Окрик памяти. Книга вторая

РОССЫПЬ ДОПОЛНЕНИЙ

В процессе работы над второй книгой и после выхода из печати первой мне удалось разыскать некоторые материалы, по тематике относящиеся к содержанию первого тома. В ряде случаев они уточняют либо дополняют напечатанный текст. На взгляд автора, новые краеведческие находки содержат полезную информацию и могут заинтересовать читателя. Раскройте, пожалуйста, первую книгу на указанных главах.

Глава 3, раздел «Юбилеи ученого». Первоначально я предполагал поместить в тексте параграфа фотографию утраченного в Тобольске памятника Д.И. Менделееву работы скульптора В.В. Лишева, но по ряду причин отказался от этого намерения. Памятник стоял на Красной площади перед зданием бывшего губернского музея сравнительно недолго – 17 лет. Но и этого короткого срока пребывания творения Лишева на тобольской земле могло бы не оказаться, если бы не инициатива скульптора Н.В. Распопова. Это он в 1967 году разыскал в речном порту Тобольска контейнер с деталями памятника и соорудил его в центре города. В память об этом событии помещаю в книге фотографию Н.В. Распопова, сохранившую информацию об участии его в монтаже памятника (илл. 443).

Главу пятую следовало бы начать с истории металлургии в нашем крае. «Разве можно о ней говорить применительно к Зауралью, где отсутствуют какие-либо запасы железных руд?» – спросит читатель. Действительно, промышленными запасами их в объемах, предполагаемых современными железорудными и сталеплавильными предприятиями, равнинная часть Тюменской области никогда не располагала. Но с незапамятных времен обширные болотные пространства низменности постоянно рождали и накапливали болотную железную руду. В небольших объемах такая руда вполне могла обеспечивать кустарную плавку и производство бытовых изделий из железа. Образцы такой руды в виде шарообразных образований диаметром до 25–30 сантиметров со ржавой поверхностью и сейчас находятся в окрестностях Тюмени, в частности, на берегах реки Пышмы у деревни Бочкари и в других местах.

Подобная руда экспонируется в музее истории науки и техники (геолого-минералогический раздел). Еще древний человек пытался наладить плавку железа. Так, на берегах Андреевского озера под Тюменью в археологическом музее демонстрируются тигли и меха для поддувки воздуха. В более поздние времена (1600–1630 гг.) плавка руд проводилась в знаменитой «златокипящей» Мангазее – русском торговом городе на берегах Таза. Во всех перечисленных примерах, однако, объемы плавок не превосходили потребностей кустарного производства для небольших кузниц.

История промышленного доменного производства железа связана в нашем крае с селением Рудная слобода (ныне – Рудное) на судоходной реке Нице, притоке Туры, вблизи современного Ирбита. Селение, завод и остатки доменного производства впервые в литературе упоминаются Г.Ф. Миллером в его знаменитых «Портфелях». В 1628 году жители окрестных сел нашли болотную железную руду и ее образцы доставили тобольскому воеводе А.И. Трубецкому, у которого находились в подчинении. Спустя два года, или 370 лет тому назад (юбилей!), местные умельцы сложили здесь из кирпича четыре вполне солидные домницы, ручные кожаные мехавоздуходувки, кузнечные горны и склады-амбары. Тогда же первый в Зауралье металлургический завод, названный Ницинским, дал плавку кричного (сыродутного) железа (см., например, газетные статьи «Поправка в 70 лет» – «Правда», 7 янв.1982 г.; В.Довгопол. «Первый в России». – «Уральский рабочий», 12 янв.1982 г.; Н. Новиченков. «Первый на Урале». – «На смену», окт. 1990 г.). Губчатое железо-крица, поступающее из домен, проковывалось в кузницах и освобождалось от шлака. Железная продукция шла, в основном, по Нице и Туре в Тюмень, Тобольск, Туринск и Верхотурье. Она освобождала сибиряков от необходимости доставки дорогостоящего железа из европейской России. Значение завода в освоении Сибири в XVII столетии трудно переоценить. Следует подчеркнуть, что этот завод, причисленный к казне, возник на 70 лет раньше любого из уральских заводов Демидовых, включая Невьянский, и, что особенно важно, по инициативе администрации Тобольска. Завод до 1700 года оставался в ведении тобольского губернатора. В течение всего XVII века технический надзор за работой завода проводился тобольскими чиновниками.

В 1637 году завод пережил опустошительный пожар, но его снова восстановили. Он работал до начала XVIII века, когда вступили в строй Каменский и Невьянский заводы, с которыми ницевские домницы не могли конкурировать. Металлургическое производство было прекращено. Летом 1971 года по инициативе Нижнетагильского краеведческого музея в селе Рудное проводились археологические раскопки. Удалось вскрыть основание одной из домниц, добыть образцы шлака и фрагменты технической керамики. К сожалению, исследования пришлось прекратить, так как бывшая заводская площадка оказалась занятой зданием Дворца культуры.

Глава 5, раздел «Семья Вардропперов». Дополнительные сведения о семье Вардропперов удалось получить после выхода из печати первого тома книги. Доцент нефтегазового университета А.И. Баикина сообщила мне, что она переписывается с дальним потомком Вардропперов Зыряновым Александром Васильевичем из Екатеринбурга. Доктор экономических наук, профессор А.В. Зырянов, заведующий кафедрой экономики Уральского государственного экономического университета, хранит в своем архиве много интересных документов, касающихся судеб семей Вардропперов и Памфиловых, их пребывания в Тюмени и в деревне Черная Речка, удаленной от города на 35 километров. Он располагает фотографиями имения, членов семьи и некоторыми воспоминаниями о Вардропперах, в том числе – зарубежных родственников из Шотландии.

Я сделал попытку наладить знакомство с помощью писем, телефонных разговоров и взаимного обмена имеющимися материалами. И вот тут-то на меня обрушилась масса сенсационных новостей. Прежде всего выяснилось, что мать Александра Васильевича Елизавета Алексеевна Шишко (1887–1957 гг.) – дочь Анны Яковлевны Памфиловой, урожденной Вардроппер, и Алексея Федоровича Памфилова – известных в Тюмени в конце XIX века зачинателей маслоделия на их ферме в Черной Речке. Оказалось, что выходцы из Великобритании и Шотландии – сибирские семьи Вардропперов, Гуллетов, Ятесов (Уа1ез), а также тюменских предпринимателей Памфиловых – в процессе делового и просто человеческого общения породнились. Дочери из одних семей выходили замуж за сыновей других. В частности, женой екатеринбургского и тюменского предпринимателя Ф.Е. Ятеса, владевшего заводами в Екатеринбурге, Сухом Логу, в Тюмени и Заводоуспенке, была дочь Памфиловых Нелли. Как итог: родственные связи оставили свои следы не только в Тюмени, но и в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, в Сибири и на Урале, в Лондоне и в Шотландии. Когда я попытался вникнуть в содержание семейного древа Вардропперов и Памфиловых, присланного мне А.В. Зыряновым, то окончательно запутался, голова пошла кругом.

Удивили и другие факты. Много лет я был знаком с бывшим ректором Свердловского горного института Б.А. Носыревым, бывал у него в гостях в доме на Банковском переулке. Горный институт мы закончили почти одновременно. Мог ли я предполагать, что его супруга Елена Михайловна – внучка уже упомянутой Анны Памфиловой-Вардроппер? Недавно из Екатеринбурга мне позвонил ее сын Михаил Борисович Носырсв правнук Вардропперов. Как и его отец, М.Н. Носырев работает в горной академии деканом инженерно-экономического факультета, доктор наук, профессор. Он сообщил мне, что располагает десятком акварелей Черной речки, фотографиями зданий имения и семьи Памфиловых, включая снимок упомянутой в первой книге Агнессы Вильгельмовны Вардроппер. Все перечисленное по времени относится к концу XIX века. Будем надеяться, что, по крайней мере, просканированные копии этих материалов, в том числе цветные (акварели), когда-нибудь станут достоянием тюменской общественности.

Особый интерес вызывает рукопись А.В. Зырянова, любезно мне предоставленная, под названием «История семьи Вардроппер» (22 страницы). Многие ее материалы оказались для меня совершенно новыми и неожиданными. Так, в первой книге в рассказе о зарождении в Тюмени завода Г.И. Гуллета указывалось, что его предшественником был чугунолитейный и механический завод в Екатеринбурге, принадлежавший Г.И. Гуллету и его компаньону К.И. Гаксу. После отъезда в Тюмень и пуска там нового завода семья Гуллета в 1870 году продала завод Ф.Е. Ятесу, как оказалось – дальнему родственнику Гуллета. Удивительное переплетение судеб! И, кроме того, можно убедиться в величайшей степени национальной корпоративности: предприятия передавались не в случайные руки, а, по возможности, родственникам. Достаточно сказать, что в конце XIX века главным механиком завода Ятеса в Екатеринбурге служил один из Вардропперов – Фома Васильевич.

В конце «Россыпи...» помещена редкая иллюстрация с видом на екатеринбургский завод Гакса–Гуллета–Ятеса (илл. 454). Фотография сделана в 70-х годах XIX века. По свидетельству современников, предприятие было наиболее крупным в городе (1847 год – 407 наемных рабочих!) и первым в Екатеринбурге, на котором повсеместно работали машины. На протяжении полутора веков судьба завода была более чем благополучной: он работает до сих пор. Это завод транспортного машиностроения им.Я.М. Свердлова. Корпуса предприятия располагаются на том же месте, где родилось заведение. Если вы едете по одной из центральных улиц в центр города от вокзала, то в месте, где когда-то магистраль пересекала речка Мельковка (сейчас она заключена в подземную трубу), и находится завод. По соседству располагается бывший Дом пионеров с роскошным садом и прудом.

Расширились мои познания и о первом тюменском маслоделе Алексее Федоровиче Памфилове. Он родился в Москве в семье фабриканта Ф.П. Памфилова (1824–1889 гг.). В поисках собственного дела А.Ф. Памфилов оказался в Тюмени, купил здесь самый большой в городе дом и приобрел имение «Черная речка». Для имения он выписал из Англии сыроваренное и инкубаторное оборудование, наладил производство масла, сыров, меда, построил ферму породистого молочного скота со стадом в 110 голов, увлекся разведением лошадей, азартно занимался фотографией. В городе А.Ф. Памфилов посвящал свое время обязанностям мирового судьи. Имел правительственные ордена Святого Станислава, Святой Анны и медаль «За усердие».

Черная речка расположена в живописной холмистой местности, окружена сосновыми и еловыми лесами, берега пруда издавна и до сих пор используются горожанами для отдыха. Здесь же стоял двухэтажный деревянный дом с террасой, в сад и в сторону купальни спускалась лестница. В летнее время на террасе стоял стол с самоваром и венскими стульями. Тут же располагался рояль. На другой стороне неширокого пруда хозяин построил гостевой дом, куда съезжались многочисленные родственники, включая Вардропперов. В соседнем селении Малая Балда в добротном бревенчатом здании работали народная библиотека, роскошная деревянная церковь и училище. Все они были построены на средства Памфиловых. Любовь к замечательному уголку сибирской природы дети Памфиловых, а их было девять, сохранили на всю жизнь. Их старшая дочь Елизавета – бабушка А.В. Зырянова, уже в зрелом возрасте написала замечательные стихи, посвященные жизни и настроениям обитателей имения.

Глава 5, раздел «Суконные мануфактуры Ядрышннкова и Андреева». Среди немногих усадеб тюменских предпринимателей, сохранившихся в старой части города, следует назвать двухэтажный дом семьи Ядрышниковых (илл. 444) с прилегающими к нему вспомогательными строениями (илл. 445). Он стоит на перекрестке улиц Челюскинцев и Хохрякова. До 1954 года в нем проживала дочь Ядрышникова Анфиса Михайловна. Усадьба, недавно реставрированная, находится в хорошем состоянии. О принадлежности усадьбы Ядрышниковым мне сообщил А.К. Щекотов.

Глава 5, раздел «У старой мельницы». Представляют инженерный интерес водяные мельницы, построенные на малых реках. В летнее время поток воды в них из-за пересыхания значительно ослабевает, мельница останавливается. Для преодоления этого недостатка, а также для продолжения работы по измельчению зерна в зимнее время, стали строить комбинированные устройства. В частности, в здании мельницы или в пристрое сооружали паровой котел и локомобиль. Типичным симбиозом водяного колеса и паровой машины стала мельница в деревне Княжево Богандинской волости Тюменского уезда (илл. 446). К существующей водяной мельнице, принадлежавшей А.И. Орлову и А.К. Мецкевичу, в 1911 году пристроили дополнительное здание для размещения в нем паровой машины[47].

Глава 6. В рассказе о наградах спичечной фабрики предпринимателя В. Логинова мне не удалось привести фотографию его завода. Сравнительно недавно, как часто бывает – случайно, снимок нашелся (илл. 447). Он сделан известным тюменским фотографом Т.К. Огибениным в 1910 году. Внизу на переднем плане на корме парохода развевается российский трехцветный флаг, а вверху слева виден заводской пирс с надписью на стенке «Акционерное общество «Василий Логинов». Над пирсом возвышается ветряк. Как можно предполагать, он предназначался для перекачки воды из реки в помещение фабрики и, вероятно, для вращения электрогенератора.

В той же главе были помещены материалы о колокольном производстве в Тюмени предпринимателей Гилевых – единственном заводе на пространстве России от Урала до Владивостока. Один из церковных колоколов, выпущенный в 1915 году, хранится в экспозиции музея истории науки и техники. Когда я рассказываю своим студентам о колокольном производстве, история которого насчитывает более двух тысячелетий, то каждый раз говорю о том, что литье колоколов, подбор материалов и присадок к металлу – до сих пор дело эмпирическое, зависящее исключительно от мастерства литейщиков. Инженерного расчета колокола не существует, и тот, кто первым его предложит, непременно получит Нобелевскую премию... Насколько же я был удивлен, когда недавно прочитал в газете сообщение о том, что физики Федерального ядерного центра города Сарова (ВНИИЭФ) разработали компьютерную программу, с помощью которой можно моделировать звуковые оттенки будущего колокола («Труд», 28 ноября 2000 г.). Программа работает, с ее помощью отлито более 50 колоколов, в том числе копия колокола времен Ивана Грозного весом до полусотни килограммов. Совсем даже неплохо продолжились технические достижения России в начале нового века!

Глава 7, раздел «О чем поведали открытки...». В тексте второй книги уже говорилось о воспоминаниях старейшего работника связи А.А. Рылова «Записки телеграфиста». При чтении рукописи я обнаружил интересные сведения о начале строительства деревянного моста в Тюмени через реку Туру в 1923 году. Многие десятилетия город не имел стационарного моста. Его роль в летнее время выполнял сплавной мост типа парома, или «самолет», как его называли местные жители. Чтобы такой «самолет» оказался поперек реки, использовали течение воды и рулевое управление. В районе монастыря устанавливались якоря, над ними – плавающие бочки. От бочки к бочке, их было до шести, протягивался канат, а затем он крепился к парому. На бочках стояли фонари, которые зажигались по ночам. За переправу существовала плата – до двух копеек. Все бы обстояло удовлетворительным образом, если бы не ежедневное прохождение плотов с древесиной из Верхотурья. Такие плоты, растянутые на версту и более, проходили по Туре вдоль Тюмени очень медленно. На плотах – шалаши, в них плотогоны-татары. А на берегу стоят и ждут многие часы сотни телег и дрожек. Вот почему решение о строительстве стационарного моста было воспринято в городе с нескрываемой радостью.

А.Рылов писал, что материал для строительства моста, бревна, везли на лошадях по зимнику из Кулаковской лесной дачи. Бревна складировали на правом и левом берегах реки. Чтобы подъезд к мосту был более пологим, скапывали гору вплоть до Благовещенского собора, а освободившуюся землю использовали для расширения дороги. При земляных работах постоянно наталкивались на старые захоронения.

По завершении строительства в 1925 году в Заречье от моста и до начала Тобольского тракта появилась улица Мостовая. Зимой на льду строились «теплушки» – деревянные срубы для «комфортного» полоскания белья. Теплушка освещалась несколькими газовыми пятилинейными лампами–«рожками». Летом возле моста стоял наплавной плот из плах с перилами для тех, кто стирал одежду. В дополнение к имеющимся в Тюмени Масловским и Пристанским взвозами появился еще один – Мостовой. Ажурное деревянное сооружение строилось из расчета его безаварийной службы в течение 30 лет до 1955 года. Служил мост много больше, почти полвека. К сожалению, историческая часть города после гибели моста так и не получила транспортную развязку через реку. Изящный пешеходный мост решил эту проблему только для пешеходов. В «Записках...», кстати, я впервые узнал для себя, что в Тюмени в овраге за зданием Думы располагался колокололитейный завод Котельникова.

Глава 7, раздел «Часовни Тюмени», с.239. Не одному поколению тюменцев было знакомо здание по центральной улице города, в котором размещался ресторан «Сибирь», а в предреволюционные годы – магазин А.П. Шитова, торговавший стеклом, хрусталем, лампами, фарфором и фаянсом. Одноэтажный особняк – подлинное украшение центральной магистрали города, построили в 1880-х годах (илл. 448). Его архитектором, предположительно, был Д.И. Лагин. В 70-х годах ушедшего века здание разрушили. Ко мне часто обращаются заинтересованные люди с просьбами о предоставлении каких-нибудь материалов об этом замечательном творении местных зодчих. В пределах моих возможностей я привожу здесь внешний вид здания, каким оно было до сноса, и план размещения помещений (илл. 449)[48].

Глава 7, раздел «Вокзальная магистраль». В самом начале параграфа я высказал читателю свое огорчение по случаю моих неудачных попыток поиска ответа на вопрос о происхождении названия улицы Голицынская (через «ы»!), теперь – Первомайская. Первую подсказку удалось найти в книге А.С. Иваненко «Прогулки по Тюмени» на странице 101. По утверждению автора книги, название безымянной улице было дано решением городской Думы в 1896 году в честь князя Б.Б. Голицына, который, как написано у А.С. Иваненко, «по приглашению Министра путей сообщения проводил в Тюмени топографические и геодезические работы и документально оформил нынешнее направление улицы от железнодорожного вокзала до города». Борис Борисович Голицын (1862–1916 гг.) – академик, гордость российской науки, ученый с мировым именем, геофизик и основоположник современной сейсмологии.

Это о нем в свое время в научных кругах ходили байки, характеризующие остроумие знаменитого профессора. Как-то его сослуживцы, вспомнив о предстоящей круглой дате возраста своего шефа, обратились в руководство Академии наук с предложением о выдвижении Голицына в академики. Поскольку времени для преодоления всех необходимых формальностей оставалось мало, а юбилейные торжества неумолимо приближались, то в Академии приняли мудрое решение: на первых порах присвоить профессору звание почетного академика. Когда у Б.Б. Голицына спрашивали, в чем состоит отличие почетного академика от настоящего, тот лукаво отвечал:

– Разница примерно такая же, как между милостивым государем и Государем!

«Как же я мог, – подумалось мне, – пропустить в своих поисках замечательных ученых, в судьбе своей связанных с Тюменью, такое имя? Что-то тут не так...». Всякие сомнения полезны в том отношении, что они стимулируют усилия исследователя, и я предпринял попытку перепроверить исходные сведения, предложенные А.С. Иваненко. Как выяснилось[49], многое, а точнее – все, обстояло совершенно иным образом. Городская Дума Тюмени действительно увековечила в названии улицы имя князя, но другого Голицына, Григория Сергеевича, генерал-лейтенанта, сенатора, члена Государственного Совета, и не в 1896-м, а в 1893 году. Г.С. Голицын, наделенный особыми полномочиями, при посещении Тюмени во время неурожая 1891 года запомнился горожанам своими заботами о их продовольственном благополучии. Ему же принадлежала инициатива так называемого «полукопеечного сбора» на устройство подъездных путей в городе. По соглашению с руководством железной дороги сбор предусматривал дополнительную оплату за перевозку грузов по улицам Тюмени от вокзала до станции Тура в размере 0,5 копейки за каждый пуд. Благодаря собранным средствам, Тюмень получила возможность впервые вымостить камнем вокзальную магистраль улицу, названную именем князя.

В протоколе № 527 собрания Тюменской городской Думы от 22 апреля 1893 года сохранилась следующая запись: «Господин Городской Голова доложил, что в бытность свою в г. Тюмени Его сиятельство сенатор князь Григорий Сергеевич Голицын оставил по себе глубокую благодарность в сердцах жителей города своими заботами по устройству продовольственного дела, и оказал Тюмени незабвенную услугу ходатайством своим к ускорению разрешения о полукопеечном сборе на устройство подъездных путей в городе. Ныне с мая месяца решено приступить к началу мощения улиц. Поэтому, чтобы увековечить в потомстве нынешних жителей города память к дорогому имени, Дума полагала бы первую предназначенную к мощению улицу от железнодорожного моста до Хлебной площади назвать «Голицынской» (ГАТО, Ф. И-2. Оп. 1. Д. 522. Л. 72).

Нескрываемые в документе откровенные интонации подхалимства, преданности режиму и представителю столичных властей, располагавшему неограниченными правами, объяснялись просто: Г.С. Голицын в обращении с местными властями, включая тобольского губернатора, вел себя чрезвычайно грубо, не принимал во внимание возражения и объяснения, грозил отставками должностных лиц, тюрьмой и ссылкой и не столько утруждал себя хлопотами по улучшению положения, сколько выискивал виновных в недороде хлебов. В 1913 году в апрельском номере «Исторического вестника» были опубликованы воспоминания бывшего тобольского губернатора В.А. Тройницкого, принимавшего Голицына в 1891 году. По свидетельству Тройницкого, причиной всенародного бедствия стало внезапное и небывалое ранее нашествие саранчи (кобылки) в середине июля. До этого времени как всходы хлебов, так и прогнозы на осенний урожай не вызывали каких-либо тревог.

После получения тревожных сообщений о гибели посевов губернатор поспешил принять неотложные меры по предотвращению неуправляемого роста цен на хлеб и по спасению населения от голода. Первая его инициатива содержала обращение к правительству о срочном выделении средств на закупку зерна. Последующие распоряжения касались запрета продажи зерна в западные районы России. Здесь он получил безоговорочную поддержку известного в Тюмени пароходовладельца И.И. Игнатова. Как вспоминал В.А. Тройницкий, Игнатов, обладавший непререкаемым авторитетом, удивительным почетом и доверием среди пароходчиков, принял у себя в конторе губернатора, с вниманием и пониманием выслушал его доводы и обещал уговорить пароходчиков продать зерно не западным скупщикам, а в губернские закрома. После беседы Игнатов встал, поклонился Тройницкому и произнес следующие слова: «Я сам из крестьян, нужду видел и благодарю вас за такую лестную для меня просьбу. Даю вам слово, что пока вы не купите зерна, сколько вам нужно, мы не вывезем за Урал ни единого пуда».

В.А. Тройницкий писал: «Игнатов сдержал слово. Долго заставлять всех держать хлеб я не мог и тут же в течение нескольких дней купил большую партию зерна в долг. Денег от правительства я еще не имел и не знал, когда расплачусь с пароходчиками. Если бы министерство денег не дало, я рисковал всем своим состоянием, но размышлять было некогда, надо было действовать». Кроме этой, как оказалось позже, весьма удачной операции, губернатор организовал дополнительные закупки хлеба в Бийском и Барнаульском уездах, не пострадавших от саранчи. Доставка хлеба предполагалась гужевым способом, для чего Тройницкий лично отправился в Курганский округ с намерением уговорить крестьян выделить несколько сот подвод. Поначалу ни повышенные ставки оплаты перевоза, ни обещания выделить по низким ценам зерна ржи к успеху не привели. Крестьяне упорно отказывались от оказания помощи, заявляя, между прочим, что «они не каторжники и к черному хлебу не привычны» (!, к слову сказать, неплохая оценка уровня жизни сибиряков в конце XIX века).

Все описанные меры, предпринятые губернатором, проводились еще до приезда князя Голицына. По сути дела, надобности в сибирской командировке последнего и не было. И если она случилась, то только из-за недоверия столичных властей к способности губернатора самому поправить положение (почти как в наше время!). Чтобы доказать полезность своего присутствия на сибирской земле, князь отдавал непродуманные и поспешные распоряжения, не считаясь с мнением губернатора и его помощников, в отличие от столичного контролера – знатоков местных условий. Так, вопреки здравому смыслу Голицын приказал разрушить в Ялуторовске на Тоболе водяную мукомольную мельницу с целью расширения пароходства и объемов перевозки хлеба. Не менее вздорным стало его распоряжение о строительстве дороги до Самарово по местам, совершенно незаселенным. Деньги были потрачены немалые, но многокилометровая просека в таежном лесу вскоре заросла. Ни один пуд хлеба в Самарово посуху не поступил. Итог поездки князя был один: губернатора В.А.Тройницкого после аудиенции с императором незаслуженно отправили в отставку.

В последнее время в местной печати не однажды предпринимались попытки возвращения улицам города прежних или первоначальных названий. Казалось бы, подобная операция вполне применима к Первомайской. Увы! С учетом особенностей характера и личности князя Г.С. Голицына, которые стали известны благодаря выявленным документам, его солдафонского обращения с представителями сибирских властей, непродуманных и поспешных решений, ничего, кроме вреда, не принесших губернии, мысль о возвращении улице Первомайской прежнего названия как-то не приходит в голову. В который раз приходится убеждаться, что переименование улиц – дело весьма деликатное и не менее тонкое, чем Восток (помните красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни» ?)...

Глава 7, раздел «Вокзальная магистраль», с. 235. Здание цирка на Базарной (Ярмарочной) площади неоднократно перестраивалось. До 1910 года оно было полностью полотняным. В 1910–1913 годах цирк приобрел современные очертания с круговым расположением кресел и максимальным размером в диаметре 48 аршин[50]. Хозяин заведения, А.Г. Коромыслов, предусмотрительно обзавелся отдельной ложей для губернатора (!).

Глава 7, раздел «Сгорел дом Красина». В 1989–1991 годах интенсивным поиском адресов проживания в Тюмени семьи Красиных занималась зав.сектором Тюменского областного краеведческого музея А.Л. Соловьева. Ей удалось ознакомиться со многими архивами в Тюмени, Тобольске, Кургане, Харькове и в Центральном партархиве института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Москве. Были прочитаны материалы некоторых частных архивов у родственников Л.Б. Красина, их переписка за 1882–1909 годы (ЦПА ИМЛ, Ф.137, Оп.1, Д. 1,22,29). Получены новые интересные сведения, позволяющие в какой-то мере восполнить утраты, вызванные пожаром и гибелью дома Красиных по улице Семакова-Подаруевской. Недавно я получил возможность ознакомиться с этими материалами и дополнить страницы книги.

За все годы пребывания в Тюмени Красины проживали в четырех разных местах города. Кроме дома на Подаруевской глава семьи квартировал в одноэтажном частном доме (Самарская, 3). Позже, когда родители Л.Б. Красина были вынуждены покинуть Тюмень и уехать на два года в Ишим, а затем в Ялуторовск, их сыновья Леонид и Герман, оставшиеся в городе для продолжения образования в реальном училище, проживали в 1881–1882 годах на квартире во флигеле соседнего двухэтажного деревянного дома (Самарская, 5). Из переписки родителей и детей стало известно, что Красины в более поздние годы, около 1886 года, располагали собственным домом с усадьбой в районе Затюменки. Уже при покупке дом считался малопригодным для жилья из-за ветхости. Он, как и дом по улице Самарской, 3, не сохранился. Остался, таким образом, лишь дом по Самарской, 5. Несмотря на солидный возраст, его, перекосившегося, можно увидеть и теперь (илл. 450).

Интересны сведения о взаимоотношениях детей Б.И. Красина-старшего с директором реального училища И.Я. Словцовым. Разница в возрасте и общественном положении не стали помехой в дружбе юного реалиста Леонида Красина и ученого с мировым именем И.Я. Словцова. Так, директор училища поощрял пристрастие своего ученика к коллекционированию уральских минералов, способствовал проведению химических экспериментов в учебной лаборатории, по воскресным дням учил у себя на квартире правилам систематизации на примерах собственных собраний древностей. В одном из писем братья Красины с гордостью писали родителям, что у них в коллекции, содержащей более 200 экспонатов, есть минералы, которые отсутствуют даже у Ивана Яковлевича. Словцов внимательно следил за образом жизни братьев, посещал их квартиру и немало способствовал тому, чтобы они, первые по успеваемости в училище, не нуждались материально. После окончания училища Леонид Красин вел из Петербурга переписку с И.Я.Словцовым. В своих письмах Иван Яковлевич, считавший себя «почитателем» таланта своего ученика, сообщал о высылке денег, просил в случае необходимости обращаться к нему за материальной помощью и в дальнейшем. Будучи на каникулах, Л. Красин неоднократно посещал И.Я. Словцова у него на квартире в здании реального училища.

Имея солидную и надежную подготовку, Л.Б. Красин успешно выдержал конкурс в Технологический институт (8 претендентов на одно место!). Неслучайно в своих письмах он постоянно упоминает реальное училище и его преподавателей, отмечая, что «училище было по существу небольшим, но прекрасно оборудованным политехникумом, с обширным естественно-историческим музеем, физической и химической лабораториями, опытными техническими заводами – сухой перегонки, мыловарения, механической мастерской». Сравнивая реальное училище и Технологический институт, Л.Б. Красин не раз вспоминал более просторные, светлые и богаче оборудованные классы в захолустном сибирском городке и запущенные, неприветливые конюшни-лаборатории тогдашней «Техноложки».

Недавно по моему запросу Российский государственный архив экономики в Москве прислал интересную биографическую справку о Германе Борисовиче Красине (2 октября 1871, село Мостовское, Ялуторовский уезд – 14 августа 1947, Москва) и несколько его фотографий, сделанных в 1930 – 1940-х годах (илл. 455). Снимки помещены в конце «Россыпей...» (РГАЭ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 9. Л. 24–31). Полученные сведения раскрывают подробности жизни инженера Г.Б. Красина в завершающий период его жизни и деятельности после 1941 года. Так, накануне Великой Отечественной войны Г.Б. Красин общим собранием действительных членов Академии архитектуры СССР был избран ее членом-корреспондентом. Некоторое время спустя, в 1942 году, ему была присвоена ученая степень доктора технических наук без защиты диссертации. Список научных трудов выдающегося инженера содержит решения проблем сооружения грандиозного Дворца Советов, архитектурного оформления муниципального жилищного строительства, оценки перспектив реконструкции промышленности, торфодобычи и торфотехники и др. За плодотворную научную и производственную деятельность и в связи с 75-летием Г.Б. Красина наградили орденом Ленина. Скончался на 76-м году жизни.

Глава 9. В поисках дополнительных сведений по истории электрического освещения в нашем крае недавно удалось обнаружить новые интересные материалы. Так, по сведениям одного из архивных документов[51] стало известно, что с просьбой в адрес тобольского губернатора об устройстве электрического освещения обратился управляющий лесопильным заводом Торгового дома «Братья Кыркаловы» некто Смоленский. Сама по себе подобная просьба не представляла особого интереса, если бы не дата обращения: 26 ноября 1903 года. По сути дела, завод Кыркаловых, на месте которого в наше время размещается судостроительная верфь, стал вторым после завода И.И. Игнатова предприятием, оснащенным электрической энергией. Несколько позже, в феврале 1906 года, с проектом электрического освещения и с аналогичной просьбой в тот же адрес обратилась администрация Падунского винокуренного завода Торгового дома «Наследники Поклевского-Козелл»[52]. Производственные и домашние потребности вынудили просить разрешения на использование электроэнергии и других тюменских купцов: Багаева, Набоких, Капитановой, Воробейчиковой и др. Нарастающая интенсивность подобного рода просьб местных предпринимательских кругов стала одним из поводов для принятия городской Думой решения о начале строительства первой общегородской электростанции. Как гласит диалектика, пришла пора перехода количества в качество.

Глава 9, раздел «Рождение общегородской станции», с.280. После переноса общегородской электростанции на перекресток улиц Спасской и Войновской (Ленина–Кирова), старую станцию в жилом квартале, один из углов которого занимала Спасская церковь, приобрела купчиха Воробейчикова[53]. Станция использовалась ею для освещения своего дома и пимокатной фабрики, расположенной тут же (илл. 451). В перестроенном виде здания сохранились до нашего времени.

Глава 10, раздел «Имение Благодатное», с. 294. К нашему времени в селе Речном (быв. Благодатное, что на старом Сибирском тракте) от деревянного моста через реку Ук ничего не осталось, если не считать насыпей с оградительными столбиками у подъездов к мосту и несколько полусгнивших свай в русле речки. В Тобольском архиве удалось найти материалы[54], освещающие подробности конструкции моста (илл. 452), а также имена проектировщиков. Мост в заимке купца Иванова построили в 1904 году, его авторами стали помощник старшего инженера по исправлению Сибирского тракта А.Сорокин и техник А. Карташов.

Глава 10, раздел «Юнкере» в сибирском небе», с. 312. Рассказывая о знаменитом марафоне самолета «Юнкере» в 1924 году по маршруту Свердловск–Тюмень–Тобольск–Свердловск я с огорчением бросил фразу: «Мне, к сожалению, неизвестны подробности встречи «Юнксрса» в Тобольске». Как оказалось, еще в октябре 1989 года известный тобольский знаток местной истории Б.О. Эристов поместил в газете «Тюменская правда» статью под названием «Железная птица появилась над Тобольском в 1924 году и сразу произвела настоящую сенсацию». Из публикации стало известно, что в Тобольск экипаж «Юнксрса» добрался только 5 декабря, или спустя одиннадцать дней после приземления в Тюмени. Летчикам мешала погода, много времени понадобилось на устранение поломок. В два часа дня начальник Тобольской почтовой конторы получил телеграфное сообщение из села Покровского о пролете машины. Самолет делает круг над Тобольском и благополучно приземляется на Панин бугор. Несколько позже он перелетает на более приспособленную посадочную полосу на льду Иртыша. Перелет от Тюмени до Тобольска из-за плохой видимости и необходимости слежения за поворотами трактовой дороги – единственного ориентира на местности – проходил на высоте всего лишь 60 метров и занял чуть меньше двух часов. Экипаж «Юнкерса» гостил в Тобольске около десяти дней. Как и в Тюмени, над городом состоялись полеты смельчаков. Выдающееся событие освещалось тобольской газетой «Северянин».

Вернемся еще раз к главе 7, раздел «Соборная или Гостинодворская площадь», с. 219. Недавно в Тобольском филиале областного архива удалось обнаружить письмо из Тюмени от городского головы А.И. Текутьева, датированное 9-м июля 1899 года[55]. Письмо адресовалось в Тобольск на имя губернатора. В нем содержится просьба разрешить перестройку Гостиного двора с тем, чтобы в его здании устроить помещения для сессий городского суда, а также библиотеку им. А.С. Пушкина. К письму прилагался чертеж фасада Гостиного двора в той его части, которую мы видим справа, если стоим возле здания Думы лицом к реке. Это приложение – наиболее интересный фрагмент письма, поскольку он показывает нам Гостиный двор в первоначальном виде до перестроек его фасада (илл. 453).

Тюменский Гостиный двор – одно из старейших каменных сооружений города, когда-то славился как признанный центр торговли и общения деловых людей Тюмени и их гостей. Двухэтажное здание построено в 1835–1838 годах по проекту Суворова (родился около 1790 г.) губернского архитектора из Тобольска. Честно признаться, в начале шестидесятых годов, после первого моего знакомства с архитектурой здания, в первую очередь с его экстерьером, я очень невысоко оценивал творческие способности Суворова как архитектора. Мне и в голову не приходило, что от здания, пережившего более чем полуторавековые мытарства, к нашему времени мало что сохранилось, имея ввиду его былое архитектурное величие.

В самом деле, достаточно еще раз внимательно взглянуть на упомянутый чертеж первоначального внешнего облика здания, чтобы понять, насколько наши современники, включая и меня, ошибались в оценке творения Суворова. Скат крыши здания выразительно обрамляли металлические художественно выполненные решетки и кирпичные столбики – к нашему времени почти вышедший из употребления архитектурный прием. Декоративные горизонтальные пояса между крышей Двора и окнами второго этажа, а также в межэтажном пространстве, линейные пояски под окнами обоих этажей делали стены здания необычайно привлекательными для наблюдателя. Благоприятное впечатление производили профилированные наличники окон и межоконных промежутков. Фасад украшали пилястры, секционированные по горизонтали множеством однородных столбиков. Узкоспециализированное и простейшее в плане здание, по сути – двухэтажная коробка, благодаря творческим находкам архитектора стало подлинным украшением центра города.

Свое первоначальное назначение Двор сохранял до 80-х годов XIX века. К тому времени городская торговля стала тяготеть к Базарной (теперь – Центральной) площади. Гостиный двор опустел. С письма Текутьева и начались бесчисленные перестройки Двора в начале XX века, столь неузнаваемо изменившие первоначальный облик одного из самых представительных зданий города. С конца XIX столетия его использовали как склад. После русско-японской войны в Тюмень перевели Тобольский полк и расквартировали его во Дворе, перекроив лавки под казарму. Перестройка велась без планов и смет, что привело к искажению первоначального облика здания. Проемы торговых рядов частично заложили кирпичом (см. илл. 144 в первой книге). Особенно пострадала крыша. Ее деревянные перекрытия и железные листы со временем сгнили. После спешного и непрофессионального ремонта от первоначального замысла архитектора и великолепия стен здания ничего не осталось. В измененном в худшую сторону виде крыша и здание сохранились до настоящего времени (илл. 456). Градоначальники-предшественники, как видим, ошибались не реже, чем сейчас, и столько же, как и мы, старанием сохранения старины не отличались.

Гостинодворская площадь и теперь – одна из центральных в Тюмени, но ее застройка выглядит как самая хаотичная в городе, особенно после гибели Благовещенского Собора, сноса каменных строений на месте современного Вечного Огня и после исчезновения по соседству с храмом просторного сада вдоль берега реки. Сад сполз в Туру. Так, может, приведем в порядок хотя бы фасад Гостиного двора и возродим его таким, каким он был по замыслу и чертежам нашего земляка архитектора Суворова? Вот только найдется ли предприимчивый хозяин и восстановит для города архитектурный шедевр XIX века?