«Здесь мои корни, здесь осталась моя душа. Я считаю, что у меня две родины: Нижний Новгород (Горький) — моя молодость и Москва — моя зрелость».
13 сентября 1951 года. Горький.
Татьяна Зайцева, наш новый врач, проверяет мои пульс и давление после тренировки. Записывает данные в тетрадь, и, убедившись, что я последним ушёл с поля(не считая трудоголика Яшина и бьющего ему по воротам Эпштейна), говорит, типа по секрету:
— Я тут с одним познакомилась, чуть с тоски не померла! Не знаю, что мне делать: демонстративно уйти (откидывает ладонь назад) или демонстративно остаться(вперёд). Серёге то Амосову ещё неделю без физических нагрузок…
— А ты сама, давай… — начинаю прыгать на стуле и кручу рукой над головой, как в кавалерийской атаке.
— Не. Он не любит сачковать, а вертит даму во всех проекциях до полного экстаза… Трудяга! Пусть окончательно поправится… — лыбится Таня, прищурив глаза от вспоминаемого удовольствия.
Тут Колобок подваливает с букетом гладиолусов. Мнётся, не знает, как начать. Я подсказываю:
— Что, кореш, жениться надумал?
— Я? — глаза Васечки округляются, — Не… Я просто… Тань, пойдёшь вечером на танцы.
— Ну так игра завтра. Тренер вас отпустит? — интересуется улыбающаяся Зайцева.
— Он телеграмму из Москвы получил. На турнир в Вену в начале октября ему разрешили состав формировать самостоятельно, без утверждения каждой кандидатуры в Спорткомитете.
Васечка докладывая, вручает букет с поклоном, а Зайцева делает книксен, оттягивая полу белого халата. Приглашатель продолжает:
— Вот тренер на радостях и разрешил. Но, без спиртного и в десять вечера — отбой.
— А танцы во сколько? В семь? Ну, ладно, схожу. Кто ещё будет? Все наши, кроме Амосова? — переспрашивает Колобка воспрянувшая духом врачиха.
— В пять тридцать после дневной тренировки собираемся у Лёшиного автобуса.
Танцплощадка. Место сбора городской молодёжи по вечерам. Дружинники проверяют «на запах» перед запусканием к эстраде. Заходят целыми группами и встают недалеко от сцены. Мне припомнилось объявление у кассы танцплощадки из семидесятых…
Здесь люди танцуют, знакомятся, влюбляются, страдают, ревнуют. От эйфории совместного танца с предметом страсти — кружится голова. Танцы, как правило, именно «совместные», а не отстранённые парные кривляния семидесятых-восьмидесятых. Сейчас и «быстрый», и «медленный» танец подразумевает, как правило, двух партнёров.
Нас знают и, проверив билеты, пропускают в будку артистов за эстрадой. Здесь после репетиции ансамбль(как стал себя величать оркестр горпарка) отдыхает. А отдыхают наши люди под копирку одинаково: вино-пиво и дым коромыслом. Встаю у приоткрытой двери, где хоть не так накурено.
У двери на стеллажах были сложены кумачовые транспаранты и портреты Ленина и Сталина. Ансамбль уже без Евстигнеева освоил пару моих мелодий и пятёрку песен московских «Акварелей» — это и есть основа для танцевального вечера. Слава о горьковских музыкантах гремит по всей Волге, поэтому сюда приезжают даже из других городов и посёлков. Каждое выступление в горпарке — аншлаг! Ансамбль теперь котируется, как городская гордость. Ну, а мы, значит, кореша у этой гордости.
Дружок Евстигнеева, руководитель ансамбля, по традиции протягивает мне гитару, чтобы я исполнил что-нибудь новенькое. Собираюсь с мыслями и вспоминаю мелодию про родной город… https://youtu.be/fv7iFFUGx44?t=1
Васечка, виляя модными узкими брюками, в своей пёстрой рубашке похож на стилягу, но ему это сходит с рук. Он в Горьком всеобщий любимец и отбоя от девушек не предвидится. На танцах меня второй раз за вечер приглашает на «белый танец» симпатичная девушка, судя по нимбу — студентка горьковского университета Светлана Гурвич.
Васечка, как зачарованный, ушёл с середины танцев с Зайцевой почаёвничать в освободившуюся комнату красотки Хитяевой, которая в свою очередь уехала «знакомится до утра» с очередным кавалером. Апогеем танцевального вечера был новомодный в этой реальности твист. Так то этот танец считался буржуазным, но в единичных дозах допускался на танцплощадках.
На танцах дежурят дружинники и милиция. Я, помню, в восьмидесятые была такая присказка: «Если выйти из сельского ДК с танцев и долго смотреть на звёзды, задрав голову, то из носа перестаёт идти кровь!».
После танцев, вежливо прошу у настойчивой девушки разрешения проводить её до дома. Она, смущаясь, разрешает. Садимся в автобус, сопровождаемые одиноким плейбоем Борей Татушиным. Я сажусь на сидение со Светланой, а Боря подсаживается поближе к молодой кондукторше и спрашивает у работницы автопарка:
— А с конечной вы снова мимо спортбазы поедете? Вот и хорошо. Мне билет туда и обратно.
— А зачем вам? — смущается девушка.
— А я с вами готов до ночи кататься.
Часть пассажиров смеются, как в цирке. Вскоре мы со Светой выходим. Темнеет. До отбоя ещё час. Она просит подождать — отпросится у мамы, погулять рядом с домом.
Света Гурвич жила в съёмной комнате в частном секторе. Пока её ждал, то прохаживался вдоль глухого забора, а на той стороне в саду по высоко натянутой проволоке скользило железное кольцо. Я развернулся и пошёл в другую сторону — кольцо за мной. Стало интересно, что же там… Я повис на заборе, подтянулся и попробовал глянуть во двор. Лязгнула металлическая цепь и у лица клацнули клыки овчарки.
Твою мать! Дебил любопытный! — оценил я свои действия.
Тут меня словно озарило от Наблюдателей или от моих «плюшек»: «Не расслабляйся! Будь готов к неприятностям!»
Каким-таким неприятностям? Света, вроде бы, нормальный человек.
Наученный горьким опытом, интересуюсь у Наблюдателей, кто она, поподробнее. Получаю картинку Сталина со Светиным отцом, Николаем Бухариным, расстрелянным в 38-м перед войной.
— Да ну нах! Итак, хожу под колпаком…
Быстро прощаюсь с выбежавшей из калитки девушкой, не давая шансов на продолжение знакомства:
— Извини. Я ухожу. Не ищи меня! Прости!
Присвоено звание «Обрубщик девичьих мечт».
В расстроенных чувствах, на входе в спортивное общежитие, чуть не разбил, стоящий на полу, горшок с пахучей геранью. Лексеич, дежуривший на входе, поманил пальцем и предложил дыхнуть.
— Не пахнет. А чего тогда по кадке то, как по мячу… Колобков рассказывал про Железного Человека… Теле… Тенематор, вроде.
— Терминатор, — поправляю я.
— Точно. Так тот, по его словам, мог запросто железной ногой кадку насквозь пробить. Васёк говорил, что вскорости такие вот Тене… ну ты понял… будут в Советской Армии заместо бойцов служить. А что? Выгодно для государства. Есть-пить не просют… Маслом утром их смазал, они весь день работают, как заводные или врагов бьют днём и ночью. Спать-то им не охота, — широко зевнул «зам по тылу».
Лексеич продолжает:
— Слышал, что на Маслова недавно подали в суд родители одного из наших дублёров. Они продавали ему мясо в лавке за пол-цены почти полгода, но их сынок так и не заиграл даже в дубле. Скандал. Заявление подали. Тренера пропесочили в профкоме.
Киваю Лексеичу, мол, пора отдыхать, а то Набоков после проверки свет вырубит.
Читаю перед сном газеты, взятые из Ленинской комнаты. Жую размоченный в чае ужинный коржик и надеюсь, что похудею, как говаривал профессор Преображенский в «Собачьем сердце», после чтения газеты «Правда». Читаю и, порой, выписываю новости:
Агитпром отчитался об увеличении в 1951 году числа кинопередвижек вдвое по сравнению с 1948 годом.
В городе Перник(Болгария) с помощью специалистов СССР введена в эксплуатацию крупнейшая на Балканах ТЭЦ «Республика».
В августе 1951 года началось строительство газопровода Дашава(Львов) — Будапешт-Вена-Мюнхен в Европу мощностью 2 млрд. м3 в год. Длина ветки около 1000 км, срок строительства три года.
«Комсомолка» перепечатывает из европейской прессы историю про Курдистан. Западные корреспонденты рассказали, что одна из курдских старушек перепутала европейских наёмников с местной пешмергой и вышла их встречать на улицу с зелёным флагом Курдистана. Солдаты разорвали полотнище с Солнцем посредине, а бабусю отдали в руки военных жандармов.
Хоть мы и не сыграли отборочную игру в Москве со сборной Саара, но из-за отказа соперников автоматически прошли на футбольный турнир ОИ-52. «Советский спорт» пишет про травму игрока сборной Коршунова.
У нас вернулся в команду Саша Иванов, а вот для армейца Коршунова сезон похоже закончен. Травма которую он получил в игре с московскими динамовцами оказалась очень тяжёлой. У многих команд имеются жёсткие защитники-костоломы…
На зимних ОИ-52 будут разыграны 26 комплектов наград. У нас неплохие шансы на медали в лыжных гонках, коньках и хоккеях(с мячом, с шайбой). А биатлон всё-таки завернули из-за неготового стрельбища.
Этот тайный эротоман Васечка чуть не опоздал к отбою, а завалившись в койку засопел, как стахановец после рекорда…
А если бы Васечка стал попаданцем? Я чуть не рассмеялся в голос, представив, как этот армейский повар попал бы в тело королевы древнего Чосона… Ну, а что? Корейский он знает… https://youtu.be/iCaDVgjSfLU?t=1
14 сентября 1951 года. Горький.
Граевская перед посадкой в автобус осмотрела мой ушиб и сказала:
— Как говорит один мой знакомый грузин — «очень лучше»! Постарайся поберечь ногу.
Лёха Кореляков водит аккуратно, да и движения бешенного в Горьком нет. Вспоминаю, какие водилы встречались в российских маршрутках, иной раз хотелось землю целовать, как выйдешь из транспорта.
«Крылья» проводили сегодня завершающую игру Первенства. На медали они уже не претендовали, но вот динамовцам с армейцами могли преподнести подарок, отобрав у нас важные очки. Куйбышевцы были самой «закрытой» командой Чемпионата. Они пропустили всего 30 мячей в 29 играх — гораздо меньше остальных команд.
Московский судья Демченко выводит команды на переполненный стадион. Мы играем привычную схему 4-2-4, а «Крылья» знаменитую «волжскую защепку», наигранную ещё с известным тренером Абрамовым.
Ну, посмотрим, кто кого перебегает.
Соперники «поплыли» уже в конце первого тайма. Они бросили атаковать, оставив на нашей половине поля одинокого Гулевского. Пуляли мяч на трибуны, чтобы хоть немного перевести дух. Но, это им не помогло. Саша Иванов откликнулся на прострел Татушина и в упор расстрелял ближний угол ворот. 1:0. Стадион ревёт, как на испанской корриде. Уходим на перерыв.
«Крылья», отдохнув, бросились в атаку. Ведь в матче Первенства без разницы с каким счётом ты проиграешь — очков не получишь по-любому. Пару раз надёжно сыграл Яшин, ставший любимцем местной публики. А в середине тайма наш центрфорвард Саша Иванов скинул в борьбе на меня мяч к линии штрафной. Два соперника тут же бросились ко мне, перекрывая створ ворот. Я, не дав мячу опуститься, подкинул его над приближающимися противниками и, сделав короткий рывок, догнал мяч почти у вратарской. Корнилов бросился мне в ноги, но я аккуратно подсёк мяч над ним в ворота. Штанга. Настырный Александр Иванов на мгновение опережает защитника и забивает гол. 2:0! Трибуны содрогаются от восторга.
Последние минуты матча. Все «наелись» до упора. Татушин финтит на фланге и прорывается в штрафную, где его укладывают на газон соперники. Пенальти.
Штатный пенальтист Колобков отдаёт мне мяч, зная, что на кону звание лучшего бомбардира Европы. Устанавливаю круглого на «точку» и жду свистка судьи. Я спокоен, как удав Каа. Стадион замирает. Невысокий Корнилов в прошлой игре с нами взял Васечкин пенальти. Да и в некоторых других играх Первенства, судя по рассказам прессы, он тоже выручал так свою команду. Что-то стрёмно стало от его лыбящейся рожи.
Свисток судьи. Разбег. Удар в угол. Корнилов по-яшински летит над землёй, презрев законы гравитации, и выуживает мяч перед штангой кончиками пальцев, подбивая круглого над собой. Над трибунами проносится вздох разочарования тридцатитысячной семьи наших болельщиков.
Но, мяч, покрутившийся в воздухе, опускается на ногу голкипера и отпрыгивает в ворота. ГОЛ! На трибунах начинается братание с соседями по лавке! 3:0! Победа! Делаем по стадиону традиционный круг почёта под овации счастливых горьковчан.
В раздел «Везунчик» начислено ещё пять баллов.
Я продолжал штамповать в матчах Первенства инфернальные голы, после которых многие могут подумать о моих связях с тёмной силой. Вот уже 38 штук набил и сравнялся с европейским лидером.
Ваня Демидов(Меньшой) по-спонсорски принёс в нашу раздевалку бидона пива, который тут же пошёл по кругу. Я отказался от пенного напитка и перед обедом побаловал себя густым томатным соком с подноса, размешав соль из стакана дежурной ложкой, стоящей в стакане с мутной водой.
В столовой прикреплённой к стадиону работала хороший шеф-повар. С её подливами и гуляшем даже перловая шрапнель и кирзуха из сечки шли на ура.
Каждый день хожу «на бокс» с Колобком. Тренируюсь, мочаля Васечку, чтобы не надеть в Америке деревянный макинтош. После вечерней пробежки все расходятся по кубрикам. Тишина.
15 сентября 1951 года. Горький.
Суббота. Колобок пошёл в вечернюю школу, а мне вспомнилась песня https://youtu.be/JEaBYHTfx_w?t=3
Я после дневной тренировки еду на авиазавод за зарплатой. Уже второй раз в этом году двести рублей заменяют облигациями Займа. Прокредитовав государство, медленно иду по улочкам малоэтажного города. Пятиэтажки для рабочих ГАЗа только начали строить в новых микрорайонах, а центр больше похож на рабочую слободу, где крепкие дома чередуются с убогими халупами. Дым от печных труб коптит городское небо. По сообщению местной газеты, что я читаю, природный газ пока провели только в новые кварталы. Впрочем и новостройки критикуют в местной прессе. Недоделки и брак сопровождают новые квартиры. Не везде проложены асфальтированные дороги и тротуары. После дождя грунтовки превращаются в хлюпающий грязью холодец. В Заречной заболоченной части города должны были закончить осушение нескольких участков, в частности Бурнаковскую низину, но, как зачастую бывает, все силы бросили на выполнение более важных планов. Не везде оборудовали мусорные площадки и перед новыми домами растут кучи мусора. Автобус, приходящий на конечную остановку в новый район, жители по утрам берут с боем и едут на работу, стиснув друг друга, как в тисках. В Первой автотранспортной конторе не хватает автобусов и водителей, а ещё механиков и ремонтников. Зачастую автобусы неделями простаивают из-за небольшой поломки.
Бардак. В частной артели вопрос починки транспортного средства давно бы уже решили, но многих советских руководителей интересуют только выполнение плана или поиск объективной причины невыполнения…
Прохожу мимо трёх новых домов на улице Ларина. На них висят огромные плакаты составляющие фразу: «Россия — родина Октября». Первый дом горьковчане зовут «Россия», по висящему плакату. Сальков снял себе комнату в «Октябре». Володя как то приглашал в гости. Что ж зайду к другу-попаданцу.
Прокрутил звонок четыре раза, как указано «Для Салькова». Володя удивился, но пригласил пройти. Пока он заваривал чай на кухне, я осмотрелся. Небольшая комната, где то три на четыре метра. Новый диван резко контрастировал с невзрачной старой мебелью.
Из-за дивана, наверное, и комнату снял. Без женщины то одуреешь…
Сальков принёс две кружки дымящегося чая и достал кулёк с баранками. Половина стола была завалена бумагами, тетрадями, книгами. Попаданец, заметив мой взгляд, пояснил:
— Я ещё в прошлой жизни писательством баловался. Читал много на Самиздате… Что не слышал? Ну это такая литературная платформа в интернете. Про интернет то слыхал? — в голосе Володи послышалось превосходство.
Взяв в руку тетрадь, посмотрел на ряды фиолетовых предложений и вопросительно кивнул Салькову.
— Роман сочиняю. Сам. — снова смотрит с укоризной.
Это он что, на моё плагиатчество намекает? Вот жеж!
Но, взяв себя в руки, интересуюсь:
— И о чём роман? О футболе?
— Ха, — выдыхает Вова, — Роман о футболе будет похож на описание сотен тренировок и десятков матчей… Нет, Юра. Я альтернативную историю сочиняю. Что было бы если бы император Павел Первый начал править молодым? Что было бы, если бы европейские масоны не только устроили Французскую Революцию, но и поспособствовали бы появлению на тихоокеанском побережье Северной Америки нового государства «Справедливости, Равенства и Братства». А главным героем в романе стал бы попаданец из Российской империи начала двадцатого века — морской офицер Владимир Неупокоев, помощник адмирала Макарова, за храбрость награждённый орденом Анны второй степени. Ему мой дед жизнью на русско-японской войне обязан. Этот капитан Неупокоев развернул корабль из-за упавшего за борт моряка — моего деда. А другой мог бы не развернуть, сославшись на выполнение срочной боевой задачи. Мой дед Иван, до самой своей смерти, ставил свечку перед фотографией своего командира. А я вот в интернете в той жизни узнал, что офицер этот за моряков стоял горой. Когда нижних чинов его экипажа на берегу приговорили к порке за что-то там, то Неупокоев дошёл до военного коменданта Владивостока, требуя отмены телесного наказания. Когда просьба была отвергнута, то написал рапорт об отставке. Причём Неупокоева настолько ценили флотские, что при увольнении, повысили в звании до капитанов второго ранга. Дед часто говорил, что если бы страной правили такие кристально честные люди, как капитан Неупокоев, то и жила бы наша страна по-другому, по-людски…
Я взял в руки пожелтевший портрет капитана в стеклянной рамке. На меня смотрел мужчина в морской офицерской форме с «будённовскими» усами и с «Анной» на шее…
Сальков начал мне рассказывать, что наша фантастика в начале пятидесятых просто убивает своей простотой и наивностью. Но, и в этой куче графоманского мусора можно найти настоящие жемчужины. Парни в команде зачитываются «Гиперболоидом инженера Гарина» и «Человеком-амфибией». Эти дети, как правило, малограмотных родителей(многие росли без репрессированных или погибших на войне отцов) имели за плечами семилетку, а некоторые(как я) поступали в ВУЗ на заочное обучение.
Вова, который в свои четырнадцать, был уже выше меня, собирался подрабатывать на жизнь своим творчеством, а не «прередиранием» песен из будущего. Как я понял из его объяснений про роман, то капитан Неупокоев после смерти в 1912 году перенесётся в 1760 год в тело ребёнка из бедной дворянской семьи Хвостова Василия Семёновича. Далее последуют приключения в стиле «Гардемаринов» в антураже правления Екатерины Второй, Павла Первого и Михаила Второго(о, как).
— Я читал у Пикуля «На задворках Великой Империи», что даже губернатор-новатор, присланный в Сибирь из Москвы, мало что может изменить сразу по приказам. — замечаю я, — Нужны годы, чтобы воспитать новых людей, готовых к изменениям в мире…
— Так у меня и будет всё постепенно. Не будет такого, что главный герой начнёт на коленке делать автомат Калашникова и клепать в восемнадцатом веке броненосцы пачками в Охотске.
— А почему не во Владике? — интересуюсь я.
— А Владика то ещё нет пока. Китайская территория. А тягаться с Китаем, имея в Сибири несколько армейских полков, — клиника. Поднебесная в это время в крупнейшая по населению… Треть всех жителей Земли. Миллионная армия.
Я киваю, соглашаясь, и спрашиваю:
— Ну так с чего же начнёт твой главный герой? Из Петербурга до Калифорнии путь неблизкий…
— Первую книгу про Василия Хвостова я назову просто: «Сахалин».