Операции английского флота в мировую войну

ГЛАВА XIII ДАРДАНЕЛЛЫ. НЕУДАЧА АТАКИ УЗКОСТИ И ИЗМЕНЕНИЕ ПЛАНА — С 18 ПО 24 МАРТА

Карта 3

Еще до отъезда Кардена организация дарданельских морских сил была несколько изменена. Эскадра была разделена на три дивизии. В состав первой вошли 4 новейших корабля: Queen Elizabeth (флаг де-Робека), Inflexible, Agamemnon и Lord Nelson, в состав второй — 8 более старых кораблей под брейд-вымпелом произведенного в чин коммодора командира Ocean — Садлера, третью составляли 4 французских и 2 британских корабля под флагом адм. Гепратта[88].

Общий план операции предусматривал приведение к молчанию укрепленной узкости и батарей, защищавших минные заграждения. Надежды на полное уничтожение фортов с дистанции в 40 каб. командование не питало, но рассчитывало привести их в такое состояние, при котором они не могли бы препятствовать тральным работам.

В деталях план сводился к следующему: корабли должны были занять две линии — А и Б. Линию А занимала первая дивизия. Построившись на позиции в строе фронта в расстоянии 70 каб. от узкости (против Эрен-Киоя, на пределе дальности огня фортов), она должна была вести обстрел главных укреплений на обоих берегах (№ 16, 17, 13, 19 и 20) с дальних дистанций. Линию Б занимала третья дивизия для бомбардировки тех же объектов с более близких дистанций. Французские корабли занимали место позади первой дивизии в расстоянии 90 каб. от противника, а Triumph и Prince George в 75 каб. — на флангах первой дивизии. Эти последние сначала должны были бомбардировать главные форты обоих берегов, причем в случае невозможности привести их к молчанию поддерживались фланговыми французскими кораблями. Затем они переносили огонь на скрытые гаубичные батареи. После того как первая дивизия добьется прекращения огня фортов, французская дивизия, пройдя в интервалы между кораблями первой дивизии, должна была сосредоточить огонь по той же цели, что и они, продвигаясь до границы протраленной зоны, т. е. сблизившись до 40 каб. с фортом Румели. По мере продвижения французов, первая дивизия следовала за ними для поддержки, сблизившись с противником до 60 каб. Затем Inflexible начинал обстрел форта Анадолу Меджидие (№ 24) — главного укрепления пролива, расположенного позади промежуточных фортов, — в случае надобности подходя к нему на дистанцию решительного боя.

Приходилось ожидать серьезного сопротивления. Воздушная разведка и агентурные источники сообщали, что 6 главных фортов теперь были вооружены 42 орудиями 203-мм калибра и выше; из них шесть — 356-мм. В это количество не входили орудия промежуточных батарей, подвижные гаубицы и полевые орудия, число которых значительно возросло. Поэтому возможно было ожидать, что неприятельский огонь не допустит продвижения второй линии кораблей (линия Б), и тогда план должен быть несколько изменен. В последнем случае французским кораблям надлежало делать галсы вокруг первой линии (А) и, оставаясь на ходу, постепенно уменьшать расстояние, обстреливая форты, пока они не будут приведены в состояние, позволяющее приступить к выполнению маневра, намеченного основным планом. Окончательное разрушение фортов с коротких дистанций поручалось английским кораблям.

После четырехчасовой бомбардировки корабли адм. Гепратта должны были быть сменены 3-й и 4-й бригадами коммодора Садлера, два же корабля 5-й бригады отходили в резерв для использования их ночью в качестве прикрытия тральщиков.

Центральные корабли второй линии (Б) должны были нащупать и уничтожить орудия, защищавшие минные заграждения, расположенные не на фортах; фланговым кораблям обеих линий поручался обстрел разбросанных по обоим берегам гаубиц и полевых орудий. Таким распределением задач надеялись обеспечить возможность приступить к тральным работам через два часа после начала бомбардировки. Затем тральщикам надлежало, пройдя м. Кефец, протралить фарватер шириной около 5 каб. в бухту Сари-Сиглар; войдя в нее, корабли должны были уничтожить форты с близких дистанций. Для отвлечения внимания подвижных батарей предполагалось сделать демонстративную высадку королевской флотской дивизии с семи транспортов на западный берег Галлипольского полуострова. Стоявшему там Dartmouth предписывалось делать все возможное, чтобы привести к молчанию всякую батарею, которая попытается обстреливать корабли, находящиеся внутри пролива, а Dublin поручалась такая же задача в бухте Башика и наблюдение за Иени-Шер.

Корректировка возлагалась исключительно на воздушные силы, и Ark Royal должен был организовать смену через каждый час. Для уничтожения пловучих мин каждый корабль должен был иметь наготове вооруженный катер.

Днем 16 марта на Queen Elizabeth, под председательством адм. де-Робека и в присутствии адм. Гепратта, состоялось совещание флагманов и командиров, на котором были установлены все детали плана. Вечером 17 марта, ввиду того, что погода предвещала быть хорошей, боевой приказ был разослан на корабли.

Утро 18 марта не обмануло ожиданий — дул нежный бриз, небо было безоблачным. С рассветом английские тральщики донесли, что во время тральных работ ночью в районе между мысами Уайт-Клифф и бухтой Кефец, т. е. не доходя 40 каб. до входа в узкость, мин обнаружено не было; также не было найдено мин и французскими тральщиками на пространстве до Уайт-Клиффа.

Никаких препятствий на пути осуществления плана не стояло.

С восходом солнца утренняя дымка, стоявшая над берегом, рассеялась, и в 8 ч. 15 м. на флагманском корабле взвился сигнал начать операцию.

Эскадра снялась с якоря и к 10 час. подошла ко входу в пролив.

В 10 ч. 30 м. Agamemnon повел первую дивизию, имея впереди тралящие миноносцы. Prince George и Triumph держались на крамболах. Через полчаса они попали под огонь гаубичных батарей, расположенных позади Кум-Кале, и немедленно начали отвечать. Неприятельский огонь все усиливался. Продвигаясь, корабли достигли назначенных позиций и в 11 ч. 30 м. открыли огонь по фортам. Перед этим в глубине пролива появилось несколько кораблей противника, маневрирующих у Чанака. Среди них были замечены — большой торговый пароход, два буксира и миноносец. Появление этих кораблей не привлекло особого внимания, так как они, как только наши корабли открыли огонь, немедленно стали уходить вверх по проливу и быстро скрылись. Все внимание привлекали расставленные по берегам полевые батареи и гаубицы, на этот раз как будто более многочисленные, чем прежде, и лучше управляемые. Несмотря на развитый ими меткий ураганный огонь, первые полчаса бомбардировки сулили хороший успех.

Queen Elizabeth, фланговый корабль у европейского берега, занялся грозным Гамидие I, германский гарнизон которого, вероятно, из-за дальности расстояния не отвечал. Соседний корабль Agamemnon стрелял по Румели, Lord Nelson — по главному форту европейского берега — Намазие, правофланговый Inflexible — по батарее Гамидие II. Через 10 минут после первого выстрела флагмана все корабли первой линии находились в бою и, как казалось, стреляли удачно. Форты или не отвечали вовсе, или почти не отвечали, но заградительный огонь полевых батарей и гаубиц становился все интенсивнее. Наши залпы ложились удачно. Около полудня Queen Elizabeth, вскоре по переносе огня на форт Чеменлик (№ 20), ясно проектировавшийся на освещенных солнцем домах Чанака, заметил на этом форту грандиозный двойной взрыв.

Triumph, занявшийся обстрелом самого грозного форта промежуточных укреплений — Дарданос, — сосредоточил огонь средней артиллерии по заградительным батареям. Стрельба с дальних дистанций еще продолжалась, но судить об ее результатах было трудно: тихий южный бриз засвежел, и дым несло прямо на цель.

В 12 ч. 6 м. адм. де-Робек пришел к заключению, что фортам нанесен достаточный урон, и поднял французскому адмиралу сигнал прорезать английскую линию и начинать действовать согласно боевому приказу.

Все это время скрытые орудия и гаубицы становились все назойливее и назойливее. Ни один из кораблей еще серьезно не пострадал, но вскоре Agamemnon и Inflexible в линии А начали получать попадания. Уже десять минут спустя после начала бомбардировки 152-мм гаубичная батарея, установленная где-то к югу от Эрен-Киоя, сосредоточив огонь по первому из них, в 12 ч. 45 м. дала накрытие. В течение последующих 25 минут Agamemnon получил 12 попаданий: 5 в броневой пояс и 7 выше его. Повреждения на верхней палубе заставили командира (кап. 1 р. Файлера), с целью сбить наводку, описать полную циркуляцию и снова занять свое место. Inflexible также пришлось нелегко: находясь ближе всех к азиатскому берегу, он сосредоточивал на себе все внимание гаубиц Эрен-Киоя.

В 12 ч. 20 м., когда французские корабли прорезали строй первой дивизии, он получил попадание в передний мостик и потерял радиосеть. Через 10 минут в него попало еще три снаряда, причем приспущенная по борту шлюпка была потоплена. Первое попадание вызвало сильный пожар мостика, который вскоре был весь объят пламенем. Затем последовали еще два попадания. Но в этот момент французские корабли подходили к фортам, и командир крейсера кап. 1 р. Филлимор, понимая необходимость оказать им всемерную поддержку, продолжал бой, стреляя по Гамидие II.

Командующий эскадрой, заметив тяжелое положение Inflexible, поднял ему сигнал переменить место. Ввиду того, что пламя в носовой части поднялось выше фор-марса, наполненного ранеными, что грозило сжечь их живьем, кап. 1 р. Филлимор решил выйти из линии огня. Делал он это со спокойной совестью, так как французские корабли перестали сближаться с фортами.

Ответив на сигнал де-Робека, адм. Гепратт с Suffren и Bouvet пошел вдоль азиатского берега, а Gaulois и Charlemagne — по противоположному, оставляя пространство посередине пролива свободным для огня английской линии. Не доходя до назначенных позиций, корабли попали под тяжелый обстрел фортов и заградительных батарей, но французский адмирал продолжал доблестно итти вперед и сблизился с фортами до 50 каб., бомбардируя их своей крупной артиллерией. Было очевидно, что хотя промежуточные батареи и молчали, утренняя бомбардировка далеко не принесла желаемых результатов. Гидросамолет, поднявшийся над фортами, донес, что на Дарданосе и Чеменлике прислуги у орудий не видно, но все остальные главные укрепления стреляют. Тем не менее бомбардировка восьми линейных кораблей все же начала сказываться и к 1 ч. 45 м. неприятельский огонь настолько ослабел, что адм. де-Робек решил вызвать тральщиков.

Для прикрытия их работы и смены пострадавших французских кораблей была вызвана дивизия Садлера. На расстоянии, на которое французы подошли (45 каб.), огонь фортов был действителен. Попадания сыпались одно за другим, и Gaulois получил в носовой части столь серьезное повреждение, что адм. Гепратт дал сигнал Dublin войти в пролив и держаться около поврежденного корабля. До этого, однако, все шло не хуже, чем ожидалось, и казалось, что день кончится успешно, но неожиданно обстановка переменилась.

Около 2 час., когда Suffren, имея в кильватере Bouvet, полным ходом проходил вдоль азиатского берега, был поднят сигнал об отходе французских кораблей. Bouvet в это время обстреливал Намазие, причем еще в самом начале боя значительно пострадал от огня Мессудие (№ 7). Оба каземата были выведены из строя, на мостике и в рулевом отделении произошли пожары. У другого берега находились Charlemagne и Gaulois. Gaulois отказался от буксировки Dublin, но с дифферентом на нос и креном на правый борт шел под своими машинами, хотя явно был не в состоянии продолжать бой. Едва Suffren успел прорезать английскую линию, как внезапно Bouvet окутался весь черно-красным столбом дыма. Попал ли в него снаряд, или он взорвался на мине — сказать было трудно. Вслед за тем над кораблем поднялся второй столб выше первого, как бы от взрыва погребов. Когда дым расселся, корабль стоял с большим креном, а через две минуты перевернулся и скрылся под водой.

Миноносцы и шлюпки, державшиеся у борта английских кораблей, поспешили на помощь. Agamemnon и остальные французские корабли также подошли к месту гибели, но спасти удалось лишь 48 человек, погибло свыше 600 человек.

Неожиданная катастрофа не приостановила движения нашего отряда, шедшего на смену французам. Ocean под брейд-вымпелом Садлера шел на правом фланге, Vengeance — на левом; между ними находились Irresistible и Albion. Кораблями поддержки были Swiftsure и Majestic, шедшие на смену Prince George и Triumph.

В 2 ч. 39 м. отряд Садлера с 60 каб. открыл огонь и, сблизившись с фортами до 53 каб., начал обстреливать средней артиллерией береговые орудия, стрелявшие по шлюпкам, спасавшим людей с Bouvet, а также по устью р. Оганли-Дере. Думали, что там установлен торпедный аппарат, послуживший причиной гибели французского корабля.

Форты отвечали неэнергично за исключением Гамидие I (№ 19), развившего сильный огонь.

Vengeance очень удачно клал в него свои залпы, но, как сообщал корректировавший стрельбу гидросамолет, все снаряды ложились в центр форта, не принося ему особого вреда. Расположенный позади Гамидие I форт Чеменлик оставался покинутым прислугой, и два его орудия стояли задранными вверх. Irresistible обстреливал Намазие, который пока еще молчал. Ocean из семи первых залпов по Гамидие II пять положил удачно в цель. В 3 час. Vengeance произвел большой пожар в тылу у Румели. Через несколько минут замолчал Гамидие II; с этого момента он стрельбы не возобновлял. Ocean перенес огонь на продолжавший стрелять форт Румели. Трудно было с уверенностью установить результаты бомбардировки. Многие из старших начальников считали несколько фортов приведенными к молчанию, но адмирал к 3¼ час. убедился, что все форты продолжают поддерживать хотя и не меткий, но беглый огонь. Гамидие I, несомненно, не был поврежден, стреляя так же энергично, как и в первые моменты боя, он сосредоточил свои залпы на Irresistible, невзирая на беспрерывный огонь с кораблей линии А с дистанции в 70 каб. В 3 ч. 14 м. у борта Irresistible был замечен сильный взрыв, и Queen Elizabeth начал посылать свои залпы в Гамидие I. Четверть часа спустя (3 ч. 32 м.) на Irresistible был замечен небольшой крен, и, так как огонь турок не ослабевал, адмирал поднял передовой линии сигнал увеличить расстояние. Хотя форты время от времени прекращали огонь, было очевидно, что из строя они не выведены, и приступать к тральным работам нельзя[89].

Однако, опасность была уже обнаружена.

Тральщики, дойдя до линии А, завели тралы и, пройдя немного вверх по течению, затралили 3 мины, сейчас же взорвавшиеся. Корабли находились еще далеко от заграждения мыса Кефец, но казалось, что они попали в гущу мин и что, вероятно, некоторые из них — «пловучие» — типа «Leon». Между 3 ч. 30 м. и 4 ч. д. кораблям не раз приходилось давать задний ход, уклоняясь от них. Одна мина была затралена и уничтожена тральщиками недалеко от места взрыва Bouvet, тогда как Ocean, Agamemnon и катера безуспешно старались уничтожить две другие мины, всплывшие на поверхность, вероятно, при том же взрыве. Вскоре поблизости от линии А была замечена всплывшая мина, а в 4 ч. 5 м. шлюпка с Lord Nelson обнаружила еще одну мину и, как казалось, расстреляла ее. Сейчас же вслед за этим коснулся мины Inflexible, занявший в 2 ч. 30 м. свое место в линии А. Взрыв произошел в носовой части с правой стороны, и несколько отсеков оказались затопленными. Появился крен, и крейсер стал садиться носом. Он немедленно вышел из линии огня и отправился на Тенедос, но вода все прибывала, и переборки выпучивало. Положение было настолько критическим, что раненых пересадили на катера.

Первоначально участники боя были уверены, что взрывы являются результатом действий турецких кораблей, замеченных в узкости в первые минуты начала операции. По мнению адмирала, подсчет времени появления мин указывал на то, что они были спущены по течению из Чанака после входа эскадры в пролив.

Вскоре флот получил новый удар. Около 4 ч. 15 м. на Irresistible, который дрейфовал по течению с застопоренными машинами, чтобы увеличить расстояние до 55 каб., произошел взрыв; командир сначала думал, что в его корабль попала торпеда, но вскоре убедился, что это была мина заграждения, стоявшая на якоре. Последствия взрыва оказались катастрофическими. Мина взорвалась под правой машиной, почти в диаметральной плоскости, и вода так быстро затопила отделение, что только 3 человека машинной команды успели выскочить наверх. Продольную переборку выпучило, вода затопила левое машинное отделение, и корабль окончательно потерял способность двигаться. Крен на правый борт дошел до 7°, корма сильно опустилась. Положение Irresistible было ясно видно противнику, который немедля усилил по нему огонь, едва миноносец Wear и вооруженная шлюпка подошли на помощь. Адмирал, не зная ни причины аварии, ни ее размеров, послал Ocean с приказанием держаться около Irresistible и в случае надобности вывести его на буксире из района боя. Остальные корабли делали все возможное для отвлечения усиливающегося огня фортов и батарей. К моменту подхода миноносца кап. 1 р. Дент убедился, что ему не спасти своего корабля, и решил его покинуть.

Сделать это было нелегко, палуба корабля засыпалась снарядами, раненые падали кругом. Однако, благодаря умению и решительности командира Wear и геройской работе его команды, удалось снять 28 офицеров и 582 матроса, кроме десяти человек, добровольно оставшихся на Irresistible для подачи буксира на Ocean.

Только в 4 ч. 50 м. Wear подошел со спасенными к флагманскому кораблю, и только тогда де-Робек узнал, что причина аварии — мина, и немедленно дал передовой линии сигнал отойти. В 5 ч. 10 м. команда Irresistible перешла на Queen Elizabeth. Wear пошел к Ocean с приказанием последнему не оставаться у Irresistible, если нельзя будет взять его на буксир.

К этому времени Ocean подошел к подорванному кораблю, и Дент переправился на Ocean посоветоваться с его командиром. Крен Irresistible увеличивался все больше и больше, корабль стоял очень неудобно, носом прямо в азиатский берег, и подать буксиры не представлялось возможным. Кроме того, Ocean находился под довольно сильным перекрестным огнем, и командиры решили, сняв оставшихся людей, выполнить приказание адмирала.

В 5 ч. 50 м. Irresistible был брошен в 50 каб. от форта Румели в надежде, что ночью его удастся отбуксировать миноносцами и тральщиками. Как только командующий убедился в оставлении Irresistible, он поднял сигнал «отбой» и приказал кораблям возвращаться на Тенедос.

Неожиданная опасность и понесенные потери не позволяли оставить линейные корабли в проливе после наступления темноты, и потому намерение протралить заграждение у м. Кефец пришлось оставить.

Скоро обнаружилось, насколько действительна была опасность. Едва Ocean под тяжелым перекрестным огнем форта Дарданос и батарей начал отходить, как в 6 ч. 5 м., находясь приблизительно в 10 каб. от Irresistible, взрыв у правого борта возвестил, что и он наскочил на мину. Все кормовые отсеки залило, руль заклинило «лево на борт». Почти одновременно с этого же борта попал снаряд. Вода затопила отделения рулевой машины и румпельное, лишив возможности доступа к ним для исправления. Несмотря на то, что отсеки левой стороны были быстро затоплены, корабль стал валиться на правый борт, и крен достиг 15°. Положение сразу оказалось настолько критическим, что командир сделал проходившим мимо миноносцам Colne, Jed и Chelmer сигнал «приблизиться». Под огнем Дарданоса и батарей с обоих берегов миноносцы выполнили трудную работу по снятию команды, закончив ее благополучно. Ocean находился в это время почти посередине пролива, медленно двигаясь по течению. До наступления полной темноты командир, находясь на Jed, держался в 10 каб. от корабля и, подойдя к нему, снял еще четырех человек, случайно там оставшихся. Невозможность предпринять что-либо для спасения судна не вызывала никаких сомнений, и в 7 ч. 30 м. в. Ocean был окончательно оставлен.

После доклада командующему эскадрой, командиры Ocean и Irresistible с миноносцами и шестью тральщиками отправились в пролив с целью попытаться вывести Irresistible и не допустить Ocean приткнуться к берегу. Безрезультатные поиски продолжались до полуночи, никаких следов погибших кораблей найдено не было. Они затонули на большой глубине, никем не замеченные[90].

Inflexible, несмотря на тяжелое положение, благополучно дошел до Тенедоса исключительно благодаря молодецкой работе машинной команды. Несмотря на то, что людям пришлось работать в темноте и с бездействующими вентиляторами, корабль через полтора часа после взрыва стоял на якоре по северную сторону острова. Однако, крейсер вышел из строя надолго, будучи принужден продолжительное время оставаться у Тенедоса, чтобы привести себя в состояние, допускающее переход на Мальту для ремонта.

Suffren и Gaulois также вышли из строя и требовали ввода в док; при этом Suffren имел сильную течь в носовой части; положение же Gaulois в момент его выхода из пролива вызывало такие опасения, что его пришлось поставить на мель у острова Драпано в южной группе островов Раббит.

Истинная причина катастрофы выяснилась нескоро. Лишь впоследствии мы узнали, что турки в ночь на 8 марта выставили параллельно берегу минное заграждение из 20 мин в бухте Эрен-Киой, не замеченное нашими тральщиками. Это заграждение, выставленное в районе обычного маневрирования эскадры, невзирая на все меры предосторожности, обеспечивало противнику ошеломляющий успех[91].

Попытка форсировать узкость флотом должна рассматриваться как жестокое поражение. Из 16 крупных кораблей, принимавших участие в бою, 3 погибло, а 3 других, в том числе единственный линейный крейсер, вышли из строя на неопределенный срок. В один день союзный флот лишился одной трети своего состава. При таких потерях, естественно, возникал вопрос — может ли флот, не считаясь с ничтожностью достигнутых результатов, без помощи с берега форсировать пролив? Много позже сообщения разведки из Константинополя говорили, что впечатление турок от финальной атаки немногим отличалось от впечатления союзников. Огонь с кораблей подавляющим образом действовал на моральное состояние гарнизонов фортов, которые в связи с недостатком снарядов вряд ли оказали бы сопротивление в случае возобновления атаки.

Подобные донесения при аналогичных обстоятельствах не редкость, но затем, когда проходит первое впечатление, они оказываются в значительной степени преувеличенными. Турецкие официальные сообщения признают, что непосредственно укрепления фортов пострадали серьезно. На Гамидие II были разрушены казармы и сбиты с установок оба орудия, но на Румели только одно орудие было выведено из строя и то временно. Намазие потерял одно орудие. Гамидие I также потерял одно тяжелое орудие. На Чеменлике был взорван погреб. Однако, турки настаивают, что полученные повреждения не повлияли на общую обороноспособность фортов. Батареи, защищавшие минные заграждения, оставались почти нетронутыми, и турецкое командование было уверено в невозможности его вытралить. Оно считало, что форты и турецкий флот будут всегда в состоянии справиться со всякими прорвавшимися внутрь кораблями.

Уверенность турецкого командования, несомненно, имела свои основания. В настоящее время установлено, что до достижения залива Сари-Сиглар кораблям пришлось бы пробиваться через 5 рядов минных заграждений, кроме новой линии у Эрен-Киоя. Корабли, оставшиеся целыми, попав в пролив, оказались бы в 15―20 каб. от фортов узкости, боевой запас которых, хотя и не первосортный, далеко не был израсходован. Во всяком случае для продолжения сопротивления боевого запаса было достаточно[92]. Кроме того, нельзя забывать, что только одно из орудий фортов было выведено из строя окончательно, остальные поврежденные орудия были исправлены в течение ночи, и в случае возобновления атаки корабли попадали под огонь прежней силы. Правда, с коротких дистанций наши корабли имели больше шансов сбить орудия фортов, но затруднения, создававшиеся береговыми подвижными батареями, вряд ли могли быть ликвидированы. Даже при удаче в этом отношении оставались еще вторые пять линий заграждения у Нагара, где кончались укрепления узкости. Устарелые форты Нагарской группы не могли служить преградой флоту, но вероятность пройти благополучно минное поле, состоявшее из 350 мин, была 15:1, другими словами, из 16 кораблей имел шанс пройти в Мраморное море только один. Турецкие мины, хотя и не первоклассного типа, были достаточно сильны, чтобы взрывом одной из них потопить старый корабль и вывести из строя даже такой современный корабль, как Inflexible[93].

Все эти данные не могли быть в свое время известны, но и случившегося было достаточно для того, чтобы оставить всякие мечты о немедленном возобновлении атаки. Главной причиной неудачи считались пловучие мины, и пока не было найдено средств борьбы с ними, риск новой попытки форсировать заграждения не мог оправдываться военной необходимостью. Представлялось совершенно очевидным, что для избежания катастрофы необходимо изыскать другие методы борьбы, почему еще до выяснения окончательных результатов описанного дня начал созревать новый план операций.

Накануне атаки на Тенедос прибыл ген. Гамильтон. В этот же день прибыл и последний эшелон французской дивизии вместе с ее начальником ген. д'Амад, офицером с большим опытом в проведении экспедиций. Во время Южноафриканской войны он состоял при английской главной квартире, затем отличился в Марокканской кампании и обратил на себя внимание, когда в первые дни войны с несколькими территориальными дивизиями удерживал фронт между британским расположением и Дюнкерком, причем дивизии эти даже заслужили название «армии д'Амада».

Ген. Гамильтон после первого свидания с командующим эскадрой и лично произведенной 18 марта рекогносцировки убедился в затруднениях, которые представляют подвижные батареи, и в невозможности их уничтожить без высадки войск в значительных силах. Но для успеха высадки сухопутные силы надлежало реорганизовать. Французская дивизия для десантных операций была подготовлена не лучше наших войск, и ген. д'Амад после совещания с адм. Уимзом пришел вместе с другими старшими начальниками к заключению, что наилучший и скорейший способ привести в исполнение намеченный план — это отправить все войска в Александрию. На Мудросе не было ни средств, ни способов осуществить реорганизацию, и ген. Максвелл, предвидя затруднения, еще неделю назад доносил об этом. За два дня до финальной атаки флота адм. Уимз высказался в пользу перенесения базы, но правительство удерживалось от окончательного решения до прибытия ген. Гамильтона.

Когда 19 марта собрался Военный совет, ему предстояло вынести решение исключительной важности. Необходимость перенесения базы, несмотря на связанную с этим задержку, была очевидной. Столь же неоспоримым был тот факт, что раз войска предполагалось использовать для форсирования пролива, а не для того, чтобы они следовали за флотом через пролив к месту первоначального назначения, то предстоящая им задача значительно усложнялась. Поэтому, вполне естественно, что Совет продолжал держаться за идею самостоятельного форсирования пролива флотом, и вопрос главным образом сводился к решению — следует ли де-Робеку повторить попытку прорваться, или нет. От командующего эскадрой, кроме краткого сообщения о неудаче и потерях, никаких донесений еще не поступало. Но ген. Гамильтон, телеграфируя о необходимости перенесения базы, сообщал, что хотя де-Робек ни в какой мере не закрывает глаза на стоящие перед флотом трудности, тем не менее, он решил использовать все силы и средства, прежде чем просить помощи войск в широком масштабе. Однако, эта телеграмма была послана до неудачной атаки. Теперь же, после мнения, высказанного на месте действий авторитетным сухопутным начальником, не говоря уже об опыте предыдущих операций, на успех новой морской атаки вряд ли приходилось надеяться. С другой стороны, разведка указывала на недостаток у турок снарядов и мин, а потому до выяснения истинного размера повреждений фортов нельзя было утверждать, что еще одна попытка не решит дело. Политическая обстановка настоятельно требовала продолжения операции, не ожидая реорганизации сухопутных сил. Впечатление от неудачи грозило особенно неблагоприятными последствиями в Италии. Лишь две недели тому назад ее правительство начало осторожные переговоры о возможности выступления Италии на стороне союзников; эти переговоры еще продолжались, и общественное мнение страны делилось поровну на сторонников и противников выхода ее из нейтралитета.

Не менее серьезная реакция должна была произойти и в магометанском мире. Надо было считаться с необходимостью не нарушить впечатление, произведенное поражением турок в Египте и нашими успехами в Месопотамии. Однако, скудость сведений о точном положении дел в Дарденеллах не позволяла посылать командующему эскадрой категорического приказания о возобновлении атаки.

Решить вопрос можно было только на месте, и Совет уполномочил адм. де-Робека продолжать операцию, если он «находит это возможным»[94]. Но для активных действий требовались средства. К тому же нельзя было подавать виду, что неудача нас остановила, и адмиралтейство решило, не теряя времени, пополнить потери. Линейные корабли Queen и Implacable уже находились в пути и были в расстоянии суточного перехода до Мальты, а через 2 часа после заседания Совета оставшиеся два корабля 5-й линейной эскадры — London и Prince of Wales получили приказание следовать за ними. Таким образом, эскадра Канала перестала существовать. Адм. Бетель был старше в чине адм. де-Робека, и корабли пошли под флагом командовавшего 6-й линейной эскадрой в Ширнессе адм. Никольсона, место которого занял адм. Бетель.

К французскому правительству была направлена просьба: объявить — хотя бы ради морального эффекта — о намерении заменить Bouvet и Gaulois, и оно распорядилось о посылке в распоряжение адм. Гепратта стоявшего в Суэцком канале Henri IV.

Телеграфируя де-Робеку о состоявшемся решении Военного совета и извещая о замене погибших кораблей, адмиралтейство подчеркивало, что опасно давать туркам время для исправления повреждений и оставлять их в убеждении, что ими одержана победа. Взгляд де-Робека вполне совпадал с мнением высших руководителей флота, и он хотел продолжить бомбардировку через полуостров с Queen Elizabeth. При наличии хорошей воздушной корректировки он считал возможным подавить огонь фортов настолько, чтобы продолжать тральные работы. Поэтому он не одобрял перенесения базы. Признавая перенесение базы желательным с точки зрения сухопутных интересов, он в то же время считал необходимым не откладывать частичные, демонстративные высадки в различных пунктах с тем, чтобы отвлечь подвижные батареи и этим дать возможность избавиться от главной помехи в работе тральщиков.

Как не велико и ни искренне было желание адмирала продолжить операцию и осуществить новую попытку атаки, судьба была снова против него, так как последнее слово опять осталось за погодой. Разыгравшийся жестокий шторм от норд-оста создавал настолько плохую видимость, что о стрельбе не могло быть и речи.

В ночь на 21 марта сорвало с якорей и выбросило на восточную сторону о. Лемноса миноносец O-64; ветер не стихал, и это парализовало все действия. Однако, прежде чем погода стихла, некоторые обстоятельства вызвали изменения взглядов командующего эскадрой.

Ген. Гамильтон прибыл без всякой предвзятой мысли в отношении лучшего использования своих войск. Адм. де-Робек считал, что после прорыва кораблями должна быть произведена высадка в Булаире, для того чтобы отрезать турецкую армию на полуострове, но уже после первого совещания с де-Робеком Гамильтон начал сомневаться в целесообразности намеченного плана.

Успех высадки на Булаирском перешейке зависел от того, сможет ли флот прорваться в Мраморное море. Когда де-Робек разъяснил затруднения, создаваемые для флота подвижными батареями, Гамильтон понял невозможность их ликвидации без высадки крупных сил на Галлипольском полуострове. Что высадка у Булаира этого не достигала — спорить не приходилось. Она не влекла за собой занятие фортов после их подавления флотом, захват же самого перешейка не означал неизбежности эвакуации противником всего полуострова, так как главная линия сообщений шла морем. Если высадка у Булаира не соответствовала интересам флота, то и с чисто военно-сухопутной точки зрения она встречала не меньше возражений. Высадившимся войскам пришлось бы действовать на два фронта, т. е. против булаирских укреплений и против возможного наступления с материка. Атаковать укрепления с моря в лоб было слишком рискованно, так как нельзя было допустить, чтобы противник не принял в этом отношении соответствующих мер. В убеждении, что действия мелких десантных отрядов и подрывных партий не помогут флоту в разрешении задачи, ген. Гамильтон остановил свое внимание на вопросе высадки войск на Галлиполи.

18 марта, пока шел бой с фортами, Гамильтон, в сопровождении ген. д'Амада, на крейсере Phaeton прошел вплотную по всему галлипольскому побережью. От Булаира до Сувлы он не нашел ни одного пункта, где бы скалистые горы не мешали сделать высадку. Если же кое-где и встречались подходящие места на берегу, то за ними шли такие узкие проходы, по которым дальнейшее движение войск внутрь было невозможно. За бухтой Сувлой, у Текке-Бурну имелось несколько удобных пунктов, но все они были окружены рядами окопов и проволочных заграждений. Только районы южной оконечности полуострова между Текке-Бурну и бухтой Морто представлялись удобными для высадки крупных сил. Что же касается высадки внутри пролива, то «встреча», оказанная турками ген. Гамильтону, как только Phaeton вошел в пролив, рассеяла все сомнения на этот счет. Результаты же атаки флота окончательно убедили генерала в правильности его мнения относительно использования войска, но мнение это адм. де-Робеку стало известно не сразу.

На флагманском корабле продолжали считать высадку у Булаира предрешенной, и адмирал со своим штабом, понимая, что такая операция безнадежна, пока германо-турецкий флот владеет Мраморным морем, считал необходимым повторить попытку прорваться, безразлично какой ценой. Все еще верили, что с прибытием новых кораблей и приспособлением миноносцев для траления — прорыв возможен, если только ген. Гамильтон согласится отложить на несколько дней перенесение базы и произведет ряд демонстративных высадок для отвлечения внимания подвижных батарей

Вопрос, однако, не мог быть разрешен немедленно, и на 22 марта было назначено совещание флагманов и старших сухопутных начальников для выяснения плана дальнейших действий. До этого, как мы знаем, де-Робек уведомил адмиралтейство о своем намерении продолжать попытки форсировать узкость одним только флотом. После заседания адмирал стал склоняться к мнению Гамильтона.

Упрямый в проведении в жизнь инструкций адмиралтейства, предписывавших не требовать сухопутной помощи в значительных силах, де-Робек, как и все остальные, с самого начала чувствовал, что правильное решение задачи в Дарданеллах может быть найдено только путем соединенной операции армии и флота. Теперь, узнав, что Гамильтон готов высадить все свои силы для помощи флоту, и выслушав мнение сухопутных авторитетов, он пришел к окончательному заключению, что достигнуть цели можно только действуя рука об руку с армией. За это главным образом говорила очевидная невозможность для транспортов пройти с войсками и снабжением через пролив, пока Галлипольский полуостров не будет находиться в наших руках. Только захватив полуостров, можно будет подавить подвижные батареи азиатского берега и протралить проход через минное поле.

Неизбежная задержка была, конечно, весьма нежелательна, но адмирал считал, что она не протянется далее 14 апреля, а до этого срока вряд ли можно было ожидать улучшения погоды. Высаживать крупные сухопутные соединения ранее наступления второй половины весны представлялось крайне рискованным. Свободное время флот мог использовать для поисков и уничтожения замаскированных батарей и тральных работ в районах предстоящего маневрирования кораблей.

Самолеты только что прибыли, их поместили на устроенном аэродроме на Тенедосе, и с улучшением погоды адмирал предполагал продолжать операцию.

Queen Elizabeth должен был возобновить перекидную стрельбу, бомбардируя форты узкости. Французские корабли адмирал предполагал использовать в Ксеросском заливе для совместного с воздушными силами обстрела Булаирского и Галлипольского укрепленных лагерей. Воздушным силам ставилась задача налета на турецкие склады в Майдосе и на несколько минных транспортов, которые, по полученным сведениям, стояли выше узкости. Де-Робек считал, что этими мерами он сможет держать неприятеля в напряжении до середины апреля, когда войска будут готовы.

Перемена во взглядах командующего эскадрой вызвала в Англии некоторое разочарование. Адмиралтейство телеграфировало об опасности промедления ввиду возможного появления в Дарданеллах германских подводных лодок, указывая при этом на нежелательность помощи армии, что обойдется недешево.

Однако, обстановка, как писал адмирал, в корне изменилась.

Ген. Гамильтон подтвердил ему свой взгляд, что войска необходимы для содействия прорыву. До 18 марта опыт не показал достаточно ясно, насколько дальнобойные орудия при стрельбе с дальних дистанций бессильны разрушать форты. Но наши неудачи и последние донесения из-под Циндао показывали, что операция флота против берега гораздо труднее, чем думали. Неудачу 18 марта он не считал решительной и вполне был готов вновь испробовать свои силы. Но раз ген. Гамильтон находит высадку в широком масштабе желательной и готов действовать совместно, не может быть вопроса о новой попытке форсировать пролив одним только флотом. Далее он указывал, что если даже флот и прорвется в Мраморное море, он не сможет там оставаться, пока его сообщения не будут обеспечены захватом Галлипольского полуострова. Таким образом, результаты кампании могли быть обеспечены только соединенной операцией армии и флота. Поэтому он предполагал, пока войска не готовы, ограничить действия флота подготовительными работами. Вторичная морская атака узкости вряд ли может привести к решительным результатам, но, несомненно, ослабит силы для предстоящей соединенной операции с армией, т. е. грозит помешать выполнению более широко продуманного плана.

Такое решение и было принято. Все войска, за исключением 3-й австралийской бригады и морской пехоты, начали отправляться в Египет. Ген. Гамильтон отправился 24 марта, и с отъездом его штаба первая фаза этого обреченного на неудачу предприятия закончилась.