Окровавленные руки

Шестая

Айвори

Глубокий вдох, который я сделала перед тем, как открыть входную дверь, было недостаточно, чтобы подготовить меня к буре дерьма, в которую мне предстояло попасть. Я знала это.

Но больше ничего нельзя было для этого сделать.

Отец резко распахнул дверь, схватил меня за шею сзади и с содроганием притянул в свои объятия.

— Господи. Господи, черт возьми, Христос всемогущий, — пробормотал он мне в макушку.

— Папа, я в порядке, — бормочу я, прижавшись к его груди. Прижатие его рубашки к моему лицу заглушило мой голос, почти задушив меня.

— Ну, по крайней мере, смерть от объятий лучше, чем быть расстрелянным, — пошутила я, и откуда-то из дома до меня донесся вздох матери.

Как она меня услышала, я никогда не узнаю. У женщины повсюду были глаза и уши.

— Айвори Леонора! — воскликнула она, и я, даже не имея возможности ее видеть, поняла, что она в гневе прижала руку к груди. В ней не было ничего, кроме драматизма.

— Это правда, — заявила я, пихая отца, пока его руки не оторвались. Даже в 59 лет мужчина был в лучшей форме, чем большинство 40-летних мужчин, из-за собственной неспособности сидеть на месте. Сколько раз я слышала, как он говорил — Время простоя — это время, потраченное впустую, в моей юности заставило бы большинство его приятелей из ВВС съежиться.

Руки моей матери сомкнулись вокруг меня, как только я смогла спокойно вздохнуть, и я вздохнула. Я не могла винить их за беспокойство. Увидеть в новостях свою дочь, когда полиция вывела ее из банка после вооруженного ограбления, большинству родителей не пришлось пережить.

Я перезвонила им перед тем, как идти к Маттео домой, чтобы убедиться, что они знают, что со мной все в порядке, как только я поняла, что я была в новостях. Тем не менее, все это казалось гораздо более травмирующим для них, чем для меня, и я была той, кто смотрел в дуло пистолета.

— Моя малышка, — плакала она, и слезы заливали мое плечо, на которое она положила лицо. Я была выше мамы, даже когда не носила каблуков. Отправившись прямо к ним домой на ужин после встречи с Маттео, я не переоделась из своего наряда, чтобы произвести впечатление на бывшую.

Хотя я пожалела, что оделась, чтобы произвести впечатление.

Как много.

Я стряхнула с себя тревогу, охватившую меня. Утром я придумаю, как справиться с угрозой Маттео, потому что не было никакой возможности обдумать это, пока мой отец смотрит на меня.

Там, где моя мама видела все, что происходило, мой отец видел каждую мысль в моей голове.

Можно с уверенностью сказать, что в подростковом возрасте мне ничего не сходило с рук. Ну, за исключением одного раза, когда Маттео был в моей постели в старшей школе. После этого опыта я несколько лет шла прямо и узко, пока не закончила учебу. После этого, ну, это была другая история.

Отец прочистил горло. — Хорошо, Алиса, ты уже достаточно избаловала ее. Впусти девушку в дом.

— Я? Ты задушил ее! — Мама запротестовала, но ее руки смягчились и наконец отпустили меня. Со стоном я ушла в дом, оставив их в их собственном подъезде, чтобы препираться, как обычно. У них была особая любовь, любовь, которую люди мечтали найти. Это не означало, что они не были настолько саркастичны друг с другом, насколько это возможно, прежде чем они стали целоваться и грубить.

Мне не нужно было быть рядом для этой части.

Жареный цыпленок мамы стоял на гранитной стойке, ожидая, пока она перенесет его на огромный дубовый стол в столовой. Я схватила его и передвинула, и звуки их споров отошли на задний план, когда юмористические подколки друг друга начали превращаться в привязанность. К тому времени, как они прошли на кухню, я уже вытаскивала листовую капусту из кастрюли и клала в одну из маминых сервировочных тарелок.

— О, дорогая, тебе не нужно было этого делать. Я бы использовала белую миску, — сказала она, подходя и вынимая макароны с сыром из духовки.

— Конечно, — фыркнула я. — Если бы я использовала белую миску, ты бы предпочла оранжевую. Все, что противоречит тому, что я выбираю, противоположная женщина.

Она фыркнула на меня и начала возражать. — Я не..

— Женщина, ты самый противоречивый человек на планете, — объявил папа, отодвигая свое место во главе стола. — Кого, черт возьми, волнует, в какой миске еда? Ты тоже начнешь ее фотографировать?

— Честно говоря, Мартим. Эти вещи имеют значение, — Я заняла место справа от папы, обслуживая себя и слушая, как он сплетничает о том, какая стюардесса переспала с его вторым пилотом. Судя по всему, это был настоящий скандал — ведь женщине было 26 лет, а пилоту — за 50. Обычно я делала вид, что слушаю, как он говорит, как девочка-подросток, но в тот день, учитывая все, что произошло, моя голова просто не интересовалась его пустыми сплетнями. Я ковырялась в еде, почти не ела и обдумывала, что буду делать с Маттео на следующий день, несмотря на свое решение на время забыть о нем.

— Хорошо, что волнует тебя? — спросил папа.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотала я, выходя из транса и запихивая в рот кусочек жареного цыпленка.

— Кажется, ты была в порядке насчет ограбления, мой маленький воин, — поддразнил он, протянув руку и ущипнув меня за щеки. Я показал ему язык. — Так почему ты сейчас такая в своей голове?

Я вздохнула, бросила курицу на тарелку и закусила уголок рта, обдумывая, какую историю рассказать родителям о Маттео. Я бы ни за что не призналась, что ходила туда, особенно потому, что его знал преступник.

— Я разговаривал с Маттео, — неопределенно ответила я.

Моя мать замерла, и я взглянула на отца, чтобы увидеть, как он нахмурил брови. У меня не было иллюзий, что он не знал, что я имела в виду, Маттео, поэтому я знала, что его следующий вопрос был его попыткой дать мне время переосмыслить ход нашего разговора. — Маттео, кто?

— Знаешь, Маттео Белланди. Из старшей школы.

Я пожала плечами, как будто обсуждение мальчика, который заставлял меня плакать перед сном в течение нескольких недель, могло быть случайным событием.

— А где ты его видела? — спросила мама, она положила в рот немного зелени, пережевывая ее так, как будто она нашла их неприятными, но в том, что Маттео ей был противен, сомнений не было.

— Я не видела, — я солгала. — Я имею в виду, повидайся с ним. Он увидел меня в новостях и связался, чтобы узнать, все ли со мной в порядке и может ли он чем-нибудь помочь. Вот и все. — Я взглянула на маминые шторы на большом панорамном окне позади нее, увидев, что прутья нужно протереть пылью. — Если тебе нужно, чтобы я пришла и помогла по дому, я могу это сделать. Я знаю, что тебе трудно добраться до некоторых высоких мест.

Я ловко сменила тему, зная, что мама рассердится на намеки, что она не может сама убрать свой чертов дом.

Она хотела было это сделать, но убийственно серьезный голос папы прервал ее.

— Я так не думаю, юная леди. Ты не меняешь тему разговора, как будто неважно, что этот кусок дерьма каким-то образом получил твой номер телефона. Ты получишь новый. Конец истории.

Он пронзил кусок макарон с сыром и сердито запихнул его в рот.

— Что хорошего в этом? С активами, к которым Белланди имеет доступ, он мог бы просто найти этот номер, если бы захотел, — указала я. Был ли у Маттео мой номер, не имело значения. Двенадцать лет я знала, что он может найти меня, если захочет.

Он просто не хотел.

— Айвори..

— Кроме того, ты понимаешь, насколько хлопотно было бы изменить мой номер? Я веду через него свои дела.

Я пожала плечами, не обращая внимания на его пристальный взгляд.

Я послала маме умоляющий взгляд, который она со вздохом приняла и направила внимание отца в другую сторону, обещая дальнейшие сплетни о работе. Я лучше настроилась, чувствуя на себе его слишком внимательный, на мой вкус, взгляд несколько раз за ужин.

Но мы выжили, так и не упомянув Маттео снова, и когда я вернулась домой после ужина в тот вечер, я была еще более полон решимости убедиться, что мне никогда больше не придется рассказывать им что-либо о нем.

Так было лучше для всех.

Особенно меня.

✽✽✽

Мое белое платье с крупными тропическими коралловыми цветами развевалось вокруг меня на ветру, и я благодарила тяжелый кардиган, который был на мне, за то, что он удержал его. Как правило, летящие юбки были опасны в ветреном городе, но меня это никогда не останавливало.

Сэди сказала, что у меня отвращение к штанам. Я не могла возразить против этого. Я надевала их только тогда, когда нужно было отбиваться от холода, поэтому и носила платье, несмотря на прохладу весеннего воздуха.

Я поспешила в ресторан, даже не удивившись, когда обнаружила, что Дюк и его семья уже сидят и ждут меня. Я переоделась в последнюю минуту после того, как пролила на себя миску с водой моего любимого леопардового геккона Смауга, как полный идиот, и то, что я опаздываю из-за какой-то случайной катастрофы, было не так редко, как должно было быть.

Дюк повернулся лицом к двери, его опущенные голубые глаза встретились с моими, он покачал головой, и на его губах заиграла улыбка. Я пожала плечами с собственной ухмылкой, поспешила и заняла свободное место рядом с ним. Наклонившись, я поцеловала его в щеку и улыбнулась его маме и брату.

Его мать улыбнулась в ответ, ее глаза потеплели, когда она посмотрела на нас двоих. Она не делала секрета из надежды, что однажды мы будем вместе, и я знал, что она анализирует каждое наше движение рядом друг с другом, чтобы заметить малейшую разницу. Если бы мы когда-нибудь пересекли эту черту, она бы знала, прежде чем мы сказали ей. Это было очевидно, поскольку женщина ничего не упускала из виду, когда речь шла о ее сыновьях.

— Привет, Джендри, — пробормотала я.

— Что? Никакого поцелуя для меня? — Старший брат Герцога усмехнулся, и я с прищуром посмотрела на него.

— Почему бы тебе не поцеловать мою задницу…

— Хорошо! Так приятно видеть тебя, Айвори, моя дорогая. Должны ли мы помнить, что мы в ресторане и хорошо пообедаем, без того, чтобы многие из вас ссорились, как будто вы еще дети? — Амелия перебила меня. Когда она снова повернулась к меню в руках, я показала Джендри язык.

— Я видела это, — протянула она, ее губы изогнулись, хотя ее глаза не отрывались от меню.

Жутко.

— Как ты это делаешь? — размышлял Дюк, открывая меню, лежавшее передо мной на столе. Я проигнорировала намек, даже не заглянув в меню. Мудак просто должен был подшучивать надо мной каждый понедельник, когда мы встречались за бранчем.

— Это мама. Однажды ты поймешь, Айвори, — многозначительно сказала она, и я фыркнула обратно в свой стакан. Потому что я была такой леди.

— Я думаю, что упускаю из виду одно условие для рождения детей, — усмехнулась я. Официант избавил ее от любого ответа, который она могла бы дать, когда он подошел.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, мисс? — спросил он, и я улыбнулась ему, наверное, слишком счастливо. Мне нужно было выпить, потому что разговор вот-вот должен был повернуться. Как бы я ни любил Амелию, иногда я просто не могла.

— Мимозу, пожалуйста. — Дюк усмехнулся, его лицо уткнулось мне в плечо. Я знала, что практически умоляю официанта принести мне мой напиток tout suite, и никто не мог пропустить тон.

— Готовы ли мы заказать поздний завтрак? — спросил официант, едва выказывая даже каплю юмора.

О, он был хорош.

— Нет, пока только мимозу! — объявила я, хлопая Дюка по лбу, пока он не отшатнулся, вздрогнув.

— Это больно! — запротестовал он, потирая место со складкой на лбу.

— Я возьму французский тост с нутеллой и беконом, — сказал Джендри, передавая свое меню официанту. Я повернулась к нему взглядом.

— Она будет краба бенедикта, голландский на гарнир.

Он не только швырнул меня под автобус, заказав свою еду, но и этот ублюдок заказал мою.

Я даже не могла возразить, что он неправильно приказал, потому что он этого не сделал. То же самое я получала каждую неделю. Я передала свое меню официанту, откинулась на спинку стула и надулась, пока Амелия и Дюк заказывали еду.

— Я сейчас принесу эту мимозу, мэм, — объявил официант, прежде чем повернуться и выбежать из-за стола.

— Как я превратилась из мисс в мэм? Я постарела на десять лет за последние пять минут? — поддразнила я, отчаянно пытаясь отвлечь Амелию от ее подчеркнутого взгляда на меня.

— Вы двое не становитесь моложе. Когда вы собираетесь подарить мне внуков?

Я вздохнула и наклонилась вперед, чтобы удариться головой о стол. У женщины был очень, очень толстый череп для ее решения, что Дюк и я должны быть предметом.

— Разве ты не должен оказывать давление на Джендри? — спросил Дюк. — Он старше.

— И он также никогда не приводил девушку домой. Я не могу давить на него, когда он полон решимости оставаться вечно одиноким, не так ли? — Амелия погрузила руки, и как только официант поставил передо мной мою мимозу, я сделала большой глоток.

— Я тоже никогда не приводил женщин домой, мама, — рассмеялся Дюк. Амелия подняла бровь, обращая внимание на меня. — Айвори не в счет. Ты же знаешь, что мы не встречаемся.

И мы никогда не будем. Я дружила с Дюком со второго класса. Не было никакого способа, которым мы когда-либо пошли бы туда.

— Я не понимаю вас двоих, — покачала головой Амелия, отпивая воду так вежливо, что мой глоток мимозы показался вульгарным. — Интересно, на кого будут похожи дети.

О, черт возьми.

Это был бы один из тех дней.

— У меня свидание, — прервала я. — Сегодня ночью.

Не имело значения, что я не собиралась идти на это свидание, но этого было достаточно, чтобы Амелия вздохнула.

Дюк замер рядом со мной. — Сейди быстро все устроила.

— Не он. Другой парень, — неопределенно ответила я.

— Где вы встретили этого? — спросила Амелия, поджав губы. Между ней и Дюком обменялись взглядами, но я проигнорировал их. Ни одному из них не нравилась моя неудача в личной жизни по совершенно разным причинам. Дюк беспокоился, что я свяжусь не с тем человеком и пострадаю. Амелия ненавидела всех, кто не был ее сыном.

— Я давно его знаю, — уклонился я. Они оба позволили этой теме уйти, и Джендри был достаточно любезен, чтобы направить разговор в сторону работы, и напряжение рассеялось.

Как бы я ни ненавидел настойчивость Амелии делать что-то из ничего, семья Дьюка была мне так же близка, как и моя собственная.

Они тоже были моей семьей, и когда его рука легла на мое бедро, и он взял мою руку в свою, я знала, что так будет всегда.

Неважно, каким колоссальным ублюдком он мог подумать, что я был, когда узнал о Маттео.