Опасный беглец. Пламя гнева

Глава тридцатая
СНОВА ШОТЛАНДЕЦ

Дженни осталась одна. Она посидела, прислушиваясь. Кругом было тихо.

Кажется, больше никого не было в этом легком бамбуковом домике садовника или слуги, куда привела ее девочка-индуска.

Ползучие растения заплели стену домика до самой крыши. Дикий виноград перебросил ветви с крыши на белую каменную ограду, замыкающую сад бывшей резиденции с южной стороны.

Над этой оградой Дженни видела мощную стену из тёмно-красного песчаника и угол высокой башни. Какое-то большое здание примыкало непосредственно к саду резидента.

Это был дворец Бахадур-шаха.

В домике было тихо. «Неужели я тут одна?» — подумала Дженни.

Тихий визг послышался за бамбуковой дверью.

Кто-то осторожно царапался под дверью, тихо, но настойчиво раздвигал полые бамбуковые дверных створок. Потом какой-то большой уродливый черный комок подкатился к самым ногам Дженни.

— Сам! — обрадовалась девочка. — Значит, и мистер Макферней близко!.. — Где же твой хозяин, Сам?

Пес выскочил во двор, оглядываясь на Дженни. Она пошла следом за собакой.

Сам побежал во второй двор, большой, нарядный, с фонтаном и солнечными часами посередине. Несколько сипаев сидело у фонтана. Сам бежал дальше, на мраморную террасу, к высоким резным дверям в большой двусветный зал. Дженни увидела носилки для раненых, сложенные у входа, белые мраморные колонны с золотой росписью и ряды легких бамбуковых коек между колоннами.

Это был зал британского резидента, превращенный повстанцами в лазарет.

У одной из коек, наклонившись над раненым, стоял Макферней. Он копался зондом в глубокой ране под коленом сипая. Свернутые в тугие трубочки полотняные бинты лежали на табурете у койки.

— Хорошо, что я в молодости, хоть и недолго, был лекарским учеником в Эдинбурге… — бормотал сквозь зубы шотландец.

Он взялся за бинт.

— Мистер Макферней! — дрожа, проговорила Дженни.

Макферней обернулся.

— Мисс Гаррис!

Дженни схватила его за рукав и заплакала.

— Не плачьте, мисс Гаррис! — мягко сказал шотландец. — Здесь вам ничего дурного не сделают. Война кончится, и повстанцы обменяют вас на своих пленных.

Раненый застонал и заворочался на своей койке.

— Покой! — сердито закричал Макферней. — Колено держать в полном покое!..

И он начал туго бинтовать ногу сипая.

Дженни пошла к выходу. Сам уже стоял у дверей снаружи, на своем посту: входить в зал лазарета ему строго запрещалось.

— Спасибо, Сам! — сказала Дженни и погладила черную блестящую шерсть на шее собаки.

Точно камень свалился с сердца Дженни. «Теперь я уже не одна, — думала девочка. — Мистер Макферней здесь, значит, мне нечего бояться».