Оккупанты

Глава 32. Стрижка

Деда посадили на стульчик, накрыли полиэтиленовой жёлтой пелеринкой, клейкой от времени. Верёвочные белые завязки едва держались, поэтому просто запахнули на шее неласковое покрывальце.

Волосы длинные, седые. Даже лысина пушком покрылась, так давно не стригся Дед.

Друг Деда с Внуком сидели на табуретках. Дочь Друга, высокая, широкобёдрая, симпатичная женщина лет тридцати, в тёмных брюках и водолазке. Грудь рельефно смотрелась.

Долго не включалась электрическая машинка для стрижки. То ли розетка старая, то ли машинка барахлила. Наконец она заработала, тихо жужжала майским жуком на подлёте. Поменяли несколько насадок, и стрижка пошла нормально.

– Десять евро в Ирландии стрижка «под ноль», – сказал Зять.

– У нас все напокупали китайские машинки по три лата, и мужчин многих просто дома стригут, экономят, – сказала Дочь Друга, – парикмахерские с трудом выживают. А как у них с детскими пособиями, в Ирландии?

– Смотрят, есть ли работающие в семье, уровень доходов определяют на человека. Декларации заполняют и шлют по почте. Там почта работает, стараются в очередях не топтаться, – ответил Зять.

– Всё прозрачно, должно быть, – прибавил Друг Деда. – И, верно, не бедствуют.

– Не шикуют, но и не бедствуют. Жить можно. Некоторые оформляют пособие, договариваются со знакомыми, те ходят забирать деньги, отмечаться, а сами улетают куда-нибудь в Литву и там устраиваются на работу по возможности, – рассказал Зять.

– Думают о людях. Тут у нас на сто латов устроили по программе безработных. Приехал из Брюсселя какой-то хрен, чинуша, спрашивает – сколько получаете? Наш отвечает – сто латов. А тот опять спрашивает – в неделю? Нет, в месяц. Скандал международный. А минимальная пенсия – сорок пять латов. Если женщина просидела дома с детьми всю жизнь и стажа у неё нет трудового, то как ей выжить на старости лет на эти копейки?

– В Германии после смерти одного из супругов оставшемуся супругу платят половину пенсии ушедшего, вот как. А у нас за время трудового стажа человек в среднем отчисляет до девяноста тысяч латов, а пенсию ему выплачивают около семидесяти пяти тысяч. Остальное в «закрома родины», как говорится. А если не дотянул до пенсии, что вполне реально, особенно мужчинам, то все отчисления автоматом идут в пенсионный фонд, – пояснил Зять.

– Дед, ты просто на глазах преображаешься! – похвалил Деда Друг.

– А у вас это хобби? На родственниках оттачиваете мастерство? У меня жена хорошо стрижёт, обычно она этим занималась, а сейчас далеко, в Дублине.

– Я тоже на муже практикуюсь, сынуля вот объект, папа. На знакомых. А работаю медсестрой, в клинике. В Германию собрались уезжать всей семьёй. Поэтому интересуюсь, какие пособия на детей в Европе. У нас-то восемь латов на ребёнка, смех, а не пособие.

– Там наши медсёстры очень востребованы, в Германии, ценятся, – согласился Зять. – А как немецкий язык?

– Для начала нормально. Там же есть курсы, подтянуть можно. Главное, с работодателем напрямую договорилась. Сейчас же полно всяких фирм и фирмочек по трудоустройству. Деньги собирают с людей и разбегаются.

– Дед наш приобретает брутальный вид! – улыбнулся Зять. – А то ведь из-за кудрей уши уже не видны были. Может, косицу оставить, как у кришнаита, для стильности.

– Не выдумывай, пусть голова дышит, – возразил Дед.

– Так мы пошли его проведать в больнице, а он газету читает, сразу и не узнали. Теперь вообще от соседских бабуль отбоя не будет! – засмеялась Дочь Друга.

– Будут спать под твоей дверью на коврике, – прибавил Друг Деда, – гони ты их. У меня через пять минут голова от них распухает. Помоложе тебе найдём, а этих, древних, гони вон.

– Сын, поди, на врача будет учиться? – спросил Зять.

– Ещё не определился, десять лет всего, – ответила Дочь Друга, – и вообще ему не надо в медицину идти.

– Как не определился! – вскричал Друг Деда. – Гонщиком будет!

– Не каждый сможет. Латвийский гонщик – такой-то, такой-то. Язык знаешь? Главный вопрос! – поинтересовался Зять.

Кивнул мальчишка утвердительно.

– Он в садик ходил, в латышский, очень хорошо знал, разговаривал, бабушка латышка, а как теперь, в школе, разговорной среды нет, ни дома, ни там, забывает. Надо теперь немецкий осваивать, – пояснила мама.

– Вот, семьсот латышских семей готовы взять к себе русских детей. На перековку, – сказал Зять.

– Ну и что? Вернутся-то они в русскую семью, ну что-то запомнят, – засомневался Друг Деда. – Культура?

– Очень культурный народ! – иронично подхватил Зять. – Стою в аптеке, Деду покупаю лекарства. Сзади халда какая-то дышит в затылок. Смотрю сбоку. Одёжка на ней в коричневую клеточку, как на дворнике, болтается, беретик набекрень. Широкая, будто Рижский залив, грудь плоская, губки куриной гузкой сжаты судорожно и глаза злобой полыхают. Ну, думаю про себя, места мало, что ли, чуть ли не легла на меня? В пустой аптеке. Но не поворачиваюсь. А она говорит – вам повестка пришла от Путина. Приглашает в Москву. А вас не приглашает, спрашиваю её? Нет, я латышка! Видно, говорю, по одежде, по мыслям, интеллигентности.

– Я бы не стерпел! Послал бы её куда подальше! – возмутился Друг Деда.

– С психбольными весной и осенью надо аккуратно, – сказал Зять. – Говорить с ними тихо, не повышая голоса, вкрадчиво, чтобы не перевозбудились. Болезнь про национальность не спрашивает, вот что.

– Всё равно неприятно, – сказала Дочь Друга.

– Вот латышка вредная! – влез в разговор Дед. – Бзднула тебе под нос! Ах ты, стерва-баба! Поганка-мухомор.

– На бытовом уровне вся эта гнусь не очень-то приятна. Даже давление поднялось сначала. Потом говорю себе – успокойся. Твоё давление – это ей на радость! И успокоился. Теперь вот улыбаюсь, а всего-то один день прошёл. Но уже иду по улице – всматриваюсь в лица, ищу типично латышские и думаю: «А что у тебя на уме?» На кухнях, поди, между собой такое трёте! Европа! Там через слово – «сорри, сорри». Шагать ещё и шагать до уровня Европы. Латвия – мусорная канава Европы. Еврозона? Девальвация лата? Это выгодно только иностранным банкам, вот и всё. В другом качестве она не нужна. Других аргументов я не нашёл пока, – высказался Зять.

– Раньше как-то этой дури не замечал! – сказал Друг Деда.

– Я служил лейтенантом-двухгодичником в Риге. Перестройка ещё и в страшном сне не намечалась. Иду по улице, жарко, лето в разгаре, фуражку офицерскую снял, несу под мышкой. Вдруг мужик какой-то, возраста не разобрать, ну, знаешь, у психов вообще возраст трудно определить. Гибкий такой, стремительный, мимо пролетел, выбил фуражку из-под руки с криком – «Долой краснопогонников»! До забора добежал по газону, прыг, и исчез мгновенно. Так это всё быстро произошло. Что я за ним буду бегать? Поднял фуражку, пыль стряхнул, да и пошёл. Конечно, неприятно, но как можно обижаться на таких? Может, это его дочь была в аптеке? У безумия одно лицо.

– На злобе ничего не вырастает, – сказал Дед. – Гибнет просто, и всё. Только на любви вырастает.

– Это верно. Гибнет на корню, – согласился Друг Деда.

– Ах, хорошо! – Дед встал со стульчика, распрямился.

Зять зеркальце поднёс.

– Я, например доволен, – засмеялся Дед. – Голове легко и мыслям весело. Вот спасибо!

– Чем вас угостить? Чай, кофе? – спросил Зять.

– Не надо ничего, спешим, – засобиралась Дочь Друга, – сейчас дома будем стричь папу, сына.

Дед попытался пятёрку латов дать.

– И не вздумайте, не обижайте меня! – возмутилась Дочь Друга. – В церковь пойдёте, свечки поставьте за наше здоровье. Лучше скажите, когда поправитесь, обувь принесу на ремонт.

– Приноси в любое время. Руки у меня работают как прежде и ничего не забыли, – предложил Дед.

Вышли на лестницу.

– Ты, если занят или не можешь почему-то, позвони, я за продуктами сбегаю, – предложил Друг Деда. – Я же тут недалеко проживаю.

– Спасибо, – поблагодарил Зять.

Прошёл на кухню, волосы сивые подмёл, ссыпал из совка в мусорник.

Дед пошёл прилечь в спальню, а Зять стал готовить котлеты.

Когда заглянул проведать, Дед читал.

– Вот она, любимая моя книжка-книжища. Всем книгам книга! «Спутник партизана». Если её прочитаешь пару раз – в любой обстановке сможешь выжить. И в городе, а уж в лесу-то и подавно. Тут и как землянку вырыть, зиму пережить, костёр развести, скрытно передвигаться, маскироваться на местности. Что можно в пищу употреблять и как. Очень жизненная книга. Освоить, и не страшны никакие преграды. Тогда один равен сотне.

– Сейчас уже, поди, и не выпускают? – предположил Зять.

– С войны храню. Сейчас, если выпускать, так террористы могут во вред использовать.

– Тебе-то она зачем? Дома, в тепле.

– Она мне прибавляет силу. И воспоминания всякие. В основном хорошие, волнительные.

Дед явно что-то скрывал.