Охотники за человеческими органами

Глава 43

Мадам и доктор Ромер, находившиеся в комнате финского домика, метнулись к окну. Отверстие кратера мерцало, словно камни налились мощным внутренним жаром. Свечение становилось все ярче. Из кратера вырвался столб огня. Он показался почти твердым, когда взметнулся вверх в сопровождении пронзительных звуков, словно гигантскими мехами раздували горящие угли. Когда огромная расплавленная громадина достигла высоты около сотни футов над горловиной кратера, сопровождавший ее визг оборвался, и, словно не в силах более поддерживать себя, столб рухнул обратно в кратер с грохотом артиллерийского залпа. В наступившей затем тишине над вулканом стало растекаться темное облако.

— Бог мой, Густав! Что случилось? — прошептала Мадам, поворачиваясь к нему.

Что-то в ее голосе поразило его слух. И то же самое отразилось на ее лице. Он и не подозревал, что когда-нибудь услышит или увидит это в ней: страх. Медленно, с участием, которого он никогда в себе не предполагал, он вытянул правую руку и дотронулся до ее ладони.

— Все в порядке, Мадам. Нет никакой опасности. Нам нечего бояться, — произнес он спокойно, как посторонний наблюдатель, словно поставил диагноз.

Она почувствовала в его голосе силу, и на мгновение ей почудилось, что это Элмер стоит рядом.

— Хотите сигару? Или выпить? — вежливо спросил он. — У меня есть ваш любимый бренди. А сигары — кубинские.

Она быстро взглянула на него. Откуда ему известны ее вкусы? Почему он так смотрит на нее? Господи, да уж не вздумалось ли ему…

Ему вздумалось.

— Я хочу сказать вам кое-что, — тихо начал Ромер. — Я давно уже хотел сказать вам это, Мадам. Я так восхищаюсь вами… Больше, чем любой другой женщиной. В вас есть такие качества, которых я не встречал ни в одном человеке, кроме, если позволите мне так выразиться, себя самого. Мы оба точно знаем, чего хотим. А в вашем случае то, чего вы хотите и чего достигли, было сделано без использования вашего, если вы опять позволите мне так выразиться, самого мощного оружия — вашей женственности. Однако мгновением раньше я уловил то, что, если можно так сказать, сопутствует этому свойству. Ранимость. Вы гораздо более ранимы, чем можете сознавать. Вы нуждаетесь — в лучшем смысле этого слова — в ком-то, кто защищал бы вас. Кто заботился бы о ваших эмоциональных потребностях.

Откуда-то издалека он слышал собственный голос, продолжавший перечислять преимущества того, что он предлагал.

— Я знаю, вы уважаете меня, а уважение — основа любых отношений, которые вообще чего-то стоят. Из него может вырасти нечто гораздо большее. И этому большему нужно позволить развиваться свободно, без всяких барьеров. Вы сможете приходить и уходить, как делаете теперь, но зная, что я буду ждать вас здесь. Всегда.

Она закрыла глаза, а когда открыла, Элмера больше не было рядом с ней.

— Пожалуйста, уберите вашу руку, Густав. Никогда больше не прикасайтесь ко мне.

Когда он подчинился ее приказу, она сделала шаг в сторону, взглянула на него и холодно, тоном окончательного приговора произнесла:

— Густав, какими бы фантазиями вы ни забавлялись, меня в них не впутывайте. Наши отношения — чисто деловые. Я наняла вас и плачу вам за вашу работу. Никогда не забывайте об этом. Вы очень ценный служащий для меня, но все равно — служащий. Ради вашей ценности я закрою глаза на грубую дерзость того, что вы тут наговорили. Но хочу ясно сказать одно: я не заинтересована ни в каких отношениях с вами, кроме тех, которые существуют. Если для вас это неприемлемо, давайте закончим наше деловое партнерство здесь и сейчас. Итак?

Никогда раньше он не совершал такого серьезного просчета. Как же можно было так ошибиться и не убить эту надежду в самом зародыше? А теперь, секунду назад, какая-то часть его умерла навсегда. Когда он наконец заговорил, в голосе звучало мертвое спокойствие:

— Пожалуйста, примите мои извинения, Мадам. Я больше никогда не вернусь к этому вопросу.

За окном темное облако продолжало шириться, и стекло покрылось пеплом.

— Благодарю вас, Густав.

В наступившей долгой тишине звук шагов на веранде прозвучал неестественно громко. Затем в комнату ворвался Пьер. Он был покрыт угольным порошком и слегка дрожал.

— Мадам, я думаю, нам надо убираться отсюда сейчас же, — выпалил он. — Этот вулкан — самая опасная хреновина, которую я только видел в жизни.

Доктор Ромер отвернулся от окна и окинул его ледяным взглядом.

— Вы специалист по вулканам, юноша?

— Не нужно быть специалистом, чтобы увидеть, что там происходит.

Мадам заговорила с ним, как с избалованным ребенком — снисходительно, но с оттенком предостережения:

— Пьер. Вспомни, с кем ты говоришь.

Доктор Ромер наклонил голову, принимая ее одергивание этого херувимчика с пухлыми губами и зная, что таким способом она возмещает ему малую толику той гордости, которую только что отняла.

— Простите, Мадам, — пробормотал Пьер.

— Ничего страшного, мальчуган.

Она повернулась к доктору Ромеру.

— Должна признаться, я не ожидала, что гора так себя поведет, Густав.

Он продолжал смотреть в окно, не обращая на них внимания, даже когда Пьер подошел и занял свое обычное место за спиной Мадам. Небо угрожающе потемнело, однако когда Ромер заговорил, голос его звучал спокойно и уверенно.

— Хорошо, что это произошло. Давление внутри кратера снизилось благодаря сильному выбросу лавы. Этот столб весил сотни тысяч тонн. К счастью, прежде чем развалиться, он рухнул обратно в кратер и закупорил его.

— Я не знал, что вы — специалист по вулканам, — не очень вежливо буркнул Пьер.

Но спокойствие, усиленное мертвящей тоской, не покинуло доктора Ромера, и оба этих ощущения вернули ему то чувство превосходства, которое он был уже почти готов разделить с ней. Намеренно не обращая внимания на Мадам и глядя лишь на Пьера, он продолжал:

— Я всегда интересовался географией, юноша. То, что мы наблюдали сейчас, является сочетанием двух видов извержений. Одно — классически вулканическое. Другое называется сульфатурным типом.

— Сульфатура… звучит по-итальянски, — протянул Пьер.

— Сульфатура — это маленький город в Италии. Последнее извержение там произошло в двенадцатом веке. С тех пор тот вулкан неоднократно грозил повторить его, но так и не сумел осуществить своей угрозы. Наш вулкан — того же типа.

Кажется, Пьеру начали сильно надоедать все эти объяснения.

— Но разве не все вулканы на самом деле…

— Пьер, будь умницей и перестань задавать дурацкие вопросы, — снова снисходительно обронила Мадам, но тоном, уже не выражающим признательность доктору Ромеру, а подчеркивающим, что, хотя он и оказался сдержаннее, чем она предполагала, но все же теперь он уже не так свободен в обращении с ней.

Доктор Ромер подъехал к бару и взял одну из бутылок дорогого вина, которое подарил ему Вольфганг Кроуз. Он откупорил ее, потом согнул одну руку и вставил пробку между большим и указательным пальцами.

Пьер угрюмо насупился. Мадам наблюдала с подчеркнутым интересом.

— Столб лавы, — произнес доктор Ромер. Он отвел пробку и снова воткнул его в горлышко бутылки, для чего потребовалось некоторое усилие, а потом повернулся к ним. — Когда я вытащил пробку, она расширилась. То же самое происходит и с лавой, поэтому, рухнув обратно в кратер, она закупорила его еще сильнее.

Он сделал короткую паузу, ожидая вопросов. Их не последовало, и он продолжал все тем же уверенным тоном:

— Точно так же, как эта пробка еще долгие годы способна сохранять выдержку вина в бутылке, так и лава закупорила вулкан на еще больший срок. Поэтому, как вы сами понимаете, беспокоиться не о чем. — Впервые за все время разговора он улыбнулся Пьеру. — Давайте же, как говорят в вашей стране, юноша, выпьем за это. — Однако в его улыбке не было симпатии.

— Как скажете, доктор.

— Тогда подай бокалы, дорогой. Сделай хоть что-то полезное, — резко сказала Мадам.

Как только Пьер принес бокалы из бара, на веранде вновь послышались шаги, и в дверном проеме возникла фигура мужчины в маскхалате. Его лицо и халат были покрыты пеплом. Не обращая внимания на Мадам и Пьера, он быстро заговорил по-немецки с доктором Ромером.

— Доктор! Был взрыв. Оружейный склад уничтожен!

— Что вы сказали, Прессман?

Лицо доктора Ромера налилось краской, а рука, державшая бутылку, дернулась в сторону Прессмана.

— Как мог произойти взрыв? Как? Скажи мне, как?

Он выкрикнул это так громко, что мулатка в кухне оторвалась от своей плиты. В комнате весь спутанный клубок ярости доктора Ромера, направленной как на женский пол, так и на мужской, выплеснулся в один режущий слух вопль:

— Банк органов цел?

Прессман сумел лишь нервно дернуть головой.

— Что еще? — Мгновение жуткой ярости миновало. Этот вопрос был задан голосом чуть громче шепота.

— Палата вскрытий, доктор.

Пьер с открытым ртом уставился на доктора Ромера.

— Закрой свой рот, дорогой. Это не очень привлекательное зрелище, — приказала Мадам и повернулась к доктору Ромеру. — Что произошло, Густав?

Он сказал. Она задала еще один вопрос: как это случилось? Он повернулся к Прессману и стал расспрашивать его по-немецки в резкой манере перекрестного допроса.

— Должно быть, этот пепел проник в оружейный склад, доктор.

— Это невозможно, Прессман. Если только кто-то не оставил дверь открытой. Где Кесслер?

— Я не знаю, доктор.

— Найди его. И пришли сюда.

Прессман выбежал из комнаты. Мадам проводила его взглядом, а потом повернулась к доктору Ромеру.

— Что он еще сказал?

— Ничего важного. Сейчас узнаем подробности. Я послал за его начальником.

Она поняла, что больше из него сейчас ничего не выжать.

Под внимательным присмотром Майка солдаты вылезали из армейских грузовиков, которыми их доставили на маленькое плато, расположенное высоко над хайвеем Пан-Америкен. Вдалеке виднелось тусклое черное пятно: озеро Никарагуа — в данной точке граница между двумя государствами.

На каждом стрелке был черный комбинезон и керамический шлем, укомплектованный наушниками с радиоприемником и передатчиком. Под комбинезоном у каждого был бронежилет и стеганая прокладка, предохраняющая от травм. Некоторые были вооружены автоматами «Хеклер-и-Кок», другие — винтовками «Стайер» или «Ругер» или помповыми ружьями «Ремингтон». Вдобавок у всех под мышками висели револьверы 38-го калибра «Смит-и-Вессон». У Майка за спиной торчал гранатомет «Уэбли».

Оглядев солдат, он указал на едва видимый отсюда пик горы Масая.

— Для тех из вас, кто никогда не летал во время пепельного шторма, скажу: это примерно так же, как в песчаной буре. Пока не попадете под кусок лавы, с вами все будет в порядке. А если попадете, то не успеете узнать об этом.

У солдат вырвался общий смешок. Они уже успели полюбоваться зрелищем плевка вулкана.

Дэнни сделал шаг вперед с того места, где он стоял вместе с Шоном Карбери и Томми. Они тоже были в полной боевой экипировке, а Томми еще тащил рюкзак с радиоустановкой. Дэнни обратился к солдатам бодрым и деловым тоном:

— Связь с полковником на старой частоте Штази. Как только окажетесь на земле, настройтесь на нее. Прежде чем открыть огонь, определите местонахождение полковника и Анны. Все остальные, кто попадется на пути — ваши законные мишени.

Он обернулся к микролетам, стоявшим в ряд за его спиной.

— Ваши устройства слежения настроены на сенсоры, которые мы установили там. Просто следуйте за сигналом. Надеюсь, нас там не ждут. А если ждут… Что ж, это будет не впервой.

Снова прокатился общий смешок.

С автоматом за спиной Дэнни подошел к первому микролету в ряду. Как и у всех остальных, его каркас был покрыт защитной краской. Аккуратно установленный двигатель обеспечивал ровно сорок минут управляемого полета. Это давало пять лишних минут, чтобы приземлиться на острове или нырнуть в воду.

Дэнни лег на мягкую подставку и пристегнул себя таким образом, что его плечи и грудь стали почти параллельны узкому фюзеляжу. Он ухватился за рукоятки управления микролетом и нажал кнопку пуска. Двигатель завелся мгновенно. Он подкатился к краю плато; толстые резиновые шины микролета смягчали тряску. Когда он развернулся по ветру, завелся двигатель второй машины.

Как только Дэнни открыл дроссель, он сразу почувствовал дрожь в спине — двигатель набрал полные обороты. Через несколько секунд он уже был в воздухе. Из контрольного ящичка, размещенного между рукоятками управления, раздался писк устройства слежения, ловящего сигнал откуда-то с острова.

Фунг продолжал созерцать темнеющее небо, пока не пришла медсестра — изящная азиатка с шелковистой кожей, совсем не похожая на ту, которая доставала странного попугайчика.

— Были еще птицы, которые не могли летать? — спросил он.

— Пожалуйста… Я не понимаю, — сказала она с певучим бирманским акцентом.

— Это не важно, — вздохнул он. — Совсем не важно.

Она закрыла окно, задернула занавески, включила свет в палате, повернулась к Фунгу и рассмеялась. Пепел, покрывший его лицо и тощие руки, нарисовал круги под глазами, сделав его похожим на шелудивого енота в средневековой китайской пьесе.

— О’кей-хокей, сейчас я вас умою, мистер Фунг, — бодро сказала она, отворачиваясь к раковине и включая воду.

Темно-коричневая смесь полилась из обоих кранов. Жидкость сильно пахла серой. Она закрыла вентиль, подошла к телефону у кровати и набрала номер ремонтной службы.

Ей тут же ответил тревожный голос. Когда она начала объяснять, что ей нужно, голос сразу оборвал ее:

— Основная труба с материка, проложенная под озером, лопнула. Телефонная связь тоже прервана. Мы подключимся к резервному запасу воды в горах, как только я налажу связь. Но вам придется набраться терпения.

Повесив трубку, медсестра повернулась к мистеру Фунгу.

— О’кей-хокей, пожалуй, мне придется просто обтереть вас получше.

Она потянулась за полотенцем, но он остановил ее.

— Оставьте пепел. Это очень хорошо для тела. В нем полно инь и янь.

Девушка улыбнулась: ей было известно о силе этих двух основных столпов традиционной китайской медицины.

— О’кей-хокей, — повторила она и торопливо вышла из палаты.

Во всем здании клиники закрывали окна и задергивали шторы, словно наступила ночь. В окнах, выходивших на юг, отблески пожара в оружейном складе и прилегающих строениях начали тускнеть — это пожарная команда клиники справлялась с пламенем.

Сам оружейный склад сгорел дотла; от него не осталось ничего, кроме кусков металла. Для выяснения причины пожара они не годились. Когда сражавшиеся с огнем пробились с брандспойтами в банк органов, среди обуглившихся и покореженных каталок они обнаружили тело. Оно так сильно обгорело, что опознать его было невозможно. Несколько пожарных завернули останки в одеяло и утопили в пруду. Когда они торопливо бежали обратно к остальным, добивающим последние языки пламени в отделении для вскрытий, вода неожиданно перестала поступать в брандспойты.

Выброс из кратера заставил Крилла помчаться из комнаты отдыха в операционную. На пороге он застыл, словно оглушенный. Все пространство было покрыто пленкой пепла, проникшего через вентиляторы и засыпавшего всю палату.

Он подошел к вмонтированному в стену селектору, нажал на кнопку и торопливо проговорил:

— Это доктор Крилл. Всему операционному персоналу немедленно связаться с Операционной номер один. Повторяю. Связаться немедленно.

Он схватил ближайшую каталку и покатил ее к выходу. Нужно было вывезти все из операционной и как следует вымыть ее перед трансплантацией.

Рядом с операционной, в примыкающей к ней ванной комнате без окон Анну и Фогеля погрузили в ванны — первая стадия подготовки к операции. В ваннах уже был приготовлен теплый приятный раствор, он должен был тщательно очистить их тела. Потом на них наденут стерильные костюмы и поместят в стоящие рядом камеры, где они будут ожидать анестезиолога.

Доктор Лассуэл начал добавлять в ванну Фогеля еще какие-то ингредиенты, когда вдруг услышал какую-то возню за дверью.

Медсестра, сопровождавшая Анну в полете, собралась уже вылить ей на голову жидкость из деревянной шайки, когда та вдруг встала и ухватилась за ручку. Все еще находившаяся в одурманенном состоянии, Анна поскользнулась и рухнула обратно в воду. Рассерженная медсестра окунула ее с головой и держала под водой, пока та чуть не задохнулась.

— Доктор Лассуэл. Эта сука пыталась убежать, — заорала медсестра. — Мне нужна помощница.

— Нажмите кнопку срочного вызова. Такая красная, между кранами…

Дальнейшие переговоры прервал торопливый голос Крилла, раздавшийся из динамиков под потолком. Из коридора послышался шум бегущих людей. Сестра позвала на помощь, но никто не остановился. Приказ Крилла был важнее всего остального.

Двигатель микролета Дэнни заглох; полет на моторе закончился. Но сигнал от сенсора на приборном ящике оставался ровным. Микролет продолжал парить, и Дэнни несся по небу, словно на доске для серфинга. Теперь, когда свечение вулкана исчезло, небо казалось еще темнее.

Пролетев еще немного над озером, он различил едва заметную полоску в том месте, где вода сливалась с более темной поверхностью суши. Сигнал сенсора оставался ровным, когда он подлетел к береговой линии, паря над верхушками деревьев. Он стал резко снижаться, листья зашуршали под колесами, а потом микролет с мягким ворчанием вынырнул на поляну. Как только колеса коснулись земли, Дэнни с силой нажал на ручной тормоз на руле, и микролет послушно остановился, проехав тормозной путь не больше собственной длины. Он ослабил ремни безопасности, скатился на землю и прислушался.

Со стороны взлетной полосы доносились голоса, но они были слишком далеко, чтобы можно было разобрать, о чем там говорят.

Мортон вошел в клинику через дверь, ведущую в складские помещения при кухне. Из склада он прошел в коридор, в дальнем конце которого были двойные двери со стеклянными панелями. С автоматом в одной руке и рацией с убавленным звуком, пристегнутой к поясу комбинезона, Мортон быстро двинулся к стеклянным дверям. За ними находилась главная кухня. Несколько поваров, начинавших готовить ужин, стояли у окна, уставясь на вулкан, и громко переговаривались между собой.

Стараясь действовать как можно тише, Мортон открыл дверь и так же осторожно притворил ее за собой. Никто из стоявших у окна не обернулся. Он пробежал на цыпочках через кухню к дверям с противоположной стороны.

За ними открывался коридор, выкрашенный в теплые кремовые тона. Никого не видно. На дверях, расположенных по обе стороны коридора, не было никаких табличек. Он приставил ухо к ближайшей двери — ни звука. Он нажал на ручку; дверь была не заперта. Он распахнул ее. Это была раздевалка кухонного персонала; на вешалках висели их рабочие майки. Он закрыл дверь и заглянул в остальные. Складские помещения.

Мортон прошел дальше по коридору до места, где он раздваивался, двинулся налево, догадываясь, что этот путь приведет его в глубь клиники. На разном расстоянии друг от друга в потолок были вмонтированы динамики. Он прошел небольшое расстояние, и коридор резко вильнул влево. На повороте в стену была вставлена видеокамера, смотревшая прямо на дверь, находившуюся чуть дальше. Он разобрал надпись на двери: «Личные дела». Индикатор камеры горел ровным огоньком, преграждая ему путь. Выстрел в камеру насторожит всех вокруг. Путь назад приведет обратно в кухню.

Он решительно зашагал по коридору, приставив рацию к уху, словно прислушиваясь к распоряжениям, и следя за тем, чтобы голова не попадала в поле обзора камеры. Только он миновал охраняемую камерой комнату, как в динамиках монотонный женский голос начал повторять: «Офицеру охраны Кесслеру немедленно связаться с финским домиком доктора Ромера».

Не успев отдать себе отчет в своих действиях, Мортон просунул палец под пластик своей таблички на груди, вытащил оттуда карточку с именем Кесслера и сунул ее в карман комбинезона.

Свернув за угол, он очутился в коридоре с ковром на полу и номерами на дверях. Он распахнул ближайшую дверь. На кровати, почти невидимый за мониторами, спал пациент. Когда он закрыл дверь, из другой палаты, чуть дальше по коридору, выскочила медсестра и, устремившись в противоположном направлении, исчезла за углом. Он выждал несколько секунд, а потом быстро двинулся за ней.

Женский голос в динамике продолжал твердить свое.

Мортон повернул за угол и уже двинулся дальше по коридору, как вдруг его остановил мужской голос:

— Что вы здесь делаете?

Он обернулся и в нескольких ярдах от себя увидел мужчину в белом халате с нахмуренным лицом. Должно быть, тот вышел из какой-то палаты и теперь стоял, засунув обе руки в карманы.

— Я ищу Кесслера. Вы не видели его? — вежливо спросил Мортон.

— Нет, не видел, — мрачно сказал Суриков. — Как бы там ни было, вам запрещено появляться здесь, особенно с оружием. Как, по-вашему, на это посмотрят наши пациенты?

Мортон выдавил извиняющуюся улыбку.

— Я прошу прощения. Но Кесслер должен был охранять женщину-пленницу. Вы не знаете, где она?

Суриков кинул в рот пригоршню кукурузных хлопьев и шумно зажевал.

— Там, рядом с операционными. Кесслера туда пустить не могли. Крилла хватил бы удар, если бы он увидел его там. Ею занимаются эти… из Калифорнии. Медсестра и врач.

— Все равно я должен проверить, — покачал головой Мортон. — Ромер желает видеть Кесслера немедленно.

— Что он натворил?

— Бог его знает, — пожал плечами Мортон. — Но чем скорее я отыщу Кесслера, тем лучше для меня. — Он огляделся вокруг. — Простите… Я первый раз в этом здании. Как пройти к операционным?

Суриков отправил в рот еще одну порцию кукурузных хлопьев.

— Вниз по коридору. Свернете направо и еще раз направо, а потом — по коридору до конца. Увидите табличку. Если горит красная лампочка, оставайтесь снаружи, а не то Крилл еще запустит в вас чем-нибудь.

— Спасибо, — сказал Мортон.

Когда он торопливо двинулся вниз по коридору, женский голос снова повторял распоряжение Кесслеру — связаться с доктором Ромером.

Прессман влетел в комнату финского домика, держа в руке мертвого попугайчика.

Доктор Ромер был один. После того, как они распили бутылку вина, Мадам неожиданно спросила, можно ли им с юношей воспользоваться гостевой комнатой. Он проводил их туда и, выехав в коридор, услышал щелчок запираемого замка.

— Где вы нашли это? — спросил он Прессмана.

— За окном вашей кухни, доктор.

Прессман вскрыл птицеподобный предмет, и доктор Ромер некоторое время задумчиво рассматривал его внутренности. Потом он подъехал к мониторам службы охраны и стал включать экраны один за другим. В сгущающейся темноте трудно было что-то разобрать. Один или два раза ему почудилось какое-то движение, но он уверил себя, что это охранники. Потом неожиданно и без всякой причины его начала бить дрожь, точь-в-точь как в тот вечер, когда он смотрел на восходящую из-за вулкана луну охотников и думал о Мортоне.

— С вами все в порядке, доктор? — спросил Прессман.

— Да. Да, конечно. Продолжайте поиск Кесслера. И выясните, что случилось с Фридрихом и остальными. Они должны были уже вернуться.

Прессман не шевельнулся.

— Чего вы ждете? — резко осведомился доктор Ромер.

— Фридрих мертв, доктор. Один из пилотов только что доложил об этом службе охраны.

Доктор Ромер уставился на него, словно никак не мог поверить тому, что сейчас услышал.

— Мертв? Как? Где?

Прессман рассказал ему все, что услышал от Дэлея.

— А остальные?

— Они не вернулись.

Доктор Ромер развернул кресло и стал смотреть в окно. Он подсознательно чувствовал, нет — знал, что поисковая группа не вернется с вулкана. Дрожь усилилась. Он слышал, как Прессман тихо вышел из комнаты. А Прессман, в свою очередь, был уверен, что слышал, как доктор Ромер сказал: «Невозможно». А может, это было: «Нет… возможно».

Мортон остановился перед дверью на пружинах. Над нею висел пластиковый ящичек с лампой внутри и надписью «Не входить — идет операция». Лампочка не горела. Он приоткрыл дверь и быстро проскользнул внутрь. Мягкое освещение в коридоре сменилось ярким светом флюоресцентных ламп, не отбрасывающих тени ни на отделанные кафелем стены, ни на потолок, ни на белый, покрытый винилом пол.

Мортон остановился, собираясь с мыслями. Он по-прежнему находился в нестерильной части операционного комплекса, где должны размещаться раздевалки для персонала, комната для отдыха хирургов между операциями и смотровые. Стерильное пространство должно начинаться в самих операционных, а за ними — помещения для стерилизации инструментов, палаты послеоперационного ухода и установки для интенсивной терапии.

Вокруг него стояло несколько пустых коек на колесиках. Пациентов, прибывших на операцию, должно быть, укладывали на них, чтобы затем везти в смотровые палаты и давать наркоз. Эти помещения, вероятно, находились за пластиковыми дверцами, прямо напротив того места, где он сейчас стоял.

Он перекинул ремень автомата через плечо, достал духовой пистолет и коробочку с капсулками, вытряхнул несколько капсулок на ладонь, закрыл крышку коробки и сунул ее в карман. Он зарядил пистолет капсулкой и, зажав остальные в ладони, прошел мимо коек к дверцам.

У стены выстроились хирургические каталки; зеленые салфетки на них были покрыты пеплом, издававшим слабый противный запах. С дальнего конца коридора из-за еще одной пары двойных дверей неожиданно раздалось шипение воды, разбрызгиваемой под давлением из брандспойта на кафель.

Мортон торопливо нырнул в первую комнату без дверей. Там стоял ряд шкафчиков, а на столе рядом с брезентовой корзиной лежала стопка хлопковых комбинезонов. Раздевалка для медсестер была пуста.

Следующее помещение оказалось складом для внутривенных капельниц. Он проверил комнату напротив — еще одна раздевалка, на этот раз для хирургов и мужского персонала, судя по груде стерильных костюмов на столе и размеру бахил, стоявших перед каждым шкафчиком. Он миновал еще две раздевалки. По количеству башмаков он прикинул, что операционный персонал насчитывал около пятидесяти человек.

Шипение воды прекратилось, и он услышал мягкое хлюпанье резиновых сапог по мокрому кафелю. Тишину нарушил голос из динамика на потолке: «Операционная номер один — готова».

Мортон нырнул в следующую комнату. В ней находились каталки для наркоза. В следующих трех комнатах стояло такое же оборудование, а из отсека за ними доносилось ровное дыхание. Он тихонько отодвинул занавеску, отделявшую отсек.

На койке, одетый в белый стерильный костюм и дремлющий под воздействием наркоза, лежал Дитер Фогель. Президент Бундесбанка даже не шевельнулся, когда Мортон задернул занавеску и быстро подбежал к следующему отсеку. Занавеска тут тоже была задернута. Он осторожно раздвинул ее.

В центре комнатки, привязанная к койке, лежала Анна.

Возле койки спиной к нему стояли мужчина в белом халате и медсестра. Сестра держала в руках поднос в форме почки, с которого врач только что взял шприц со стерильным колпачком и ампулу.

Доктор Лассуэл уже собирался снять колпачок с иглы, когда вдруг с изумлением обернулся.

— Вы двое, отойдите от кровати, — тихо произнес Мортон.

Сестра отреагировала первой. Она швырнула поднос в Мортона. Он встретил удар локтем руки, сжимающей капсулки, и в то же мгновение указательный палец другой его руки нажал на спусковой крючок пистолета.

Капсулка поразила медсестру в левый глаз. Она отлетела к стене; кровь стекала из порванной радужной оболочки, пока сахарный концентрат добирался по глазным нервам до ее мозга. Она уже теряла сознание, когда Мортон перезарядил пистолет. Но за те секунды, пока он вставлял новую капсулку, доктор Лассуэл начал действовать.

Он сдернул колпачок с иголки и согнувшись, ринулся вперед, держа шприц наперевес. Мортон поднял колено и впечатал его в нос Лассуэла с такой силой, что кость вошла глубоко в носовую полость. Доктор рухнул вперед, его голова улеглась рядом с ногой Мортона, шприц упал на пол. Мортон сделал шаг в сторону и раздавил шприц ногой — в тот самый момент, когда голова доктора ударилась об пол.

— Ты в порядке, Анна? — спросил он, отстегивая ремни. На вид она была в прекрасном состоянии, если не считать мертвенной бледности лица.

— С тобой — уже лучше, — искренне призналась девушка, соскальзывая с койки.

Доктор Лассуэл застонал. Анна наклонилась, подняла его голову, а потом отпустила. Она быстро повторила это еще дважды. Стон оборвался.

— Я задолжала ему это. Ублюдок. Он готовил меня к пересадке сердца для Фогеля.

— Может, теперь они используют его сердце вместо твоего, — тихо сказал Мортон, выглядывая в коридор.

Из-за двойных дверей операционной послышался шум. Он повернулся и двинулся обратно по коридору; Анна пошла босиком следом за ним. Когда они проходили через комнату со шкафчиками, она захватила пару бахил. Потом он протянул ей духовой пистолет и быстро объяснил, как с ним обращаться. Взяв в руки автомат, он распахнул двери на пружинах, ведущие в приемные покои.

У дальней двери рядом с Суриковым стоял Прессман.

Прессман заявился сюда несколько секунд назад по пути из финского домика. Его остановил Суриков, чтобы доложить о незнакомце, встретившемся ему в коридоре. Что-то странное было в этом человеке, сказал Суриков. На нем плохо сидел комбинезон, к тому же не было таблички с именем. А ведь всем прекрасно известно, что Ромер строго велел сотрудникам охраны одеваться как следует и носить на одежде свои удостоверения личности. И хотя тот человек говорил по-немецки, но не с прусским акцентом, как все остальные охранники. Прессман спросил, как выглядел тот мужчина. Блондин, сказал Суриков. Единственным светловолосым оперативником был Клингер. Последние остатки сомнения растаяли в мозгу Прессмана, когда Суриков сказал, что, по словам мужчины, Кесслер должен был следить за пленницей.

И вот эта самая пленница возникла перед ним — с тем самым незнакомцем в комбинезоне Команды номер один, который по размеру точно пришелся бы Кесслеру. Все это Прессман увидел в то самое мгновение, когда оттолкнул Сурикова в сторону и поднял свой автоматический пистолет. Он двигался быстро, но по сравнению с Мортоном был похож на водолаза, бредущего по дну океана.

Одним четким движением Мортон переключил предохранитель на беглый огонь и ринулся вперед, стреляя с вытянутых рук, словно хотел сократить расстояние между дулом и мишенью. Первый же выстрел угодил Прессману точно в лоб, и его лицо разлетелось на кусочки.

Ударная сила пули развернула его к Сурикову так, что Прессман стал похож на вопящего о помощи — руки его дергались, еще не зная, что в нервах развороченного мозга оборваны все контакты с ними. Но Суриков ничем не мог ему помочь. Такой же короткий и мощный взрыв разорвал ему грудь, проделав брешь в белом халате. Его руки выскочили из карманов, странными хаотичными движениями разбрасывая по полу кукурузные хлопья.

Какую-то долю секунды Прессман и Суриков, хотя и были уже клинически мертвы, стояли и смотрели друг на друга с дергающимися, как и их руки, ртами, словно оба говорили одновременно. Мортон шагнул вперед и пнул их в ноги. Они рухнули друг на друга и растянулись на виниловом полу.

Не останавливаясь, Мортон распахнул дверь, ведущую наружу из операционного комплекса. В коридоре громкоговоритель снова приказал офицеру охраны Кесслеру немедленно прибыть к доктору Ромеру в финский домик.

Потом голос с отличным английским выговором перекрыл женский:

— Это доктор Крилл. У нас перестрелка в операционной.

Его голос преследовал их в коридоре, пока его не заглушили настойчивые трели сигнализации, раздававшиеся из всех отсеков клиники.