В молодом бамбуковом лесу, таком частом, что ребенок едва проберется между звонких коленчатых стволов, собрались люди. Сколько их собралось здесь? Трудно сказать, — сколько деревьев, столько и людей. Здесь были райоты из Бхагпута, из Ранпура, из Джайхара, из Фе-розабада и еще из многих далеких и близких мест. Кто знает, сколько миль исходили их тонкие, лишенные икр ноги, сколько тяжестей перенесли их руки, столь худые, что пятилетний ребенок мог бы охватить их пальцами!..
Здесь были и женщины, и грудные дети. Тоненькие ручки копались в земле, мешаясь с отростками бамбука. Все сидели тихо, матери не окликали детей. Можно было подойти лесом вплотную к этим людям и ничего не увидеть сквозь частый строй бамбуковых стволов, не услышать ни шороха, ни звука. Стволы покачивались и звенели на легком ветру, люди молчали. Они были тише, чем лес.
Их деревни остались позади: сожженные пожаром, истоптанные слонами. Лес стал их домом, молодые побеги бамбука — пищей. Но райоты не забывали своих пожарищ. Они еще надеялись вернуться в родные селения, не для того, чтобы ползать в пыли у сапога саиба, а для того, чтобы вновь построить свой дом на освобожденной земле. Ружейные стволы торчали за спинами у крестьян, старики держали длинные самодельные копья, острые пики покачивались меж стволов.
Райоты сидели тихо, они ждали чего-то.
Вот затрещал лес, слегка качнулись тонкие суставчатые стволы. Человек пробирался меж деревьев.
Он показался среди стволов — молодой, невысокий, в темной повязке оружейника на запыленных волосах.
— Вести! — закричал человек. — Я принес вам вести, райоты!..
Сразу ожил лес; ломая ветви, в плотную кучку сбились люди.
— Вести!.. — передавали друг другу. — Вести от Чандра-Синга!..
— Читай, вестник! — зашумели голоса.
Оружейник поднял длинную полоску бумаги, исчерченную значками.
— Пушки идут в нашу сторону! Большие орудия из Калькутты!
— Пушки!.. Большие пушки!.. На помощь саи-бам! — заволновались райоты.
— «Тяжелые гаубицы, мортиры!.. Скорострельные пушки», — перечислял оружейник, глядя в письмо.
— Мортиры? О-о!.. Гаубицы!.. Скорострельные пушки! Нам такие орудия нужны.
— Поезд идет по нашим местам. При нем есть наши люди… Чандра-Синг идет с поездом.
— Чандра-Синг!.. О-о!.. Наш Чандра-Синг…
— «Джайхар, Бхагпут, Ранпур, — читал оружейник. — Так идет поезд саибов. Он идет к Дели».
— Ранпур!.. Джайхар!.. — Это наши места, наши деревни!
— Мы не пропустим эти пушки к Дели!..
— Не пропустим! Грудью встанем на их пути.
Оружейник опустил письмо.
— Конечно! — сказал оружейник. — Этот поезд не дойдет до стен Дели.
Он бамбуковой палочкой начертил две-три линии на земле и в одной точке крепко ткнул палкой в землю.
— Здесь! — сказал оружейник, — деревня Ранпур и путь к реке. Здесь мы перехватим поезд. Чандра-Синг поведет их как надо.
— Мы засядем в домах! — зашумели крестьяне. — Да! Дома наши пусты, но мы вернемся. Мы засядем в домах и перехватим пушки саибов.
— Да, да, райоты!
Рунават, хранитель воды, старик-крестьянин, с болезненным строгим лицом, вышел вперед. Он ткнул в землю не стариковским посохом, как прежде, а древком длинной самодельной пики.
— Да, крестьяне!.. Приготовьтесь!.. Перережем путь саибам!.. Не пропустим их к Дели, к нашему сердцу…
— Крестьяне, в путь!.. Приготовьтесь, ранпурцы!..
— В путь!.. В путь! Ранпур близок.
Снова стало тихо. Бамбуковые стволы слегка разомкнулись, пропуская людей, и скоро сомкнулись снова. Они стояли спокойно, чуть зыблясь на теплом ветру, позванивая суставами молодых побегов, точно никого и не было сейчас в лесу и ничего не говорили крестьяне, а эти голоса, легкое движение и шум только приснились испуганным птицам.