Опасное поручение

Глава 19

Поговорить с Ильей Ивановичем Добронравовым мне нужно было уже давно, ведь он был чуть ли единственным другом Старосельского. Причем старинным другом. К тому же они работали в одном министерстве — в министерстве иностранных дел. Правда, заведовали они разными департаментами.

Дом Добронравова оказался большим и хорошо ухоженным. На меня он произвел большое впечатление своим архитектурным стилем. Сразу было понятно, что он принадлежит состоятельному и имеющему прекрасный вкус человеку.

— Владимир Сергеевич Версентьев, — представился я, когда мне открыл дверь ливрейный слуга Добронравова. — К Его превосходительству Илье Ивановичу Добронравову с рекомендацией от Елены Павловны Старосельской.

Я протянул слуге письмо, которое мне дала Елена, и меня провели в огромную гостиную. Хозяин дома появился минут через двадцать.

Это был высокого роста худощавый мужчина лет пятидесяти, с благородным лицом, темными глазами и почти полностью седыми волосами. Он внимательно рассматривал меня.

После того как я представился и поздоровался, Добронравов пригласил меня присесть на один из стульев. Сам он устроился напротив меня на мягкой софе.

— Елена Старосельская рекомендует вас с самой лучшей стороны, сударь. — У него была хорошо поставленная правильная речь. — Только она не сообщила по какой причине Вы хотите меня видеть. Так что же Вас привело ко мне, молодой человек?

— Ваше превосходительство, — начал осторожно я, — Елена Павловна не верит, что её отец Павел Николаевич совершил самоубийство. Она поручила мне выяснить все обстоятельства этого, по её мнению, странного происшествия.

— Ах, вот как, значит? — Илья Иванович оживился. Мои слова его заинтересовали. — Продолжайте, я внимательно вас слушаю.

— Она обратилась ко мне около трех недель назад. За это время мне удалось кое-что узнать очень важное. В Костроме я обнаружил улику, свидетельствующую, что на самом деле Павел Николаевич не совершал самоубийство. Его убили.

Добронравов вскочил на ноги.

— Я так и знал, сударь! Я так и знал! Ну не мог я поверить, что Павел Николаевич наложил на себя руки. Такого просто быть не могло!

Если до этих пор Илья Иванович Добронравов представлялся мне человеком, умеющим контролировать свои эмоции и чувства, то теперь он открылся с совершенно другой стороны. Под маской хладнокровия пряталась очень темпераментная натура. Он прекрасно мог скрывать свои чувства. Но ведь таким и должен быть человек его профессии. Не зря же Добронравов много лет работал на разных должностях в российских посольствах за рубежом.

Хозяин дома некоторое время взволнованно мерил шагами гостиную. Мне пришла в голову мысль, что он сильно переживал смерть своего приятеля. Сильней, чем многие другие люди на его месте. Наверное, они и в самом деле были очень хорошими друзьями.

Во мне вдруг появилась какая-то зависть к Старосельскому. После его смерти у него по крайней мере осталась дочь и один друг, которые искренне за него переживают. Увы, если вдруг я умру, то вряд ли кто-то станет меня так оплакивать. Разве, что Кондрат. Но речь ведь совсем про другое.

Или, может быть, Добронравов просто хочет показать мне, как он скорбит о смерти Старсельского? Если всё это — игра? Если он просто меня водит за нос? За последние пару недель кое-кто с самым честным выражением лица мне уже лгал…

Илья Иванович вернулся к софе, присел на нее и сказал:

— То, что вы сообщили мне, очень важно. Понимаете, мы с Павлом Николаевичем были очень дружны много лет. С самого детства. Когда мне сказали, что он повесился — я был буквально потрясен. Я не мог в это поверить. Неделю у меня всё из рук валилось. Работать не мог. Всё переживал за него. А представьте, как чувствовала себя Елена Павловна? Мало того, что у нее отец умер, и она осталась одна, так ещё, якобы, повесился. Позор ведь! Тем более, что она сейчас при дворе Великой княгини Елены Павловны, а там людей с подмоченной репутацией не держат.

— Это всё я прекрасно понимаю.

— Вот-вот. Поэтому, сударь. Расскажите мне поподробней, что вы там узнали. Поделитесь своими выводами. Что за улику вы отыскали?

— На потолочной балке, на которой якобы повесился Павел Николаевич Старосельский, остались следы, свидетельствующие, что его повесили. Веревка оставила следы на дереве, как будто бы её подтягивали с тяжелым грузом. То есть кто-то накинул петлю на шею мертвого или находящегося без сознания Старосельского, а потом перекинул веревку через балку и подтянул её. Вот таким образом имитировали самоубийство.

— Очень интересно, очень. Продолжайте.

— К сожалению, продолжение вас не обрадует, — вздохнул я. — дело в том, что этой улики, то есть потолочной балки со следами от веревки, больше нет.

— Как так?

— Вскоре в гостином дворе, где умер Павел Николаевич, произошел пожар. И что странно — пожар начался в той самой комнате, где он останавливался и где он, якобы, совершил самоубийство. Комната сильно обгорела. Потолочная балка, естественно, тоже пострадала. Следов веревки на ней, увы, не осталось. Думаю, что это всё не просто так случилось. Пожар устроили, чтобы скрыть следы. Кому-то нужно, чтобы Старосельского считали самоубийцей.

Добронравов опять вскочил и заходил по гостиной.

— Да, вы правы, — сказал он. — Это не может быть случайным совпадением. Не может.

Он остановился передо мной.

— Но кто же, по-вашему, убил Павла Николаевича?

Я пожал плечами. Ответа на этот вопрос у меня не было. Хотел бы я знать имя убийцы или того, кто всё это организовал. И не помешало бы знать, чем кому-то не угодил Старосельский и при чем здесь картина Бернарди.

— Этого я пока не знаю. Скажите, Ваше превосходительство…

Добронравов не дал мне договорить:

— Давайте, сударь, не официально, а по имени отчеству.

Он присел напротив меня на софу.

— Скажите, Илья Иванович, вам знаком итальянский художник по фамилии Бернарди?

— Бернарди? — удивленно переспросил он. — Нет, кажется, раньше мне эта фамилия не была знакома. Признаюсь, живописью я не сильно увлекаюсь.

Удивился он искренне. У меня не было причин сомневаться в его ответе.

— А Павел Николаевич как к живописи относился?

— Да тоже, в принципе, как и я. Он больше книгами интересовался. А почему Вы это спрашиваете?

— Дело в том, что в Кострому Павел Николаевич ездил для того, чтобы посмотреть на картину итальянского живописца Бернарди. Эта картина находилась в коллекции костромского губернатора Пасынкова. Вот она-то и интересовала вашего товарища.

Я рассказал кое-какую информацию о картине. Естественно, только в общих чертах. Эту историю мне приходилось пересказывать уже в который раз.

Добронравов не перебивал. Он с любопытством смотрел на меня, только иногда то ли от удивления, то ли от возмущения покачивал головой из стороны в сторону.

— Мне кажется, что это похоже на какой-нибудь французский роман, — сказал Илья Иванович, когда я наконец-то закончил свое повествование. — Таинственные убийцы, загадочная картина, её кража, пожар, покушение на вас… Вот так сюжет!

— Уверяю Вас, Илья Иванович, это всё произошло на самом деле. Кто-то убил вашего друга, и теперь пытается замести следы своего преступления. Скажите, кто-нибудь хотел убить Павла Ивановича? Или может быть кто-то затаил на него обиду?

Этот вопрос в моем расследовании тоже стал уже обязательным.

Глаза Добронравова даже округлились от удивления.

— Помилуйте, Владимир Сергеевич, какие у него враги могли быть? Вы просто не знали Павла Николаевича. Безобиднейший, благородный человек. Пример для всех нас! Да, не побоюсь этого слова — пример. Он и сориться не любил. Бывает, поспорим мы с ним, а он потом на следующий день приезжает уже с утра первым мириться. Говорит, не могу вынести, что расстались не по людски, что обидеться ты мог.

— То есть всё-таки Павел Николаевич иногда ссорился? И не только с вами, как я понимаю?

Добронравов даже вскинул руку, делая вид, что отталкивается от моего вопроса как от чего-то малозначимого, не существенного.

— Это даже и ссорами нельзя назвать. Вы разве никогда ни с кем не расходились во мнениях? Что ж, это сразу ссорой считать? Нет. Говорю же, он был мирным и безобидным человеком.

— Хорошо, я понял. А, скажите, только прошу понять меня правильно, у вас кроме вот этих незначительных споров были какие-нибудь серьезные конфликты со Старосельским?

Этот вопрос, к моему удивлению, не вызвал раздражение Добронравова. Наоборот, он даже заулыбался.

— Теперь я понимаю, почему Елена пригласила вас расследовать эту историю. Вы, кажется, человек очень настойчивый. Не так ли?

— Только немножко, Илья Иванович. Просто хочу всё до конца прояснить.

— Что ж, думаю, это весьма похвальное качество. В наши дни далеко не каждый молодой человек им обладает. Поэтому я Вам отвечу чистосердечно, ничего не скрывая. Да и зачем мне что-то скрывать? В общем, серьезных конфликтов у нас с Павлом Николаевичем не было. Ни по работе, ни, как говорится, в быту. Это я вам точно заявляю. Так что ищите убийцу где-нибудь в другом месте.

Добронравов говорил, смотря мне прямо в глаза. Это был взгляд человека, которому нечего скрывать.

— Тем лучше, — сказал я. — если честно, Илья Иванович, то мне почему-то очень не хочется, чтобы вы были виновными в смерти отца Елены.

Хозяин дома улыбнулся.

— Мне тоже этого не хочется. Я готов Вам оказать любое содействие в расследование, только скажите какое.

Я на несколько секунд задумался. Как мне может помочь Добронравов? Своими связями? Они мне не помогут найти убийцу. Если бы он знал что-нибудь полезное для дела…

— Илья Иванович, как вы могли бы охарактеризовать Александра Белевцова, жениха Елены?

— А что Вас конкретно интересует?

— Всё. Все что Вы посчитаете нужным рассказать.

Добронравов вздохнул так, будто бы принимался за тяжелую работу.

— Понимаете, Владимир Сергеевич, я знаю Елену еще с пеленок. Она выросла на моих глазах. Естественно я желаю ей только счастья. Она очень хорошая девушка и заслуживает счастья. Не скрою, что Белевцова я не вижу рядом с ней. По моему разумению это неподходящий для нее человек. Но она, кажется, его любит, а Павел Николаевич не возражал против их свадьбы, поэтому я надеюсь, что у них хорошо сложится семейная жизнь.

— А чем же Вам так Белевцов не угодил? Он из хорошей семьи, получил прекрасное образование, имеет приличное состояние…

— Всё это так. Да я и не говорю что он плохой человек. Просто мне кажется, что Елене нужен другой молодой человек. Более решительный, более смелый, с открытым характером. А Белевцов он, понимаете, себе на уме. Никогда нельзя наперед знать, что он сделает или скажет. Вот есть в нем какая-то скрытая хитрость. Понимаете? Но это лично мне так кажется, и, повторяю, я не настаиваю на своем мнении.

В его голосе звучало не то разочарование, не то сожаление.

Я подумал, что у нас с Добронравовым почти одинаковое мнение про Александра Белевцова. Мне тоже казалось, что он не сильно подходит в мужья Елены Старосельской. Но я знал, отчего во мне засела эта мысль. А если Илья Иванович испытывает к Елене примерно такие же чувства, как и я? Если она ему нравиться? Если он в нее влюблен?

Это было уже слишком. Ещё немного, и я мог додуматься до черт знает чего. Добронравов, конечно же, не влюблен в Елену. Он просто относится к ней почти как к своей собственной дочери. Вот и всё. И не нужно выдумывать лишнее.

Мне пришлось даже сильно закрыть глаза, чтобы отогнать лишние мысли. Хозяин дома это заметил,

— Не хотите ли, Владимир Сергеевич, что-нибудь выпить? Может быть отобедаете со мной? Я сегодня дома обедаю. Один. Мои все родные сейчас за городом в имении. Меня же служба не отпускает.

Я отказался, сославшись, что заранее договорился пообедать в другом месте. Да, ни с кем я конечно, ни о каком обеде не договаривался. Просто мне не хотелось слишком беспокоить Добронравова. Да и за обедом о деле не поговоришь. Он обязательно начнет расспрашивать меня о моих родных, кто я таков, чем занимаюсь и так далее и тому подобное. А отвечать на эти вопросы мне не хотелось.

— Что ж, как хотите, сударь, — Илья Иванович поднялся с софы, и я последовал за ним. Мне показалось, что его огорчил мой отказ. Во всяком случае, тон его стал не таким любезным как раньше.

— Благодарю вас, Владимир Сергеевич за интересные сведенья. Буду рад, если вы найдете убийцу моего старого товарища Павла Николаевича. Думаю, вы на правильном пути. Не мог он сделать с собой такое. Просто не мог. Я в этом точно уверен. Так что ищите. Если Вам будет нужна какая-нибудь помощь, любая, — смело обращайтесь ко мне. И приезжайте без всяких церемоний. Чем смогу, тем обязательно помогу. Не сомневайтесь.

Я пообещал обратиться к нему, если возникнет необходимость, попрощался, и вышел на улицу. Экипаж я брать не стал, а решил немного пройтись. До Немецкого трактира было не сильно далеко. Надвинув на лоб боливарку, я быстро зашагал, вспоминая беседу с Добронравовым. Вроде бы и всё говорил он искренне, но что-то мне не нравилось то ли в его поведении, то ли в его словах. А может быть это из-за того, что он так нежно говорил про Елену? Вот придет же ерунда в голову.

Я мысленно послал себя к черту с такими мыслями, и продолжил путь к Немецкому трактиру. Погода была на удивление хорошей, и мне доставляло удовольствие идти по улицам Северной Пальмиры.

Но вскоре после того, как я вышел из дома Добронравова, меня охватило какое-то чувство тревоги. Я почувствовал опасность. Такое чувство я редко испытывал даже перед боем, командуя гусарским эскадроном. Я обернулся, и успел заметить, как в ближайший переулок юркнула чья-то фигура в черном плаще.