Опасное поручение

Глава 21

В Немецкий трактир я попал не скоро. Больше часа я ходил по петербургским улицам, чтобы не дай бог опять за мной кто-нибудь не увязался. Я пытался понять, то мог послать ко мне убийц в черных плащах, но не мог. Слишком мало информации у меня было, и слишком многие имели возможность это сделать.

К тому времени, когда я пришел в заведение Дитера Шнитке, в голове моей было столько разных мыслей, что я устал от них.

«К чёрту! Хватит! Так можно и с ума сойти», — подумал я, и попросил Шнитке обед.

Но перед обедом следовало привести себя в порядок. Одежда после недавней схватки в переулке было далеко не в лучшем состоянии. Но мне было грех жаловаться: у кое-кого в одежде вообще были дырки.

— Господи помилуй! — воскликнул Кондрат, когда я вошел в свою комнату. — Что это с вами произошло, Владимир Сергеевич?

Пришлось разъяснить слуге, что ничего страшного не случилось, и что все живы-здоровы, а испачканная одежда — это просто небольшой несчастный случай. Он недоверчиво посмотрел на меня, но больше ничего не сказал.

Перед обедом Кондрат получил от меня несколько распоряжений. Он, похоже, уже порядком засиделся в заведении Шнитке. Его деятельная натура нуждалась в какой-то работе, а условий, например, для ремонта оружия в Немецком трактире не было. Вот и приходилось Кондрату днями напролет скучать в небольшой нашей комнатке. Единственным его развлечением в эти дни стали старые журналы и несколько книг, которые он всегда брал в наши путешествия.

Читал Кондрат медленно, обдумывая и пытаясь понять каждое предложение, каждое слово. Повстречав новое слово, он принимался меня расспрашивать, что оно означает, поражаясь разнообразию русского языка.

При моем появлении Кондрат тут же отложил затертый томик французского романа и поднялся со стула. Я приказал ему в ближайшие три дня следить за господином Белевцовым.

— Меня интересует, где он бывает, с кем видится, кто к нему приезжает. Записывай адреса, куда он ездит. Ты меня понял?

— Конечно, Владимир Сергеевич! — обрадовался мой слуга. — Когда прикажете начинать?

— Пообедай и приступай с Божьей помощью. Да смотри, чтобы Белевцов тебя не заметил. Не попадись!

— Не сомневайтесь, батюшка. Всё сделаю в лучшем виде.

— Ладно, обедай. Вот тебе деньги, возьмешь экипаж, если Белевцов поедет куда-нибудь.

Слуга получил от меня подробные инструкции. Я надеялся, что он ничего не перепутает и не попадет ни в какую неприятную историю. Впрочем, в неприятные истории имею обыкновение попадать я, а не он. Кондрат на редкость пунктуальный и добросовестный слуга. Возможно, он сумеет узнать что-нибудь полезное для моего расследования. Хотя я ещё был далек от разгадки тайны смерти Старосельского, мне почему-то начало казалось, что развязка уже близка.

Только я не мог понять, откуда у меня взялось такое чувство.

Решив подумать обо всем этом после обеда, я спустился в подвал трактира, где в отдельном кабинете мне подали отличные саксонские блюда. Это на некоторое время отвлекла меня от нерадостных размышлений.

***

После обеда я удобно устроился за столом, достал свои записи и несколько чистых листов бумаги, обмакнул перо в чернильницу и принялся записывать всё, что услышал от Елены и её дяди. С самого начала этого расследования я доверял бумаге полученную информации. Мой приятель доктор Кесслер говорил, что мысль, изложенная на бумаге, становится материальной.

Правда, я до конца так и не понял Кесслера. С одной стороны он, как врач, хирург, был сторонником, так сказать, материальных предметов. Если верить ему, то мысль — это продолжение мозга. С другой же стороны, он искренне верил в Бога. Это значит, что он не отрицает, что мысль является работой человеческой сущности. Когда я спросил его, как в нем могут сосуществовать две противоположности — атеизм и вера в Бога, — он только развел руками и сказал, что такова природа человека.

Закончил я писать к девяти часам вечера. За окном уже было темно. Я поднялся со стула, несколько раз взмахнул руками, покачал головой, чтобы размять немного шею, а потом прошелся по комнате. Кондрат ещё не вернулся.

Походив немного, я остановился у открытого окна и сделал несколько глубоких глотков воздуха. Воздух наполняли ароматы жареного мяса, каких-то специй, копченостей и всего того, что вызывает сразу же волчий аппетит — в трактирной кухне готовили ужин.

«Нет, поужинаю позже, — подумал я, после чего опять сел за стол и стал перечитывать свои записи.

Что мне известно? Практически все близкие родственники и знакомые Павла Николаевича Старосельского так или иначе, но имели с ним конфликт из-за денег. Даже его дочери было нужно больше денег, а он не желал ей их предоставлять. А его брат Григорий? Ему очень вовремя досталось наследство. Он это не скрывает. Да и вообще все, с кем я говорил в ходе этого расследования, за исключением разве что некоторых второстепенных в этой истории лиц, например, Иноземцева, так или иначе не остались обиженными после смерти Старосельского. Интересно, что все они убедительно доказывают свою непричастность к смерти Павла Николаевича. Мне хочется каждому из них верить. Особенно Елене.

Но можно ли им верить? Не знаю. Ранее они не говорили всю правду, утаивали её. Возможно, они просто не хотели, чтобы я плохо про них думал. Ну и что? Какое им дело до того, что я думаю? Елена Старосельская попросила моей помощи в расследовании загадочного самоубийства её отца. Почему бы её жениху не рассказать мне самому о том, что он брал в долг у Павла Николаевича? Что в этом необычного? Ничего. Но Белевцов молчал до последнего момента. Подозрительная расписка Старосельского о возвращении Белевцовым ему долга. Нападение на меня сразу после того, как я побывал у Илья Ивановича Добронравова. Он, конечно, человек порядочный, но была в нем какая-то хитринка, что ли. Или это мне показалось из-за того, что он слишком нежно говорил про Елену? А ещё эта странная история с Бернарди...

Так я сидел и размышлял не менее получаса, до тех пор, пока меня внезапно не осенило.

«Мастерская! Мастерская Бернарди, где он писал свои картины!»

Ведь у каждого художника есть своя мастерская, в которой он работает. Должно же было быть такое помещение и у Бернарди! Та комната в доме Барышева в Троицком переулке не очень была похожа на мастерскую художника. Где же он работал? Может быть, там я найду то, что поможет мне разгадать тайну убийства Старосельского? Ведь есть же причина, по которой убили итальянца?

Эта мысль так меня поразила, что я вскочил со стула и принялся мерить комнату длинными шагами. Почему мне раньше это не пришло в голову? Столько времени потеряно! Впрочем, что сделано, то сделано. Сейчас нужно подумать о том, как найти мастерскую Бернарди.

Ответ на этот вопрос пришел вскоре сам собой: «Нужно спросить Колортова». С господином Колортовым, именовавшим себя «русским живописцем», я познакомился недавно в Биргер-клубе. Именно он подсказал мне адрес Бернарди. Возможно, он назовет мне и адрес его мастерской. Колортов хотел написать мой портрет, рассчитывая, конечно, на денежное вознаграждение. Ну что ж, деньги он может получить от меня без необходимости брать в руку кисть. Для этого ему достаточно вспомнить, где находится студия несчастного итальянца.

Я вынул из сундука золотые английские часы. Было почти десять часов вечера. Колортов должен быть в Биргер-клубе. Засиживается он там далеко за полночь. Появляться мне в клубе — неразумно, а вот подождать «русского живописца» на улице в закрытом экипаже — это правильное решение.

***

Я сидел в закрытом экипаже метрах в тридцати от Биргер-клуба и наблюдал за ним. Было половина двенадцатого. Хотелось спать. Глаза мои закрылись сами собой. Но тут громкие голоса вернули меня в реальность. Из дверей Биргер-клуба выходила группа поздних гуляк. Колортова среди них не было.

Я разочарованно откинулся на спинку кресла. Может, Колортов отдыхал в каком-нибудь другом место? Или я его пропустил, не узнал? Такое вполне возможно. Тем не менее, я продолжал ждать. Двойка жеребцов, запряженная в экипаж, где я находился, кажется, заснула. Наверное, дремал и ямщик, мужичок лет пятидесяти с длинной бородой. Я дал ему прилично денег, пообещал заплатить потом ещё, и велел помалкивать. Он не стал задавать вопросов: наверное, привык к странностям господ.

Минут пять ничего не происходило. Где-то вдалеке слышался смех. Вдруг из дверей Биргер-клуба вышел человек, в котором я сразу узнал Колортова. Он не очень крепко стоял на ногах, выпив в клубе слишком много вина и пунша. Художник пешком отправился куда-то в неизвестность.

Я подал сигнал ямщику, и экипаж медленно поехал вслед за художником. Осмотревшись по сторонам и никого не заметив, я велел ямщику догнать Колортова. Когда мой экипаж остановился возле художника, он только открыл рот от удивления. Ещё сильнее он удивился, когда я предложил его подвести.

— Здравствуйте, Колортов. Что же вы так поздно гуляете. Садитесь ко мне в экипаж, я вас довезу.

Художник даже не узнал меня, в чем, собственно, не было ничего удивительного, учитывая, что мы с ним до этого виделись один раз в жизни, да и был он пьян. Однако, он, пробормотав что-то вежливое и благодарное, все-таки залез в экипаж.

— Вы узнаете меня? — спросил я, но ответа не получил.

Голова художника склонилась набок, глаза закрылись, а рот приоткрылся. Он заснул!

Я затряс его обеими руками, особо не церемонясь.

— Проснитесь!

Это подействовало. Художник тут же открыл глаза и попытался оторвать мои руки от своих плеч. Но я не собирался отступать: нужно было окончательно привести в чувство этого деятеля художественного искусства. Мои усилия не пропали даром. Через несколько секунд он начал более-менее внятно говорить.

— Оставьте меня в покое. Кто вы такой? Что вам нужно?

— Где находится мастерская Бернарди. Ведь вы же его знали, не так ли? Мастерская Бернарди? Где она?

Некоторое время Колортов удивленно смотрел на меня. Я несколько раз повторил свои вопросы, и только после этого он наконец-то понял, что от него хотят.

— Не знаю я, где его… мастерская. Мало ли где. У каждого должна быть мастерская.

Решив, что «русский живописец» ломает передо мной комедию, я подсел к нему вплотную. Колортов испуганно вскрикнул. На его лице отразился ужас.

— Так ты, значит, узнал меня? — зловеще прошептал я.

— Да, да, — испуганно пробормотал художник, попытавшись при этом отодвинуться от меня в дальний угол экипажа.

Я схватил его за сюртук и подтащил опять поближе к себе.

— Так кто же я такой?

— Вы… вы тот человек, который убил Бернарди.

О Боже! И этот считал меня убийцей. Но его нельзя было переубеждать. Это могло поломать всю мою игру.

— Тогда немедленно говори адрес мастерской Бернарди. Студию, место, где он работал. Иначе тебя ждет такая же судьба, как и его!

Дважды повторять угрозу мне не пришлось.

— Но я не знаю где, — торопливо заговорил художник. — Спросите Софью Карпову. Натурщицу! Она была у Бернарди. Она точно знает, где его мастерская, уверяю вас, сударь.

— Ладно. Говори, где её найти?

Колортов назвал мне адрес этой дамы, и рассказал о ней кое-какие сведения. Судя по всему, эта молодая особа вела богемный образ жизни: её трудно застать без сопровождения того или иного кавалера. Тем хуже для кавалеров.

К дому Колортова мы доехали быстро. Художник всё время опасливо смотрел на меня. Казалось, он совсем протрезвел. Перед тем как отпустить его, я сунул ему в руки заранее припасенную мной бутылку рома, надеясь, что когда он проснется, то ничего не вспомнит о нашем разговоре.

***

Только несколько секунд я раздумывал над тем, что же делать дальше. Было начало первого ночи. К дамам так поздно наносить визиты не принято. Мне, наверное, следовало поехать завтра к Софье Карповой. Так подсказывал мне разум. Однако интуиция кричала, что поговорить с ней нужно немедленно. Один раз я уже отложил визит к Бернарди, и чем это закончилось? Нет уж, хватит медлить. Скоро вся эта история должна закончиться.

Я назвал ямщику адрес Карповой. Дорог заняла минут двадцать.

— Вас подождать, барин? — негромко спросил ямщик, когда экипаж остановился.

— Да, подожди. Я скоро.

Квартира Софьи Карповой располагалась на третьем этаже большого четырехэтажного доходного дома. В некоторых его окнах горел свет. Я быстро поднялся по лестнице на третий этаж, нашел квартиру Карповой, и остановился перед дверью. Внутри квартиры кто-то смеялся. Я, приготовившись к любым неожиданностям, постучал в дверь.

Мне пришлось постучать ещё два раза, прежде чем дверь открылась. Передо мной предстала высокая женщина лет двадцати трех или двадцати четырех с роскошными формами и длинными каштановыми волосами. Одета она была во французское платье с чересчур глубоким декольте даже на мой не очень придирчивый взгляд. Хотя, конечно, Карпова имела всё основания носить такие платья.

— О, дорогой, как мило, что ты пришел, — промурлыкала она не совсем трезвым голосом.

— Разрешите войти, сударыня? — вежливо спросил я, и, не дожидаясь ответа, вошел в квартиру. Моя бесцеремонность так её поразила, что она даже ничего не сказала.

В гостиной на мягком диване у низкого столика сидел мужчина лет сорока, одетый в отлично пошитый черный фрак. В руке он держал бокал с шампанским.

Я быстро огляделся по сторонам. В квартире находились только мы втроем. Конечно, неприятно нарушать романтическую атмосферу, но иного выхода у меня не было.

— Что вам нужно? Кто вы такой? — сердито спросил сидевший на диване мужчина. Он удивленно смотрел то на меня, то на Софью Карпову, не понимая, что означает мое внезапное появление.

— Дорогая, кто это такой? По какому праву он к тебе врывается?

— О, милый, я его впервые вижу! — натурщица повернулась ко мне: — Что вам нужно? Немедленно уходите!

Я решил быть вежливым.

— Сударыня, прошу прощение за свой такой поздний и такой неожиданный визит. Но мне необходимо задать вам срочный вопрос. Это очень важно. Ещё раз прошу меня извинить.

Господин во франке и Софья Карпова внимательно выслушали меня. Если раньше на их лицах читался испуг, то теперь его сменило негодование и возмущение.

— Убирайтесь прочь! — воскликнул поклонник натурщицы, поднимаясь с дивана. — Немедленно!

Он оказался высокого роста, примерно такого же, как и я. Да и телосложение у нас было почти одинаковым. Судя по всему, этот господин имел отношение к армии, и из-за этого я не стал с ним вступать в дискуссию. Я сильно ударил его кулаком на английский манер в челюсть. В свое время у меня была возможность понаблюдать за английскими офицерами, посещавшими наш полк. Они любили подобные упражнения. Называли англичане такой вид борьбы боксом, уверяя, что это спорт настоящих джентльменов.

Ради интереса я научился нескольким приемам бокса, но, признаюсь честно, до сих пор не очень понимал возможность практического их применения. Сами посудите, ведь в обычной драке, когда у тебя нет оружия, а противник напирает, да ещё превосходящий тебя по численности, то тут одними ударами руками не отделаешься. Вспомнишь сразу же и про удары ногами, локтями, лбом, и всё такое прочее. Но теперь я убедился, что и английский бокс может оказаться полезным. Особенно если имеешь дело с разгневанным любовником: после моего удара господин во фраке рухнул на пол и раскинул в разные стороны руки. Можно было подумать, что его свалила пуля, выпущенная в упор из ружья.

— Ах! — воскликнула Карпова и в ужасе закрыла руками свой рот.

Я посмотрел на нее как можно свирепей. Так было надо. Я хотел напугать её, чтобы она не вздумала лгать.

— Сударыня, скажите мне, где находится мастерская художника Бернарди, и я уйду. Вы поняли меня?

— Да, да, поняла, — она быстро закивала головой.

— Где же мастерской Бернарди?

Натурщица, запинаясь, назвала адрес убитого итальянского живописца. Это было недалеко.

— Вы говорите правду? Если вы меня обманули, то я вернусь, и вы пожалеете о своем поступке.

— Но это правда! Я часто там бывала.

Я ей поверил. В её положении просто глупо меня обманывать. Я вежливо попрощался, и вышел из квартиры.

***

Экипаж быстро мчался к дому с мастерской Бернарди. Что я надеялся там найти? Не знаю. Просто я чувствовал, что там мне обязательно нужно побывать. За что-то же его убили. Может быть, там отыщется что-нибудь полезное для моего расследования.

Мы остановились возле мрачного трехэтажного каменного дома. В нем итальянец арендовал помещение для своей мастерской. В здании было темно. Не горело ни одно окно. Это оказался учебный корпус одного из заведений, принадлежавших министерству просвещения.

— Полиция! — громогласно объявил я, одновременно с этим изо всех сил стуча в парадную дверь. — Полиция! Немедленно откройте!

Ход, конечно, не самый лучший, но ничего другого мне в голову не пришло. Я понадеялся на волшебное действие, которое оказывает само слово «полиция», и не ошибся. Через пару минут дверь открыл встревоженный старичок-сторож, державший в руке подсвечник с зажженными свечами.

— Полиция! — объявил я, и вошел во внутрь здания без всякого на то разрешения. Бесцеремонность начала входить у меня в привычку.

Старичок засеменил за мной. Зайдя в просторный холл, я остановился, обернулся и грозно посмотрел на него.

— Дело государственной важности! — как можно строже произнес я, хотя мне очень хотелось рассмеяться. Никогда до сих пор я так много за один день не дурачился, не обманывал достойных граждан. Приношу им за это свои самые искренние извинения.

— Где мастерская итальянского художника Бернарди? Немедленно покажите!

Сторож до того перепугался, что безропотно повел меня к студии, которой раньше пользовался итальянец. Он подвел меня к большой двери, достал связку ключей, и вставил один из них в замок. Дверь тут же открылась, после чего старик юркнул во внутрь помещения, зажег там свечи, и вскоре оттуда донесся его голос:

— Можете входить, Ваше Высокопревосходительство!

Мастерскую Бернарди освещали, как мне показалось, несколько десятков толстых свечей, поэтому в ней было почти так же светло, как и днем. Такой эффект давали зеркала, развешанные по стенам, а свечей на самом деле было не так уж и много.

— Идите, — велел я сторожу, застывшему у двери.

Старичок поклонился и бесшумно вышел. Я закрыл за ним дверь, а потом оглядел мастерскую. В ней находились круглый стол, три стула, небольшой диванчик и множество законченных и незаконченных картин, набросков, кистей, тряпок, красок, рам для картин и тому подобное.

Почти на всех картинах Бернарди изображались обнаженные или полуобнаженные женщины. Сюжет картин меня не смутил. Я, конечно, сторонник другой живописи, батальной, но мне, признаюсь, было приятно смотреть на красивые женские тела, написанные итальянцем. Что и говорить, он отлично владел своим ремеслом.

Я начал перебирать картины, так, из любопытства. И почти сразу же наткнулся на несколько холстов, поразивших меня, так как на них итальянец показал мужчин, которые, если можно так выразиться, с любовью смотрели друг на друга. Бернарди оказался порочным художником.

Меня заинтересовала одна из этих работ убитого итальянца. Я замер на месте. Мне показалось, что я увидел знакомое лицо.

«Не может быть! — подумал я. — Разве бывают такие похожие лица? Вот это совпадение».

Нет. Никакое это не совпадение. В голове моей всё прояснилось. Мне посчастливилось найти копию картины, которую украли у губернатора Костромской губернии Пасынкова. Теперь я понял, почему её украли, почему покушались на меня, и самое главное, почему убили Старосельского и Бернарди. С холста на меня смотрел человек, которого я знал. На меня смотрел убийца.

***

В Немецкий трактир я вернулся, когда начало светать. С собой я прихватил копию злосчастной картины. Как теперь поступить? Конечно, нужно разоблачить убийцу, но как это сделать?

Кондрат проснулся сразу при моем появлении. Он тут же поднялся со своей кровати и сонно поздоровался.

— Посмотри. — Я всунул ему в руки картину.

Через секунду-другую Кондрат удивленно выдохнул:

— Неужто это…

— Да, да! Ты не ошибся! Это копия картины, которую украли у генерала Пасынкова. Я нашел её в мастерской Бернарди. Теперь ты понимаешь, почему убили Старосельского и итальянца?

— Ну и дела, батюшка… Тьфу. Срамота какая. Защити нас Господи, — слуга перекрестился.

— Да пусть чем хотят, тем и занимаются. Это их личное дело. Но зачем убивать? За это кое-кому придется заплатить. По самому большому счету.

Я сел за стол, чтобы написать письмо Елене. В нем я сообщил ей, что мне известно имя человека, виновного в убийстве её отца, и попросил собрать сегодня в семь вечера у себя дома Григория Николаевича, Александра Белевцова и Николая Иноземцева. Закончил я послание обещанием, что сегодня вечером преступник будет разоблачен.

Письмо я вложил в конверт, который тут же вручил Кондрату, велев немедленно передать его лично в руки Елены Павловны Старосельской.