Вскоре после того, как «Конкорд» миновал французское побережье, возвращаясь из Вашингтона, радист повернулся к Мортону и со вздохом объявил:
— Битбург настаивает, что должен поговорить с вами.
Уолтер Битбург был администратором службы Хаммер. Мортон вытянулся в кожаном кресле с высокой спинкой, утомление выдавали лишь его глаза. Во время полета он сосредоточился на материалах, полученных по факсу.
Программисты Лестера обнаружили, что у фирмы «Держим-в-Форме» были клубы в Лондоне, Париже, Берлине и Риме. Еще один должен был вот-вот открыться в Сиднее, другой — в Токио. Дэнни доложил, что его команда на месте, фальшиво небрежным голосом, каким разговаривал всегда, когда пахло горяченьким. Ученые мужи Джонни Куирка из технической службы уже начали копировать стрелки с капсулами и разрабатывать стреляющие ими устройства. В двух десятках разных офисов — каждый со своим видом на Женевское озеро — агенты службы Хаммер начинали маршировать под единый ритм барабанного боя. Отсюда, кажется, с сорока тысяч футов над Руаном, этот бой звучал многообещающе. Единственным разочарованием был доклад Шанталь о том, что ни Анна, ни Томми ничего пока не раскопали в прошлом Стампа. Впрочем, такое случалось и раньше.
Среди весьма впечатляющего потока другой информации был факс Профа — сведения о Ромере с разъяснением, что они в основном взяты из старых архивов Штази и крайне скупы на подробности личной жизни — ни единого намека на развлечения Ромера в так называемых дрезденских райских кущах. «Извини, что не могу предложить ничего лучшего на данный момент», — нацарапал Проф своим почерком, по которому было похоже, что он вечно пишет в темноте. В последних словах было косвенное обещание, что, возможно, нечто лучшее появится, и это подбодрило Мортона.
— Битбург грызет удила, — сказал радист.
— Соедини. — Тон Мортона не выразил ни досады, ни раздражения. Он повернулся к экрану, встроенному в приборную панель. Мгновение спустя на экране возникло лицо Битбурга, сидящего в центре связи штаба службы Хаммер.
— Ты здесь, Дэвид? Слышишь меня?
Мортон смотрел, как Битбург придвигает лицо ближе к камере. Глаза у него были серые, как и все остальное в его облике — костюм, волосы, выражение лица. И самое главное — голос. Даже в летние дни он звучал по-зимнему.
— Я слышу и вижу тебя, десять-десять, Уолтер. Чем могу помочь?
Мортон увидел, как Битбург поджал губы.
— Расходы на похороны Стампа.
— А в чем проблема? — помолчав, спросил Мортон. В паузе было нечто большее, чем расстояние. Она свидетельствовала о чем-то более широком и глубоком.
Голос Битбурга звучал сухо и четко.
— В контракте Стампа все расписано предельно ясно. Его похороны оплачиваются полностью в том случае, если он умирает при исполнении. А он был в отпуске, и выходит, что стоимость отправки его тела самолетом должна быть удержана из его личных доходов.
Только Уолтер мог употребить такое слово.
— Стамп был исследователь. Он не имел личных доходов.
Битбург дернул головой — Мортону случалось видеть этот жест раньше: как кабан перед атакой.
— Все равно расходы на транспортировку должны быть удержаны из пенсионного фонда Стампа, Дэвид. Там достаточно, чтобы оплатить рейс. А мы обязаны покрыть расходы лишь самих похорон. Причем даже тут возникает вопрос, почему он не может быть кремирован в Америке. Если мы допустим это, то создадим прецедент, который заведет нас Бог знает куда, помяни мое слово.
Мортон помянул его, когда лампы центра связи отразились в очках Битбурга. Уолтер нужен, когда необходимо обеспечить ремонт «Конкорда» или оплатить компьютеры последней модели для Лестера. Но не для того, чтобы он наступал тебе на горло.
— Стамп не хотел, чтобы его сжигали в Америке или где бы там ни было. Он хотел быть похороненным рядом со своими родителями, Уолтер.
— Все равно я не вижу…
Мортон неожиданно почувствовал усталость — усталость и потерянность. Ему захотелось положить конец всей этой чепухе.
— Заплати за все из аварийного фонда.
Глаза Битбурга стали похожи на бильярдные шары.
— Нет прецедента, — победным голосом объявил он.
— Делай, как я сказал, Уолтер.
На этот раз голова дернулась, как у отступающего кабана, и голос прозвучал из самых глубин зимы.
— Мне понадобится твое письменное подтверждение, Дэвид.
— Ты его получишь.
— Я считаю это нарушением правил. — Голос стал тусклым от поражения.
— В моем деле есть только одно правило. Мы не бросаем своих. А Стамп был одним из наших.
Мортон нажал кнопку на приборной доске, и лицо Битбурга моментально пропало с экрана. Мортон утихомирил ярость внутри, слушая, как техники подстраивают свои сканеры, они поддразнивали друг друга, каждый был уверен, что первым услышит о Судном Дне.
Когда «Конкорд» вошел в воздушное пространство над Парижем, радист сообщил, что на канале экстренной связи Дэнни. Если Дэнни решил напрямую связаться с «Конкордом» из своего кабинета, это неспроста. Мортон поднял трубку.
— В чем дело, Дэнни?
За окном кабины самолета висела гряда облаков.
Дэнни говорил с краткостью человека, которому пришлось выслушать на своем веку слишком много бесполезных перехватов.
— Вольфганг Кроуз был застрелен в постели своим последним мальчишкой. Парень полностью во всем сознался. Кроуз пока еще жив, но велел позвать священника. Когда его доставили в госпиталь, врачи обнаружили, что он перенес трансплантацию. Пересадка прямой кишки. Они никогда такого не видели. На этой стадии Мюллер решил вмешаться.
Ганс-Дитер Мюллер был главой оперативного отдела громадной службы безопасности Германии, БНД, и одним из немногих, кому Мортон доверял во всей этой европейской неразберихе в правоохранительных органах.
— Что говорит Ганс-Дитер? — спросил Мортон с неожиданной улыбкой.
— Он считает, что вам нужно приехать. Уже велел расчистить для вас воздушный коридор, — ответил Дэнни в таком же тоне.
— Что у нас есть на Кроуза?
Дэнни уже отвечал, не дожидаясь конца фразы:
— Через секунду все будет на вашем факсе. Но не обольщайтесь — насчет его трансплантации ничего. Мюллер думает, это могло произойти, когда Кроуз исчезал из виду на несколько недель. Предположительно отправлялся в круиз вокруг Карибских островов. Люди Лестера проверяют, но с тех пор около миллиона людей таскалось туда.
Улыбка Мортона стала еще шире.
— Но не все они разыскивали новую прямую кишку, Дэнни. Да, насчет просьбы Кроуза о священнике — сообщи в госпиталь, что его ищут.
— Будет сделано, — ликующе выпалил Дэнни.
К тому времени, когда немецкий воздушный контроль дал «Конкорду» разрешение на внеочередную посадку во франкфуртском аэропорту, Мортон уже прочел материалы, присланные Дэнни по факсу. Кроуз ловил рыбку во всех мутных водах, но вот ключа к тому укромному местечку, где он заполучил себе новую прямую кишку, не было.
Когда самолет опустил нос и пошел на снижение, отбрасывая гигантскую разлапистую тень на землю, на связь вышел Лестер. Они впустую прошерстили европейские центры трансплантации, затем его лучшие ищейки ринулись в банки органов Северной Америки. Никакого Кроуза. То же самое в Японии. То же самое везде. Лестер просил Профа позвонить Иосифу, и тот сказал, что никогда не слышал о замене кишки такого размера.
— Проф говорит, что с учетом этого мы можем смело вычеркнуть Карибские острова. В хирургии они там еще на стадии самых простых операций по трансплантации. У нас уже не остается мест, где искать.
— Брось на это дело всех, Лестер. Где-то Кроузу же сделали операцию!
Мортон прервал связь, оттолкнул от себя кресло и пошел к кабинке, расположенной между центром связи и отсеком пилотов. Это маленькое помещение называлось гардеробом. Он все еще находился там, когда «Конкорд» совершил посадку и наземный контроль направил его в усиленно охраняемую зону, зарезервированную для прилетов VIP.[7]
Спускаясь по трапу, Мортон был одет в серый костюм священника и двигался медленно и целеустремленно, как человек, проведший всю свою жизнь между алтарем и кафедрой проповедника.
Мюллер уже ждал у трапа. Рядом стоял «Боинг-747» с жирными красными крестами на фюзеляже и крыльях.
— Рад тебя видеть, Ганс-Дитер.
— Я тебя тоже, Дэвид. — Голос Мюллера был слишком мягким для такого крупного мужчины, словно он всю жизнь терпеливо смирял его.
Мортон кивнул на больничный самолет.
— Как Фогель?
Мюллер скорчил гримасу.
— Он заказал добавочные телефоны и факс в свою палату. Болтает про смерть за работой.
— Ты же знаешь этих банкиров.
Мюллер согласился с тем, что он знает банкиров, и с любопытством уставился на Мортона.
— Я полагаю, ты так оделся не в мою честь.
— А вдруг ты захочешь, чтобы я помолился о твоей душе. — Мортон подпустил столько святости в свой тон, будто его переполнял душевный покой.
— Кроуз все еще жив, — сказал Мюллер, направляясь к припаркованному неподалеку «мерседесу». Женщина-водитель в униформе отдала честь, одновременно открыв заднюю дверцу. Убедившись, что Мюллер и Мортон удобно устроились, она с выпрямленной спиной пошла вокруг машины к водительскому сиденью.
— Она со мной уже год и до сих пор ведет себя как робот, — пробормотал Мюллер.
— Почему бы не сменить ее?
— Следующая может быть еще хуже. К тому же она прекрасно заваривает чай. В моем возрасте это важно. — Он улыбнулся Мортону, и тот ответил улыбкой. — Полагаю, тебя больше всего интересует трансплантация Кроуза?
— Да. — И когда машина выехала из аэропорта, он объяснил почему.
Полчаса спустя они въезжали в ворота частной клиники. Вымощенная булыжником дорожка вела к треугольному фронтону, поддерживаемому рядом гипсовых колонн. У входа стоял вооруженный полицейский. Мюллер предъявил ему свое удостоверение, и он провел их на операционный этаж. У отделения интенсивного ухода их поджидал врач. У него были набрякшие веки, белый халат шелестел от избытка крахмала. Нахмурившись, врач взглянул на Мортона.
— Как он? — спросил Мюллер.
— Никакой надежды. Но мы пытаемся.
— Конечно, конечно, — произнес Мюллер, подделываясь под тон Мортона.
Молча они миновали несколько дверей и подошли к стерильному помещению без окон со столом в виде большой подковы в центре. Система слежения давала возможность двум медсестрам наблюдать за жизненными функциями каждого пациента. Вольфганг Кроуз занимал маленькую отдельную палату слева.
— Я думаю, будет лучше, если только один из вас… — пробормотал врач.
— Конечно, конечно, — повторил Мюллер.
Он остался в дверях, а врач провел Мортона в палату. Кроуз находился под постоянным медицинским воздействием. Мортон на секунду задумался над тем, что движет врачами. И что заставляет кого-то вроде Кроуза верить, что он все еще сумеет помириться с Господом.
— Пожалуйста, подождите минутку, — сказал врач, заходя в палату.
Мортон оглядел оборудование, стоящее вокруг кровати, — пощелкивающие и посвистывающие приборы, дававшие команде медиков подтверждения, что еще не все потеряно. Но даже за этот короткий промежуток времени он почувствовал, что их действия набирают скорость, и старший врач тоже отдает указания все быстрее, по мере того как учащаются мелькания на мониторе, следящем за сердцем. Одна из сестер увеличила струйку жидкости из бутылочки на капельнице, стоявшей возле кровати. Другая проверила электроды, прикрепленные к груди Кроуза.
Сопровождающий Мортона что-то шепнул остальным, они быстро взглянули на Мортона и отошли от кровати. Он медленно двинулся вперед, следя за тем, чтобы не задеть провода на полу и красную тележку, нижняя полка которой была заставлена приборами и лекарствами. Он чувствовал их раздражение — привычное нежелание принять поражение. Мортон взглянул сверху вниз на Кроуза.
— Он почти умер, — пробормотал врач.
Мортон посмотрел на экран: сигналы шли медленнее и слабее. Он повернулся к врачу.
— Пожалуйста, оставьте меня с ним наедине.
Врач отступил назад, туда, где стояли Мюллер и остальные, тихонько переговариваясь друг с другом. Мортон догадывался, что где-то в глубине души все они знали, что смотрят на свой собственный неизбежный финал.
Он склонился к Кроузу.
— Вы слышите меня?
Горло Кроуза дрогнуло, но с губ не сорвалось ни звука. Мортон наклонился ниже и еще тише произнес:
— Это очень важно, чтобы вы сказали мне сейчас правду, герр Кроуз. — Он взглянул на монитор: сигналы двигались очень неуверенно. — Где вам была сделана трансплантация? — Их лица почти касались друг друга; на мгновение Мортон увидел, как что-то промелькнуло в глазах Кроуза. Потом они закрылись. — Имя, герр Кроуз. Только имя.
Слабый звук сорвался с губ Кроуза.
— Ромер. Вы когда-нибудь слышали о Густаве Ромере?
Глаза Кроуза резко распахнулись.
— Если слышали, просто кивните.
Кроуз издал слабый, придушенный звук:
— Нн…
Мортон придвинул ухо к запекшимся губам Кроуза. Тот издал какой-то звук, еще слабее первого. Сигналы на мониторе стали еще беспорядочнее. Красный огонек замигал над экраном. Когда по монитору пошла прямая непрерывная линия, вся команда медиков вернулась к кровати. Огонек больше не мигал.
— Надеюсь, вы отправили его туда счастливым — туда, где он сейчас, — сказал врач.
— Я так и не смог ничего узнать, — пробормотал Мортон, отворачиваясь, когда сестра мягким движением прикрыла Кроузу глаза.
Пытался ли Кроуз сказать, что не знал Густава Ромера? Или что-то другое?