Вторичная неудача попытки овладеть галлипольскими укреплениями явилась крупным событием, завершившим собой очередной этап войны. Надежда быстро изолировать центральные державы и открыть непосредственное сообщение с Россией рухнула. Без присылки крупных сухопутных подкреплений о дальнейших успешных соединенных операциях армии и флота не могло быть и речи. Мы оказались перед фактом, что продолжение Дарданельском кампании предъявляет к нашим морским и сухопутным силам требования такого масштаба, который совершенно не входил в первоначальный план.
Возникшее затруднение, само по себе достаточно тяжелое, усугублялось тем обстоятельством, что оно совпало с моментом начала интенсивной подводной войны немцев против торговли.
Наличие этой опасности заслонило фактически явление более важное — неудачу в Галлиполи, — и влияние этого нового фактора сильно осложняло дарданельскую проблему.
Операции германских подводных лодок показали, насколько не обеспечено приобретенное нами господство на море и какие потребуются усилия для того, чтобы сделать его полным.
Не было уверенности, что морские ресурсы страны окажутся в силах выдержать тяжесть продолжения дарданельском операции. А продолжать ее было необходимо. Приостановка нашего наступления давала туркам возможность усилить свои укрепления, и будущие военные действия на Галлиполи могли вылиться в форму длительной осады, подобно тому, как это было с Порт-Артуром. Подобное положение неизбежно усиливало требования на транспортные средства и усложняло вопрос с тоннажем, тесно связанный с последствиями подводной угрозы.
До сих пор ни в Англии, ни в Дарданеллах подводные лодки не считались оружием, при помощи которого можно было бы оспаривать господство на море. Неоднократные слухи о появлении лодок в Эгейском море вызывали некоторое беспокойство, но не более.
Из предыдущего читателю известны меры, принятые против устройства немцами маневренных баз для подлодок в Будруме. Однако, до середины апреля сведения разведки о подводных лодках не оправдывались. Затем сведения эти начали усиливаться; становилось очевидным, что немцы приводят в исполнение план систематической посылки лодок в восточную часть Средиземного моря. На побережье Испании, в Виго, было обнаружено, что немцы устраивают там необходимые для лодок склады; такие же донесения о появлении лодок поступали с берегов Португалии и из различных пунктов Средиземного моря. 2 мая пришло известие о лодке, замеченной при выходе из Мессинского пролива. Тревога оказалась ложной, но 6 мая миноносец № 92, посланный из состава Гибралтарского дозора к острову Альборан, встретил немецкую лодку в 40 милях к западу от острова. Лодка выпустила торпеду, но промахнулась. Миноносец бросился таранить и дважды прошел над лодкой, однако, не мог нанести ей повреждения вследствие малой осадки. На следующий день неудачному нападению лодки, повидимому, той же самой, подвергся английский пароход, проходивший поблизости от Картахены.
Усилению впечатления способствовала и деятельность австрийских подлодок в Адриатике. Она настолько усилилась, что даже заставила французов ослабить блокаду. Со времени атаки на Jean Bart блокада поддерживалась отрядом из семи крейсеров с флотилией миноносцев, и все обстояло благополучно, пока не произошел трагический случай с крейсером Gambetta.
В лунную ночь с 26 на 27 апреля Gambetta под флагом адмирала Сенэ, с двумя другими крейсерами, находился в дозоре у берега Италии и, заметив парусник, уменьшил ход и послал шлюпку осмотреть его. Не успела шлюпка возвратиться, как в крейсер попала торпеда, выпущенная с неизвестного направления, и он почти мгновенно затонул. Из команды удалось спасти лишь 136 человек из 714. Адмирал, командир и все офицеры погибли. Ввиду того, что незадолго до этого крейсер Waldek-Rousseau едва не подвергся такой же участи, было решено поручить наблюдение за блокадой миноносцам, а крейсеры отвести на позиции прикрытия. Ослабление блокады сразу же сказалось. Ободренные успехом австрийские подлодки сразу стали показываться у Корфу, а 6 мая, в открытом море между Кефалонией и побережьем Калабрии, появился даже один из новейших австрийских легких крейсеров. За ним погнались крейсер Jules Ferry и миноносец Bisson, но противник, благодаря преимуществу в ходе, легко ушел от преследования и скрылся на норд. В этот период времени Средиземное море было наполнено нашими транспортами, и проявление активности австрийского флота не только давало повод для нового беспокойства, но и послужило причиной к перемене дислокации морских сил Средиземного моря.
Узнав о безнаказанном выходе австрийского крейсера, адмиралтейство тотчас же сделало соответствующее представление в Париж, указав на всю важность того, чтобы не допустить повторения подобного случая, и одновременно послало как адм. Пирсу, так и адм. Лимпусу (старшему морскому начальнику на Мальте) приказание принять решительные меры по охране транспортов от подводных атак противника.
После периода затишья деятельность германских подводных лодок у английских берегов, как и ожидалось, стала развиваться усиленным темпом. В начале апреля немцы потопили пять английских и три парохода союзников, причем вновь проявили крайнюю жестокость. Кроме того, ими было уничтожено пять рыбачьих судов, которых ни мы, ни французы даже в самые трудные дни войны никогда не трогали. Затем опять наступил короткий перерыв, и между 7 и 15 апреля погибло лишь три английских судна и два союзников. В эти же дни был взорван без предупреждения голландский пароход Katwijk, хотя он и находился в водах, не входивших в «военную зону».
К концу месяца случаи нападения подлодок сократились. Однако, если потери за апрель и не соответствовали надеждам немцев, то все же они не могли не вызывать весьма тревожных опасений. В апреле мы лишились 11 судов общим водоизмещением в 22 000 т. Из числа их без предупреждения было потоплено 4 парохода и 2 рыбачьих траулера. Союзники потеряли за это время 6 судов; столько же потеряли нейтральные государства.
В Канале за вторую половину апреля не было ни одного случая потопления, и казалось, что меры, принятые нами в Дуврском проливе против прохода лодок, себя оправдывают, несмотря на все их дефекты.
В самом начале апреля германская лодка U-32, следуя в Канал, запуталась в сетях и хотя в конце концов выбралась благополучно, все же не рискнула возвращаться в Германию тем же путем. В результате германское морское командование запретило лодкам проходить Дуврским проливом. Всем им предписывалось держаться севернее, а для операций в южном районе были назначены лодки типа UB, из которых в Остенде и Зеебрюгге формировалась так называемая «Фландрская флотилия». Три лодки типа UB оперировали не без успеха в первой половине апреля, но конструкция их оказалась неудачной во всех отношениях, и вскоре все они были отозваны[129].
Руководитель работ по устройству Дуврского сетевого заграждения, адм. Худ, конечно, не мог знать об успешности своих стараний и считал их результаты далеко не удовлетворительными. Дело с сигнальными сетями все еще не налаживалось. 7 апреля он доносил, что хотя почти каждый день часть сетей срывается подлодками, но буйки не оправдывают своего назначения. Вскоре, однако, для поплавков начали поступать специально изготовленные стеклянные шары, и дело исправилось. Кроме того, несмотря на всевозможные трудности, удалось установить большой бон от Фолькстона до Gris Nez, а 8 апреля была разрешена еще более трудная задача. Два пассажирских парохода Prince Edward и Queen Victoria, поддерживавшие в мирное время срочные рейсы в Канале и оборудованные теперь для постановки сетевого заграждения на большом ходу, под эскортом двух миноносцев подобрались к Остенде. До рассвета им удалось поставить сети на протяжении ¼ мили в течение 12 минут. Прежде чем батареи противника успели открыть огонь, работа была закончена, и заградители ушли нетронутыми. Этой операцией деятельность Худа в Дувре закончилась. Он получил в командование эскадру Ирландской станции и был сменен адм. Бэконом.
В течение мая в Канале ожидалось усиленное движение транспортов, так как, помимо обычной доставки во Францию людей, лошадей и воинских грузов, предстояла отправка на фронт трех дивизий «новой» армии. Их отправлению предшествовало осуществление нового вида защиты путей следования транспортов — постановка минных заграждений в тех районах, где скорее всего могли держаться неприятельские подводные лодки. Одно заграждение было поставлено 24 апреля у Beachy Head, другое — 2 мая — у Дортмута. Но предосторожности были излишни. Немецким лодкам, как читатель уже знает, было запрещено входить в Канал, и все три дивизии, свыше 100 000 человек, без всякой помехи со стороны противника, переправились на континент.
В другом не менее важном районе, т. е. XVII, включавшем Северный канал (North Channel) и подходы к Глазго, Ливерпулю и Бельфасту, были достигнуты не меньшие успехи.
Сменивший здесь 2 апреля адм. Барлоу адм. Бойль получил в свое распоряжение 80 траулеров и дрифтеров, число которых к концу месяца возросло до 130. Ширина Северного канала была в два раза меньше ширины Дуврского пролива, но сетей требовалось сюда в два раза больше. Происходило это вследствие большей глубины (до 70 сажен) и отсутствия на дне моря остовов погибших судов, которые у Дувра затрудняли проход лодок под сетями. Поэтому задача сводилась не столько к тому, чтобы запутать лодку в сеть, сколько заставить ее как можно дольше оставаться под водой, не давая возможности всплыть для зарядки аккумуляторов. Заграждение представляло собой параллелограмм 20 миль длиною и 12 миль шириною. Северо-западный его угол соприкасался с островом Rathlin, а каждая из сторон тянулась на расстояние 10 миль от берега наиболее узкой части Северного канала. Наличие значительного количества дрифтеров позволяло, при благоприятной погоде, держать установленными поперек фарватера четыре-пять рядов сетей. При условии охраны заграждения дозорными судами подводная лодка лишалась возможности всплыть на пространстве минимум в 20 миль. Кроме того, с каждой стороны загражденного пространства были установлены пятимильные дозорные районы. В общем, идея сводилась к тому, чтобы заставить лодку погрузиться, не доходя 5 миль до сетей, и держать ее под водой, пока она, миновав сети, не пройдет еще 5 миль. Таким образом, всплыв после 30-мильного плавания под водой и израсходовав всю энергию аккумуляторов, противник имел мало шансов уйти от дозорных судов. Для торговых судов оставался проход между островом Rathlin и материком, шириною в 3 мили, охранять который не представляло особых затруднений.
Проверить на опыте целесообразность этой организации, однако, не пришлось. Немцы сосредоточили свое внимание на другом районе. Начали поступать донесения о появлении лодок в канале св. Георгия и с западной стороны Английского канала, т. е. из того района, откуда велись наши сообщения с Дарданеллами. 8 апреля, в день отправления из Эвонмута в Египет транспортов с головными эшелонами дивизии ген. Пейтона, большая немецкая лодка была замечена в Бристольском канале, другие лодки были обнаружены у берегов Ирландии. Миноносцев для эскорта нехватало, и хотя транспорты выходили группами по два, а иногда и по три, не было возможности эскортировать их дальше, чем до острова Lundy. В результате один из транспортов при проходе островов Силли был подорван торпедой, но ему удалось дойти до Куинстауна и пересадить войска на другой пароход. Еще до этого случая предполагалось прекратить посылку войск из Эвонмута, теперь же окончательно было решено дальнейшие отправки войск производить из Плимута. Это не только давало возможность охранять транспорты дозорными отрядами XIV района, но и сокращало плавание миноносцев эскорта.
До сих пор в XIV районе дела обстояли неблагополучно, хотя район располагал шестью отрядами дозорных судов и 36 траулерами и дрифтерами. Случаи нападения лодок повторялись неоднократно, особенно у Силли, где было утоплено несколько пароходов. 15 апреля адм. Фишер произвел полную реорганизацию охранной службы. Район был выделен из ведения главного командира в Девонпорте, разделен на четыре участка и подчинен отдельному начальнику кап. 1 р. Филлимору с пребыванием последнего в Фальмуте. Участок Силли получил вооруженную яхту и два с половиной отряда дозорных судов, участки Фальмутский, Плимутский и участок Пензане — по полтора отряда и по яхте. Кроме того, было приступлено к установке радиостанции в Сент-Мери на Силли.
К концу апреля организация «вспомогательного патруля» значительно окрепла; число судов увеличилось, и служба заметно наладилась, но успех дела сильно тормозился недостатком орудий и радиотелеграфистов. Помимо штатных дозорных флотилий в отечественных водах находилось 60 вооруженных яхт и свыше 500 дозорных траулеров и дрифтеров. 20 яхт и 100 траулеров спешно переделывались и готовились вступить в строй. В это количество не входили траулеры, занятые только тралением, а также специальные суда при бонах, моторные катера, равно как и 50 траулеров для Дарданелл. Общее число вспомогательных судов к описываемому моменту достигало 1 500.
Две трети дозорных судов и траулеров было сосредоточено на севере Шотландии и в Северном море. Сетевые дрифтеры почти целиком находились в Дуврском заливе, в западной части Канала (Western Channel) и в Ирландском море, охраняя коммуникационные пути армий и океанскую торговлю. Казалось, что противник стремится действовать, главным образом, именно в этом направлении, но вскоре стало ясно, что он намерен расширить зону своих операций. Новые немецкие подлодки большего размера всегда могли миновать дуврские заграждения, направляя свой путь на север. Они уже появлялись поблизости St. Kilda, и к концу месяца не оставалось сомнения в том, что многие подлодки проходили этим путем в Атлантический океан. Создавалась серьезная угроза 10-й крейсерской эскадре, на которой фактически держалась вся дальняя блокада Германии. Корабли этой эскадры, базируясь на Ливерпуль и Клайд, подвергались большой опасности, выходя в крейсерство или же возвращаясь с моря в порт для погрузки угля и переборки механизмов. Один из крейсеров — Oropesa — уже подвергся нападению подлодки у Skerryvore и надо было искать новой базы севернее.
Все это не могло не внушать адм. Джеллико тревоги за судьбу его коммуникаций, так как путь транспортов, снабжающих Гранд-Флит, проходил вдоль западного побережья Ирландии. 28 апреля в этих водах был потоплен угольщик Mobile и на следующий день пароход Cherburi.
Район Гербридских островов (район I) еще не получил полного количества дозорных судов, и Джеллико просил спешно выслать туда 12 траулеров. В непродолжительном времени выяснилось, что подводные операции немцев быстро развиваются. 30 апреля у юго-западных берегов Ирландии погибли взорванные подлодкой русский пароход и наш угольщик. 1 мая у островов Силли пострадало еще три парохода и среди них американский нефтеналивной пароход Gulflight. Пароходу удалось благополучно добраться до берега, но капитан был убит. Первый случай нападения немецкой лодки на американское судно не мог не взволновать общественное мнение Америки, и хотя никаких немедленных результатов он не вызвал, но зерно будущих осложнений было брошено.
Активность подводного противника заставляла реорганизовать систему охраны. Транспортам Гранд-Флита было приказано следовать Ирландским каналом и проходом Minch, но и это не избавляло их от опасности при выходе из Английского канала. Слабым местом охраны западных вод являлся район XXI, включавший южное побережье Ирландии, расположенное при входе в канал св. Георгия.
Океанским пассажирским пароходам, постоянно здесь проходившим, приходилось полагаться, главным образом, на свою скорость и следовать инструкциям адмиралтейства, которыми рекомендовалось по возможности не приближаться к порту назначения ранее рассвета и в опасных местах не следовать постоянным курсом, а итти зигзагами.
Пока еще не было ни одного случая нападения на океанские пассажирские пароходы, но когда в начале мая выяснилось, что район становится особенно опасным, возникло серьезное беспокойство за их судьбу, и, в частности, за самый большой и быстроходный пароход Lusitania, приход которого в Куинстаун ожидался 7 мая. С началом войны Lusitania был взят в качестве вспомогательного крейсера, но затем, вследствие большого расхода угля, его возвратили владельцам — компании Кьюнард — и пароход успешно совершил пять рейсов в Америку и обратно.
На этот раз накануне его выхода из Нью-Йорка германское посольство в Вашингтоне опубликовало общее предупреждение всем пассажирам, следовавшим через угрожаемую зону на британских и союзных пароходах. Количество лиц, взявших билеты, достигало 1 250, в том числе было 159 американцев. Никто не думал, что эта угроза могла относиться специально к Lusitania, и никаких особых мер предосторожности не было принято.
Тем временем деятельность подводных лодок все усиливалась. 5 мая стало известно, что накануне подвергся неудачной атаке пароход у Fastnet, о чем сейчас же было дано знать на Lusitania и одновременно приказано было выслать дозор из Берхейвена для осмотра угрожаемого района. Вечером там же был взорван парусник, а в полдень 6 мая — пароход. Несколько часов спустя подвергся той же участи в южной части Куинстаунского района еще один пароход. В течение дня поступило несколько донесений о лодках, замеченных поблизости от Куинстауна, и тревожные радио были переданы на все находящиеся в море пароходы, в том числе еще раз на Lusitania с предупреждением держаться по возможности дальше от берега. В дозоре находилось в это время лишь десять судов, базировавшихся на Куинстаун.
Утром 7 мая были получены новые сообщения о подлодках, замеченных наблюдательными постами на побережье от Waterford до мыса Clear. В 11 ч. 25 м. Lusitania было послано новое радио как раз в тот момент, когда пароход входил в угрожаемую зону. Получив предыдущие сообщения, капитан проложил курс значительно мористее Fastnet и с 8 ч. у. шел уменьшенным ходом (18 узлов) с расчетом подойти к Ливерпулю с рассветом. Через несколько минут нашел густой туман; ход уменьшили еще на три узла и пустили в действие сирену. Около полудня горизонт очистился, и ход снова довели до 18 узлов. Одновременно слева открылся берег, и капитан, не будучи вполне уверен в своем месте, уклонился несколько влево, чтобы определиться точнее. В момент поворота пароходная радиостанция приняла радио о лодках, замеченных утром у мыса Clear, который находился в 30 милях позади. Опасность с этой стороны миновала, и Lusitania продолжал итти новым курсом, пока в 1 ч. 40 м. с левой стороны не открылся мыс Old Head of Kinsale. Тогда капитан лег на старый курс приблизительно в 10 милях от берега. Небо прояснилось, и море было совершенно спокойно. Нигде не было ничего видно, кроме патруля моторных лодок под Kinsale. Вдруг в 2 ч. 15 м., когда пассажиры после завтрака выходили на палубу, с правого борта был замечен след торпеды. Последовал оглушающий взрыв, вслед за ним второй, и пароход начал быстро крениться. Некоторые лица на борту парохода, включая вахтенного, уверявшего, что он видел след второй торпеды, приписывали взрыв этой последней. Один из американских пассажиров был убежден, что взрыв был причинен не торпедой, и его показания поддерживались другими. Через 20 минут гигантский пароход с высоко поднятой кормой скрылся под водой.
Быстрота катастрофы и невозможность из-за сильного крена вывалить шлюпки повлекла за собой гибель большинства людей. С первым сигналом SOS все находившиеся поблизости суда бросились к месту несчастья. Из 2 000 человек пассажиров и команды погибло 1 198 человек, в том числе множество женщин и детей. Свой небывалый по гнусности поступок немецкое командование оправдывало тем, что на Lusitania находилось 5 000 ящиков ружейных патронов. В этом оно было право, но все же нахождение на пароходе патронов не давало никакого права уничтожать судно, переполненное мирными пассажирами. В дальнейшем немцы старались уверить, будто Lusitania был вооружен, что являлось безусловной неправдой.
Весь мир содрогнулся, узнав о новом преступлении германского правительства, и если Америка сразу же не объявила Германии войны, то лишь потому, что события еще недостаточно назрели. Лучшей иллюстрацией того, как отнеслось к нему английское общественное мнение, служит тот факт, что приток добровольцев в армию и во флот немедленно усилился.
Гибель Lusitania, совпавшая с неудачей в Галлиполи, естественно, не могла не усилить чувства ответственности у тех лиц, на тяжелой обязанности которых лежало общее руководство военными действиями. К этому моменту положение в Дарданеллах оказалось на мертвой точке. Штаб морского командования в Дарданеллах полагал, что если эскадра бессильна преодолеть галлипольские полевые укрепления, то есть другой способ помочь сухопутным войскам. Произведенная реорганизация трального дела, как считал штаб, позволяла без предварительного подавления турецких батарей форсировать пролив. Де-Робек не разделял взглядов своего штаба, считая, что риск не оправдывается обстановкой. Наблюдая высокую стойкость турецких войск, дух которых после первых же успехов, несомненно, очень поднялся, он находил, что присутствие более или менее потрепанной эскадры в Мраморном море все равно не поможет преодолеть сопротивление противника на полуострове. Вслед за прорывом пролив окажется закрытым, и невозможность посылки к эскадре транспортов с необходимым продовольствием и боезапасами приведет к катастрофе.
10 мая адм. де-Робек в этом смысле телеграфировал в Лондон. Адмиралтейство, со своей стороны, также не могло согласиться на новую попытку форсировать Дарданеллы, так как, помимо опасения адмирала, было связано другими соображениями, препятствующими осуществлению смелого проекта штаба. Одним из них являлось присоединение Италии к союзникам. Эти отношения не только не способствовали облегчению бремени дарданельской операции, а, наоборот, усложняли дело. После длительных переговоров, вращавшихся, главным образом, вокруг передачи Италии Далматинского побережья с окружающими его островами, британскому кабинету было поручено разработать компромиссное решение вопроса. 14 апреля наше предложение было принято, и 26 апреля состоялось соглашение, по которому Италия обязывалась через месяц объявить войну Австрии. На усиление помощи для Дарданелл не приходилось рассчитывать. Россия противилась операциям Италии против турецкой территории, сама же Италия, естественно, склонялась к тому, чтобы сосредоточить свои усилия в Трентино в Адриатике. Соглашение предусматривало морскую конвенцию между Францией, Италией и Великобританией, условия которой должны были быть выработаны на морской конференции в Париже.
Инструкции, полученные нашим делегатом адм. Джаксоном, в своей основе базировались на меморандум, составленный первым морским лордом Фишером в тот день, когда Италией было принято наше предложение относительно Далмации, т. е. за две недели до начала высадки в Дарданеллах. Меморандум предусматривал создание итальянской Адриатической эскадры под флагом герцога Абруццкого, в состав которой входили четыре французских линейных корабля с флотилией миноносцев.
После открытия Дарданелл и Босфора к эскадре должны были присоединиться четыре английских линейных корабля, также с флотилией миноносцев. Однако, с первых же шагов выяснились крупные затруднения. План, представленный Италией, был целиком основан на непосредственной поддержке союзной эскадрой наступления итальянской армии на северном побережье Адриатики. Поэтому итальянские делегаты настаивали на том, чтобы эскадра была разделена на два отряда, из которых один должен был итти на север поддерживать правый фланг их армий, а другой прикрывать базу в Бриндизи. При разрешении вопроса о командовании конференция сразу попала в тупик. По причинам политическим, как Италия, так и Франция не считали возможным уступить друг другу, обе страны никогда не согласились бы с фактом подчинения своих морских сил иностранному адмиралу. Найти выход из положения было предоставлено представителям Англии. Наличие серьезных возражений стратегического характера против итальянского плана давало возможность найти компромисс. Операции крупных кораблей на севере Адриатического моря в самой узкой его части, в тесном соседстве с главной базой противника, являлись равносильными самоубийству. Наши делегаты считали совершенно достаточным ограничиться посылкой туда подлодок и миноносцев и предлагали для поддержки этих флотилий образовать эскадру, составленную преимущественно из итальянских крейсеров, поручив командование ею герцогу Абруццкому. Эта эскадра должна была оставаться в Адриатическом море. Французской же эскадре, состоящей из линейных кораблей, вменялось в обязанность нести блокаду Отрантского пролива и служить поддержкой эскадре герцога Абруццкого.
Такое предложение отдавало в руки итальянского флота наиболее активные функции, но итальянские делегаты на него не согласились. Они настаивали на сохранении двух отдельных эскадр с неподчиненными друг другу флагманами, причем желали, чтобы итальянская эскадра оперировала к северу от Отрантского пролива, а французская к югу. В случае соединенных действий общее командование переходило к тому адмиралу, в районе которого происходит операция. Предложение подобного «переменного» командования явно не выдерживало критики. Кроме того, приходилось считаться с фактом, что без помощи союзников итальянский флот сам по себе не в силах оказывать содействия своей армии и в то же время охранять побережье и торговое мореплавание. Французы не отказывались дать флотилию миноносцев, но не соглашались отдать под командование иностранного адмирала свои большие корабли. Ни та, ни другая сторона не обнаружили признаков готовности пойти на уступки, и выход из положения оставался только один. Он, несомненно, сильно менял наши планы, но интересы Англии в Средиземном море были слишком велики, чтобы не пойти на жертву. Наше предложение сводилось к тому, чтобы предоставить в распоряжение герцога Абруццкого 4 линейных корабля и 4 легких крейсера из состава Дарданельской эскадры при условии, что Франция пошлет им на замену равное количество крейсеров. Французы выразили на это согласие, обещая при первой возможности довести число своих линейных кораблей в Дарданеллах до шести. Помимо этого, французы обещали усилить итальянскую эскадру 12 миноносцами, а также подлодками и траулерами в количестве, которое их главнокомандующий флотом найдет возможным уделить.
Таким образом, разработанный проект соглашения предусматривал образование двух самостоятельных эскадр, но при условии координирования их действий. 10 мая, в день получения адмиралтейством телеграммы де-Робека, в которой он указывал на нежелательность повторения попытки форсировать Дарданеллы, конвенция была подписана.
Необходимость примирить противоречивые интересы наших союзников привела к распылению сил в Средиземном море.
Боевой флот Австрии составляли 3, быть может, 4 дредноута, 6 линейных кораблей, 2 броненосных и 6 легких крейсеров, из которых только 4 были современного типа. Против него итальянцы могли выставить 4 или 5 дредноутов, 5 линейных кораблей, 7 крейсеров (5 из них имели 254-мм орудия) и 5 легких крейсеров, причем в ближайшем будущем ожидалось вступление в строй еще двух легких крейсеров. Французы, если не считать недостатка в легких крейсерах, были еще сильнее.
С чисто стратегической и тактической точек зрения, распыление наших сил, надо думать, являлось нецелесообразным. Однако, не одна только обстановка в Адриатике повлияла на решение адмиралтейства относительно Дарданелл, были и другие причины, с которыми правительство не могло не считаться.
Бои на Ипре, последовавшие после первой германской газовой атаки, замирали. Мы понесли тяжелые потери и уступили значительную часть территории, захват которой в свое время потребовал столь крупных жертв. Кроме того, мы втянулись на фронте в новую длительную операцию.
С целью ослабить нажим немцев на Россию, французы начали наступление у Артуа, мы же, поддерживая их, пытались наступать на Лилль. Немцы оказали сильнейшее сопротивление, которое не оставляло сомнений, что надежды на то, что противник выдохся после своих последних колоссальных усилий, надо окончательно забыть.
Атака высоты Aubers Ridge, послужившая началом наступления 9 мая, показала, насколько немцы успели усовершенствовать систему своих оборонительных сооружений, против которых мы почти ничего не могли сделать. Все это, в связи с неудачей в Галлиполи и с полным неуспехом нашего наступления во Фландрии, убедило в безнадежности прорыва германского фронта, и операции волей-неволей сводилось к тому, чтобы сколько-нибудь поддержать наступление французов. Поэтому высшее сухопутное командование в Англии пришло к бесповоротному решению о необходимости перейти на главном театре исключительно к обороне.
Весь опыт прошлого учил, что настал момент использовать на второстепенном театре излишек сухопутных войск, но сухопутное командование считало, что такого излишка не существует. Потери, понесенные в последних боях, были очень велики, и командование тревожилось не только за целость нашего фронта во Франции, но и за безопасность побережья Англии.
Как всегда бывало в таких случаях, когда британское оружие терпело неудачи на континенте, воскрес призрак вторжения.
Первоочередные территориальные части почти все находились во Франции, за исключением нескольких дивизий, из которых одна уже получила приказание готовиться к отправке в Дарданеллы. Второочередные — выделяли маршевые роты и не могли считаться боеспособными. Правда, в Англии оставались части, составлявшие так называемую новую армию, но их держали в качестве стратегического резерва на случай, если немцы, удовлетворясь успехами на восточном фронте, перебросят свои силы на западный.
Призрак вторжения настолько волновал военно-сухопутные круги, что среди них стало расти недовольство системой развертывания флота в Северном море и раздавались голоса, настаивавшие на том, чтобы адмиралтейство приняло новые меры безопасности. Для руководителей флота подобная позиция их сухопутных коллег являлась совершенно непонятной. Механизм войны со времен парусного флота изменился, но именно эти-то перемены и говорили за то, что адмиралтейство стоит на верном пути. Опыт текущей войны только подтверждал правильность принятых мер. Два набега неприятельских крейсеров на побережье Англии с очевидностью показали, что развертывание нашего флота в Северном море гарантирует невозможность даже для самых быстроходных сил неприятеля избежать боя, раз только они хотя бы на час-другой задержаться у побережья.
Теперь это положение еще более упрочилось. На Ферт-оф-Форт базировались 10 линейных кораблей 3-й эскадры, 8 линейных крейсеров адм. Битти (девятый вскоре должен был вступить в строй), 3-я крейсерская эскадра и 3 эскадры легких крейсеров с 1-й флотилией миноносцев. В Скапа стояли остальные три эскадры линейных кораблей, 1-я, 2-я и 7-я крейсерские эскадры, а также 2-я и 4-я флотилии миноносцев. Кроме того, линейный корабль типа «Queen Elizabeth» — Warspite заканчивал опытные стрельбы и должен был в самом непродолжительном времени присоединиться к Гранд-Флиту.
Однако, большинство моряков считало, что при существующем положении вещей нельзя полагаться исключительно на флот. Разведочные операции крейсеров были до известной степени ограничены подводной опасностью, а следовательно, своевременное установление связи с неприятелем представляло более трудную задачу, чем в былые времена. Повидимому, эти обстоятельства и сыграли решающую роль в отношении использования сухопутных резервов. Отправление их на второстепенный театр было признано невозможным, и они были оставлены в районе Кембриджа, составляя оборонительную армию Англии. В то же время не все сухопутные авторитеты соглашались с правильностью этого решения, считая подобную предосторожность излишней и противоречащей тому благоразумному риску, который неизбежно связан с ведением войны. Если германские подводные лодки ограничивали действия английских крейсеров, то английские лодки для германского высшего командования, неопытного в деле перевозки войск морем, являлись фактором гораздо более опасным. Наш собственный опыт после первого появления неприятельских лодок в Дарданеллах, когда пришлось спешно уводить транспорты, только подтверждал эту истину. Сухопутные начальники, свидетели этих событий, утверждали, что надо раз навсегда позабыть о возможности высадки на побережье Англии мало-мальски серьезных десантных сил неприятеля.
Тем не менее, в Англии беспокойство продолжало существовать. Начиная с зимы, опасения не прекращались, оказывая свое влияние на развертывание флота. После боя у Доггер-банки, за которым последовала смена Ингеноля и замена его фон-Полем, опасения, под влиянием сведений о новых признаках активности Флота Открытого моря, увеличились.
Адмирал Поль, занимавший до того должность начальника морского генерального штаба, являлся творцом того плана кампании, о котором он впоследствии поведал в своих мемуарах и который сводился к тому, чтобы не рисковать флотом в широких наступательных операциях. Даже попытка помешать перевозке английских войск во Францию и та была запрещена. Флот должен был оставаться в состоянии fleet in being, причем ему ставились две задачи: первая оборонительная, вторая — в некотором роде наступательная. Первая заключалась в том, чтобы предупредить возможность десантной операции на германскую территорию; вторая же — сводилась к тому, чтобы, уклоняясь от эскадренного боя с Гранд-Флитом в открытом море, держать последний в напряженном состоянии, пока Англия, возмущенная кажущейся бездеятельностью своего флота, не заставит Гранд-Флит в поисках врага войти в опасные германские воды, где потери его, несомненно, будут больше, а германскому флоту будет обеспечен более верный успех[130]. Впоследствии план был несколько изменен, и линейные немецкие крейсеры получили право на более широкие операции; после боя у Доггер-банки вопрос вновь подвергся пересмотру.
Вступив в командование флотом, фон-Поль решил в точности придерживаться своего первоначального плана, и деятельность Флота Открытого моря свелась к случайным выходам в Гельголандскую бухту в надежде, что противник пойдет в ту западню, которая на его малоопытный взгляд представлялась столь ловко задуманной.
В феврале и марте немцы, повидимому, только два раза выходили к Гельголанду, считая апрель и май более подходящими месяцами. Адмиралтейство придерживалось того же мнения, и Джеллико получил приказание произвести тактические упражнения в Северном море и одновременно выставить минное заграждение на норд-вест от Гельголанда. Операция постановки началась в ночь с 8 на 9 мая с вновь оборудованных под заградители пассажирских пароходов Princess Margaret и Princess Irene, под прикрытием крейсера Aurora и двух дивизионов миноносцев из Гарвича и закончилась две ночи спустя постановкой добавочных мин с заградителя Orvieto под прикрытием лидера Broke с шестью миноносцами из Скапа. В течение апреля и мая Грнад-Флит совершил четыре похода. Каждый поход проходил по самостоятельному, заранее разработанному плану, но в общем все они сводились к следующему: 3-я линейная эскадра и линейные крейсеры выходили на линию, соединяющую их базу Ферт-оф-Форт со Скагерраком, и оставаясь там в дозоре до присоединения к ним остальных частей Гранд-Флита. Одновременно отряд Тэрвита высылался на позицию между Terschelling и Broad Fourteens в готовности принять участие в бою или же воспрепятствовать десантной операции на побережье, что все-таки продолжали считать возможным с одновременной демонстрацией германского линейного флота на севере, якобы с целью принять эскадренный бой.
После сосредоточения Гранд-Флит следовал к Гельголандской бухте, подходя к ней на такое расстояние, которое не могло быть выгодно противнику, и затем возвращался. Обычно поход занимал от трех до четырех суток, но неприятель ни разу не показывался, так как, видимо, не отходил от укреплений Гельголанда далее 120 миль.
В качестве компенсации бездеятельности главных сил своего флота противник, естественно, развивал усиленное применение методов «малой войны» в надежде вызвать выступление с нашей стороны. Во всяком случае бой на Доггер-банке и набег на Скарборо, когда немцы были на волосок от гибели, научили их тому, что будет благоразумнее ограничить свои наступательные действия операциями минных флотилий и других второстепенных сил. К концу апреля с их стороны состоялись новые выступления в этом направлении в виде операций, разработанных специально для нового типа миноносцев, выстроенных в Гамбурге и отправленных в разобранном виде в Антверпен[131]. Миноносцы эти входили в состав «Фландрской флотилии», базировавшейся на Зеебрюгге, и должны были действовать против наших вооруженных траулеров, стороживших неприятельские подлодки на подходах к Английскому каналу. Первый выход новых миноносцев состоялся в мае, когда два из них, A-2 и A-6, были высланы в море на разведку — нет ли поблизости английских миноносцев. В это же время четыре наших траулера были направлены к маяку North Hinder на поиски немецкой лодки, замеченной накануне в этом рейде. Два старых миноносца из Nore находились в дозоре у маяка Galloner, в 30 милях на зюйд-вест от North Hinder. В 11 ч. 20 м. утра в один из них, Recruit, с неизвестного направления попала торпеда, и миноносец, разрезанный пополам, мгновенно затонул. 4 офицера и 23 матроса были подняты с воды проходившим голландским пароходом. Лодка же, выпустившая торпеду, — из числа новых «UB» — ушла, избежав преследования миноносца Brazen и одного траулера. В тот же час, повидимому, также одной из лодок типа «UB» в устье Шельды была выпущена торпеда в траулер Columbia, но не попала, и траулеры продолжали свою работу, пока в 3 ч. д. не показались A-2 и A-6. Миноносцы немедленно пошли в атаку, выпустив сразу 4 торпеды. Попала, однако, только одна, потопившая Columbia. Миноносцы открыли огонь, поддерживая его без всякого успеха в течение 20 минут, после чего неожиданно полным ходом бросились уходить. Оказалось, что появился дивизион гарвичской флотилии, высланный Тэрвитом, как только стало известно о гибели Recruit. Попытки противника уйти в голландские территориальные воды или укрыться за собственными минными заграждениями не удались, и через час A-2 и A-6 закончили свое существование.
Несколько дней спустя, когда потребовалась помощь на Бельгийском побережье, немцам посчастливилось вознаградить себя за эту потерю. Л. к. Venerable получил приказание готовиться итти обстрелять беспокойные батареи, а дуврские миноносцы Maori и Crusader были посланы произвести разведку и поставить для Venerable буйки.
7 мая Maori взорвался на мине, причем Crusader не смог из-за сильнейшего обстрела с берега принять севших на шлюпку людей.
10 мая Venerable у Вестенде пытался нащупать батареи, обстреливавшие Дюнкерк, но не достиг никаких результатов, так как огонь батарей не дал ему возможности стать на якорь. 15 мая последовало распоряжение об уходе его в Дарданеллы.
Борьба с активностью противника, проявленной им в южной части Северного моря, сопровождалась исключительными затруднениями. Увеличение района деятельности германских подлодок привело к значительному ослаблению гарвичских сил, так как часть миноносцев потребовалась для эскортной службы на западных подходах к Каналу. Со времени гибели Lusitania этот район кишел подводными лодками, постоянно появлявшимися даже в Бристольском канале.
Не говоря уже о необходимости охраны торгового мореплавания, на западе брали свое начало наши средиземноморские коммуникационные пути, что представлялось исключительно важным в связи с дарданельскими операциями. Миноносцы, поглощенные почти беспрерывной охотой за подлодками и эскортированием транспортов с войсками и боевыми припасами, буквально выбивались из сил. Помимо эскортирования транспортов, миноносцам приходилось нести охрану кораблей Град-Флита, следовавших для ввода в док и ремонта или возвращающихся обратно в свои базы.
Но не одни только измученные миноносцы ощущали тяжесть возрастающих военно-сухопутных потребностей. Суда «вспомогательного патруля» тоже были привлечены к этой работе, и это обстоятельство лишь облегчило противнику применение в Северном море методов «малой войны». В районе между Хембером и Терехеллингом появились новые минные банки, причем заградительные операции сопровождались нападением на отряды рыбаков. В воздухе неприятель проявлял не меньшую, чем под водой, активность, вынуждая гарвичские крейсеры с остатками миноносцев выходить в море для наблюдения за цеппелинами, пока в Хембере не был сформирован специальный отряд.
Напряженность обстановки в отечественных водах никогда не прекращалась и борьба нападениями легких морских сил неуклонно продолжалась. В середине мая между Ферт-оф-Форт и Нор, не считая судов «вспомогательного патруля», находилось 30 подводных лодок, 2 флотилии охранных миноносцев (прибрежных) и 2 флотилии дозорных миноносцев, общее количество которых достигало 50. Кроме того, подводные лодки и миноносцы имелись в Гарвиче, и на Росайт и Кромарти базировались три флотилии миноносцев Гранд-Флита. Тем не менее всего этого было мало. Заказанные 6 сентября 1914 г. 20 миноносцев типа «M» еще не были готовы. Вслед за типом «M» должны были вступить в строй 32 миноносца, заказанные Фишером в ноябре, но пока вся система обороны была еще недостаточна для успешной борьбы с немецкими подводными лодками и заградителями. И проблема организации отпора рейдам противника все еще стояла перед нами.
Фактически положение было менее серьезным, чем представлялось тогда. Северное море было настолько насыщено минами, что оставалось лишь несколько свободных проходов[132]. Поэтому если бы десанту противника удалось благополучно обойти все препятствия, он смог бы высадить лишь самые незначительные силы. Не могло быть и речи о выгрузке орудий и боевого снабжения, необходимого для длительных военных действий, не говоря уже о том, что прорвавшийся противник сразу же и окончательно оказывался отрезанным от тыла. При таких обстоятельствах адмиралтейство не могло серьезно считаться с опасениями десанта, и кабинет министров разделял его взгляды.
Но военно-сухопутные круги не соглашались с такой точкой зрения, и высшие сухопутные руководители продолжали настаивать на усилении мер предосторожности в Северном море. Поэтому делалось все возможное, чтобы ускорить вступление в строй новых миноносцев и подлодок и увеличить число боевых единиц Гранд-Флита.
Ввиду того, что около этого времени появились сведения о возможности выхода Флота Открытого моря, состав которого должен был пополниться новыми, весьма сильными единицами, адмиралтейство решило отозвать из Дарданелл Queen Elizabeth. Поэтому 12 мая де-Робек получил приказание немедленно выслать в Англию Queen Elizabeth, на замену которого отправлялись Venerable и Exmouth. В конце месяца в Дарданеллы должны были уйти также и два новых монитора — Abercrombie и Roberts, снабженные противоминными утолщениями и вооруженные двумя 356-мм орудиями каждый. Одновременно де-Робек извещался о состоявшейся конвенции с Италией, и ему предписывалось по прибытии французских кораблей отправить по новому назначению эскадру под флагом Тэрсби в составе линейных кораблей Queen, Implacable, London и Prince of Wales и четырех легких крейсеров. Крейсерам Cornwall и Chatham, оперировавшим в реке Rufiji против Кенигсберга, было послано приказание итти немедленно в Дарданеллы.
Средства, избранные для упрочнения нашего положения в Северном море, не встретили одобрения со стороны высшего сухопутного командования. Хотя факт предстоящего прихода в английские воды Queen Elizabeth должен был умерить беспокойство сухопутных начальников, однако, они горячо протестовали против отозвания этого корабля из Дарданелл. Только что состоялось решение об отправке Гамильтону 52-й территориальной дивизии, а также 1 000 человек маршевых пополнений для 29-й дивизии, и распоряжение адмиралтейства рассматривалось как акт, едва ли не равносильный предательству. Возражая адмиралтейству, сухопутное командование указывало, что отозвание из Дарданелл самого сильного корабля не только угнетающе отзовется на духе войск, но произведет весьма нежелательное впечатление во всем мусульманском мире. Кроме того, указывалось, что согласие на участие сухопутных войск в дарданельской операции последовало в значительной степени именно потому, что было обещано участие в операции Queen Elizabeth, на мощную поддержку которого адмиралтейство возлагало такие надежды. Адмиралтейство, конечно, не могло согласиться с подобной постановкой вопроса. Queen Elizabeth был послан в то время, когда операция была чисто морской, теперь же, когда действия в Дарданеллах принимали характер главным образом сухопутный, Queen Elizabeth смело мог быть заменен менее сильными линейными кораблями и мониторами, тем более, что его присутствие в Северном море было гораздо важнее, чем у берегов Галлиполи.
Не отрицая очевидной нежелательности подобных разногласий, приходится все же признать, что обстановка всей войны на море давала право адмиралтейству не соглашаться на новую попытку прорыва в Дарданеллах. Среди непосредственных участников дарданельской операции также не было единства взглядов по этому вопросу; многие считали, что даже успешный прорыв флота не поможет сухопутным войскам разрешить стоящую перед ними задачу и что риск операции не оправдывается могущими последовать результатами. Подводная опасность с каждым днем усиливалась. К этому времени не оставалось никаких сомнений, что не менее трех немецких лодок направляется в восточную часть Средиземного моря. Одна уже миновала Мальту и 11 мая была безуспешно атакована французским миноносцем у юго-западной оконечности Сицилии.
Сообщение еще об одной лодке поступило из Бизерты, и де-Робеку было немедленно послано приказание принять соответствующие меры предосторожности. Но они фактически уже были приняты. На Мудросе была организована противолодочная оборона, все транспорты были сосредоточены там, а войска доставлялись на Галлиполи миноносцами и траулерами. Кроме того, была реорганизована и дозорная служба. Крейсер Doris с двумя миноносцами был послан тщательно осмотреть все места возможных стоянок немецких подлодок по побережью к югу от Смирнского залива, одна наша лодка сторожила Смирну, а англо-французский отряд из четырех траулеров и четырех подлодок охранял проходы к востоку и западу от Микони, при входе во внутреннюю часть Эгейского моря. У мыса Матапана находился дозор французских миноносцев, получивших приказание обыскать те пункты побережья, на которые разведка указывала ранее как на места секретных складов горючего. Однако, другая неожиданная опасность дала себя знать гораздо раньше.
Это произошло в ночь после удачной операции гурков на левом фланге. Сильный нажим турок на правом фланге, где французы продолжали занимать позиции на р. Керевец, побудил генерала д'Амад просить поддержки с моря, ввиду чего к правому флангу каждый вечер высылались два линейных корабля. В ночь с 12 на 13 мая для этой цели были посланы линейные корабли Goliath и Cornwallis, занявшие позиции в бухте Морто. У побережья севернее батареи Де-Тотт несли дозор миноносцы Beagle и Bulldog, а два других миноносца этого дивизиона Wolverine и Scorpion держались на противоположной стороне в бухте Эрен-Киой, а в середине канала находился Pincher. Ночь была безлунная, тихая и очень темная, около полуночи с азиатского берега нашел туман, совершенно затянувший пролив. Состояние погоды делало условия для торпедной атаки идеальными, ввиду чего последовало приказание всячески усилить бдительность, тем более, что было замечено, что турецкие прожекторы, за исключением расположенных в самой глубине пролива, прекратили освещение.
В эту самую ночь германский кап. — лейт. Фирле испросил разрешения попытаться подавить фланговый огонь британских кораблей, столь беспокоивший турецкие войска у р. Керевец. Разрешение было получено, и с заходом солнца турецкий миноносец Муаванет-и-Милнет, под командой Фирле, снялся с якоря и пошел вниз по проливу[133]. Идя самым малым ходом и придерживаясь обрывистого европейского берега, насколько только позволяла глубина, миноносец в 1 ч. н. благополучно миновал Beagle и Bulldog и, незамеченный ими в тумане, в скором времени обнаружил стоящие на якоре оба линейных корабля. В 1 ч. 15 м., когда Муаванет пробирался под мысом Эски-Хисарлик, с мостика Goliath его заметили. На опознавательный сигнал миноносец ответил каким-то сигналом и полным ходом бросился вперед. Goliath немедленно открыл огонь, но прежде чем успел сделать три залпа, в него попала торпеда, взорвавшаяся под передней башней. Почти мгновенно вторая торпеда ударила у носовой дымовой трубы. Корабль начал сразу валиться на левый борт, и в тот момент, когда он почти совсем лежал на боку, третья торпеда, попавшая под кормовой башней, его прикончила. Попадания торпед следовали одно за другим с такой быстротой, что раньше чем находившиеся внизу люди успели выскочить на палубу, Goliath перевернулся и, продержавшись несколько минут на поверхности вверх дном, скрылся под водой. Неприятель исчез в темноте бесследно; почти сейчас же спешившие на помощь суда приняли посылаемые из пролива торжествующие радио: «Попали три торпеды». «Потоплен, потоплен…» «Британский линейный корабль затонул». Радио было дано около 3 ч. н., и миноносцы Wolverine и Scorpion полным ходом бросились к мысу Кефец в надежде отрезать противника. Несмотря на тяжелый обстрел с берега, миноносцы долго оставались у Кефеца, но безрезультатно. Спасение команды Goliath сильно затруднялось полной темнотой и сильным течением: из 750 человек экипажа погибло 570.
Таковы были последние известия из Дарданелл в тот самый день, когда в Лондоне собрался Военный совет для решения вопроса о том, какую форму должна принять операция, которая в случае ее продолжения до решительных результатов возлагает на Совет обязательство гораздо большее, чем предполагалось первоначально.
С 19 марта после неудачной атаки узкости флотом, когда состоялось решение приступить в Дарданеллах к совместной операции флота и армии, Совет не собирался. Прецеденты такого длительного перерыва имелись в прошлом. В течение всех войн XVIII столетия практиковалась система, по которой кабинет дав санкцию на начало кампании, предоставлял ее ведению главы кабинета и военного министерства и не вмешивался в дела, пока не поднимался какой-либо крупный политический вопрос, связанный с отношениями с союзниками[134].
Как раз подобное положение создалось теперь. На состоявшемся 14 мая заседании Совета выяснилось, что различие во взглядах сухопутных и морских представителей не только не уменьшилось, но осталось столь же острым, как и раньше. Адмиралтейство уже уведомило де-Робека, что мысль о прорыве флота должна быть оставлена. Оно всегда рассматривало прорыв лишь как вынужденную операцию и никогда не согласилось бы на самостоятельное форсирование пролива флотом, если бы знало, что через три месяца найдутся свободные сто тысяч штыков. В данное же время, при наличии новых обстоятельств — подводной угрозы, итальянской конвенции и необходимости усилить состав Гранд-Флита — не могло быть и речи о возобновлении этой попытки. Операции в Дарданеллах сводились главным образом к действиям сухопутных войск, и поэтому приходилось считаться с фактом необходимости помощи не армией флоту, а наоборот. Поэтому морские силы, собранные в водах Галлиполи, не только не могли считаться слабее тех, которые находились там раньше, но, напротив, были сильнее и более удовлетворяли новой обстановке. Военно-сухопутные авторитеты сильно в этом сомневались, указывая на то, что в свое время надежда на удачный прорыв флота возлагалась на могущество артиллерии Queen Elizabeth. На успешность чисто сухопутной операции они не надеялись. Не отказывая в дальнейшей посылке на Галлиполи маршевых пополнений, а также подкреплений, обещанных ранее, руководители армии считали, что с наличными силами Гамильтон не сможет овладеть укрепленной позицией Килид-Бахр. Обстановка же на главном театре, а также нужды обороны Англии не позволяли усилить экспедиционный корпус.
Оценка положения, высказанная в Совете представителями флота и армии, указывала на три решения вопроса: прекратить операцию немедленно, вновь пробовать прорваться или же начать осаду. Проведение в жизнь первого решения вряд ли было возможно, второго — тем более, что же касается третьего, то и на нем нельзя было окончательно остановиться, пока не было известно, какие силы необходимы для доведения осады до успешного конца. Выслушав мнение руководителей адмиралтейства и военного министерства о степени вероятности немецкого вторжения на британские острова, кабинет был склонен дать войска из состава частей, выделенных для обороны Англии. Но положение фронта союзников на главном театре не могло не вызывать сомнений кабинета, и в результате прений состоялось постановление запросить Гамильтона, какое количество войск ему необходимо для осадных операций.
К сожалению, разногласия не ограничились спором между адмиралтейством и военным министерством. Прения в Военном совете привели к еще большему обострению разногласий, давно существовавших в самом адмиралтействе. Когда лорд Фишер впервые защищал идею укрепления положения союзников посредством открытия Дарданелл и Босфора, он предлагал сделать это при помощи соединенной операции, но обязательно крупными силами армии и флота, и сделать это быстро и решительно. Экспедицию представлялось возможным закончить еще до окончания подготовительных работ, связанных с наступательными планами в Северном море и Балтике. На дарданельскую операцию в той форме, в которую она вылилась, Фишер согласился против своего желания, и как только политическое положение на Балканах и невозможность уделить достаточно большие сухопутные силы показали, что нанести сразу сокрушительный удар не удастся, — он категорически возразил против операции. Он считал, что операция, предпринятая с негодными средствами, затянется, будет сопровождаться тяжелыми потерями и приведет к тому, что в нужный момент мы окажемся связанными такими обязательствами, которые лишат нас возможности наступательных действий в Северном море, единственно где, по его мнению, могла быстро решиться судьба кампании. С первого дня своего вступления в должность первого морского лорда он все свои знания и необычайную энергию вложил в подготовку этого наступления, увлекая всех подчиненных от первого до последнего. Разработанная им программа постройки специально спроектированных кораблей выполнялась с небывалой быстротой. Тем временем в Дарданеллах обстановка складывалась далеко не благоприятно, и Фишер, убеждаясь в правоте своих опасений, все более резко и настойчиво высказывал свое отрицательное к ней отношение. Теперь же, когда Военный совет не признал возможным прекратить операцию, которая отныне принимала затяжной характер сухопутной операции, он ясно видел, что разрабатываемый им план обречен на неудачу, подтверждение чему было получено им в тот же вечер.
Идя навстречу сухопутному командованию и с целью избежать нежелательного впечатления, которое могло произвести в Дарданеллах отозвание Queen Elizabeth, первый лорд адмиралтейства Черчилль отдал распоряжение об отправке туда всех новых мониторов. Без этих кораблей намечавшееся планом Фишера наступление в германские воды не могло состоятся; протестовать же против подобной меры, при состоявшемся решении правительства продолжать дарданельскую операцию, было невозможно. Таким образом, единственный, по мнению Фишера, план, приводивший к быстрому окончанию кампании, откладывался на неопределенное время. Не чувствуя себя в силах нести дальнейшую ответственность за ведение войны, Фишер на следующее утро подал в отставку.
Потеря в критическую минуту такого человека, как Фишер, пользовавшегося большой популярностью в Англии, не могла не отразиться на состоянии общественного мнения, и без того угнетенного последними неудачами. Он олицетворял старый морской боевой дух и был тем лицом, имя которого неразрывно связывалось с организацией и стратегическим развертыванием британского флота, в результате которых главные силы германского флота оказались парализованными. Он же являлся творцом плана, положившего конец эскадре Шпее. Уход Фишера послужил поводом к дальнейшим переменам. Через несколько дней покинул свой пост и Черчилль, чья не менее настойчивая энергия помогла Фишеру в дни, предшествовавшие началу войны, осуществить все, что считалось им необходимым.
Итак, события, вытекавшие из допущенного в свое время ухода Гебена из Средиземного моря в Турцию, привели теперь к потере двух лиц, деятельность которых главным образом и обеспечила флоту его боевую готовность к моменту начала военных действий.
Перемены не ограничились выходом в отставку только руководителей флота. Смутное недовольство ведением войны все более усиливалось в широких общественных кругах. Отсутствие так страстно ожидаемых, ярких военных успехов, как это всегда бывает, подорвало доверие к правительству.
Пять дней спустя после ухода Фишера лидеры партий, собравшись на заседание, уже обсуждали вопрос об образовании коалиционного министерства.