Опасное поручение

Глава 11

Той ночью уснул я очень поздно. Я лежал в постели, мысленно ругая себя за то, что не смог рассчитаться с Бубенцовым за его подлость. Что ж, не всегда случается то, чего очень хочешь. Вернее, слуается такое далеко не всегда. Видимо, больше мне уже не придется с ним свидеться. Ищи, догоняй теперь его, как ветер в поле. Конечно, мир тесен, но почему-то только не тогда, когда очень хочется кое с кем поквитаться.

Проснувшись, я несколько секунд соображал, уж не приснилось ли мне вчерашнее сражение. Ссадина на правой скуле и заплывший от удара левый глаз свидетельствовали, что нет, не приснилось. Я неохотно поднялся с постели, умылся, оделся и позвал Кондрата. Он явился сразу же. По его внешнему виду, в отличие от меня, нельзя было сказать, что он вчера участвовал в ожесточенной схватке.

— Посмотри сколько времени.

Кондрат достал из сундука мои золотые часы, которые он охранял как зеницу своего ока.

— Почти восемь часов утра, Владимир Сергеевич. Может, чайку принести, а?

— Ладно, давай чайку. Только один чай, будь добр. Пряников и бубликов не надо.

Есть не хотелось, хотя, конечно, следовало подкрепить силы перед дальней поездкой. Кондрат по какой-то своей странной крестьянской привычке считал, что чай впустую пить нельзя: к нему обязательно следует подавать варенье, причем лучше всего сразу несколько видов варенья, а также бублики, пряники или сладкие булки.

Вскоре к трактиру подъехала карета, запряженная четверкой вороных жеребцов, из нее вышел Александр Белевцов. Он что-то сказал своему слуге, сидевшему на козлах, тот зашел в трактир, а вскоре в дверь моей комнаты постучали и сообщили, что меня ждет господин Белевцов.

Я отдал распоряжение Кондрату, чтобы он уложил в карету вещи, а сам спустился на первый этаж и вышел на улицу.

Мы поздоровались с Белевцовым, обменялись ничего не значащими фразами. Он конечно сразу же заметил следы ударов на моем лице, но как благородный человек ничего не сказал. Я тоже был не в настроении описывать вчерашнюю историю, поэтому мы просто уселись в экипаж, дождались, пока слуги уложат мой багаж, и минут через двадцать отправились в Санкт-Петербург.

***

Нельзя сказать, что мне доставляло удовольствие ехать в одной карете с Белевцовым. Наоборот, при иных обстоятельствах я, конечно же, предпочел путешествовать в одиночку, тем более, что этот господин мне не очень был по душе. Однако мне нужно было поближе познакомиться с ним, узнать как он относился к отцу своей невесты, и так далее и тому подобное. Убийство Старосельского оказалось таким запутанным, что я вовсе не исключал, что в нем замешен жених Елены.

В карете мы сидели напротив друг друга. Вначале долго молчали. Так часто бывает между малознакомыми людьми. Если, конечно, у них соответствующие характеры. Только когда Москва осталась далеко позади, когда потянулись поля, огороды, рощицы, речушки, села и дворянские усадьбы, мы разговорились.

— Скажите, Владимир Сергеевич, — заговорил первым Белевцов, — а что это с вами вчера приключилось? Я вижу ссадины на вашем лице. Они сильно заметны. Как вы себя чувствуете? Здоровы ли?

Пришлось рассказать ему историю о том, как вчера вечером во время прогулки на меня напало несколько негодяев-разбойников. Про дуэль, Бубенцова и про засаду я умолчал.

— Слава Богу, что вы не пострадали, — сочувственно проговорил он. — Столько лихих людей появилось, что уму просто непостижимо. Во Франции, где я имел честь учиться, совсем не так. Нет, там тоже совершают преступления, но их не так много как у нас в России. Там народ другой. Они законы уважают. Вы в полицию обратились?

Этот изысканный, образованный человек был далек от настоящей жизни. Впрочем, таких как он сейчас много среди нашей молодежи. Они преклоняются перед всем иностранным, забывая про хорошие традиции своего собственного народа. Они становятся даже большими французами, чем сами французы.

Пускаться в диспут с ним мне не хотелось, поэтому я просто сказал, что в полицию не обращался, так как было слишком поздно, а утром мне пришлось уехать из Москвы.

— Напрасно вы так, напрасно. А вдруг эти разбойники опять на кого-нибудь нападут?

«Большинство из них уже ни на кого никогда не нападет, а те трое, что убежали в лес, теперь хорошенько подумают, прежде чем опять выйти на большую дорогу», — подумал я, а вслух сказал: — Александр Николаевич, можно мне задать вам несколько вопросов, связанных с делом, которое мне поручила Елена Павловна?

— Конечно, задавайте. Постараюсь вам рассказать всё, что знаю. Правда, не понимаю, что вас интересует конкретно. Признаться, я до сих пор не могу поверить в то, что её отца убили. Просто немыслимо. Прошу вас только не обижаться, Владимир Сергеевич. Но ведь полиция по-прежнему считает смерть Павла Николаевича самоубийством…

— Скажите, какие у вас были взаимоотношения с Павлом Николаевичем? Вы ладили друг с другом? Как он относился к тому, что его дочь станет вашей женой?

Белевцов не спешил отвечать. Потом он заговорил, обдумывая каждое свое слово.

— Нельзя сказать, что мы с Павлом Николаевичем любили друг друга. Уж слишком разными мы были.

— В каком смысле — «разными»? — перебил я его.

— Я имею ввиду, разные по возрасту, по мировоззрению. Он был пожилым человеком, воспитанным на старых традициях. Взгляды современной молодежи он не одобрял. Но он видел, что мы с Еленой испытываем другу к другу чувства, и поэтому не возражал против нашего брака. В принципе он был безобидным пожилым человеком. О его делах я ничего не знаю. Вы верите мне?

Я пожал плечами. Этого пока ещё я и сам не знал. Во всяком случае, причин убивать Старосельского у него на первый взгляд вроде бы не было.

Он продолжил:

— Конечно, мы с ним спорили, причем нередко. Он отрицательно относился к реформированию России, которое задумал наш император Александр I. Он долго не мог привыкнуть к появившимся в 1802 году министерствам, хотя и служил в одном из них. Он критиковал сближение сначала с Англией, а потом с Францией, считая, что во внешней политике нашему государству следует ориентироваться исключительно на Пруссию и Австрию.

— Чем заканчивались ваши диспуты?

— А чем обычно заканчиваются подобные споры? Все остаются, как говорится, при своих. — Он задернул одну штору и в карете сразу наступил полумрак. — У меня не было причин его убивать, если вы это имеете виду. Не знаю, из-за чего его могли убить.

— А зачем ему тогда понадобилось покончить жизнь самоубийством?

Он отрицательно помотал головой.

— Этого тоже я не знаю. Вся эта история просто не укладывается у меня в голове.

— Какие темы вы ещё обсуждали с ним?

— На самом деле мы говорили с ним о многом. Павел Николаевич любил поговорить. Он был очень начитанным. Любил читать. Вот, например, в последнее время он критиковал проект государственного преобразования, который сейчас готовит господин Сперанский. Кстати, Старосельский об этом часто беседовал с моим приятелем Иноземцевым, который участвует в его разработке.

Появление нового действующего лица в этой истории заинтересовало меня.

— А кто такой этот ваш приятель Иноземцев? Он часто виделся со Старосельским? Как они относились друг к другу?

Белевцов рассмеялся.

— Везде вам мерещатся убийцы и заговоры! Даже не думайте подозревать Иноземцева. Он самый честный и благородный человек, которого я встречал в своей жизни. Он служит секретарем у Сперанского, помогает ему в разработке проекта государственного преобразования, задуманного лично императором Александром I. Иноземцев мой хороший друг. Вот к нему-то как раз Старосельский благоволил, а меня же просто терпел ради счастья своей дочери.

Сказано откровенно, я не мог это не оценить. Иноземцев меня заинтересовал. С ним нужно обязательно поговорить. Я попросил Белевцова познакомить меня со своим другом, и сразу же получил на это согласие.

У меня имелись ещё вопросы к моему спутнику.

— Александр Николаевич, скажите, а не замечали ли вы интерес Старосельского к живописи?

Белевцов понимающе взглянул на меня.

— Это вы про некую картину из собрания Его превосходительства губернатора Костромской губернии Пасынкова?

Уж чем-чем, а живописью он точно не интересовался, уверяю вас. Он всего себя отдавал четырем вещам: работе в министерстве иностранных дел, дочери, книгам и своему имению в Ярославской губернии. Только это его интересовало, а к живописи, как и к остальному искусству, он был равнодушен. Да у него в петербургском доме я видел только несколько картин. Больше гобеленов и ваз. Вот и весь его интерес к искусству. Он любил читать. Выписывал газеты и журналы, регулярно покупал книги. У него прекрасная библиотека в Петербурге и в ярославском имении. Читать он любил, но живописью, картинами, насколько мне известно, не интересовался.

— Но вам не кажется странным, что Старосельский поехал в Кострому, что не очень в принципе близко, из-за картины?

— Да, это странно. Если вы не ошибаетесь. Не знал, что его интересовала живопись. Мне казалось, что он в ней совсем не разбирался. А вот о его знакомстве с Пасынковым я знал. Они когда-то давно служили вместе, перед тем как Павел Николаевич вышел в отставку.

— После того, как Старосельский приехал в Кострому, он первым делом побывал у губернатора и попросил показать картину итальянца Бернарди. Потом её украли. Кто — не известно. Вот такая история, сударь.

— Это очень странно, — покачал головой мой собеседник. — Действительно, если всё так, как вы говорите, а у меня нет причин сомневаться в ваших словах, то смерть Старосельского кажется мне необычной и загадочной. Вы должны выяснить, отчего он умер. Обязательно узнайте. Елена думать ни о чем не может из-за этого. Нам пришлось отложить свадьбу. Вы знаете?

Можете представить, сколько интересных сведений я получил от Белевцова. Мне нужно было подумать над ними, поэтому я замолчал. Замолчал и мой спутник.

К рассказу Белевцова следовало относиться критически. Жизнь научила меня не верить всему, что говорят люди, пусть даже это будет твой хороший знакомый или близкий родственник.

Сведенья, полученные от Белевцова, не приблизили меня к убийце Старосельского. Я по-прежнему ума не мог приложить, кто это сделал. Единственное, что, на мой взгляд, заслуживало внимание в рассказе жениха фрейлины, так это упоминание об Иноземцеве. Замешен ли он в этом деле? Ну и что с того, что он был знаком со Старосельским? Таких знакомых, наверное, у действительного статского советникам было много. Но в любом случае, повидаться с Иноземцевым все-таки необходимо.

Мои мысли сосредоточились на планах нашего императора по государственному преобразованию. Мне, конечно, из газет было известно, что император поручил господину Сперанскому подготовить реформы, которые бы соответствовали духу времени. О реформах в России заговорили практически сразу после того, как Александр I взошел на престол. Он организовал и возглавил так называемый Негласный комитет, в составе графа Павла Строганова, Николая Новосильцева, князя Адама Чарторыйского и князя Виктора Кочубея. Их идеалом государственного устройства была английская конституционная монархия, правда, для России конституцию они считали преждевременной.

Но пользы от Негласного комитета оказалось немного, уж не знаю почему. Его члены стали инициаторами амнистии 12 тысячам человек, пострадавшим при императоре Павле I. Также они способствовали преобразованию на западный манер российских коллегий в министерства, одобрили в 1801 году законопроект, разрешавший купцам, мещанам и казенным крестьянам приобретать ненаселенные земли, а в 1803 году по их инициативе помещикам разрешили, если будет такое желание, за выкуп освобождать крестьян с землей, которые в этом случае становились свободными хлебопашцами.

К концу 1803 года работа Негласного комитета прекратилась, а вместе с этим приостановилось и реформирование российского государства. Только после Тильзитского мира, когда Россию вынудили разорвать отношения с Англией, император Александр I вновь вернулся к идее реформ. После Тильзитского мира в России резко выросли цены на английские и другие импортные товары, а также началось обесценивание ассигнаций. Вот поэтому-то опять заговорили в обществе о необходимости реформ, и поэтому Александр I поручил Сперанскому разработать проект государственного преобразования.

Лично я не верил, что у господина Сперанского получится что-нибудь хорошее, так как мое мнение о нем было не слишком лестное. На мой взгляд, в нашей стране есть более способные и образованные люди, которым не чужд дух реформ, преобразований.

Само собой, ещё пару лет назад, когда я служил в лейб-гусарском полку, проблемы развития Российской империи меня не волновали. Только в отставке, когда у меня появилось много свободного времени, я начал немного интересоваться политикой, в той степени, которой ей интересуются все образованные граждане. Иногда хочется узнать что делается в нашем обществе. В любом случае, Старосельского, видимо, убили вовсе не из-за политики. В министерстве иностранных дел он занимал всего лишь канцелярскую должность, пусть и высокую. От него мало что зависело. Но почему же тогда его убили?

***

Чем ближе мы подъезжали к Петербургу, тем радостней и одновременно тревожней становилось у меня на душе. Я радовался, что опять мне доведется пройтись по его красивым улицам, увидеть Неву, соборы, дворцы и дома с прекрасной архитектурой; что можно будет зайти в какой-нибудь трактир и послушать разговор обывателей; что можно будет вспомнить свои счастливые годы. Но меня беспокоила возможная встреча со своими прежними сослуживцами, приятелями, знакомыми. Уж перед ними мне появляться совсем не хотелось.

«К черту! — подумал я. — В конце концов, я еду туда по делу, а не ходить по знакомым. Два или три дня мне хватит, а потом — назад в Москву!»

Белевцов, казалось, угадал мое настроение. Он изредка посматривал в мою сторону, и мне показалось, что он хочет о чем-то меня спросить. Я не сомневался, что он прекрасно осведомлен о моей прошлой жизни, о том, почему мне пришлось уйти в отставку. Возможно, именно поэтому он смотрел на меня с превосходством и даже с некоторым пренебрежением. Но мне не было дела до того, что он обо мне думает, так что я просто не замечал его вызывающее поведение.

— Послушайте, Владимир Сергеевич, — внезапно обратился ко мне Белевцов. — Позвольте узнать, где вы остановитесь в Петербурге? Вы могли бы пожить у меня. Я снимаю квартиру в доходном доме купца Баскова. Места там достаточно.

— Это на Большой Литейной?

— Да. Я занимаю там шесть комнат. Две из них ваши. Места много. Вы меня совершенно не стесните.

Это было неожиданное и хорошее предложение. Подумав, я принял его, так как получал возможность узнать побольше про жениха фрейлины Великой княжны.

— Благодарю Вас, Александр Николаевич, за предложение. Обещаю не быть вам обузой. Через дня два-три я рассчитываю выехать обратно.

— Вот и отлично. Оставайтесь столько, сколько будет нужно. Я хочу вам помочь в расследовании. Если что-то от меня вам понадобиться — смело обращайтесь. Поверьте, помогу всем, чем смогу.

Я опять поблагодарил своего спутника, пообещав, что непременно воспользуюсь его помощью, если у меня появится в этом необходимость. Мне, конечно, следовало ещё расспросить его о Старосельском, но я чувствовал себя к этому моменту таким усталым, что решил отложить разговоры до Петербурга.