Огнем опаленные

ЗДЕСЬ ПО НОЧАМ СТРЕЛЯЮТ

Состав задержался в пограничном городке Рава Русская, и во Львов поезд пришел уже глубокой ночью.

Виктор сдал чемодан в камеру хранения и вышел на привокзальную площадь. Не терпелось пройтись по улицам города.

Перед демобилизацией он долго колебался, прежде чем назвать город. Домой, в Москву, где все будет напоминать о Вале? Нет, только не туда.

Друзья, уехавшие раньше него, писали: «Приезжай к нам во Львов. Город чудесный». Виктор так и решил: «Поеду во Львов».

И вот он впервые идет по его улицам.

Здание вокзала разрушено, все в лесах, огорожено деревянным забором. «Начинают ремонтировать», — подумал он, выходя на площадь.

— Стой! Документы! — раздалось в тишине, и свет фонарика ослепил глаза.

— Опусти фонарь.

— Документы! — еще строже прозвучал голос из темноты.

— Вы здесь с ума, что ли, посходили, — проворчал Виктор, доставая из нагрудного кармана документы. — В войну играете?

Виктор разглядел в темноте силуэты трех военных с автоматами. «Видимо, патруль», — подумал он. И вдруг выстрел. Пуля цокнула по мостовой где-то совсем рядом. Фонарик погас.

— Вот сволочи! Держи документы и иди на вокзал, — проговорил один из патрульных.

И все трое бросились на звук выстрела. Виктор побежал вместе с ними.

— Ты куда? — прокричал один из них.

— Я с вами.

— Иди на вокзал!

— Ничего. Потом.

Вместе с патрульными Виктор обошел все дворы близ привокзальной площади. Нигде никого. Словно и не было выстрела.

Полуразрушенные, давно пустующие дома смотрели в черноту ночи разбитыми окнами.

— Все равно не найти, — проговорил один из патрульных. — Разве в этих развалинах можно ночью кого разыскать. Тут и днем трудно пройти. — Он обернулся к Виктору. — Ты что за нами увязался? Шел бы лучше на вокзал, дождался там утра.

— Что у вас здесь происходит? Кто мог стрелять?

— Бандиты. Бандеровцы. Ночью вылезают из своих щелей. Прохода не дают. Увидят кого в военной форме — стреляют. Увидят свет фонарика — стреляют; знают, что фонарики только у патрулей. Раньше, бывало, все по темным углам, а теперь до такой наглости дошли — у вокзала стали стрелять.

— Разрешите, я с вами пойду. Не хочется в этих развалинах сидеть до утра.

— Как хочешь. Только смотри, могут и подстрелить.

— Ничего.

«Совсем молодые солдаты. По первому году служат. Напорются на выстрел, как пить дать. Ишь как расцокались своими сапогами», — думал Виктор.

Они шли по улицам. Иногда заходили в какой-нибудь подъезд перекурить и вновь шагали по звонким в ночной тишине булыжным мостовым.

Начало светать. Солдаты переговаривались между собой. И по их разговорам Виктор окончательно решил: «Первый год служат, на фронте не были. Совсем еще дети. И воспоминания их детские».

Виктор задумался… «Какие у меня были события? Много их было. Разные. Первый прыжок в тыл — событие, первый бой — событие. Расстрел в белорусской деревушке? Да… есть о чем вспомнить…»

Совсем рассвело, и Виктор, попрощавшись с патрульными, зашел в садик. Сел на скамейку. Вспомнил весну сорок четвертого…

Только что прибывшие свежие части разгружались на станции и форсированным маршем шли на юго-запад. Застревали танки, самоходки. Мощные трехосные грузовики «студебеккеры» беспомощно крутили колесами, только перемешивая грязь. Солдаты буквально на руках вытаскивали их, ставили на твердую почву, но они тут же вновь застревали. Техника и обозы встали. А «царица полей» все шла и шла вперед. Противник, отступая, огрызался. Временами в лесах постреливали бандеровцы, и их вылавливали уставшие и обозленные солдаты. Но вот где-то у Ковеля наткнулись на мощную оборону противника. А бой принять уже не могли. Техника, боеприпасы отстали. Чтобы избежать лишних потерь, решили отойти, оставив прикрытие. Вызвали коммунистов-добровольцев. Сохранившиеся патроны, гранаты — все отдали остающимся. Задача стояла одна: задержать немцев хотя бы на полдня.

Виктор тоже решил остаться. Он вырвал из ученической тетрадки лист бумаги и написал: «Прошу принять меня в ряды партии…» Потом аккуратно сложил листок вчетверо и пошел искать парторга.

Примером для Виктора всегда были коммунисты. К ним домой часто приходили друзья отца. Это были чекисты школы Дзержинского, партийные работники. Виктор часами готов был слушать споры этих людей. Стать похожим на них было заветной мечтой Виктора. И вот теперь, уходя, быть может, в последний свой бой, он принял решение.

Заняли оборону у просеки — только тут и могли пройти немецкие танки.

Две противотанковые пушки поставили уступом. Между пушками, в окопах, залегли добровольцы.

Четверо с противотанковыми ружьями, пятеро с ручными пулеметами. Остальные с автоматами. Всего двадцать человек.

Все спешно окапывались. Немцев пока не было.

Но закончить работу им не дали…

Сначала в воздухе появилась «рама». Она не спеша прошлась над просекой, развернулась и, почти задевая верхушки деревьев, пошла обратно, поливая пулеметным огнем артиллеристов, затем взмыла над полем, развернулась и вновь двинулась на артиллерийские позиции.

Из-за холма показались четыре танка. За ними во весь рост шли автоматчики. Никто не стрелял. Молчали наши, молчали и немцы.

А потом началось… Виктор видел, как, словно из-под земли, выскочили к своим пушкам артиллеристы, ударили по танкам, открыли огонь противотанковые ружья, сухо застрекотали немецкие автоматы, танки открыли с ходу огонь. Виктор отложил в сторону автомат и, тщательно прицеливаясь, бил из винтовки по головному танку, стараясь попасть в смотровую щель водителя. Вокруг танков вздымались фонтаны земли — били наши артиллеристы. Отдельные снаряды попадали в танки, но те продолжали лезть вперед, обстреливая наши артиллерийские позиции.

Виктор не заметил, как это произошло — немецкий танк вздрогнул, теряя гусеницу, повернулся боком, а от второго снаряда, пробившего бортовую броню, задымил и сразу вспыхнул ярким факелом. И тут же вспыхнул второй танк. Остальные два попятились, развернулись и скрылись за холмом. Пехотинцы залегли и короткими перебежками стали тоже отходить за холм, унося раненых.

Наступила тишина. Виктор огляделся. Только теперь он заметил, что пушка, которая стояла левей просеки, подбита. От расчета остался один артиллерист с окровавленной повязкой на голове. Справа от Виктора, уткнувшись в бруствер, лежал пулеметчик. Остальных ему не было видно.

Виктор переполз к соседу, забрал у него ручной пулемет, запасные диски и пополз обратно к себе — все-таки пулемет лучше, чем автомат и винтовка.

Передышка длилась недолго. Вновь полезли танки, пошла пехота, начался бой…

Артиллеристам удалось подбить еще один танк, но тут же выполз другой и навалился на их пушку…

Одна за другой замолкли огневые точки…

Немецким автоматчикам удалось пройти лесом и неожиданно ударить с фланга. Наши начали отходить. Но отходить было уже почти некому. Когда проскочили просеку и залегли, осталось четверо. Раненный артиллерист, два автоматчика и Виктор…

Только на следующий день они добрались к своим. Виктор как свалился в окоп, так и заснул. Его разбудили, когда приехал из политотдела фотограф.

Пришли товарищи, друзья. Поздравляли. А на следующий день Виктору вручили кандидатскую карточку.

Этот день Виктор очень хорошо запомнил.

Вспомнился ему и другой день… 9 мая 1945 года. К 8 мая боевые действия окончились, и Виктор вместе со своей частью расположился в небольшом городке километрах в пяти от Эльбы. Целый день бродили по окрестным полям, ходили к Эльбе смотреть на американских часовых, радовались весеннему теплому дню, свежей траве, такой необычной тишине, возможности ходить открыто по городу, не опасаясь выстрелов из окон, с чердаков, из-за каждого угла.

Вечером умаявшиеся ребята быстро заснули. Не спал только Виктор — болела рана, полученная во время прорыва немецкой бронетанковой колонны из Берлина. Он тогда попал в медсанбат. На раздробленную ступню наложили гипс.

А через день приехали друзья и сообщили, что они уходят к Эльбе.

С ними и удрал Виктор — вылез через окно, сел в «виллис» и уехал. Вот теперь и не мог заснуть. Боль была не острой, но все же она не давала покоя. Он уже привык к ней и знал, что, если долго лежать не шевелясь, нога занемеет, боль утихнет и он заснет.

Виктор уже засыпал, когда на улице раздался шум моторов, началась стрельба.

Все вскочили и в потемках, опрокидывая мебель, хватаясь за оружие, побежали на улицу.

Натянув гимнастерку, Виктор схватил автомат, гранаты и тоже выскочил вслед за всеми.

На улице горело несколько машин, бежали немцы.

В городке было много советских войск. Со всех сторон били из автоматов, рвались гранаты. Немцы шарахались из стороны в сторону, попадали под огонь, вновь шарахались, стараясь прорваться на западную окраину города, к дороге, ведущей на ту сторону Эльбы, к американцам.

Только к утру перестрелка стихла. Уцелевших и сдавшихся в плен немцев отправили на восток.

…А утром 9 мая хоронили своих товарищей, погибших в этом ночном бою. Молча стояли у братской могилы солдаты, отдавая последний долг товарищам, которые прошли вместе с ними от Москвы до Эльбы.

В этот момент из соседнего леса, где располагался полк связи, мощные динамики донесли долгожданную радостную весть из Москвы — фашистская Германия капитулировала!..

С того дня прошло немногим менее двух лет… Виктор сидел на лавочке в парке напротив Львовского университета и вспоминал… тот далекий 41-й год… первый день войны… дорогу от Москвы до Берлина… товарищей…