, потом замажут денюжкой отвечающего за приёмку человека. А потом такие: «Читайте договор! Вы подписали, мы передали, эксплуатируйте и плачьте!»
Фролов по своей доброй традиции не сильно углублялся в дипломатию. Он всем её направлениям предпочитал «дипломатию канонерок». Это когда диктуешь условия с позиции силы. Что его сделало таким негибким: пистолет под мышкой или косая сборка ремесленника-Демиурга? Я не знаю, решайте сами. В одном я уверен — этот человек решительно неспособен научиться поддакивать начальству, учить бесполезно. Ему и в голову не приходило, что разговаривать с начальством с позиции силы невозможно по определению. Он всё равно пытался.
— Может и так. Ты загранпаспорт уже сделал?
— Так точно.
— Вот и пусть будет. Не к молдаванам, так к каким-нибудь киргизам придётся ехать. А то и казахам.
— К казахам не хочу.
— Что так?
— Злые они после того, как Россия у них север оттяпала.
— Это верно. Ну да там видно будет. Вагоны нужны.
— А новые не вариант?
— Дорого. Чуть не пятьдесят тысяч долларов за штуку, я уже узнавал.
— Пока по-божески, — ни с того, ни с сего ляпнул Фролов. Что-то его прямо как толкнуло сказать это.
— Думаешь, будут дорожать?
— Как производство начнут восстанавливать, так и вагонов нехватка образуется. К тому времени МПС как раз все старые вагоны порежет. Возить продукцию в чём?
— Интересный прогноз. Надо будет думать. А про старые вагоны — тут тема нарисовалась одна нехорошая. Но это потом, пока рановато.
На этом совещание закончилось. А по поводу нехорошей темы Фролов был уже в курсе, ситуацию обрисовали Дима и Лёша. И касалась она как раз одного восставшего из мёртвых. Совместно с железнодорожниками и пользуясь своей крышей начальство Фролова еще до его прихода замутило одну прикольную схему. И вот сейчас близилась развязка.
Если говорить кратко, то не одному Фролову пришло в голову, что отслужившие свой срок вагоны можно реанимировать. При этом, имея ресурс Министерства Путей Сообщения, всё делалось легально: из запаса доставались самые живые вагоны, доводились до ума, а потом им официально продляли срок службы. Всё здорово, всё по-честному. Мало этого, вагоны даже были выкуплены у МПС по остаточной стоимости, слегка отличающейся от стоимости металлолома. И один из вагонов сейчас шёл своим ходом в порожнем состоянии на одну из станций Свердловской дороги в адрес вагонного депо. Шёл не по своей воле, его возвращали туда, где он обрёл вторую жизнь оттуда, где вагон чуть не обрел вторую смерть. Проще говоря, к вагончику было много вопросов.