Опасный беглец. Пламя гнева

Глава тридцать вторая
МУЛЬТАТУЛИ

В трактире «Принц Бельгийский», на улице де ла Монтань, в Брюсселе, нашлась для Эдварда под крышей маленькая комнатка.

Почтовое отделение находилось прямо напротив «Принца», и почтовые кучера часто заходили в нижний зал выпить кружку пива.

Наверху было тихо.

Эдвард расположился в своей чердачной комнате. Окно в небо, широкий подоконник, козлы вместо кровати. Здесь он напишет свою книгу.

Он вновь разложил свои бумаги. У него было всё, от переписки с резидентом до точного списка буйволов, отнятых у крестьян в провинции Лебак за январь, февраль и март 1856 года.

Он начинал издалека:

«Я — маклер по продаже кофе, и живу на Лавровой набережной, 37…»

Кофейный маклер Дроогштоппель, делец с Лавровой набережной, заказал молодому служащему Штерну книгу о кофейной торговле. Дроогштоппелю поднесли рукопись, но в ней оказались такие вещи, которых маклер никак не ожидал.

«Я расскажу людям правду о колониях!» — думал Эдвард.

Он забыл обо всём. Он не знал утром, что он будет есть вечером. Чтобы сберечь керосин, он писал, не зажигая лампы, до последней слабой полоски света, падающей из окна. У него сводило пальцы от переутомления и холода: на уголь не хватало денег.

Вот письма, которые он слал за это время жене:

«Уже много дней я занят работой над одной вещью, которая может разрастись до трёх томов. Ты спрашиваешь: о чём я пишу? Дорогая, это очень странная книга».

«Здесь так холодно, что трудно писать. Это очень большая помеха».

«Я пишу свою книгу в форме романа. Есть у меня один герой — Дроогштоппель, кофейный маклер с Лавровой набережной. Ты будешь смеяться, когда прочтёшь про него, Эвердина».

«Третьего дня я, наконец, купил себе ящик угля, — от холода невозможно было писать… Вот мой ящичек уже пуст, и я не знаю, смогу ли купить ещё угля».

«Я не могу объяснить тебе в немногих словах, что это за книга. Она не похожа ни на какую другую в мире».

«Эта книга будет ответом и таким людям, как Пауль Ван-Хеккерен».

«Я уже шесть недель здесь и ещё не подводил счётов с хозяином. Я думаю, что должен ему около ста пятидесяти франков. Со мной ещё вежливы, но долго так продолжаться не может».

«Моя книга должна нас спасти. Всё дело в том, выживем ли мы, дождёмся ли её выхода в свет».

«У меня нет топлива, и это очень тяжело».

«Я пишу эту книгу с целью облегчить участь яванцев в колониях.

Я хочу бороться за угнетённые народы колоний, это стало моей миссией, задачей моей жизни.

Я не хочу ставить на книге своё настоящее имя. Я назовусь «Мультатули»; это значит по-латыни: тот, кто много перенёс. Это имя легко запоминается, на него обратят внимание».

«Я уверен, что книга моя будет иметь успех. Она должна иметь успех».

«Я уверен, что её будут цитировать целыми кусками. И люди будут спрашивать: кто такой этот Мультатули?»

«Мне принесли ящик угля в долг. Всё-таки люди ко мне добры».

«Я думаю, Даймеру-ван-Твисту книга моя не понравится.

Мою книгу будут читать даже те, кому она придётся не по нутру».

«Я не могу писать больше шестнадцати-семнадцати страниц в день: я начинаю слепнуть, и у меня дрожат руки».

«Вчера мне пришлось одолжить у мальчика десять сантимов, чтобы купать бутылочку чернил. Если я не отдам этих десяти сантимов, то буду вором. Я удивляюсь сам, как у меня ещё хватает мужества писать чернилами, купленными на чужие деньги».

«Немало слёз осталось на моей рукописи. Были дни, когда я не мог писать — так много мне вспомнилось…»

«Пишу неясно. Я окончательно испортил глаза. Скоро, скоро кончу свою книгу. Совсем уже ничего не вижу. Врач говорит, что мне надо не работать несколько недель. Это смешно: я не вижу того, что пишу…»