Опасный беглец. Пламя гнева

Глава сорок первая
ЗАЩИТНИКИ ДЕЛИ

Наутро подрывному британскому отряду удалось взорвать Лагорские ворота, и третья колонна британцев проникла в город.

На перекрестке поставили пушки, и пушечные ядра пошли дырявить белый мрамор знаменитой Большой Мечети, крошить в мелкий щебень драгоценную мозаику ее украшений.

Скоро опомнились повстанцы и погнали врага обратно. Третья колонна отступила к северной стене, соединилась со второй и первой, и снова на участке у северной стены, близ христианской церкви, закипел отчаянный бой.

Пушки британцев, поставленные на бастионы, поливали раскаленным металлом ближние и дальние переулки. Весь купол церкви Сент-Джемса изрешетили пули, даже крест на церкви был сбит орудийной стрельбой.

Мирные жители, не успевшие бежать, залегли в подвалах, в склепах, в подземельях храмов.

В нарядном белом здании европейской резиденции, примыкающем к дворцу шаха с северной стороны, собрались женщины, дети, беспомощные старики.

Дженни трудно было узнать в этой толпе, она походила на нищенку: растрепанная, с запавшими глазами, в изодранном платье. Ее давно уже не стерегли. Никто не обращал на нее внимания в этом огромном, истекающем кровью городе, который бился за свое существование.

Который уже день Дженни слушала утомительный, равномерно повторяющийся грохот, тяжелые удары ядер и близкие разрывы гранат.

Ощетиниваясь штыками, упорно отстреливаясь, улица Башмачников, улица Ковровщиц, улица Садов дом за домом медленно уступали продвигающимся вперед британским соединенным войскам.

Сипаи разбились на отдельные отряды и сражались каждый на своем участке, упорно отстаивая каждый дом, каждую улицу. Британцы наступали тремя колоннами, всё время поддерживая связь друг с другом.

Сипаи медленно отходили к центру города, каждый шаг поливая своей кровью. К вечеру семнадцатого сентября, на седьмой день штурма, только треть города была занята осаждающими. Главные укрепленные пункты: Арсенал, дворец и форт Селимгур оставались в руках повстанцев.

Помощника Макфернея, молодого мусульманина, сведущего в медицине, убило осколком снаряда. Шотландец работал один, он не спал четвертые сутки. Раненые прибывали. Нехватало коек, раненых клали уже прямо на пол; весь мозаичный пол был залит кровью, а санитары несли всё новых и новых. Легко раненные приходили прямо из боя, им перевязывали раны, и они снова шли в бой.

Пальба не утихала и ночью. Яростная канонада бушевала по всем улицам центра и восточных кварталов. Мальчишки прибегали с улицы и приносили вести: Арсенал держится, сдалась улица Садов; бой идет уже у Большой Мечети.

На восьмой день штурма полковник Гаррис велел поставить свои пушки на углу улицы Оружейников. Отсюда как на ладони виден был весь фасад огромного здания дворца и нарядный белый с колоннами дом резиденции, примыкающий к дворцу с левой стороны.

— По левому крылу дворца — огонь! — скомандовал полковник Гаррис.

Пушечные снаряды ударили по углу двора, по террасе, по кровле белого здания.

Женщины и дети стеснились в западном углу двора, у стены. Знакомая Дженни индуска Даринат, постелив циновку в тени, пригласила Дженни сесть с собою рядом. Она принесла воды и разделила с Дженни свою утреннюю еду.

В этот день в доме не раскладывали огня, даже раненым не приготовили горячей пищи. Даринат высыпала в ладонь Дженни горсть сушеных кукурузных зерен.

Зерна были ярко-желтого цвета и тверды, как металлические бусы. Дженни едва удалось разжевать два-три зернышка. Даринат показала ей, как размачивать зерна в воде, согретой солнцем, а потом разминать в маленькой деревянной ступке. Она дала ей свое ведерко и указала, где брать чистую воду.

В полдень снаряды начали ложиться и в западном углу двора.

— Всемогущий аллах, пощади нас!.. — женщины, подхватив детей, метались из угла в угол, не зная, куда укрыться. Снаряд ударил в каменную стену двора, рядом с Дженни; стена поползла, разваливаясь на крупные камни. «Спасите!.. Спасите!..» — Даринат, не помня себя, выбежала, с ребенком на руках, на середину двора. Бомба ударила в фонтан, пробила мраморный бассейн, вода брызнула, растекаясь по двору. Новый удар, грохот, крики… Даринат пошатнулась, ребенок вскрикнул у нее на руках и замолчал. Кровь окрасила смуглый лобик девочки: осколок пробил ей висок.

— Ай-ай, с нами бог! — закричали женщины. В ответ где-то совсем близко ухнула пушка, затрещала ружейная пальба.

— Милосердия, великий аллах, милосердия!

Женщины заплакали. Даринат с ребенком унесли в лазарет, за нею еще нескольких женщин повели на перевязку. Дженни сидела, оглушенная, в углу двора. Обстрел усиливался.

— Саибы не давали нам хлеба, зато теперь они не жалеют нам свинца!.. — причитали женщины. Обломки кирпичей, щебень, куски штукатурки летели в воздух. Дженни поднялась на террасу, ища, где укрыться, и села здесь, в глубине, прислонившись к мраморной колонне. Сам, постоянно дежуривший у входа в лазарет, подошел к ней и доверчиво прилег у ног. Пес тихонько взвизгивал при каждом выстреле, поднимал голову и приоткрывал влажные печальные глаза.

— Не бойся, Сам, милый, не бойся! — шептала Дженни и гладила его по черной блестящей шерсти.

Так прошло много часов. Обстрел несколько утих, однако Сам всё чаще повизгивал и умоляюще глядел на Дженни. Он точно просил ее о чем-то.

«Пить!» — догадалась Дженни. Она взяла ведерко и пошла к водоему. Две-три беглые пули щелкнули по верхнему краю садовой ограды, и тотчас жалобный собачий плач, не похожий на обычный голос Сама, разнесся по всему саду. Дженни поспешила обратно на террасу. Из лазарета, бросив перевязку, вышел Макферней. Сам уже полз к нему навстречу, оставляя кровяной след на голубом мозаичном полу. Он лег у ног своего хозяина, всхлипнул в последний раз и замолчал.

Макферней наклонился над ним.

— И тебя не пощадила британская пуля, бедный мой пес, — сказал шотландец.

Индус-санитар подошел, но не коснулся трупа собаки, — ему не позволяла каста. Индус только встал поодаль и жалостно зацокал языком. Макферней бережно приподнял остывающее тело друга, унес его на руках в угол двора и завалил камнями.

— Вот ты и не вернулся домой в Шотландию, Сам, — сказал, постояв над ним, Макферней. — И никто не знает, вернется ли твой хозяин.

На утро штурм возобновился с новой силой. Повстанцы отдали здание почты, Большая Мечеть держалась, бои шли на Главной площади и у Раджратских ворот.

Отряды повстанцев жестоко дрались за каждый дом, за каждую улицу. Но единому плану наступления британцев сипаи не сумели противопоставить единый план сопротивления. Они сражались в отдаленных кварталах и гибли порознь, потеряв связь друг с другом.

К полудню пало здание Индийского банка, бой шел уже на Серебряном Базаре.

После короткой передышки полковник Гаррис велел возобновить бомбардировку белого здания.

— Упрямые там засели индусы! — сказал он своему помощнику, капитану Бедфорду. — Надо их выкурить орудийным дымом.

Снова завыли снаряды во дворе резиденции. От выстрелов вздрагивала земля: у Гарриса прибавилось пушек.

Снаряды разворотили плиты в нескольких местах двора. Женщины и дети, спасаясь от обстрела, ушли под защиту самого корпуса здания.

Пушечная бомба пробила кровлю здания. Все двери в доме вздрогнули, штукатурка посыпалась со стен.

— Спасите!.. Спасите! — Люди, прятавшиеся во втором этаже, побежали вниз.

Удар и грохот… Новый снаряд разворотил угол дома. Женщины, заметавшись, бросились со двора на террасу, стеснились здесь, отсюда забежали в нижний зал, где лежали раненые.

Частая ружейная пальба затрещала вдруг под самыми окнами. Даже раненые приподняли головы. Один, рослый, с забинтованной головой, привстал на койке и выглянул в окно.

Окна главного зала выходили на улицу, ведущую к воротам дворца.

— Смотрите, смотрите! — закричала какая-то женщина, подбегая к окну. Дженни подошла к окну вслед за нею. Оглушительный треск ружейной стрельбы приближался из-за угла, сипаи наискось перебегали улицу, яростно отстреливаясь. Не понимая толком, что происходит, Дженни прижалась, побледнев, к решетке незастекленного окна. Еще чаще затрещали выстрелы, крики послышались совсем близко. И тут рослый сипай с забинтованной головой сорвался с койки и пошел к выходу. Макферней, бросив свои бинты, побежал вслед за ним.

— Нельзя! — кричал шотландец. — Не позволю!.. Еще не зажила рана!.. Нельзя!..

Но сипай уже выбежал из ворот резиденции на улицу. Это был Инсур. Он поглядел направо, налево и быстро оценил положение. Большая колонна повстанцев отступала под натиском британских солдат к воротам шахского дворца. Второй отряд британцев подходил с поперечной улицы, чтобы перерезать путь отступающим. Надо было, во что бы то ни стало задержать этот второй отряд, дать сипаям уйти под защиту дворцовых стен.

Двое-трое сипаев, отстреливаясь, пробежали мимо. Один упал, тяжело раненный в грудь, у самых ног Инсура и выронил карабин.

— За мной, сипаи! — Инсур поднял упавший карабин и бросился наперерез через улицу.

— Братья, за мной! — кричал он.

Большая группа повстанцев побежала за ним. На заворачивающих из-за угла британских солдат неожиданно посыпался град пуль, обнаженные штыки засверкали перед их глазами. Британцы затоптались на месте и повернули назад.

Дженни всё стояла у окна и смотрела. Она видела, как Инсур с горстью людей теснит большой отряд британцев, как дрогнули и кинулись врассыпную британские солдаты, как Инсур дальше и дальше бежит по улице, гоня врага. На повороте она увидела на одно мгновение лицо сипая: еще бледное от недавнего ранения, упрямое и мужественное лицо.

«О господи! — подумала Дженни, — как они бьются!.. Как они ненавидят нас!»

— Внимание, Дик! Там какие-то передвижения. Взгляни!..

Гаррис взял бинокль из рук капитана Бедфорда.

Он увидел, что отряд сипаев теснит британских солдат и отгоняет их в поперечную улицу.

— Откуда же они взялись?

— Очевидно, прятались в здании резиденции. Там, невидимому, засели главные резервы мятежников.

— Да, ты прав, Генри.

Полковник Гаррис велел перетащить свои пушки несколько правее.

— По главному зданию резиденции — огонь!

Сержант Джонсон нерешительно подошел к полковнику.

— Разрешите доложить, сэр.

Сержант вытянулся, и в его тусклых серых глазах Гаррис прочитал что-то, похожее на неодобрение.

— Что такое? — нетерпеливо спросил Гаррис.

— Разрешите доложить, сэр… Лазутчики говорили: в этом здании содержатся одни только женщины и дети… И раненые, сэр.

Гаррис пожал плечами.

— Вас никто не просил мне об этом докладывать, Джонсон.

Несколько часов подряд артиллерия расстреливала нарядное здание резиденции.

В кровле в четырех местах уже зияли большие пробоины.

Вода фонтана текла, смешиваясь с кровью раненых. Дженни трудно было отличить в толпе от других, — растрепанную, с запавшими глазами, в изодранном платье. Даринат, взяв на руки свою раненую девочку, села рядом с нею и обняла ее за плечи.

И тут, сидя на ступеньках террасы, слушая стоны умирающих, разрывы новых снарядов, дрожа и прижимаясь к индийской женщине, Дженни поняла слова Лелы Панди: «Вот каковы они, твои британские подданные».

К трем часам пополудни рухнули каменные ворота резиденции, пробитые в ряде мест.

Британцы увидели несколько десятков испуганных, сбившихся в кучу женщин, плачущих детей и с полсотни раненых, умирающих на камнях двора.

— Собрать всех, кто на ногах, и под конвоем погнать на Королевский Луг, к христианской церкви! — приказал Гаррис.

Сам он не стал заниматься пленными женщинами и детьми; только что вестовой, прискакавший от Вильсона, привез ему новый приказ генерала:

«Все орудия, находящиеся в вашем распоряжении, сосредоточить в одном участке боя, на правом фланге, центральный огонь обрушить на здание шахова дворца».

Гаррис послал Бедфорда на соседнюю батарею, а сам стал распоряжаться установкой своих пушек на новом месте.

Британские солдаты двойной цепочкой охватили группу пленных и повели на Королевский Луг.

— Пускай идут побыстрее, — распорядился Гаррис. — Кто будет медлить, — подгоните как следует.

И он занялся своими орудиями.

Минут сорок спустя сержант Джонсон вернулся и доложил:

— Все пленные доставлены на Королевский Луг, сэр.

Только после того, как закончились бои за город, полковник Гаррис узнал, что среди пленных, доставленных на Королевский Луг, была обнаружена британская подданная Джеральдина Гаррис — его дочь.