Окрик памяти. Книга вторая

Сохранность памятников культуры, включая памятники техники прошлого, считается признаком цивилизованности и духовности той или иной нации. Французы, например, словами своего президента Ф. Миттерана ту же самую мысль выразили так: «Народ без памяти – это народ без будущего». Многозначительный девиз правительством Франции предусмотрительно подкреплен учреждением «Приза Памяти». Его лауреатами становятся граждане или учреждения, прорвавшие пелену забвения отдельных имен или фактов в истории государства.

Однажды в годы моей студенческой юности мне довелось побывать на Южном Урале в городе Усть-Катаве. На старинном железоделательном заводе, построенном еще в петровские времена, мне показали железную дорогу, по которой на завод доставляли руду с окрестного месторождения. Дорога, внешне мало чем примечательная, была построена в середине XIX столетия с применением рельсов местного производства. Вряд ли сейчас, почти полвека спустя, моя память сохранила бы о ней какие-либо воспоминания, если бы не одно обстоятельство, на которое обратил внимание один из знатоков заводской истории: рельсы, несмотря на интенсивную эксплуатацию в течение целого века, не имели ни малейших следов износа! В годы войны из них делали износоустойчивые токарные резцы, другими словами, сталь обладала свойствами твердого сплава.

Вдумайтесь, читатель: если бы столь малым износом обладали многие миллионы метров рельсового пути на всем протяжении железных дорог России, какова была бы экономия средств! Но секрет износоустойчивости необычного металла до сих пор не разгадан. Стало быть, знание и сохранение старинной утраченной технологии и техники может иметь не только просветительское, эмоциональное, но и экономическое значение.

Понятие памятников истории техники в смысловом значении весьма обширно. Здесь и вещественные памятники былого производства (рудники, шахты, скважины, мосты, заводы, депо, станции железных дорог, каналы, геодезические знаки и пр.), письменные памятники науки и техники (рукописи, географические и геологические карты, чертежи, планы и т.д.), фото и видеоизображения объектов техники, памятные места и мн. др. – всего и не перечислишь. Мы затронем только некоторые виды памятников, состояние которых, по крайней мере в количественном отношении, выглядит в Тюменской области более-менее благополучно. Речь пойдет о машинах-памятниках. Их установлено не так уж мало в городах и селах нашего края, особенно в его южной сельскохозяйственной части. Предпочтение здесь отдано тем машинам, которые олицетворяют механизированную работу на поле: тракторам и автомобилям.

МУЗЕЙ НА БЕРЕГУ ТУРЫ

Такого музея пока нет, но в том, что он необходим, убеждает множество интересных фактов.

В старинной части Тюмени, где издавна находились Масловский (теперь – Элеваторный) взвоз и речная пристань, на узкой полоске берега Туры разместился комплекс железнодорожных линий, складов, пакгаузов, подъездных путей и речных причалов. В центре этих сооружений многие десятилетия стоит старинное здание станции Тура. Почти за вековой срок эта станция видела многое. Долгие годы она была тупиком восточной ветки Екатеринбургской железной дороги. В свое время все основные пути в восточную сторону Сибири сходились и начинались здесь.

Это здание видели многие выдающиеся люди России. Для них Тюмень и станция с речным причалом не раз становились перекладным участком пути в далекую Сибирь. О значении станции в судьбах не только Тюмени, но и всего востока России прошлых лет свидетельствуют многочисленные дореволюционные почтовые открытки, на которых ее изображение – непременная принадлежность речного пейзажа.

Не менее интересны, чем сама станция, ее окрестности. Достопримечательности прибрежной полосы оказались гораздо богаче, чем можно было предположить, а железнодорожные пути или их старые остатки, хранят память об истории Транссибирской магистрали.

Однажды, после разговора со знающим человеком, мне довелось осмотреть рельсовый путь вдоль всей тупиковой части дороги. Полотно и сами рельсы, несмотря на неоднократное их обновление, в историческом отношении достаточно интересны. Они – свидетели начала работы тюменского участка Екатеринбургской железной дороги. В последней четверти XIX века, когда строилась магистраль, отработанные рельсы часто использовались для вспомогательных служб и подсобных хозяйственных дел: для шлагбаумов, подпорок телеграфных столбов, когда не было, как сейчас, вездесущего бетона, для обустройства тупиков, разграничительных и дорожных знаков и т. п.

Таких столбов-рельсов сохранилось множество. На некоторых из них можно прочитать интересные сведения о заводах-изготовителях, о времени и месте производства (илл. 400).

Случайно сохранившиеся рельсы – прекрасные музейные экспонаты, документы ушедшей истории.

В конце прошлого века, ко времени пуска железной дороги Екатеринбург–Тюмень, основными производителями и поставщиками рельсов стали уральские заводы, в первую очередь – Нижнесалдинский, Нижнетагильский и Надеждинский (ныне – Серовский) заводы Богословского горного округа.

Нижнесалдинские рельсы XIX века считались лучшими в России. Заводчику Демидову была предоставлена честь их поставки на такие важные магистрали, как Петербург–Москва и Петербург–Варшава. Рельсы выдерживали четвертьвековую интенсивную эксплуатацию на Николаевской железной дороге.

Шли рельсы и в Сибирь. Заводами в Салде в те годы руководил известный уральский инженер К.П. Поленов, автор русского бессемерования металла, пионер электрического освещения уральских заводов (здесь оно появилось раньше, чем в столице), один из образованнейших людей Зауралья. Много внимания он уделял повышению качества рельсовой продукции. Рассказывают, что однажды рабочие прокатного цеха случайно уронили раскаленный рельс в снег. Разгневанный мастер пообещал оштрафовать нерадивых, что и случилось бы, не вмешайся в эту сцену сам управляющий завода.

– Ну-ка, отрежьте мне от этого рельса кусочек вершка на полтора, – охладил он пыл мастера, – проверим, на пользу ли пошли ему снежные ванны.

Поленов, несомненно, знал способ упрочнения кованой стали закалкой в воде, известный кузнецам с незапамятных времен. Но ковка и прокат рельсов – разные технологические операции. Как оказалось, прочность охлажденного рельса стала выше, чем у обычных. К.П. Поленов на основе опытов предложил упрочнение проката водой в чугунных колодах.

Нижнесалдинский способ упрочнения рельсов из бессемеровской стали получил всеобщее признание.

Интересную оценку качества рельсовой стали дал наш земляк великий русский ученый Д.И. Менделеев. В 1899 году по дороге в родной Тобольск он побывал на Урале и посетил музей в Нижнем Тагиле. «Показали мне... – писал Д.И. Менделеев, – музей с образцами тагильских произведений, бывших на разных выставках, где с особой выпуклостью выясняется великая мягкость и вязкость изделий: из рельс навязаны узлы и наплетены чуть не кружева – без следов трещин...»

На тех рельсах, что сохранились вдоль реки Туры, можно прочитать клейма, содержащие информацию о названии завода, года и месяца выпуска, увидеть фирменную эмблему рельсопрокатных цехов Демидовских заводов в виде рисунка профиля швеллерной стальной полосы проката.

Наиболее ранние даты выпуска, чаще всего встречающиеся, – это 1875 год. Более поздние годы – 1877, 1883, 1894 и 1910. Интересно содержание заводских клейм. Так, на продукции Нижне-Салдинского завода на боковой поверхности рельсов, ближе к крепежным отверстиям, указаны сокращенное название завода, год и месяц выпуска. На обратной боковине сохранилось старое название дороги («китайской» или «уральской»): «Демидова Н. С. 3. VI м-ца 1875 года». Другими словами: «Демидовский Нижне-Сергинский завод, выпуск партии в июне 1875 года».

Цеховой знак – профиль швеллерного проката – обычно помещался выше аббревиатуры слова «месяц». Более поздняя продукция заводов – стальные рельсы из качественного металла – имели добавочные сведения о составе материала. Например: «Демидова Н. Т. 3. V м-ца 1910 года сталь» («Демидовский Нижне-Тагильский завод, выпуск пятого месяца 1910 года, сталь»).

Еще необычное клеймо: «К. Ж. Д. 1911 II Надежд, зав. Б. Г. О.» («Китайская железная дорога, 1911 года, выпуск в феврале, Надеждинский завод Богословского горного округа»).

Сохранились рельсы, прокатанные в наше время. Так, на одном из участков железнодорожных путей прибрежной полосы вкопан рельс, на котором четко различается клеймо Кузнецкого металлургического завода. Рельс изготовлен в 1940 году, накануне Великой Отечественной войны.

Как-то при осмотре верхнего, относительно течения реки, тупика полотна я обратил внимание на старинные рельсы, подпирающие телеграфный столб неподалеку от старого одноэтажного жилого дома. Занятый осмотром, не сразу услышал строгий окрик хозяйки жилища. Пришлось отвлечься и обернуться. Передо мной стояла пожилая женщина.

Понадобилось пояснить цель моего любопытства. Дальнейшие слова уважаемой хозяйки запомнились надолго:

– Надо же! Всю жизнь здесь прожила, а о таких рельсах и не слыхивала.

Как видим, интерес к памятникам истории, в том числе, как в нашем рассказе, и к старинным рельсам нередко выходит за рамки естественного любопытства современников или созерцания необычного.

Недалеко от станции Тура до сих пор сохранились остатки кирпичной стены, построенной в конце XIX века (илл. 401). По всей вероятности, как и сейчас, стена с самого начала носила охранные и противопожарные функции, ограждая склады предпринимателей от постороннего взора. Но взгляните на нее повнимательней! Была ли необходимость в столь тщательной кладке стены, предназначение которой как достопримечательности не планировалось с самого начала ее постройки. Видимо, не было. Однако сооружение стены взял на себя человек, не лишенный художественного вкуса. Такие люди в любом деле стараются видеть не только конечный итог своего труда, но и вносят в работу выдумку, строят надежно, на века и так, чтобы доставить людям удовольствие при взгляде на законченную стройку. На стену и сейчас, спустя более века с момента ее возведения, приятно смотреть, и хочется добрым словом вспомнить се безымянного строителя.

Будем надеяться, что район железнодорожной станции Тура сохранят в Тюмени, возможно, как филиал имеющегося в городе музея железной дороги, либо возьмут под государственную охрану и под благосклонную заботу тех предприятий, которые до сих пор используют в своей деятельности этот тупик. Право, он заслуживает такого внимания. К сожалению, опасения, что старина бесследно исчезнет, подобно зданию старого вокзала в Тюмени, велики.

НАЧАЛО «ИЛЛЮЗИОНА»

Давно намереваюсь воссоздать историю тюменского, ишимского и тобольского «иллюзиона». Так недолго, лет 15–20, называли процесс показа кино и сами кинотеатры в начале XX века. Накопились интересные материалы. Среди них фотографии и чертежи зданий бывших «иллюзионов», объявления о предстоящих показах (илл. 402), перечень фильмов, отдельные их кадры, образцы входных билетов (илл. 403). Вспоминается, как мой коллега, известный в Тюмени коллекционер С.М. Палкин ознакомил меня с имеющейся у него обширной подборкой отдельных кадров немых кинофильмов, выпущенных в 1910–1927 годах. Необычную коллекцию, в конце 20-х годов, собрал знакомый его отца, работавший в селе Сургут, где и демонстрировались эти фильмы. Перед вами названия некоторых кинолент: «Мученики брака», «Черная любовь», «Морфинистка», «Банда или кабачок смерти», «Месть падшей (жуткая драма в 5-ти частях)», «Первого чувства раба», «Судьба горничной» и т.п. (илл. 404). Осмотр уникального собрания, достойного изучения и тщательного хранения, подтолкнул меня отложить текущие дела и взяться, наконец, за обобщение материала, которое приходилось неоднократно откладывать под всевозможными предлогами, в той или иной мере оправдывающими собственную лень.

Чтобы возбудить интерес читателя к захватывающей воображение теме об истории кинематографа в нашем крае, позволю себе начать разговор с характеристики кино, высказанной в 1913 году императором Николаем Н-м: «Я считаю, что кинематография – пустое, никому не нужное, и даже вредное развлечение. Только ненормальный человек может ставить этот балаганный промысел в уровень с искусством». В этой фразе – мера интеллигентности последнего императора и его полной неспособности предвидеть будущее технической новинки. Впрочем, отсутствие предвидения у императора относилось не только к новостям науки... Помнится, В.И. Ленин, ругать которого стало модным занятием, по адресу кино выразился куда более лестно, назвав его важнейшим из способов пропаганды («Из всех искусств для нас важнейшим является кино...»). Впрочем, тот же Ленин в 1907 году, много раньше императора, предвосхитил высказывание последнего: «...До тех пор, пока кино находится в руках пошлых спекулянтов, оно приносит больше зла, чем пользы, нередко развращая массы отвратительным содержанием пьес». Надо ли удивляться, что и в наше время «балаганными» занятиями некоторые деятели, в том числе из сферы образования, готовы объявить Интернет, телевидение и персональные компьютеры.

Первый показ кинофильма в том виде, в каком мы его представляем себе уже более века, состоялся в декабре 1895 года в Париже в маленьком подвале кафе на улице Капуцинов (Настурций). Изобретателями аппаратуры кинематографа для съемки и демонстрации «живых картинок» стали братья Луи и Огюст Люмьеры. В России кино стало известно несколько месяцев спустя в мае 1896 года после сеанса в Санкт-Петербурге в летнем саду «Аквариум». Зауральская жизнь кинематографа началась в ноябре того же года в Екатеринбурге. Наконец, первый кинопоказ в Тюмени состоялся 22 сентября 1902 года по инициативе купца А.И. Текутьева в зале его собственного театра по Иркутской (Челюскинцев) улице (илл. 405). На свои средства купец пригласил французского гастролера Ж. Дерсена с комплектом видовых фильмов. Сохранившаяся часть здания театра Текутьева, что напротив бывшего Дворца пионеров, разделяет, кроме всего прочего, и славу первого кинотеатра Тюмени. К немалым заслугам А.И. Текутьева, много сделавшему для развития города, добавляется, таким образом, известность первооткрывателя в Тюмени нового вида развлечения – кино.

Успех первых демонстраций фильмов подтолкнул инициативных предпринимателей к попыткам извлечь финансовую выгоду из многообещающего дела. Заявки в администрацию губернии на разрешение строительства зданий кинотеатров следовали одна за другой. В итоге к концу первого десятилетия XX века губернский Тобольск и уездная Тюмень обзавелись кинотеатрами, приспособленными для профессионального показа кино.

Тобольским первенцем (1908 г.) считается театр «Люкс», приютившийся в начале улицы Рождественской (Семакова). Хозяин заведения соорудил для «иллюзиона» отдельную электростанцию. С изменённым названием кинотеатру была суждена долгая жизнь: он работал до середины 50-х годов, пока его не поглотил соседний овраг. Несколько позже к существующему «иллюзиону» добавился еще один – «Искер» (редкий случай, когда название отражает местную историю). Он располагался напротив мужской гимназии. Наконец, в 1911 году появился третий кинотеатр «Модерн» по Большой Архангельской улице (илл. 406). Здание «электротеатра», получившего такое название по случаю применения новинки тех лет – электричества и электродуговой лампы для проектора, построили из дерева в характерном для Тобольска стиле. В архитектурном отношении оно соперничало со стоявшим неподалеку деревянным с башенками драматическим театром-теремом или, как его называли тогда, Народной аудиторией. Впрочем, главным поводом к соперничеству были не столько особенности внешнего вида, сколько борьба за зрителя. Неслучайно же, что острая конкуренция почти одновременно заставила приспособить для показа кино удобный зал Народной аудитории. В советские годы «Модерн» переименовали в «Художественный». Он сгорел в 80-х годах. Сохранилась только кирпичная будка, в которой размещалась проекционная аппаратура. Печальная судьба «Модерна» вскоре настигла и здание драмтеатра.

Кинематографический бум докатился до Тюмени несколько позже, чем в губернский город. На рубеже 1910–1911 годов на Царской улице возник «Вольдемар» А.И. Ромашова. Кинотеатр размещался в специально выстроенном деревянном здании, зал которого вместе с боковой галереей вмещал 380 зрителей. В двухэтажном кирпичном доме купчихи П.П. Воробейчиковой начал работу кинотеатр Иосифа Савельевича Шустера «Прогресс», позже, как и в Тобольске, названный «Художественным» (илл. 407), с залом на 230 мест[38]. Зал для просмотра размещался на втором этаже здания, не сохранившегося до нашего времени. Для эвакуации зрителей театр имел три лестничных площадки, две из которых выходили на главную городскую улицу. Сохранился документ о приемке просмотрового зала комиссией городской управы, подписанный архитектором К.П. Чакиным, инженером путей сообщения Ф. Кюнцелем, представителем управы Д. Горбуновым с участием пристава Полочанского.

Как следует из текста акта приемки, уже тогда меры противопожарной безопасности кинотеатров занимали первостепенное значение. Так, будки для проекционной аппаратуры строились только в каменном исполнении, их двери обивались железом с прослойкой асбеста, пол заливался цементом, будка отделялась от зрительного зала кирпичной стеной, музыканты с инструментами размещались у экрана, но в отдельной комнате, выходные двери не должны были иметь порогов. Не будем забывать, что в начальный период кино пожароопасная целлулоидная пленка представляла собой бочку с порохом.

В декабре 1910 года по разрешению комиссии городской управы с участием архитектора К.П. Чакина в самом центре города открылся кинотеатр «Луч» в двухэтажном деревянном доме Панкратьева на углу улиц Царской и Садовой (Дзержинского), илл. 408. Сейчас на этом месте располагается Бизнес-Центр. Кино показывали на втором этаже здания. На первом располагались жильцы дома. Зал вмещал 250 человек (илл. 409)[39].

Имеются данные об открытии в 1911 году на Царской улице «Фотоскопа-Синематографа» в каменном доме Шмырева[40]. Инициатором открытия стал варшавский мещанин Франц Юзефович Мачусский. Он также организовал показ кинокартин на втором этаже дома Ф.С. Колмогорова за рекой Турой, в здании деревянного цирка Коромыслова (1915 г.), а в летнее время – на открытой площадке Загородного сада. К 1912 году на Царской улице функционировал еще один театр «Весь мир». В 1914 году на углу улиц Царской и Подаруевской в двухэтажном доме П.А. и А.Ф. Брюхановых (илл. 410), в советские годы знаменитом произволом ЧК, открылся «Палас». На правах аренды первый этаж здания принадлежал тобольскому мещанину Владимиру Александровичу Гирману. Проект кинотеатра составил городской архитектор К.П. Чакин[41]. В ноябре 1916 года Гирман уступил аренду А.Д. Ерофеевой, а всю аппаратуру перенес во вновь построенный кинотеатр «Синематограф». Новое детище В.А. Гирмана разместилось на его усадьбе по Иркутской улице (утрачен), илл. 411. Предприимчивый Гирман умудрился совместить театр с магазином винных товаров. Занятный, между прочим, симбиоз развлечений... Проект здания кинематографа выполнил губернский инженер из Тобольска Шокальский. Не останавливаясь на достигнутом, в апреле 1916 года Гирман на правах компаньона вместе с коллежским регистратором С.К. Волкановским открывает летний кинотеатр в Гилевском саду. Тогда же, в годы войны с кайзеровской Германией, вступил в строй кинотеатр «Био».

На углу улиц Спасской (Ленина) и Войновской (Кирова) в 1910 году в сохранившемся до нас одноэтажном деревянном здании поместился «Модерн» на 300 посадочных мест. Кинотеатр освещался электричеством. Внутри квартала, в котором размещается Спасская церковь, на той же улице приютился Гранд электротеатр «Гигант». Перестроенное и обделенное вниманием потомков здание последнего сохранилось до нашего времени.

Передо мною объявление дирекции «Гиганта» от 17 сентября 1915 года, в некоторой степени курьезного оттенка: «Только для взрослых! Интересный веселый фарс в 3-х больших отделениях, разыгранный лучшими московскими артистами – «Сто тысяч». Начало сеансов в праздники с часу дня, а в будни с 5-ти вечера. В случае порчи картины дирекция оставляет за собой право замены таковой другой. Дирекция просит сохранять билеты до конца сеанса и занимать места согласно взятых билетов. Собак не водить!». Были курьезы и похлеще. Так, в феврале 1915 года в Обдорске (Салехарде) состоялся первый показ кинофильма, содержавшего военную хронику. Демонстрация проходила в доме предпринимателя Карпова. На торжественное событие съехались обдорская знать, местные князьки и родовые старшины. Когда на экране появилось бушующее море и боевые корабли, идущие прямо на зрителей, высокие гости в панике бросились к выходным дверям. Никакие уговоры не помогли вернуть в зал первых «любителей» кино на Полярном круге. Просмотр продолжался только с улицы через стекла окон.

Не отставали от крупных городов провинциальные города губернии. Например, в январе 1912 года открылся кинотеатр Я.Н. Клименко в г. Тюкалинске (теперь это в Омской области). Два года спустя кинематограф построили в г. Таре на Никольской улице в доме А.Н. Кориковой-Михайловой. Архитектура одноэтажного деревянного здания «иллюзиона» напоминала уже упомянутый «Модерн» в Тобольске. Вполне вероятно, что автор этих сооружений был один и тот же человек. Первый кинотеатр в Ишиме под названием «Иллюзион» появился в 1913 году. Он размещался в здании магазина купца второй гильдии Желтышева, где в наше время располагалась школа-магазин (В. Максимов. Электротеатр «Иллюзион». – Ишимская правда, 29 мая 1991).

История сохранила сведения о первых киносъемках в нашем крае. Так, «Сибирская торговая газета» в ноябре 1916 года в статье «Сибирь на экране» сообщала о необычной инициативе известной в России кинематографической фирмы «Ханжонков и К°». В экспедиционной поездке по Сибири операторы фирмы намеревались снять на пленку документальные кадры быта «инородцев», видов тайги, Алтайских гор, Байкала, Сахалина и золотодобывающих районов. Сведениями о завершении планов, намеченных к окончанию летом 1917 года, я не располагаю. Скорее всего, если съемки и были начаты зимой 1916–1917 годов, то вероятность их продолжения после февральской революции сводилась к нулю.

В музее истории науки и техники демонстрируется стенд с материалами о становлении кинематографа в тюменском крае. Посетители могут познакомиться с проекционными аппаратами 20–30 годов, выпущенных заводом «Кинап» в Одессе (илл. 412). В фондах музея хранятся копии фильмов и материалы, содержащие сведения о первых попытках звукового (1906 г., синхронный показ изображения и воспроизводство звука с граммофона) и цветного кино (1913 г.). Отдельные цветные кадры в «иллюзионе», на фоне остальных черно-белых, приходилось раскрашивать (тонировать) вручную. История стереоскопического кино с использованием метода анаглифов и цветных очков начинается с 1935 года. Его инициатором стал уже известный нам Л. Люмьер, ставший к тому времени членом Парижской академии наук.

«У МЕНЯ ЗАЗВОНИЛ ТЕЛЕФОН...» И – НЕМНОГО О ТЕЛЕГРАФЕ

Вспомнив крылатые слова из детских стихов незабвенного Корнея Чуковского, знакомые молодому поколению довоенного и более позднего времени, мне подумалось: а когда же впервые телефонный звонок прозвучал в наших краях? Вопрос уместный еще и потому, что в 2001-м году исполняется 125 лет со дня подачи преподавателем школы для глухонемых в Бостоне (США) Александром Беллом (1876 г.) заявки на изобретение электроакустического прибора, названного телефоном. Это была первая в мире конструкция аппарата-преобразователя, практически пригодная для передачи по проводам человеческой речи. Спустя три года местной телефонной связью с ограниченными возможностями по дальности передачи и качеству звука обзавелись некоторые правительственные учреждения Санкт-Петербурга. Но рождение первой в России телефонной сети с центральной станцией произошло не в столице империи, как следовало бы ожидать, а на Урале на Усть-Катавском металлургическом заводе[42] в 1881 году. Телефонные провода протяженностью до 50 верст обеспечивали связь между тремя уральскими заводами и двумя железнодорожными станциями. Столица России получила аналогичную станцию годом позже.

Сибирская история телефона началась в Иркутске 23 июля 1892 года. Спустя несколько месяцев в апреле 1893 года на главной улице Тюмени Царской жители города могли прочитать интригующее объявление. Его содержание настолько интересно, что можно позволить себе изложение наиболее интересных мест текста[43].

«Начальник Омского почтово-телеграфного округа доводит сим до всеобщего сведения, что по распоряжению Главного управления почт и телеграфов предполагается в настоящем 1893 году устроить в г. Тюмени правительственное телефонное сообщение с присоединением к нему уже существующих там и поступающих в собственность казны телефонных линий частных лиц и учреждений. Действие на телефонной сети в г. Тюмени имеет быть открыто с 1-го января будущего 1894 года. Учреждения и лица, желающие абонироваться на телефонное сообщение в Тюмени, приглашаются заявить об этом заблаговременно, в установленном для того порядке, начальнику Тюменской почтово-телеграфной конторы, чтобы иметь возможность, по поступившим заявлениям, включить в предварительную смету на устройство телефонной сети подлежащие сооружению в настоящем году отдельные линии и провода для соединения помещений абонентов с центральною станциею, и при этом заготовить необходимые для них приборы и прочие принадлежности...».

Из объявления следует, что до начала работы правительственного телефонного сообщения в Тюмени существовали локальные линии, принадлежащие частным лицам. Следовательно, телефон в Тюмени был известен на несколько лет раньше, чем его официальный ввод. Точные сроки сооружения частных телефонных линий мне, к сожалению, неизвестны. Ориентировочно, можно назвать конец 1880-х годов. Таким образом, официальным сроком пуска тюменской общегородской телефонной сети следует считать 1-е января 1894 года[44]. Тогда же вступила в строй телефонная станция в Томске – третья в Сибири. В Тобольске телефон провели в 1895-м, а в Ишиме – только через два десятилетия (1914). Сохранились сведения об устройстве телефона в Ялуторовске. Так, купчиха Е.Д. Гусева, владелица мукомольной мельницы, в июле 1912 года первой в городе установила телефонную связь между мельницей и своим домом. Не отставали от городов и сельские предприниматели. В селе Юдино Петуховской волости Ишимского уезда управляющий торгового дома И. Кармацкий в июне того же года провел телефонные провода между двумя магазинами, кондитерской фабрикой и своим домом.

Первыми из предприятий и жителей Тюмени, пожелавшими обзавестись телефоном в предстоящем 1894 году, были Сибирский торговый банк, Управление пароходства Богословского горного общества, судостроительные заводы Р.Г. Гуллета и И.И. Игнатова (любопытно: каким образом телефонные провода проводились через русло Туры на другой ее берег?), пристань Трапезникова, мельница Текутьева, пристани, торговые дома и крупные магазины. В свои квартиры провели телефоны предприниматели Н.И. Давыдовский, И.П. Колокольников, братья Д. и Э. Вардропперы, П.А. Андреев, Г.Ф. Колмогоров и мн. др. богатые промышленники и торговцы.

Тюменская телефонная станция разместилась на первом этаже здания телеграфа при почтовой конторе, принадлежащей казне, на пересечении улиц Царской (Республики) и Телеграфной (Красина). Двухэтажный дом конторы – одно из старейших каменных сооружений города (1809 г.). Ко времени окончания строительства здание на Благовещенской было пятым по счету среди каменных построек. Оно не только хорошо сохранилось до нашего времени (Республики, 12, илл. 413), но по-прежнему служит почтовому ведомству – это отделение связи. Охранная доска, установленная на стене, извещает прохожих о принадлежности здания к памятникам классической архитектуры. В 1862 году, когда в Тюмень провели первый в Сибири телеграф, для размещения аппаратуры и обслуживающего персонала почтовая контора стала тесной, и рядом с ней пришлось выстроить еще одно двухэтажное здание. Позже к конторе стал примыкать пристрой-вставка, соединивший все три сооружения в единый комплекс. Сейчас его можно видеть напротив сельхозакадемии. Отличительная особенность здания телеграфа и телефона – арочные окна, пилястры и крылечко, выходящее на ул. Республики. В начале XX столетия крыльцо имело застекление, а здание почты – балкон, выходящий на Царскую.

В здании телеграфа, которому пришлось потесниться, телефонная станция занимала несколько комнат. В них размещались аппаратный зал, канцелярия, ремонтная мастерская, склад и квартира заведующего сетью (между прочим, 5-комнатная!). Поначалу в аппаратной, рассчитанной на круглосуточную работу, поместили коммутатор на 50 номеров, но вскоре добавили еще один такой же. Количество абонентов к концу 1894 года составило 129 единиц. В последующие 10 лет существенного роста абонентской подписки, стоимость которой была доступна только обеспеченным гражданам, не наблюдалось, и только в 1907 году число телефонов достигло 144-х, а в 1913 – 249. К этому времени телефонные линии в городе протянулись на 51 версту. Кроме того, с городским телефоном были связаны села Черная Речка (1897 г.), Богандинское (1901 г.) и Мальково. В губернском Тобольске к 1914 году работали 132 телефона, а число жителей, приходящихся на один телефон, составляло 153 человека.

История и документы сохранили нам некоторые имена людей, стоящих у истоков телефонизации Тюмени: старший механик Арефьев, младший механик Н.И. Важенин и надсмотрщик Прохоров (1894 г.); младший механик Н. Виноградов (1903 г.); заведующие телефонной сетью Иванов (1905 г.), И.В. Дмитриевич (1910 г.), Боборыкин (1913 г.) и Войвод (1914 г.). Интересно, что Н. Важенин, несмотря на довольно частую смену заведующих телефонной сетью, в должности участкового механика благополучно числился до 1914 года.

В техническом оснащении телефонное хозяйство в Тюмени представляло собой следующую, довольно однообразную, картину. Коммутаторы и телефоны – зарубежного производства, в основном шведской фирмы « Л.М. Эриксон и К°» и частично германских фирм Сименса и Рейса. С 1908 года, когда шведы построили в Петербурге телефонную фабрику Русского акционерного общества «Эриксон» (в советские годы – завод «Красная Заря»), все аппараты поступали из столицы империи. Подавляющая их часть были настенной конструкции (илл. 414), настольных, или, как говорили тогда – «столовых», более удобных для кабинетных условий, насчитывались единицы.

Так, в 1899 году по отчетным сведениям почтово-телеграфной конторы их установили только в шести местах. Уникальным экземпляром телефона системы «Эриксон» настольного типа, выпущенным в 1895 году, обладает музей истории науки и техники (илл. 415).

Экспонат сохранился в Тюмени с тех далеких лет, когда телефонная связь делала в городе свои первые шаги. Музей располагает уникальным каталогом 1908 года издания с перечнем и многочисленными иллюстрациями изделий фирмы «Эриксон». На телефонной станции стояла громоздкая батарея гальванических элементов Лекланше в стеклянных сосудах для электролита. Только в 1913 году их заменили на сравнительно компактные аккумуляторы, благодаря чему стало возможным централизованное питание телефонов. Ранее каждый телефон должен был иметь отдельный гальванический элемент – неудобство, уровень которого в наше время трудно себе представить.

Было бы интересным установить время появления автоматических телефонных станций (АТС), позволивших устранить услуги многотысячных телефонных «барышень», когда набор номера стал заботой самого абонента. Известно, что первая в мире АТС строилась в США в Нью-Бедфорде. Это событие произошло в 1900-м году. В России первые попытки автоматизации телефонии с устройством на 100 номеров в Петербурге относятся к 1910–1914 годам. В музее истории науки и техники при нефтегазовом университете демонстрируются элементы устройств первой российской АТС (илл. 416). Они привезены из Санкт-Петербурга в начале 1990-х годов основателем зала истории радио и телефона кандидатом биологических наук Е.В. Копыловым. Уникальные экспонаты удалось обнаружить на чердаке одного из старых домов бывшей столицы. Для Тюмени, возможно, и Сибири, первые попытки установки автоматической аппаратуры, вероятно – единичные и в порядке предварительного эксперимента, относятся к концу 1916 года. В областном архиве сохранился документ этого года от 23 ноября[45], в котором Главное управление почт и телеграфов МВД России дает рекомендации начальникам почтово-телеграфных округов по установке и работе уличных телефонов-автоматов с наборным диском или без него в условиях военного времени, когда наметился дефицит разменной металлической монеты. Надо полагать, письмо подобного содержания вряд ли оказалось бы в Тюмени, если бы город не располагал телефонными новинками.

Предшественником телефона по праву считается телеграф. Несмотря на постоянное соперничество этих двух систем связи, и тот, и другой благополучно соседствуют до нашего времени, дополняя друг друга. В Сибири телеграф впервые заявил о себе в 1862 году, когда между Екатеринбургом и Омском через Тюмень была устроена проводная линия. Она соединила столицу империи с омским генерал-губернатором. Десять лет спустя телеграф пришел в Тобольск. В моем архиве хранится бланк телеграммы, полученной в Тюмени в апреле 1871 года. На ней стоит штамп городского телеграфа (илл. 417). Необычно выглядит название города: «Тюменьск». Оказывается, было и такое начертание имени первого русского поселения Сибири. Скорее всего, почтовый штемпель получил орфографическую ошибку при его изготовлении где-то на стороне.

В начале XX века телеграфные столбы добрались от Тобольска в Самарово (Ханты-Мансийск). Еще в 1879 году по инициативе тобольского губернатора начались изыскательские работы с целью изучения вероятной трассы будущего телеграфного сообщения и дороги вдоль нее. Руководил работами коллежский асессор Титов. Необходимость в надежной связи диктовалась потребностями судоходства по Иртышу и Оби, особенно в период начала ледостава. Пояснительная записка Титова, в которой тот сообщал губернатору о готовности местных предпринимателей-рыботорговцев вложить частные средства в реализацию проекта телеграфа как дополнение к затратам казны, пролежала в губернском центре до 1895 (!) года. Вероятно, череда смены губернаторов в Тобольске не благоприятствовала полезным намерениям. После Самарово проволочный телеграф провели в село Сургут. Первая телеграмма была там принята 10 ноября 1913 года.

«Адрес-календарь» Тобольской губернии на 1898 год содержит сведения о населенных пунктах, которые имели телеграфную связь. В перечне присутствуют, кроме Тобольска и Тюмени, Туринск, Ялуторовск, Ишим, Иевлево, Заводоуковск, Усть-Ламенское, Абатское и др. селения. Окончание строительства железнодорожного пути Екатеринбург–Тюмень (1885 г.) и Тюмень-Омск (1913) заставило центральные и местные власти обратить пристальное внимание на обустройство телеграфными аппаратами всех станций железной дороги. Однажды мне довелось ознакомиться с рукописью воспоминаний старейшего тюменского телеграфиста А.А. Рылова («Записки телеграфиста»). Записки хранятся в архиве его дочери О. Майоровой, учительницы из Нижневартовска. А. Рылов родился в Тюмени в 1903 году, учился в начальном училище. С 1921 года после окончания почтово-телеграфных курсов выполнял обязанности «морзиста» на железнодорожной станции Заводоуковск, другими словами – освоил премудрости работы на телеграфном аппарате системы Морзе и немецкой фирмы «Сименс и Гальске». После службы в армии повысил свою квалификацию до уровня «юзиста», владеющего навыками управления более сложного буквопечатающего аппарата Юза. Связь по «морзянке» велась с Ишимом, Ялуторовском, Туринском, Тобольском, Новой Заимкой, Омутинкой и Вагаем. С использованием аппарата Юза работали с Екатеринбургом и Омском. Несколько позже после установки ретрансляторов наладили связь с Читой, Хабаровском и Владивостоком. Вся аппаратура размещалась в угловой комнате здания телеграфа (угол Республики и Телеграфной). Здесь находились два юзовских аппарата и несколько «морзянок». Прямой правительственный провод называли «датским»: незадолго до первой мировой войны его провели из Дании до Владивостока, а далее, по подводному кабелю, до Японии и США. В 1923 году работа телеграфиста Рылова была отмечена премией датской проверочной комиссии («Истратил ее в НЭПовском магазине «Конкордия», – вспоминал Рылов). Старейший телеграфист Тюмени принимал участие в монтаже оборудования на железнодорожных станциях, обеспечивал правительственную связь между Санкт-Петербургом и Владивостоком. Телеграфные линии были преимущественно однопроводные воздушные. Средства связи в те годы, кроме упомянутых аппаратов Морзе и Юза, на крупных станциях были представлены более совершенными установками Юза-Сименса и Бодо с возможностями буквопечатания, многоканальной и ускоренной передачи сигналов. С 1919 года и до начала 30-х годов телеграфные конторы в Тюмени и Тобольске использовали для связи с Севером небольшие искровые радиостанции.

МЕТАЛЛИЧЕСКИЕ КРУЖЕВА И ЗАГАДКА «ПМ»

Тюмень заслуженно славится деревянной резьбой и дымниками. Они стали не только украшением домов старого города. Благодаря им удалось сохранить до сего дня и сами дома: редкий случай, когда искусство, как своеобразная охранная грамота, сберегает сооружения.

Речь идет о металлических кружевах старинных построек: чугунное литье и кованые изделия (решетки, консоли и кронштейны, ограды, балконы, ворота и т.п.). Они мало, к сожалению, известны, не ведется их учет, систематизация и охрана. А между тем все это – свидетельство высочайшего мастерства дореволюционных умельцев Тюмени. Каждое изделие выполнялось штучно, вручную и не повторяло рисунок предыдущего заказа.

На нескольких примерах мне хотелось бы привлечь внимание читателей к этим замечательным произведениям домостроительного искусства прошлого. Кроме художественной ценности они интересны еще и тем, что в отличие от деревянных и даже жестяных дымников и водосточных труб – представителей железно-просечного искусства, – металлическим кружевам надежно уготована долговечность, и они содержат конкретную историческую информацию: год установки, инициалы мастера, хозяина или мецената.

Металлические украшения домов вошли в моду в конце XIX – начале XX столетия. Многим известен бывший дом тюменского предпринимателя Яши Шайчика по улице Ленина. Возможно, забылось бы это имя, не сохранись его чугунная вязь на решетке ворот.

Еще одна находка. По улице Госпаровской недалеко от речного порта стоит каменный одноэтажный особняк – бывшая электростанция, первая в Тюмени. Трудно было бы сказать, когда его построили. Позаботился об этом И.И. Игнатов, хозяин дома, при завершении строительства. Он догадался украсить крышу чугунной решеткой с эффектным рисунком (см. илл. 186), флагштоком и металлическими цифрами: годом строительства – 1893 (увы! Пока готовился материал цифры кому-то понадобилось выломать...).

В Тюмени многое связано с именем купца А.И. Текутьева. Был и сад, дом, училище, мельница, кладбище, театр его имени, в создании строительства или обустройства которых безвозмездный вклад богатого человека был настолько решающим, что народ запомнил их как текутьевские. Менее известны двухэтажные вместительные здания из красного кирпича в селе Борки под Тюменью. Уроженец этой деревни, Андрей Иванович подарил сельчанам четырехклассную школу и содержал ее. Сейчас в этом здании размещается больница. Два одинаковых крылечка дома украшены металлическими консолями и козырьком-навесом. Декоративное богатство железных кружев дополнено инициалами мецената («А.И.Т.») и цифрами года строительства («1912»), Можно догадаться, по чьей инициативе сделаны эти памятные знаки внимания. Скорее всего, о них позаботились благодарные земляки купца.

В Тюмени сохранилось много ажурных украшений крылечек и балконов из металла. Среди них дома Жернакова и Багаева, магазины Ефимова – ул. Республики, на входах в частные дома по Первомайской и Семакова и во многих других местах. В Тобольске кружева на козырьке крылечка сохранились на здании водокачки с буквами «Т.Г.В.С.» («Тобольская городская водопроводная станция»),

А теперь о загадке, ответа на которую я пока не нашел. Во дворе сельхозинститута (теперь – сельхозакадемия) до пожара, бича деревянной Тюмени, с конца прошлого столетия стоял деревянный двухэтажный дом с мезонином. Простая по замыслу и тем не менее привлекательная кованая решетка балкона (илл. 418) содержала две загадочные буквы «ПМ», переплетенные внутри обрамления – круга. Что они означали? Инициалы мастера, хозяина завода-изготовителя или дома? Может быть, автор и читатель, помнящий старую Тюмень, разберутся в этой загадке вместе?

ЛЕСТНИЦА МАШАРОВА

Чугунолитейный и механический завод тюменского предпринимателя НД. Машарова (теперь завод «Механик») – одно из наиболее значительных промышленных заведений города начала XX столетия. В областном архиве находятся на хранении интересные документы о начале деятельности Н.Д. Машарова: заявка на строительство завода и отвод земли, проектные чертежи производственных корпусов, их перечень и назначение.

Завод был пущен в ход в 1899 году на базе кустарной литейной мастерской. Поначалу он выпускал отдельные элементы земледельческих орудий и хозяйственных вещей. Вместе с основной продукцией расширялось побочное производство, нашли сбыт декоративные решетки и ограды, печные детали и украшения, колокольчики, утюги.

По образцам знаменитых уральских Каслей Н.Д. Машаров пытался наладить чугунное художественное литье. Отдельные его изделия демонстрируются сейчас в музее истории города Тюмени. Обладателями художественного литья стали и многие коллекционеры. По выгодным заказам завод выполнял из литого чугуна ступени и перила лестниц для общественных зданий и частных домов, модные в конце XIX столетия. Сохранилась лестница в старом здании университета (бывшая женская гимназия). Она надежно служит людям многие десятилетия. Ступени и перила ее не лишены художественной ценности (илл. 419). На трех пролетах лестницы просматривается двухвариантный декоративный узор на поверхности лестничных ступенек. Литые узоры украшают боковые стороны лестницы и маршевые стойки перил. На отдельных ступеньках четко вырисовывается название завода-изготовителя и фамилия его учредителя-распорядителя. Все сделано так, чтобы идущий по лестнице свободно мог прочитать написанное (реклама!).

Судя по отдельным элементам лестницы и ее украшений, изделие было создано в начале XX века, между 1901–1913 годами. Другими словами, лестница Н.Д. Машарова – одно из последних производств частного завода, национализированного в 1919 году. Она – прекрасный памятник литейному мастерству народных умельцев, привлечь которых на свой завод сумел предприимчивый хозяин. Как памятник техники и произведение искусства лестница заслуживает бережного обращения и охраны.

Приятно, что дом Н.Д. Машарова по улице Ленина сейчас любовно отреставрирован (там, кстати, сохранились декоративные чугунные решетки на крыше здания и на крыльце).

Завод «Механик» располагает отдельными производственными корпусами, построенными еще в начале XX века и представляющими собой великолепные образцы старинной промышленной архитектуры. К сожалению, они, в силу пропускной системы на заводе, недоступны для обозрения жителями города. Хотелось бы, чтобы руководство завода относилось к этим шедеврам столетней давности, требующим обновления и заботы, с гораздо большим вниманием, чем просто к производственным зданиям. Они – наша общая история и народное достояние.

«ПАМЕТНИК ОДБОЕ...»

Так в переводе с русского на чешский звучат слова «памятник войне». Но об этом памятнике – чуть позже. А пока же займем внимание читателя несколькими вводными фразами. Собирая коллекцию почтовых художественных открыток с видами г. Тюмени, изданных в различных местах, я обратил внимание на некоторые из них, весьма необычные. Они были изданы не в России, а за рубежом, в Праге – столице Чехословакии. Время издания –1921-й год, что подтверждается почтовым штемпелем на одной из открыток, прошедшей почту 1 -го января 1922 года. Все они объединены общей рубрикой «PAMATNIK ODBOJE». О событиях, благодаря которым открытки дошли до меня, надо рассказывать отдельно. Здесь и находки в клубах коллекционеров в различных городах страны, особенно Москвы, но чаще всего – итог заинтересованного обмена с зарубежными корреспондентами, включая и чешских любителей истории.

Как-то, при очередном просмотре своих раритетов, мне подумалось: «При каких обстоятельствах и по чьей инициативе впервые появились зарубежные издания открыток с видами Тюмени и других сибирских городов?». Родилась тема поиска, возникли нелегкие вопросы. В общей сложности моя коллекция открыток упомянутой серии с видами Тюмени и соседних мест содержит несколько сюжетов. Первый – это черно-белая фотография Гостинодворской площади с Благовещенским собором, зданием Городской Думы и Гостиным двором в центре (см. илл. 140 в первой книге). Фотограф работал в зимнее время, что само по себе – редкость. В левой части снимка видна замерзшая Тура, а справа – спуск к мосту через речку Тюменку. Вариантов таких открыток при одинаковом сюжете у меня скопилось несколько. Они различаются не только тональностью окраски от черно-белого до коричневого оттенка, но и содержанием выходных данных на обратной стороне.

Указанные различия свидетельствуют о популярности изданий, которые повторялись не однажды.

Второй сюжет рисунок здания Тюменского вокзала с железнодорожными путями и привокзальными строениями (илл. 420). Акварель выполнена в цвете и сделана опытной рукой профессионального художника. Над крытым перроном здания вокзала видно название города – «Тюмень». Стоит паровоз с теплушками. Местный люд и группа военных людей в шинелях ожидают посадку в эшелон. Показаны станционные пути со стрелками и фонарями освещения. Суровость сибирского климата подчеркивается роскошным инеем на ветвях деревьев.

Третья открытка отображает тюменскую церковь в Заречье (илл. 421). Судя по солнечному освещению, рисунок появился в предвесеннюю пору. Колоритна фигура базарного торговца на следующей открытке (илл. 422). Корзина пуста, весы свободны от груза. Продажа, надо полагать, была удачной. Можно с чувством удовлетворения отдохнуть и раскурить трубку. Наконец, последний сюжет включает распространенную сценку на льду замерзшей реки – люди черпают воду из проруби в ведра и в бочку – на фоне железнодорожного моста через Тобол в Ялуторовске (илл. 423). Приятное совмещено с полезным: удалось обменяться новостями с соседями и водой обзавестись.

Наиболее полный текст обратной стороны открыток с акварельным рисунком гласит: «PAMATNIK ODBOYE. POHLEDI ZE ZIVOTA A BOYU CESKOSLOVENSKJCH LEGII. VE PROCPECH POSTAVENI PAMATNIKU SVOBODY CS/LEGII». В переводе на русский язык это означает: «Памятник войны (или мятежа) и борьбы за выживание чехословацкого легиона. Сборы на установку памятника легиону». На обороте открытки с видом Тюменского вокзала читается надпись на четырех языках – русский, чешский, французский и немецкий: «Вокзалъ (Тюмень)». Указано имя коммивояжера, т.е. представителя торговой фирмы: «Y. Blezak» (И. Блачек, возможно, здесь имя указано с опечаткой, так как внизу рисунков стоит подпись «И. Влачек»), С большой долей вероятности можно утверждать, что для столь малодоходного бизнеса, каким может быть изготовление и распространение открыток, и автор открыток, и коммивояжер лицо одно и то же. На обратной стороне одной из открыток мне удалось прочесть имя бывшего ее владельца: Антони Немеца редактора одного из местных чехословацких литературных или краеведческих сборников («Ant. Nemez, redactor a krayoky tayemnik»).

В свое время в моей коллекции накопилось свыше десятка художественных почтовых открыток, изданных после 1914 года, с видами г. Ишима. Они выпускались Я.В. Башмачниковым – владельцем одного из магазинов города, и фотографией Сусловой. Среди сюжетов можно назвать «Мало-Никольскую улицу», «Вид на Управу», «Восточная часть города», «Почтово-телеграфная контора» и т.п. У Сусловой таких сюжетов было более 20 («Панорама Ишима, №8», «Троицкая церковь, №21» и др.). Все эти открытки переданы мною в краеведческий музей Ишима. Так вот: почти на всех открытках под названием сюжета вручную на чешском языке черными чернилами нанесены переводы текста (илл. 424). Следовательно, открытки предназначались к отправке в Чехословакию и, возможно, вновь вернулись оттуда в Зауралье. Надписи на чешском свидетельствуют также, что в Ишиме долгое время квартировали чешские военнопленные, стояли части чешского легиона.

Какова история тюменских материалов, оказавшихся в Чехословакии? Во время первой мировой войны многие чехи и словаки оказались в плену и были отправлены в различные края России, в том числе в Сибирь. В моем архиве хранится фотография 1914 года, на которой большая группа военнопленных ожидает погрузку на пароход в речном порту Тюмени. По сибирским рекам их перевозили для расселения в некоторые сибирские города. Внизу некоторых открыток, там, где традиционно художник оставляет свое имя и дату, встречаются указания на 1915–1917 годы. Другими словами, художники занимали себя работой над своими картинами все время плена. К концу войны под Киевом в Борисполе были сформированы добровольческие воинские части из военнопленных австро-венгерской армии, преимущественно – чехов. Они использовались в войне против Германии. После революции 1917 года руководство чехословацкого корпуса объявило принадлежность легиона к французской армии (отсюда – подобно австрийским, французские надписи на открытках). Возникшие разногласия с советским правительством были преодолены договоренностью об интернировании разоруженного легиона. В марте 1918 года корпус численностью до 45 тысяч человек погрузили в железнодорожные эшелоны для отправки во Францию через Владивосток. Последующая отправка чехов в Европу предполагалась морским путем.

Эшелоны с военнопленными растянулись по железной дороге от Пензы до Владивостока. Под влиянием агитации представителей Сибирского правительства корпус принял участие в мятеже против советской власти. Последующие военные неудачи на Уральском фронте способствовали разложению чехословацкого легиона. Как итог: чехи отказались воевать на стороне Колчака и были отозваны с фронта. Администрация Сибирского правительства смогла использовать легионеров только на охране железных дорог, включая дорогу Омск-Тюмень-Екатеринбург. Вот и оказался И. Влачек зимой 1918 –1919 годов в Тюмени. Как видим, автор тюменских городских пейзажей не терял время даром. Пока зимой 1918–1919 годов воинские эшелоны чехословацкого легиона простаивали на станционных путях Тюменского вокзала, он ходил по городу с легким мольбертом и фотоаппаратом: некоторые косвенные сведения свидетельствуют, что автор фотографии и рисунка – один и тот же человек. Неслучайно, зимний Тюменский вокзал и сам заснеженный город стал предметом его пристального внимания. Еще раз упомяну, что среди отечественных открыток начала XX столетия зимние пейзажи с видами Тюмени крайне редки. По-видимому, тюменские фотографы не считали свой город в зимнюю пору фотогеничным...

До недавнего времени я считал, что чешский коллега работал с зарисовками и фотографиями Тюмени только в нашем городе. И ошибся! В октябре 1999 года мне пришлось посетить клуб коллекционеров в соседнем Екатеринбурге. Там случайно удалось увидеть чешскую почтовую открытку, схожую по манере исполнения с моей, но с видом станционных путей и паровозов на вокзале Екатеринбурга: такая же акварель, тот же стандарт издания, знакомая подпись автора. Наш герой, стало быть, не забывал оставить память о всех тех местах, где ему удалось побывать в лихое время гражданской войны и плена. Можно было предполагать, что, вероятно, существуют такие же зарисовки, возможно, и фотографии других сибирских городов вдоль железной дороги, по которой двигались чешские эшелоны. Дальнейшие поиски подтвердили правоту моих рассуждений.

Вскоре благодаря вниманию екатеринбургского коллеги, обладателя наиболее полного собрания открыток упомянутых серий, моя коллекция пополнилась более чем двумя десятками чешских открыток с видами Сибири. Большая их часть относилась к рисованным изображениям, другая, малочисленная, была изготовлена фотографическим способом с черно-белой печатью. Судя по нумерации открыток рисованной серии, общее количество сюжетов достигало девяносто единиц. Среди них пейзажи Украины из-под Борисполя, виды Златоуста, Екатеринбурга, Тюмени, Петропавловска, Забайкалья (ст. Оловянная, Яблоневый хребет, река Онон, Верхнеудинска) и др.

Серия черно-белых фотографических открыток, кроме Тюмени, содержала несколько снимков улиц Екатеринбурга, эпизоды боевых действий против большевиков, в частности, открытка с надписью «Большевистские баррикады на станции Забитуй» (близ г. Черемхово), похороны погибших чехов, сцены эвакуации из Владивостока, а также портреты государственных деятелей Чехословакии, в частности Эдуарда Бенеша, в те годы – министра иностранных дел республики, и французского генерала Жаннена. Интересно, что подписи к открыткам были исполнены на двух языках: чешском и русском. Общее количество открыток фотосерии определить не удалось. Возможно – несколько десятков.

Меня долго волновал вопрос: откуда у военнопленного появился свой фотоаппарат и принадлежности к нему? Впрочем, в таких городах, как Тюмень, или в других, ей подобных, выменять аппаратуру на мешок муки или сахара в те времена не представляло проблемы. Немаловажно также было узнать, какими путями открытки оказались в России? Выяснилось, что после крушения коммунистического режима в Чехословакии пражский архив чехословацкого легиона, о существовании которого свидетельствует штамп на некоторых открытках («Архив чешского корпуса»), оказался разграбленным. Часть архива, в основном открытки, фотографии, почтовые марки и их пробы, оказались в руках предприимчивых коллекционеров.

Деятельность чехословацкого легиона в наших краях в годы гражданской войны, впервые за рубежом отраженная сибирскими сведениями на почтовых открытках, новая, почти неисследованная страница местной истории. Стало известно имя первого зарубежного художника и фотографа, посвятившего свой художественный и предпринимательский талант распространению известности Тюмени вне границ России. Примечательный факт: благодаря легиону, была сохранена жизнь «отцу телевидения», американскому изобретателю русского происхождения В.К. Зворыкину, приговоренному красными в годы гражданской войны к расстрелу в Екатеринбурге и освобожденному из тюрьмы чехами. Кто знает, каким образом сложилась бы судьба современной системы электронного телевидения, не будь у ее истоков в конце 20-х годов ушедшего века спасшегося от преследований советских властей русского эмигранта-физика В.К. Зворыкина, ученика знаменитого Б.Л. Розинга. Последнего коммунисты не пощадили. Он умер в ссылке в Архангельске в 1933 году.

«ПОМНИ ВОЙНУ!»

В старинной русской военно-морской крепости Кронштадте стоит памятник адмиралу С.О. Макарову. На постаменте его можно прочесть слова, которые часто повторял адмирал, наставляя и призывая к бдительности своих офицеров: «Помни войну!». Впрочем, в эту простую фразу вложен и другой смысл, суть которого сводится к напоминанию о погибших. Минувшая война 1941–1945 годов унесла миллионы жизней. В нашем крае трудно встретить хотя бы один населенный пункт, где бы память о тех, кто не вернулся с войны, ее жертвах, не запечатлена обелиском или другим монументальным сооружением. Нет только памятника о самой войне, ее битвах, поскольку Тюменская область считалась глубоким тылом и канонада боев как будто бы к нам не доносилась. Справедливо ли такое мнение, соответствует ли оно реальным событиям?

Лишь немногие знают, что на территории Западной Сибири на акватории Карского моря, а это в пределах административных границ нашей области, в 1942–1944 годах шли ожесточенные бои с морской армадой немцев. Лилась кровь, тонули корабли и люди, на побережье рвались снаряды, многие матросы и командиры оказались в немецком плену. Эпицентром описываемых ниже событий стал остров, порт и полярная станция Диксон в устье Енисея на восточной границе с Тюменской областью[46]. Все началось с того, что в начале 1942 года в немецких штабах родился план морской блокады Северного пути, по которому советские торговые суда снабжали Мурманск и Архангельск военными и гражданскими грузами из Владивостока и Северной Америки (поставки по ленд-лизу). В грандиозной операции, получившей название «Вундерланд» («Страна чудес»), участвовал линейный крейсер «Адмирал Шеер» (илл. 425) в сопровождении нескольких подводных лодок. В отдельные месяцы их количество в Карском морс достигало 13 единиц, половина из них находилась у ямальских, Газовских и таймырских берегов.

Отвлекая значительные силы от атлантического театра военных действий, германское командование явно переоценивало значение поставок ленд-лиза через Северный морской путь. Основные транспортные потоки проходили через Владивосток, Иран и от Великобритании – в Мурманск. Кстати, перегоняя американские самолеты из Аляски в европейскую часть России, наши летчики делали промежуточную посадку для дозаправки на временном аэродроме. Он размещался в центре территории Тюменской области несколько севернее широтного течения Оби. С другой стороны, у нашего военного командования преобладала ошибочная уверенность, что из-за сложной ледовой обстановки проникновение германских военных кораблей в Карское море маловероятно.

Военные действия эскадры, кроме блокады морского пути и прекращения поставок по ленд-лизу, предусматривали отвлечение военно-морских сил России от Кольского полуострова, Мурманска и Норвегии, захват или уничтожение большинства радио и метеостанций на побережье и островах Карского моря, военное присутствие на Ямале в устье Оби и на Таймыре, включая низовья Енисея с Дудинкой и Норильском, а также, во что трудно поверить, оккупацию Северного морского пути для регулярного плавания германских судов в Японию. В какой-то мере такие планы были достаточно обоснованными, так как в 1941 году весь Северный морской путь у нас охраняли всего четыре боевых корабля. Слово «боевых» следовало бы взять в кавычки, так как суда представляли собой обычные торговые пароходы, ледорезы и рыболовные шхуны, наспех переоборудованные под военные с установкой легких 45-миллиметровых пушек и нескольких пулеметов. О бронировании бортов и палубных надстроек можно было только мечтать. Для германского крейсера такие пароходы не могли быть помехой или опасностью.

«Адмирал Шеер» представлял собой грозную боевую единицу. При водоизмещении почти 14 тысяч тонн и мощности машин 56 тысяч лошадиных сил, он обладал скоростью передвижения 26 узлов в час, располагал 20-ю орудиями калибра 105–280 мм, не считая других, более мелких, десятком торпедных аппаратов, палубным разведывательным самолетом, способностью высадки десанта численностью до 180 человек и почти неограниченной дальностью плавания. До северного похода крейсер и его командир капитан первого ранга В. Меендисен-Болькен отличились в Индийском океане и в северной Атлантике, где кораблю удалось потопить 19 английских транспортов и два танкера. 16 августа 1942 года крейсер во исполнение приказа Генерального штаба отправился из норвежского порта Нарвик в акваторию Карского моря. Разведка ледовой обстановки, выполненная одной из сопровождавших субмарин, сделала возможным для корабля неожиданный и скрытный маневр вокруг северной оконечности Новой Земли у мыса Желания. Никем не замеченный крейсер безнаказанно проследовал через Карское море с запада на восток мимо острова Уединения до берегов Таймыра. 21 августа он оказался в проливе Вилькицкого, почти достигнув самой северной оконечности полуострова – мыса Челюскина.

В ожидании каравана судов, о выходе которого из Петропавловска-Камчатского известила немцев японская разведка, «Адмирал Шеер» курсировал в четырехугольнике «острова Известия ЦИК – архипелаг Норденшельда – остров Русский – южная оконечность островов Северная Земля». На пути следования вблизи о. Белуха он встретил ледокол «Сибиряков» и после получения отказа о сдаче в плен обрушил на него всю мощь своей артиллерии. Неравный бой закончился гибелью «Сибирякова». На дно вместе с пароходом ушли 84 человека, 19 полярников вместе с командиром корабля А.А. Карачавой оказались в немецком плену. Удалось спастись только одному моряку, в ледяной воде он добрался вплавь до берега острова Белуха. Перед гибелью радист А. Шаршавин передал на Диксон сообщение о немецком крейсере. Его тайный рейд стал известен командованию, суда, караваны и все полярные станции района Карского моря получили тревожное предупреждение. Стало очевидным, что первой жертвой пирата станет самая крупная из них – диксоновская. Так и случилось ночью 27 августа 1942 года.

Наверное, читатель помнит роман В.А. Каверина «Два капитана», написанный в военные годы, в котором главный герой, летчик полярного торпедоносца, уничтожает в северных водах у сибирских берегов немецкий корабль. Несмотря на то, что люди и факты в романе вымышленные, писатель, подготовивший роман о современниках, не мог не учитывать реальные события. В действительности атаки торпедоносца на крейсер не было. Более того, самолет, взлетевший с Диксона на поиски экипажа затонувшего «Сибирякова», был сбит зенитной артиллерией немецкого крейсера. Почти одновременно немцами был потерян и собственный самолет, разбившийся при посадке на лед. Крейсер ушел на дно Баренцева моря значительно позднее в порту Нарвик, где корабль подвергся атаке английских бомбардировщиков и торпедоносцев.

Порт Диксон к середине 1942 года представлял собою солидное сооружение, подготовленное для дозаправок океанских кораблей. На материке размещался поселок и пирс с портовыми кранами, напротив рейда в проливе Вега остров Конус с запасами угля, на одноименном с портом острове стояли полярная радиостанция, авиабаза полярной авиации, геофизическая обсерватория и несколько домиков Нового Диксона. Соседний остров Медвежий принадлежал туманной станции с мощной сиреной для оповещения судов в туманную погоду. В порту и главном поселке Диксона располагался районный центр Северного морского пути и штаб морских операций западного сектора Арктики. Как видим, для командира немецкого крейсера соблазн отличиться перед своим начальством был весьма велик.

Защитники Диксона тщательно подготовились к встрече непрошеного гостя. Женщин и детей эвакуировали в тундру на стойбища эвенков, создали там запасы продовольствия, создали боевую дружину из 60 человек под руководством начальника полярной станции И.А. Сидорина. Но главное, что удалось сделать, это подготовить к бою батарею 152-миллиметровых зенитных пушек, стволы которых направили в сторону моря (илл. 426). Батареей командовал ст. лейтенант Н.М. Корняков. С установкой батареи произошла занятная история. По приказу Главсевморпути пушки предполагалось отправить на укрепление береговой обороны Архангельска или Мурманска. Погрузка их на транспортный корабль, прибывший в порт, задержалась по распространенной в России причине, о которой говорят, что приказы начальства следует выполнять не сразу, а только после повторного напоминания...

Так или иначе, но нераспорядительность местного начальства, над которым, применительно к военному времени, нависла угроза сурового наказания, спасла Диксон от захвата станции немецким десантом. Как только на горизонте показался «Адмирал Шеер», батарея открыла огонь. Меткие попадания вызвали пожар палубных надстроек крейсера. Одновременно начал стрельбу мелкокалиберными пушками стоявший на рейде пароход «Дежнев» (на нем, кстати, служил пулеметчиком Г.О. Тонунц, будущий актер и исполнитель главной роли в популярном у зрителей кинофильме «Камо»),

Маневрируя вокруг острова Диксон, крейсер обрушил всю мощь своей артиллерии на все, что виделось и двигалось на берегу. Загорелся «Дежнев», задымил угольный склад, взорвались штабели бочек с соляркой, появились убитые и раненые. Однако неожиданная встреча с батареей пушек, немало удивившая Меендисен-Болькена, и о присутствии которой на крейсере не подозревали, нарушила планы командира корабля. Высадку десанта не только пришлось отменить, но и позаботиться об установке защитной дымовой завесы. Крейсер удалился в море и после полумесячного отсутствия 31 августа он бросил якорь в Нарвике. Операция «Вундерланд» бесславно завершилась. За исключением кратковременного пребывания в районе Северной Земли тяжелого немецкого крейсера «Адмирал Хиппер» в сентябре 1942 года, в последующие два года в Карском море немцы могли позволить себе только отдельные рейды подводных лодок. По сравнению с экспедицией «Шеера» они оказались куда более эффективными. Этому способствовали развернутые на островах Вардроппера и Подковы, а также в проливе Течений, немецкие радиостанции, персонал которых снабжал подводные лодки метеосводками. С другой стороны, печальный опыт 1942 года был учтен и нашими полярниками.

Так, в летние навигации 1943–1944 годов в Карском море находилось до полутора десятков немецких подводных лодок. Они гонялись за караванами и топили торговые и научно-исследовательские суда. В конце июля 1943 года к северо-западу от острова Белый артиллерийской атакой было потоплено научное судно «Академик Шокальский». Немцы жестоко расправились с безоружным экипажем. Затем последовало нападение на полярную станцию острова Уединения. В Енисейском заливе на минах подорвался транспорт «Енисей». В Обской губе немецкая подводная лодка «У-639» установила минные поля в районе Нового Порта. И вот здесь-то впервые за два года войны советская подводная лодка наказала «У-639». Минная подводная атака завершилась гибелью немецкой субмарины. В 1944 году возле острова Белый на северной оконечности Ямала противник впервые в мире применил новейшие по тому времени торпеды с акустической системой наведения. Итогом боя подводной лодки с применением таких торпед стала гибель транспорта «Марина Раскова» и двух кораблей сопровождения вместе с экипажами. Немецкая лодка позднее была уничтожена подоспевшими самолетами. Еще одна лодка нашла свою могилу возле мыса Желания. В этом же году в Карском море погибли корабли «Тбилиси», «Архангельск», «Киров» и «Норд».

Во второй половине 1944 года интенсивность немецких нападений на море заметно уменьшилась: сказалось общее ухудшение военного положения Германии. Так, без особых эксцессов прошел перегон ледокольного флота из Тикси в порты Баренцева моря. Спокойно прошла зимовка двух десятков кораблей на Диксоне. Весной 1945 года немецкие подводные лодки получили из Нарвика приказ о безоговорочном выполнении требований союзного командования. Всем лодкам предписывалось оставить акватории Карского моря и возвращаться на базу в надводном положении. Номер лодки и ее координаты следовало сообщать открытым текстом на ближайшую радиостанцию, в ночное время идти с огнями, а днем – с приспущенными флагами. Весь боевой запас вместе с замками орудий и запалами торпед предлагалось выбросить за борт, мины установить на предохранители, затопление лодок запрещалось категорически. Война в Карском море закончилась.

Памятниками единоборства русской и немецкой военной техники стали мемориальные сооружения на Диксоне и на острове Белуха. На Диксоне в 1982 году в честь 40-летия победы полярников в бою с крейсером «Адмирал Шеер» установлен памятный обелиск на горе Южной с именами погибших моряков и полярников, сохранено здание радиостанции, построенной еще в 1915 году и оказавшей в годы войны неоценимую услугу обороне Заполярья. На острове Белуха в память о героическом сражении парохода «Сибиряков» построена величественная громада каменного маяка.

СТАРИННЫЕ ТРАКТОРЫ, ПАРОВОЗЫ И АВТОМОБИЛИ

Тракторы. В двадцатые–тридцатые годы на сельских полях доминировали американские «Фордзоны» или их российские аналоги. По зову сердца и памяти местных энтузиастов чудом сохранившиеся единичные экземпляры машин-ветеранов восстановлены и водружены на постаменты в селе Плешково Ишимского района (илл. 427), и на окраине Тобольска. Колесный трактор ВТЗ системы «Универсал» в Плешково установлен на постамент в 1972 году по инициативе управляющего ремонтно-технического предприятия Л.А. Гербера (ул. Луговая, тупик). В Тобольске подобное событие произошло спустя три года. Трактор установили в поселке Менделеевский перед зданием «Сельхозтехники» благодаря заботам директора В.М. Кондрахина. Перед этим «Универсал» Сталинградского тракторного завода (СТЗ) пылился еще с довоенных лет на территории краеведческого музея.

Более удачливой оказалась судьба популярного когда-то гусеничного трактора ДТ-54. Память об этом труженике полей сохранена на постаментах в селах Бердюгино и Гагарино (Ялуторовский и Ишимский районы) и в Голышманово. В Бердюгино вечная стоянка трактора существует с 1972 года. К сожалению, на постаменте утрачена мемориальная доска с именами основателей МТС. Памятник в центре села Гагарино сооружен несколько раньше, в 1968 году, и тоже посвящен основателям Гагаринской МТС (1938 г.), о чем свидетельствует сохранившаяся, к счастью, мемориальная доска. На ней же – перечень из 48 фамилий. Голышмановский ДГ-54А (1980 г.) стоит у входа в СПТУ-32.

Машины тракторного типа, смонтированные на гусеничном шасси, установлены на пьедесталы и в других местах. Так, в Ханты-Мансийске с 1977 года при СПТУ-43 красуется трелевочный трактор Т-40 (инициатива Зосва А.П. и Поварнина Г.Н.), а в парке города Надым с 1976 года – тяжелый гусеничный тягач-вездеход в честь первопроходцев-газовиков. Не забыты аналогичные машины военного назначения типа мино и рельсовых грассоукладчиков в областном центре.

Они установлены в 1995-1996 гг. перед въездом в ТВВИКУ – в городе, в учебном центре училища – под Тюменью и на территории воинской строительной части в районе моторного завода.

Автомобили. В Тюмени особым вниманием пользуются отжившие свой век, но знаменитые когда-то, грузовые автомобили. Первыми полезную инициативу проявили в 1986 году работники Тюменского городского АТП (ул. Бакинских Коммисаров). В 1977 году из Ялуторовска привезли изношенную машину ГАЗ-ММ, почти металлолом, выпущенную еще до войны заводом им. Молотова в г. Горьком. Через год машина, восстановленная усилиями всего хозяйства, участвовала в автомобильном параде. К столетию русского автомобиля в 1996 году на кузове машины разместили памятный текст: «100 лет автомобильному транспорту России, 1896–1996» (илл. 428).

В 1990 году АТП арендного объединения «Тюменьгеолтранс» (С. Распутин и Н. Салаватуллин), что на Велижанском тракте по ул. Щербакова, установили грузовик, чудом сохранившийся где-то под Курганом. Выносливый и надежный «Урал-ЗИС-5», трудяга военных лет, горделиво красуется на бетонном основании у проходной предприятия. Еще один автомобиль-пожарник недавно поставлен Тюменским гарнизоном пожарной охраны по улице 30 лет Победы.

Паровозы. Только старшее поколение помнит паровые локомотивы – ровесников прошлого века. Когда-то они горделиво и озабоченно мчались по стальным магистралям, не зная конкурентов. Но транспортная техника непрерывно развивается, старое уступает место новому.

В наше время паровозы чаще всего можно встретить на памятных постаментах. Один из них, типа ФД, когда-то самый мощный в стране и построенный еще до войны Коломенским паровозостроительным заводом, припаркован в 1987 году в Тюмени возле вокзала, рядом с ДК железнодорожников. Мемориальная доска гласит, что локомотив установлен в память о трудовых и ратных подвигах тюменских железнодорожников и в честь 100-летия паровозного депо. Другой паровоз красуется в поселке Харп на стальной ветке Воркута–Лабытнанги: памятник первому эшелону начала 50-х годов (илл. 429).

САМОЛЕТЫ И ВЕРТОЛЕТЫ

Было бы по меньшей мере несправедливо, если среди памятников техники не оказалось бы столь незаменимого в Сибири средства передвижения. Действительно, воздушным извозчикам дань памяти отдана сполна. В Салехарде, например, по дороге в аэропорт на массивных основаниях в 1977 году установлена целая выставка ветеранов пятого океана: предшественница вертолетных сообщений вездесущая «Аннушка» в гидросамолетном исполнении (АН-2, конструктор О.К. Антонов), еще более древний, но не менее знаменитый ЛИ-2 и отслуживший свой век вертолет МИ-4 (илл. 430). Десятилетием спустя к ним добавился МИ-8. Самую первую конструкцию вертолета Миля типа МИ-1 можно увидеть на территории Ханты-Мансийского авиаотряда. Он установлен в июле 1976 года. Тогда же, в Урае, установили вертолет МИ-4 в память заслуг вертолётчиков в открытии первых нефтяных месторождений шаимской нефти.

В ишимском авиационно-спортивном клубе, что на окраине города, за рекой, на швеллерном основании с 1988 года застыл учебный самолет Ж-50. Он установлен по инициативе основателя клуба В.П. Белявского. Еще один памятник реактивному самолету и военному истребителю можно видеть на территории авиаполка в г. Югорске.

Не следует думать, что кроме транспортных средств другие памятники истории техники совершенно забыты. На территории Тобольского кремля возле краеведческого музея с давних лет привлекает внимание посетителей батарея пушек ХVII-го столетия. Рядом с экспозицией истории города, что размещается в церкви Петра и Павла в Тюмени, установлены старинные весы и якорь речного судна (илл. 431). Якоря, кстати, можно наблюдать у входов многих учреждений, причастных к речному ведомству. Гордостью областного центра считаются часы-куранты на здании бывшей городской Думы, теперь – главный корпус краеведческого музея. А сколько в Тюмени и в других местах хранится железнодорожных рельсов, изготовленных на уральских заводах с середины прошлого столетия!

Многое для последующих поколений оставили после себя геологи, газовики и нефтяники. Памятные знаки установлены на месте скважин-первооткрывательниц в Нижневартовске, Мегионе, Нефтеюганске, Сургуте и в других местах. В г. Муравленко есть постамент со станком-качалкой.

Из оставшихся в относительной сохранности исторических машин ждут своей очереди на оформление статуса памятника клепаный чан для затворения барды в Падунском заводе, буровая 24-метровая вышка в Тюмени на геофизическом предприятии в Парфеново, чудом сохранившиеся ветряки в некоторых южных районах области, комбайн-тележка, построенный в 1946 году и стоящий на зернотоке в селе Петелино, и мн. др. Жаль, что некоторые из памятников техники безвозвратно погибли: быстроходное судно «Метеор» на подводных крыльях на Мысу в Тюмени, самолет ИЛ-18 в аэропорту Рощино, вертолет МИ-6 в районе ТЭЦ-2... Городские власти Тюмени еще в 1995 году намеревались установить к 50-летию Победы возле заводов, выпускавших технику в годы войны, десантный или учебный планер, ротный миномет и торпедный катер. В те времена сухопутная Тюмень была единственным городом России, в котором для всех морей выпускались грозные торпедные катера. Увы..., благородные планы остались на бумаге.

А вот екатеринбуржцы, как уже говорилось, не поскупились и в аэропорту Кольцово установили памятник первому в России реактивному самолету. Единственный сохранившийся экземпляр корпуса необычного по тем временам самолета был водружен на высокой стеле, устремившейся в небо. Фронтовая серия из 30 таких самолетов в 1942 году была изготовлена в Заводоуковске по инициативе директора авиационного завода А.С. Москалева. Не странно ли: память о продукции военных лет, которой мы вправе гордиться (Заводоуковск – родина реактивных самолетов России!), чтят наши соседи, а не мы.

ВИСЯЧИЕ МОСТЫ

Неужто в Тюменском крае можно встретить висячие мосты? Обычно мы привыкли их видеть на фоне альпийских ландшафтов или над глубокими каньонами Африки в кадрах зарубежных боевиков. У нас-то на равнине откуда они взялись? Так считал и я, пока сам не увидел такие мосты и не убедился в их реальном существовании.

На правом берегу реки Пышмы, почти напротив Винзилей, стоит уютный хутор Мельница. Свое название он получил от речной мельницы, когда-то здесь работавшей. Интересом к ней и была вызвана поездка на Пышму. Каково же было наше удивление, когда недалеко от мельницы взору открылся вид на необычное и редкое в наших местах инженерное сооружение: пешеходный висячий мост через реку (илл. 432).

Можно предположить, что по мере роста Винзилей от скромного железнодорожного моста в 1913 году до крупного населенного пункта в послевоенные годы возникла необходимость в постоянной связи жителей Мельницы и нарождающегося поселка с развитой промышленной структурой. У кого-то из местных инженеров, возможно, знатока мостостроения, и возникла мысль о сооружении дешевого пешеходного моста через реку на подвешенных у береговых опор тросах. Сейчас, наверное, уже не установить инициатора столь смелого решения. Остался, как памятник инженерного дела, сам мост.

На крутых берегах Пышмы были попарно закреплены в бетонных тумбах металлические трубы. К вершинам столбов привязали стальные тросы. Замысловатой параболой они провисли над водной гладью, не без вызова демонстрируя отсутствие каких-либо промежуточных опор в середине русла. На тросы подвесили поперечины пешеходной дорожки и положили дощатый настил. Береговые устои укрепили канатными оттяжками. С тех пор уже много лет мост служит людям, вызывая восхищение своим изяществом и целесообразностью. Любителю острых ощущений пройтись по такой подвижной конструкции, качающейся в такт твоим шагам, не только занимательно, но и жутковато...

Другой такой же канатный мост, но более скромных размеров, мы случайно обнаружили в селе Речное на реке Ук, вблизи рабочего поселка Падун. Когда-то, еще до строительства асфальтированной дороги Тюмень–Ишим, Сибирский тракт проходил на восток от Заводоуковска через Падун, а затем на Речное (прежнее название Благодатное) и далее в сторону Заимки Полузабытый тракт до сих пор используется жителями Речного и Падуна. К сожалению, когда-то основательный свайный деревянный мост через Ук в Речном оказался разрушенным. На берегах сохранились только внушительные земляные устои моста, да табличка-указатель названия села на обочине старой дороги. Тогда-то и был построен подвесной мостик канатного типа для пешеходов. Он исправно работает до сих пор, но, если не забывать о безопасности пешеходов, нуждается в некотором профилактическом ремонте. Во всяком случае, если пешеход захмелел или спешит домой в темное время суток, то переход по мосту вполне гарантирует незапланированное купание в речке...

Неоднократно и с неизменным интересом посещал я старинное село Речное. Оно отсчитывает свою историю с конца прошлого столетия, когда предприимчивый екатеринбургский помещик П.В. Иванов построил здесь речную мельницу, красавец-мост и стал выращивать необычно высокие урожаи пшеницы, соорудил солидные пакгаузы для хранения зерна и муки, сохранившиеся частично до наших дней. Имение, как, возможно, помнит читатель по предыдущим главам, назвали Благодатным. Трудно найти в наших краях столь концентрированное скопление старинных построек на сравнительно небольшой площади. Жаль, что все это разрушается и не находит полезного применения. Хотелось бы упомянуть необыкновенную и благодатную красоту здешних мест: березовые рощи, крутые берега реки, увалы и овраги.

Сибирская земля во все времена не была скудна на рождение талантливых и предприимчивых людей. Примеры удачного осуществления инженерных проектов висячих мостов в нашем крае – наглядное тому подтверждение.

ПАМЯТНЫЕ ЗНАКИ ЯМАЛА И ТЮМЕНСКОГО УРАЛА

Памятные знаки – это следы внимания людей к прошедшим событиям, к необычным географическим местам или к пребыванию в них заслуженных представителей техники, науки, спорта, искусства и т. п. Как правило, они, в отличие от фундаментальных сооружений-памятников, имеют скромные размеры и габариты, не блещут особыми архитектурными особенностями, но, как элементы мемориала, заслуживают интереса и охраны. В качестве примера можно назвать памятные доски, гурии – каменные нагромождения, стелы, столбы с табличками, въездные постройки возле селений и городов и пр.

Тюменский Приполярный и Полярный Урал, а также Ямальский полуостров достаточно богаты такими знаками, несмотря на солидную удаленность этих районов. О некоторых из них мы и расскажем. Прежде всего стоит остановиться на одном знаке, в некотором отношении весьма уникальном. На линии железной дороги Воркута – Лабытнанги, близ станции Полярный Урал, в точке, где находится перевал Уральского хребта, а, следовательно, граница Европы и Азии, стоит единственный в Тюменской области знак, извещающий пассажиров и путешественников о пересечении ими условной границы двух материков. На Южном и Среднем Урале подобных знаков много, более десятка, а вот у нас в области он стоит в гордом одиночестве (илл. 433).

Знак представляет собой бетонный столб высотой в 2,5–3 человеческих роста с нанесенными краской на поверхность столба винтовыми линиями. На вершине знака установлен шар и традиционный для ушедших времен герб с серпом и молотом. Там же закреплена металлическая табличка с указателями континентов. В архитектурном отношении пограничный знак малопривлекателен, но другого, лучшего, пока еще никто не создал... Впрочем, внешние погрешности знака не мешают туристам принимать возле него излюбленно-стандартную позу: одна нога в Европе, а другая – в Азии.

Как сообщил мне известный среди научных кругов и знаток Полярного Урала геолог Островский В.Я., памятный знак стоял еще в 1964 году, когда Островский начал свою производственную деятельность на тюменском Урале. По его мнению, знак соорудили в начале 50-х годов. Инициатор сооружения знака неизвестен, по крайней мере, мне.

В пределах границ нашей области Уральский хребет так же богат памятными знаками. Можно назвать такие из них, как деревянный крест уральской экспедиции М.А. Ковальского (1848 год) высотой около 20 метров. Он установлен недалеко от устья реки Кары на мысе Полковник. На стержне креста сохранился текст надписи на латыни. Аналогичный памятный знак находится на перевале Крест, что по Сибиряковскому тракту в верховьях реки Сартынья, получивший свое название после установки креста сибирским промышленником А.М. Сибиряковым в конце XIX столетия (1884 г.).

На многих вершинах тюменского Урала установлены памятные металлические доски в честь известных событий и людей, альпинистов и ученых. Так, наибольший интерес представляет доска, установленная на одной из гор на границе Тюменской области и Коми, посвященная 400-летию Тюмени (1986 г.). Доска из силумина закреплена на пике Карпинского (1987 г.). На пике под названием «Уральский следопыт» свердловскими геологами В. Чесноковым и Б. Бороздиным водружена доска с изображением эмблемы популярного уральского журнала (1983 г.).

В Ханты-Мансийском АО, в верховьях речки Маньхобею, на вершине горы с отметкой 1703 метра, названной в 1990 году именем венгерского путешественника Антала Регули, сложен конус-тур из каменных валунов, на котором установлены две доски с текстами на русском и венгерском языках. А. Регули известен своими двухгодичными исследованиями Урала в середине Х1Х-го века. Он впервые доказал родство языков ханты, манси и венгров.

На Приполярном Урале, к которому относится промежуток пространства между верховьями р. Хулга и широтным отрезком течения р. Щугер (самая высокая часть хребта), мемориальные доски сооружены на вершинах Блюхера – командарма (1968 г., илл. 434) и Масленникова – мастера спорта по туризму, известного на Урале краеведа (1979 г.). А на горе Дидковского (1978 г.) кроме доски высится еще и бюст революционера и бывшего ректора горного института в Свердловске. Барельефы из литья и бюст Ленина установлены на высочайшей вершине Урала горе Народной.

Ямальский полуостров по части памятных знаков в силу его отдаленности и малой доступности намного беднее Уральского хребта. Но и здесь история сохранила память о некоторых исследователях края Земли. В какой-то мере малочисленность памятных знаков компенсирована множеством именных географических названий, которыми испещрена карта полуострова. Читатель сам с большой пользой для себя может в этом убедиться, изучив карту Ямала, а с ней и непростую историю освоения этого края.

В северо-западной части полуострова на мысу А.И. Скуратова – лейтенанта, участника Великой Северной экспедиции (ВСЭ) и соратника Беринга (1733–1743 гг.), установлен памятник исследователю Полярного Урала и Ямала, а на границе Архангельской и Тюменской областей в селе Усть-Кара и на одном из островов Карского моря – мемориальные доски с именами лейтенантов Скуратова и Сухотина, уроженцев тульских краев. Всю эту нелегкую работу проделала Тульская экспедиция лыжников «Арктика» под руководством географа Д.М. Романова в 1974–1975 годах. А.И. Скуратов родился в 1709 году в селе Скуратово, что в трех верстах от Ясной Поляны. В 1737 году он обследовал р. Сосьву, приток Оби, Обскую губу, где установил навигационные знаки на ее берегах. В чине капитана 2-го ранга А.И. Скуратов в 1765 году вышел в отставку и поселился в родном селе.

На берегу пролива Малыгина стоит столб его экспедиции (1734 г.), известны столбовые и астрономические знаки экспедиции В.П. Евладова (1928 г.), могилы этнографа Н.А. Котовщиковой (1930 г.), гидрографической (1936 г.) и географической экспедиций «Щелья» (1967 г.) на древнем волоке у озера Ней-То. Астрономический пункт установлен на берегу острова Белый в бухте Рагозина (1828 г.). На том же острове, на мысе Шуберта, со времен ВСЭ поставлен железный столб, сохранившийся до наших дней. Из примечательных знаков нашего времени можно упомянуть мемориальную доску на первой газовой скважине в поселке Харасавэй, а также памятную стелу на строительстве железнодорожной ветки Обская-Харасавэй.

В столице Ямальского АО известен памятный знак «Полярный круг» (1980 г.) – визитная карточка окружного центра. Высота двух пирамид, соединенных полукольцом и стоящих точно на 66-ой параллели, составляет 24 и 18 метров. Знак символизирует уникальность географического расположения Салехарда – единственного на планете города на Полярном круге. Автор проекта – тюменский архитектор А.Н. Отрадных, координаты знака определены геодезистом Е. Чуприным. До недавнего времени в Салехарде сохранялся необычный памятный знак, символизирующий развитие науки в столице северных широт: деревянная вышка Ивана Антоновича Гервасия (1857–1913 гг.). Она была сооружена стараниями ссыльного студента-медика в 1882 году на метеоплощадке Полуйского мыса для производства метеорологических наблюдений (илл. 435). К сожалению, пожар поглотил этот замечательный памятник истории.

До сороковых годов двадцатого столетия на том же Полуйском мысу в Салехарде со второй половины Х1Х-го века стоял памятный обелиск, сейчас отсутствует. Внешне он напоминал аналогичное пирамидальное сооружение в честь Ермака в Тобольске. Может быть, поэтому в одних публикациях обдорский памятник называют Ермаковским, а в других привязывают его местонахождение и причину появления к Полярному кругу, считая обелиск предшественником существующего ныне. Памятник представляет собой усеченную четырехгранную пирамиду, установленную на кирпичном постаменте. Обелиск по высоте достигал конька крыши одноэтажного дома и выглядел весьма внушительно.

Сравнительно недавно казачество Тюмени решило отдать честь Ермаку-атаману и установило напротив главного здания краеведческого музея крест и камень-закладку для будущего монумента (илл. 436). Время идет, камень рушится, а продолжения инициативы что-то не видится...

Побережье Северного Ледовитого океана и его островов изобилует разного рода навигационными, мореходными и топографическими знаками, буями и маяками.