Майор Ходсон сидит под нарядным ковровым навесом на главной улице города — Серебряном Базаре.
Муллы стоят по правую руку Ходсона, богатые купцы, именитые граждане, в седых бородах, в шелковых чалмах.
Сикхи выстроились позади, — почетная стража саибу, отряд сикхов, с начальником во главе.
По левую руку майора стоит сипай, молодой, испуганный, бледный.
— Смотри! — говорит сипаю тощий саиб. — Смотри зорко, сипай!.. Если пропустишь главного Панди, — петля. Смерть у пушечного жерла даю тебе, — почетную смерть, если найдешь и укажешь.
Сипай смотрит. В глазах у него рябит. Так много панди перед ним. Как найти того, самого главного?..
Их ведут связанными по десяти человек по главной улице, мимо майора.
— Смотри! — велит сипаю майор. — Если не найдешь Панди, — петля!
Хорошо знает Индию Ходсон-саиб. Сегодня всё утро он бился с этим сипаем. Нелегкий разговор.
— Мы никого не щадим! — сказал Ходсон. — Всем вам, бунтовщикам, приготовлена казнь. Хочешь остаться в живых? Укажи мне, где самый главный Панди, и я дарю тебе жизнь.
Нет! Ценой жизни сипай не выдавал своих.
Но майор Ходсон знает Индию.
— Ты брамин, — говорит майор. — Для тебя у меня приготовлена петля! Мехтар низкой касты будет вешать тебя, и душа твоя после смерти будет скитаться по земле, не находя покоя.
Сипай задрожал.
— Не надо, Ходсон-саиб! — сказал сипай.
Смерть от веревки для индуса — позорная смерть. Так умирают отверженные.
— Дай мне хорошую смерть! — взмолился сипай. — Расстреляй меня из пушки, Ходсон-саиб! И душа моя после смерти обретет покой.
— Заслужи! — сказал Ходсон. — Мы не можем найти вашего главного бунтовщика ни среди мертвых, ни среди живых. Укажи нам Панди, укажи главных зачинщиков, — получишь хорошую смерть. Почетную смерть получишь, у пушечного жерла.
Сипай поник.
— Хорошо, я буду искать его, саиб.
Бедный безыменный сипай, он выдавал своих не за жизнь, а за почетную смерть!
И вот он стоит под навесом, по левую руку майора, и смотрит на тех, кого ведут.
Отведенные назад, за спину, и перетянутые веревкой руки мелкой дрожью дрожат у сипая. Он глядит на тех, кого ведут, и ему кажется, что он теряет разум.
Их выводят из склепа по десять человек, каждые десять связаны вместе одной веревкой.
Пятьдесят восемь часов они пролежали в темноте, в подземелье, один на другом, задыхаясь от недостатка воздуха, от сырости, от тесноты. Это те сипаи, которые последними вошли в подземный ход и не успели добраться до Селимгура.
Взрыв завалил выход к форту, и последние сто двадцать человек остались в темных переходах под землей.
Там нашел их Ходсон, и теперь их ведут на виселицу, всех до одного.
— Зачинщиков отделить! — приказал генерал, и майор Ходсон ищет самых главных бунтовщиков. Для устрашения прочих им будет особая казнь.
Сипаев выводят по десять человек, ведут к площади мимо майора.
После бессонных ночей, утомления после штурма, боев, после подземелья, они шатаются, как пьяные, глаза у них болезненно блестят.
— Улыбаться! — велел им майор-саиб.
Он хочет узнать Панди, главного Панди, по изуродованным зубам.
Они идут, широко улыбаясь, показывая зубы майору. С улыбкой на виселицу, — шествие сумасшедших.
Ходсон сидит под навесом, зорко смотрит каждому в лицо.
— Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб! — смеясь, они приветствуют его.
Проклятые индусы, они не боятся смерти!
— Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб!..
Босые ноги приплясывают в ритм; связанные веревками, они пляшут вместе, по десять человек.
Песня рождается в этом ритме, они поют:
Джин-Га-Джи, Джин-Га-Джи,
А-ла-а, Джин-Га-Джи-и…
Партия идет за партией, улица пуста, сикхи молча стоят позади; город мертв, даже купцы молчат по правую руку майора.
— Ха-ла-а!.. Ходсон-саиб!..
Сикхи угрюмо стоят позади, впереди их начальник, акали, в высокой остроконечной шапке, весь в сбруе из четок, с черной бородой.
— Что, сикхи Пенджаба!.. — кричат идущие мимо. — Поможет вам ваша богиня Девани, когда и вас поведут на казнь?
Сикхи молчат. Их бородатые лица мрачны. Может быть, они вспоминают 48-й год и взятие Мултана?
Джин-Га-Джи, Джин-Га-Джи,
А-ла-а, Джин-Га-Джи…
— пляшут осужденные.
Вот один, молодой, идет в веревках впереди. Он улыбается широко, у него блестят глаза. Лалл-Синг улыбается не потому, что велел майор. Он смеется и приплясывает в веревках.
В городе знают эту улыбку, эти блестящие глаза.
— Главных бунтовщиков называть! — приказал майор.
Торговец сухим навозом стоит среди купцов. Он помнит, как этот самый сипай гнал его на базаре из обжитого угла. Торговец наклоняется к майору:
— Бери этого, Ходсон-саиб!..
— Отделить!.. — велит майор.
Лалл-Синга уводят.
Партия за партией идет и идет.
— Где Панди? Самый главный Панди! — требует майор.
Сипай по левую руку майора бледен от страха. Панди нет, он не может его найти. Панди нет ни среди мертвых, ни среди живых.
— Как его найти? Он дьявол… Оборотень… — шепчут купцы.
Муллы смотрят зорко из-под седых бровей:
— Нет, Панди нет среди них.
— Шайтан! — шепчут муллы. — Он ушел под воду или обернулся в дым и пламя и вылетел в жерло своей большой пушки.
Вот невысокий человек идет, перетянутый веревками, — в ряду других, как брат среди братьев. У него синие глаза европейца. Макферней последним ушел в подземный ход и теперь, со всеми вместе, его ведут на казнь. Обрывки белой шляпы на седых волосах Макфер-нея, пятна лихорадки на измученном лице. Купцы узнают его и молчат. Купцы оборачиваются к своим муллам, — молчат и муллы. Это хаким — особенный человек, он лечил их больных. Даже муллы не хотят указать Макфернея. Но сипай у левого плеча Ходсона делает шаг вперед.
— Где Панди? Давай нам Инсура-Панди! — говорит ему майор. — Иначе будешь болтаться в петле.
— Я дам тебе другого, саиб, — шепчет сипай. — Я дам тебе другого, за хорошую смерть. Вот идет человек твоего народа, саиб, а ты не умеешь его отличить!..
— Европеец!.. Среди презренных сипаев? Европеец среди бунтовщиков?.. — Ходсон забывает даже о Панди, о главном мятежнике. Ходсон делает знак, и Макфернея уводят отдельно.
«Джин-Га-Джи, Джин-Га-Джи», — пляшут осужденные.
Вот уже все прошли. Панди нет среди них.
— Оборотень! — шепчут купцы. — Шайтан!..