Огненный всадник

Глава 5 ЗАБОТЫ ЯНУША РАДЗИВИЛЛА

Огромный и тучный, как медведь, с пшеничными усами и выстриженным на макушке уже наполовину седым, некогда янтарным чубом, гетман Януш Радзивилл смотрелся значительно старше своих сорока двух лет. Он тоже, словно жених, восседал во главе стола своего кабинета с серебряным кубком легкого кенигсбергского, или крулевецкого, как угодно, вина. Однако в Вильне было не до веселья. Глубокие морщины испещряли высокий лоб гетмана, глаза опухли, словно после бурной пьянки, но лицо было бледным, как мел. Десять нахмуренных полковников угрюмо сидели на высоких стульях вдоль стола. Все внимательно слушали недобрые вести, зачитываемые гетманом.

— У нас на руках достаточно точные известия о перемещении московской армии, — глухо звучал в притихших хоромах голос гетмана, — 9-го июня царь давал отпуск под Дорогобуж воеводе Большого полка князю Черкасскому со товарищи, а 10-го и сам выступил из Вязьмы, пославши в Русь к гетману Богдану Хмельницкому свое государево жалованье золотыми на все войско запорожское. 10-го июня царский стан был в селе Семлеве, в двадцати верстах от Вязьмы. 11-го в веске Чеботове, в двадцати верстах от Семлева. Все эти вески, милые мои спадары, на большом смоленском тракте. Получено известие о сдаче Невеля воеводе Шереметеву, которому отсюда же послана была царская грамота «с похвалой». Из Дорогобужа между тем писали, что наши части пришли в веску Березникову, что в двадцати верстах от Дорогобужа. Царь велел Дорогобужскому воеводе Петру Шереметеву идти с сотнями и сотней рейтар на наших людей, которые спешно отступили, ибо мало их было слишком. 12-го июня царь уже в Болдине, в монастыре, в десяти верстах от Дорогобужа, а 13-го прибыл в Дорогобуж, под которым его встретили бояре и воеводы с полками, большим, передовым и ертаульным. На следующий день получено известие о добровольной сдаче города Белого. В тот же день, оставив в Дорогобуже воевод Несвицкого и Пущина, пошел царь из Дорогобужа к Смоленску. Это, паны мои любые, на востоке. На юге казаки Золотаренко вторглись в Гомель.

— Бои идут в городе, но замок оккупантам взять не удается, — продолжал гетман, — там у нас гарнизон в две тысячи человек из наемных немцев, венгров и рота татар. Добрые солдаты. Они продержатся долго. Хуже со Смоленском. Гарнизон там немногочисленный, около пяти тысяч был, хотя тоже добрый: есть пушкари хорошие, польская пехота Мадакаского и Дятковского, немецкая пехота Корфа, казаки, гусары. Однако, по расшифрованным письмам Обуховича, тамошняя фортеция в крайне запущенном состоянии, и помочь им нечем. Старобыховскую фортецию вновь осадили казаки Хмельницкого. Но из-под стен города приходят пока добрые новости: немногочисленный гарнизон с успехом отбил первый штурм, сделал удачную вылазку, оставив груды неприятельских трупов под стенами города, и взял пленных. Но как долго быховцы там продержатся — один Бог ведает.

— Короля просить надо людей дать! — громко сказал великий подскарбий Винцент Гонсевский, который до сих пор тихо сидел, подперев чистый высокий лоб рукой, глядя в стол.

— Короля? — гетман поднял на товарища тяжелый взгляд. — Уже просил. Дзякуй великий! Помог. Прислал из обещанных пяти тысяч жавнеров около четырех тысяч, что сейчас расквартированы в Менске. Так из-за якобы плохого жалованья эти бандиты ограбили синагогу и церковь, грозят поднять бунт. Я отрядил людей, пусть им заплатят за то, чтобы вернулись в Польшу. Лучше бы таких помощников вообще не было. Еще просить короля?

Желваки на красивом лице Гонсевского заиграли. «Вовремя платить солдатам надо!» — думал он, бросая сердитые взгляды в сторону гетмана. Смоленский князь Гонсевский был уверен: виноват в том, что проворонили войну с царем, только один Януш Радзивилл с его постоянными усмешками да шутками в адрес «неуклюжего медведя» Алексея Михайловича.

— Сколько же у нас в наличии сил сейчас? — спросил кто-то.

— По реестру регулярная армия Княжества насчитывает 11 261 человека вместе со мной, — горько усмехнулся гетман, — а по сообщениям наших соглядатаев и шпионов, армия царя Романова содержит до 300 000 ратников, стрельцов, казаков и наемников. Это истинное нашествие! Ни единого не было подобного, — покачал головой гетман, — даже у Батухана в 1240 году было в три раза меньше. И то шороху сколько навел! Полякам даже досталось тогда от него.

Все опустили головы, словно на похоронах. Стало так тихо, что с улицы были слышны голоса людей, и можно было разобрать, что они там говорят.

— И вот еще, — гетман повернул лицевой стороной лист, в который так задумчиво долго глядел, — это царская грамота, которую московиты сейчас рассылают везде перед своим появлением. Сей лист, панове, призывает покориться государю Московскому с обещанием беспрепятственно отпустить в Польшу всех тех, кто захочет сохранить верность королю Польши и Литвы Яну II Казимиру Ваза. Православным царь обещает защиту от произвола католиков. Какого произвола? То царя спросите. И уже есть шляхтичи, что перешли на сторону Московии в Дорогобуже и Рославле, городах, которые уже заняли царские войска. Мстиславль, как мне известно, будет пытаться сопротивляться Трубецкому, но не думаю, что долго. У них даже замок все еще из дерева! Сгорит от каленых ядер, как полено в очаге! Слишком мал гарнизон Мстиславля, и слишком большое войско у царя.

Гетман смял лист в могучей ручище и отшвырнул мятый комок в сторону.

— Вот эти вот филькины грамоты, — гневно указал в сторону улетевшего смятого листа бумаги Радзивилл, — почему-то до сих пор на некоторых действуют! Будто забыли литвины, как умеют выполнять свои договоры московские цари! Еще ни один мир, с ними заключенный, не был выполнен до конца! Ни одно перемирие они не дотерпели! Немедля отписать такие разъяснительные грамоты и разослать по армии и шляхте!

— Но ведь вы, пане, еще не великий гетман, чтобы отдавать такие приказы. Вас пока не утвердили сеймом на посту! — возразил Винцент Гонсевский.

— Утвердят, — гневно блеснули глаза гетмана, — никуда не денутся! Кто-то же должен командовать армией во время войны! Не этот же полоцкий выскочка Сапега, который только и думает, что о своих купеческих грошах, да как бы угодить королю! Надо срочно формировать силы на подходах к Смоленску, чтобы не дать врагу углубиться в нашу территорию. Главные силы царя идут именно по смоленскому направлению. Я очень надеюсь на Обуховича, но даже если к ним присоединится Архангел Михаил, долго они все равно осаду не выдержат: армия царя, оставив осаду в своем тылу, скорее всего, обойдет город и пойдет на Дубровну, где, по всей вероятности, они соединятся со второй армией князя Трубецкого. Вероятно, речь идет не о завоевании, как это было в предыдущих войнах, лишь восточной территории, но завоевании всей Республики и, возможно, самой Польши. Не зря с мая месяца между Московией и Швецией шли тайные переговоры о захвате всей Речи Посполитой. Шведы отказались участвовать в этой войне из-за того, что царь не захотел уступать им ни пяди территории Литвы. Хотя это уже неважно. Польша ввязала нас в войну с Хмельницким, кого, наоборот, нам поддержать требовалось бы, а теперь мы вновь в дураках, нас опять бросил король решать свои проблемы самим.

Гетман отпил из кубка. Нервно постучал по столу толстыми пальцами.

— Нас тут пока мало, мы не сейм, но я предлагаю выработать секретную, пока что не официальную стратегию на ближайшее будущее. Огласке не подлежит, все пока держать в тайне. Згодны, панове?

— Згодны, пан, — кивали головами явно заинтригованные полковники.

— Помните, милые мои паны, старую русскую легенду о Змеиных валах в земле Руси? Как запряг князь Радар Змея в плуг да вспахал землю, делая межи между своими землями и землями князя Ляха. Напомню, что князь-кузнец Радар — это наш Радзивиллов предок. Ну а чей предок князь Лях — и без объяснений понятно. К чему прибаутка та? Да к тому, что сами наши праотцы велели с ляхом границу возводить да отдельно жить. Каждый народ — сам себе король. А мы — унию с Польшей хотим! Оно, может, в Ливонскую войну и оправдано сие все было, но не сейчас, спадары мои добрые. А сейчас мы одни, без ляхов бьемся, поэтому план мой в том, чтобы нейтрализовать в будущем Люблинскую унию вообще!

— Как?! — зашевелились удивленные полковники. — Речь Посполитую распустить?

— Так, панове, — успокоил всех вытянутой ладонью гетман. Все смолкли, устремившись взглядами на Януша Радзивилла. Что же задумал этот всегда храбрый и хитрый гетман?

— Если все пойдет как сейчас, то смысла в едином государстве с Польшей я зараз не вижу. В чем был смысл единой республики сто лет назад? Выступать вместе против врагов во время войн! Но сколько было за эти годы войн? Польша нам редко помогала, но всегда заставляла участвовать в собственных нескончаемых конфликтах то со шведами, то с турками, то с русинами, то с московитами. Вспомните 1600 год! Войну за Инфлянты! Нам нужна была та война? Нет! Такое Литве не подходит. Так ведь?

— Так, — закивали все головами.

— А между тем, — продолжал гетман, грозно обведя всех тяжелым взглядом, — наш восточный сосед совсем не изменился со времен Золотой Орды. Как шли эти гунны уперто на запад воевать, так и продолжают идти. И все им мало. Булгарию волжскую захватили, Казань, Астрахань — захватили. Но и этого им мало! Новгород захватили, Псков! Тоже мало! Курляндию и Ливонию хотели захватить! Уже и там узрели свои исконные земли! Теперь вот и на нас опять войной идут. И если не отобьемся, панове, то и будет нам, как той Казани, Астрахани, как Булгарии, как Новгороду, как Пскову… То бишь полный гамон, панове. Згодны?

— Так, пане, — закивали все головами.

— Не на запад надо теперь смотреть, а на север. Пусть Польша живет сама по себе, а мы сами по себе. Но нам без союзника сейчас не обойтись. Верно говорю, панове?

— Как?! Польшу бросать?! — удивлялись одни.

— Верно, пан! — кричали другие. — Ляхи нас никогда не уважали!

— В эти трудные дни, — продолжал гетман, — предлагаю биться теми силами, что есть, но если войска царя московского захватят все наши восточные города и устремятся на столицу, вступит в действие наш тайный план, план союза не с Польшей, а со Швецией. Литва — наполовину лютеранская страна, а Швеция — сильнейшая лютеранская держава. Ее армия, пожалуй, лучшая в Европе. Посмотрите, как живут под протекцией Швеции финны, ингры, немцы и латыши в Риге, немцы Померании, эсты и водь в Эстляндии и курши в Курляндии! Что, плохо, скажите, живут? Нет же! Добро живут, и шведы, в отличие от наших братьев-поляков, не так ревниво и капризно заставляют подчиняться своей воле, своей церкви и своим порядкам, своему языку. В каждой шведской стране все по-своему, но войско везде одно, везде может дать отпор врагу. С нашей обнищавшей армией мы рискуем стать частью Московии и повторить судьбу Новгородской республики, которая из процветающего края ныне превратилась в унылую периферию. Прощай все наши свободы и привилегии! Уж лучше под Швецию пойти, но выжить да союзника сильного приобрести. Наши предки готы гепиды пришли из Швеции. Угодно Богу — туда же и вернемся. Каково?

Полковники шушукались. Видно было, что многим идея с союзником в лице Швеции нравится, но сомнений также было слишком много.

— Тут вот какой вопрос, — вновь подал голос Гонсевский, задумчиво дергая себя за рыжеватый ус, — что шведский король захочет за помощь нам в войне? Какие условия выдвинет?

— Какие бы ни выдвинул, — махнул рукой гетман, — все же лучше, чем погибать на царской плахе! Если попросит шведский король Жмудь ему отдать, то и отдадим. Вон, Рига ушла в Швецию, так что? С Ригой у нас отношения тесные и бойкие остались! Торгуем через рижский порт. Надо кому поехать учиться в Ригу — пожалуйста! А ведь вроде как другая страна, Швеция!

— Так долго и упорно создавали союз с поляками, и вот так развалить его? К шведам переметнуться? — спросил некто.

— Да к чертям такой союз! — уже не вытерпел другой полковник. — Мы же не таким этот союз видели! Мы же хотели, чтобы равным он был! А ляхи нам свою политику постоянно навязывают! Мы через них с братьями русинами воевать должны были, а те с нами, как с ляхами! Тьфу! — полковник плюнул в сердцах. — Еще гетман Хадкевич, царствие ему небесное, хотел послать короля и шляхту его куда подальше.

За столом поднялся гомон. Кто-то протестовал, кто-то соглашался. Шляхтичи бурно обсуждали план гетмана.

— Тише, панове! — прервал всех Радзивилл. — Тут я слышал мнение одно, словно мы вот жили-жили, да что-то нам не понравилось! Нет же! Все нам нравилось бы, если бы не война эта! Ситуация сложная, какой не было даже во время Ливонской войны. Тогда, в Ливонской войне всем миром Московию обуздали, вторгнувшуюся в Ливонский Орден, а тут армия более грозная только на нас одних и идет, и никого, чтобы помочь нам. Нужно срочно Ватикан о помощи просить. Пусть Рим поможет. Францию призвать, Англию! Если надо, то со Швецией унию заключить, а не понравится, то выйти или перезаключить! Ведь вопрос стоит так: быть или не быть нашему государству, если с таким огромным войском на нас Московия идет!

— Я за предложение гетмана, — выкрикнул широкоплечий полковник и первым решительно поднял руку с булавой. Подняли и все остальные. Только полковник Маяковский сидел, сцепив пальцы, да Гонсевский колебался. Они были единственными католиками среди присутствующих лютеран и православных, и им горестно было слышать слова гетмана о разрыве с Польшей, а значит, и с Ватиканом.

— Панове! — чуть не плача, произнес Гонсевский. — Разве Люблинская уния, Корона, присяга королю — это пустой звук для вас? Мы же присягали! Где честь ваша, паны ясновельможные?! Неужто вот так просто предать своего же короля, за которого мы все, или почти все, голосовали?!

Радзивилл поднялся из-за стола. Его огромная фигура нависла над всеми, словно Юпитер взирал с небес на своих подданных.

— Присяга, честь, король, говорите, пан подскарбий? — прогремел гетман. — Так не пустой это звук ни для кого, как и Родина! Но присяга — это не только обязанности, но и права! Это как договор, между прочим! Договор двух сторон. Останетесь ли вы с женой, что клялась в вечной любви, если она вам изменит? То-то! А родина одна! К вашей личной родине, Смоленску, любый мой пан Винцент Гонсевский, враг подступает, между прочим. А мы сейчас не присягу нарушаем, а ищем пути спасения. Мы дадим шанс королю. Пусть поможет нам или Ватикан уговорит армию прислать. Нехай! А нет, так пробачте! Так что, кто за?

Теперь и Маяковский пусть и медленно, но поднял булаву, бросая вопросительный взгляд на Гонсевского. Подумал и поднял руку Гонсевский, со словами «ну, только если на период войны».

— Вот и добре, — кивнул гетман, — но это, повторю, пока что предварительная выработка стратегии на будущее. Хотел я до вынесения на сейм этого плана в вашей поддержке убедиться. Вижу, здравый смысл вам не отказывает, панове. На том дзякуй вам великий.