Операции английского флота в мировую войну

ГЛАВА XVI ДАРДАНЕЛЛЫ. ОРГАНИЗАЦИЯ СОВМЕСТНОЙ АТАКИ АРМИИ И ФЛОТА — С 28 МАРТА ПО 25 АПРЕЛЯ

Карты 2 и 3

Во всех войнах наступление весеннего периода всегда ознаменовывалось оживлением операций, появлением новых перспектив и рождало новые планы. Весна 1915 г. особенно ярко подтвердила эту истину. Следуя примеру прошлого, обе стороны сделали максимум возможного, но не достигли ничего, могущего дать надежду на быстрый и решительный результат кампании. Давно подготовляемый мощный и стремительный удар центральных держав истощил их силы, но не обеспечил ни на одном фронте такого исходного наступательного положения, которое открывало бы им в дальнейшем возможность решительных операций. Морские державы достигли в общем более благоприятного положения. Они получили полное господство на море, по прежним понятиям, но это господство надо было использовать для нанесения удара на новом операционном направлении, иначе надежда на решительный результат оставалась столь же проблематичной, как и у противника. Обе стороны искали выхода из положения. Германия пыталась уравновесить в свою пользу силы на море, применяя совершенно новые методы морской войны. Одновременно с этим она накапливала силы для действий на Балканах, где находился конечный пункт ее стремлений. Мы же убедили французов присоединиться к попытке вырвать инициативу из рук континентальных держав, действуя нашим традиционным путем. Другими словами, мы стремились дать континентальным военным операциям новое направление, наиболее отвечающее положению и средствам морских держав.

Как бы ни отразились в будущем на нашем господстве на море новые методы морской войны, примененные Германией, было ясно, что они не могли нам помешать, хотя бы на первое время, использовать преимущества, приобретенные после установления этого господства.

Эти преимущества сводились к возможности оперировать соединенными силами армии и флота на второстепенном театре, где противник был слабее, сохраняя в то же время надежное оборонительное положение на главном театре, где противник был сильнее.

На главном театре подобные операции всегда признавались невозможными, если не считать Валхеренскую бельгийскую экспедицию, которая по своему стратегическому замыслу имела большое сходство с задуманной нами теперь. Но эта экспедиция из-за условий погоды окончилась неудачей, и вопрос, можно ли было достигнуть решительных результатов в случае ее успеха, остается и сейчас открытым. Однако, мы имеем по меньшей мере три примера того, как на войне, в которой море является существенным фактором борьбы, второстепенные театры операций могут оказаться решающими. Так было в войне с Наполеоном в Испании, в Крымскую кампанию и при захвате Гаваны в семилетнюю войну.

Успех этих трех кампаний является результатом сосредоточения морских и сухопутных сил в наиболее уязвимом неприятельском пункте. Трудность совместных операций заключается в сложности разработки подготовительных мер, обеспечивающих полную согласованность в действиях армии и флота, а в наши дни эта трудность не уменьшилась, а увеличилась. В то время как срок, потребный для подготовки, оставался прежним, противник, благодаря железнодорожным путям сообщений, получал возможность значительно ускорить соответствующие меры противодействия. Указанный недостаток совместных операций неизбежно возрастает, когда подготовка к ним происходит непосредственно на самом театре операций, а цель их не может быть скрыта. Это именно и имело место в Дарданеллах. Сухопутные войска были посланы единственно для того, чтобы закрепить территорию, захваченную флотом, и затем уже двигаться дальше, а потому оказались совершенно неподготовленными для новой задачи. Как мы уже знаем, их пришлось отправить в Египет для реорганизации. Однако, реорганизация потребовалась не только для сухопутных частей, но и флоту. Особенностью предстоящих морских операций являлось траление, а команда тральщиков состояла из рыбаков, невоенных людей; они оказались неспособными работать под огнем, и тральный отряд пришлось создавать заново. Кроме того, для высадки крупных сил надо было соответствующим образом оборудовать берег, обезопасить места якорных транспортов, а также подготовить необходимое число пловучих средств. Все это требовало времени не меньше, чем для подготовки прибывшего десантного отряда.

Попытка высадиться немедленно, использовав принцип неожиданности, конечно, была возможна, но риск был слишком велик, в особенности в период неустойчивой погоды, сопровождавшейся частыми штормами.

Непосредственные руководители Дарданельской экспедиции считали приостановку операций неизбежной, имея к тому примеры в прошлом. В аналогичном случае Кэйт и Эберкромби — руководители экспедиции 1801 г. против Александрии — предпочли ждать шесть недель в бухте Мармарис, совершенствуя свои силы, прежде чем произвести высадку в Абукире. Решение пожертвовать принципом неожиданности в пользу боевой подготовки оправдалось, но в операциях 1801 г. неожиданность не играла столь крупной роли. Французская армия в Египте была лишена возможности получить какие-либо подкрепления. В Дарданеллах дело обстояло иначе. Хотя дорога из Берлина в Константинополь еще не открылась, все же немцы имели возможность отправлять туркам различные предметы боевого снабжения, а главное, дать им офицеров-инструкторов. Немецкие офицеры руководили устройством галлипольских укреплений и сосредоточением войск на полуострове. Сведения воздушной разведки подтверждали ничтожность повреждений фортов узкости и наличие вновь строящихся укреплений. Новые укрепления возводились главным образом с целью прикрыть минное поле у м. Кефец.

Нельзя было терять ни минуты. Приходилось всемерно торопиться с реорганизацией десанта. Но реорганизация должна была быть самой тщательной. Не подлежало сомнению, что для успеха предстоящей операции потребуется сразу же использовать все силы и средства как флота, так и армии. Поэтому к концу марта адм. Пирс, стоявший в Порт-Саиде, получил приказание перенести флаг на один из малых крейсеров и выслать в Дарданеллы Goliath и Euryalus, а также и другие корабли, которые только он найдет возможным выделить в зависимости от обстановки.

К этому времени (28 марта) поступили многочисленные сообщения о том, что, по настоянию немцев, турки готовят демонстрацию против Суэцкого канала с целью принудить нас не уводить войска из Египта.

Вполне возможно, что возвращение десантного отряда с Мудроса они объяснили как результат своих действий. Во всяком случае первое появление турецких разъездов в районе канала совпало с решением перенести базу в Александрию. 22 марта передавая застава одной из индийских частей, высланная с поста Эль Кубр, столкнулась с отрядом противника в 400 человек. Противник преследовал заставу, но был рассеян орудийным огнем поста.

Появление противника ясно говорило за необходимость восстановления расформированного отряда пловучей обороны. Но сделать это было нелегко. Миноносцы и большинство гидросамолетов адм. Пирса были отозваны, французский л. к. Henry IV ушел в Дарданеллы на место погибшего Bouvet. Мелкие буксирные пароходы и катера вышли в море, а Philomel и Requin заняли позицию в канале, тогда как Bacchante вышел из Суэца для их прикрытия. 23 марта морские и сухопутные силы предприняли совместные действия, чтобы окружить противника, который вскоре был обнаружен. После первых же выстрелов противник бежал, бросая снаряжение и амуницию и скрылся. Кавалерия из-за тяжелых песков преследовать его не могла. В течение нескольких дней неприятель не проявлял почти никакой активности, но к концу месяца обнаружились признаки нового серьезного наступления. По сведениям разведки, турецкие войска в трех направлениях продвигались к каналу; авангард их был замечен в Катиа. В Эль Ариш находилось, повидимому, не менее 14 000 человек, а 10 000 человек из Рамлека шли к ним на присоединение. В Эль Сир, расположенном в 20 милях к югу, находилось 12 000 человек с 50 орудиями, а в Некхле 4 000 человек с 20 орудиями. Кроме того, в Маан прибыли подкрепления по Геджасской железной дороге. Выпавшие обильные дожди способствовали успеху турецкого похода, и к 30 марта разведочные партии и разъезды противника показались вблизи канала. Арабы-лазутчики говорили, что общее наступление назначено на 3 апреля. Montcalm и Philomel заняли позиции в Измаилии и в Соленом озере, а королевская морская дивизия, 27 марта прибывшая в Порт-Саид по пути в Дарданеллы, выслала 1 апреля четыре полубатальона занять укрепления в Кантара.

К этому времени Средиземноморский экспедиционный корпус почти целиком собрался в Порт-Саиде; время для неприятельского наступления оказалось упущенным. 3 апреля прошло совершенно спокойно, и на следующий день батальоны морской дивизии вернулись в Порт-Саид. Адм. Пирс донес, что, если в ближайшие дни обстановка не изменится, Bacchante и Euryalus выйдут на Тенедос 10 апреля. Никаких событий в районе канала не произошло, и 12 апреля началась обратная посадка войск на транспорты. В этот же день было послано приказание Goliath, подходившему на пути из Восточной Африки к Суэцу, следовать непосредственно в Эгейское море. За это время подготовительные работы в Дарданеллах продвигались успешно. Общее положение оставалось без перемен, не считая неожиданно проявившейся активности германских воздушных сил. 28 марта один из немецких самолетов атаковал пловучую авиабазу Ark Royal, но безуспешно. На следующее утро все английские самолеты были выгружены на Тенедосе на вновь устроенном аэродроме. Аэродром защищался противовоздушной артиллерией, и с этого момента наши летчики получили возможность соперничать с неприятельскими. За последнюю неделю, пока тральщики под прикрытием линейных кораблей работали внутри пролива, наша воздушная разведка, сопровождаемая успешной бомбардировкой неприятельских позиций, не прекращалась.

К 9 апреля в распоряжение адм. де-Робека находилось 18 британских и столько же французских самолетов. Этого количества вполне хватало, но часть пришлось срочно отправить адм. Пирсу для защиты Суэцкого канала, и де-Робек просил о присылке новых, хотя бы ко времени начала операций в Мраморном море. Для корректировки судового огня он имел отряд привязных аэростатов, прибывший из Англии. План операций, намечавшихся к осуществлению после форсирования пролива, находился в стадии разработки и основывался на совместных действиях с крупными русскими силами. Вопрос о Константинополе был улажен, а царское правительство изъявило готовность выделить в нужный момент армейский корпус и предоставить в распоряжение де-Робека Черноморскую эскадру. 29 марта адмиралтейство получило из Петрограда уведомление, что русский верховный главнокомандующий приказал адм. Эбергарду войти в связь с адм. де-Робеком и руководствоваться указаниями последнего.

Фактически связь между английским и русским адмиралами уже существовала через крейсер Аскольд, прикомандированный к союзной эскадре, и де-Робек был осведомлен об операциях своего черноморского коллеги.

Утром 28 марта, за день до сообщения о новом распоряжении русской главной квартиры, адм. Эбергард произвел бомбардировку Босфора и обстрелял форты Эльмас и Рива, расположенные восточнее входа. Обстрел сопровождался пожарами, причем большой неприятельский пароход, повидимому, транспорт с боеприпасами, выбросился на берег и сгорел. После полудня один из русских гидросамолетов атаковал в проливе турецкий миноносец, а эскадра бомбардировала группу фортов Румели на европейском берегу, вызвав два больших взрыва. Форты не отвечали за дальностью расстояния, и ни одно из неприятельских судов не показывалось, хотя было известно, что Гебен вышел из дока. 29 марта Эбергард снова подошел к Босфору на расстояние 7 миль и в полдень получил донесения воздушной разведки, что турецкий флот, включая Гебен и Бреслау, идет к выходу в Черное море. Эбергард оставался у Босфора весь день, но противник не рискнул выйти, и 30 марта эскадра ушла, подвергнув новой бомбардировке порты Анатолийского побережья — Зунгулдак, Эрекли и Козлу.

По получении известий о последних операциях Эбергарда, адм. де-Робек предпринял первые шаги по координированию действий своей и русской эскадр. Он предлагал, чтобы следующая бомбардировка Босфора совпала с бомбардировкой Дарданелл, и условливался не пользоваться радиотелеграфом, а все важнейшие сообщения телеграфировать через Лондон. 5 апреля де-Робек был уведомлен о мерах, принятых русским командованием в отношении подготовки сухопутных сил.

Суда русской эскадры принимали очень малый запас угля, и район ее плавания был фатально ограничен. Эбергард не мог нести беспрерывную блокаду Босфора, и командующий турецким флотом адм. Сушон решил использовать свое преимущество, чтобы нанести удар по транспортам, собранным в Одессе.

Рано утром 3 апреля, когда русская эскадра только что снялась с якоря, в зюйд-вестовом направлении показался дым, и гидросамолет донес о появлении Гебена и Бреслау. Почти одновременно адм. Эбергард получил сообщение о том, что неприятельский отряд замечен и у Одессы. Последний состоял из крейсеров Меджидие и Гамидие с несколькими миноносцами.

Повидимому, Сушон разделил свои силы на два отряда и, послав слабый на вест, прикрывал его операцию главными силами.

Развивая полный ход, командующий русской эскадрой делал все, чтобы принудить Гебена к бою, но немецкий крейсер уклонялся.

Погоня продолжалась пять часов и, несмотря на старания противника избежать столкновения, эскадра все же успела обменяться с Гебеном несколькими залпами с предельной дистанции.

Затем немецкие корабли прибавили ход и скрылись, считая, что достаточно далеко отвлекли эскадру от своего Одесского отряда. Русские миноносцы продолжали преследование и с наступлением темноты произвели атаку, но были обнаружены и обстреляны; ни одна торпеда не попала, и прежде чем миноносцы смогли выйти на позиции для вторичной атаки, взошла луна. Ничего более не оставалось делать. Эбергард пошел обратно и, возвращаясь, узнал, что крейсер Меджидие взорвался на минных заграждениях у Одессы и затонул.

Германские крейсеры ускользнули, но неудача операции против одесской транспортной флотилии усилила впечатление, произведенное русской угрозой в Константинополе. Невозможность игнорировать опасность, которую представляют войска, могущие быть доставленными морем, и не считаться с фактом подготовки для них транспортов сознавалось всеми великими военачальниками, начиная с Наполеона. Наши выдающиеся мастера военного дела неоднократно применяли этот метод для того, чтобы тревожить врага или отвлекать его внимание, но никогда еще этот метод не имел такого быстрого и серьезного успеха, как в эту кампанию. В марте противник начал предпринимать соответствующие шаги против наших галлипольских приготовлений, теперь же ему приходилось считаться с фактом существования русской транспортной флотилии. Между началом апреля и концом июня на Босфор были доставлены три турецкие дивизии: одна на азиатский берег и две на европейский; кроме того, с Чаталджинских укреплений, прикрывающих подступы к столице, были сняты и установлены при входе в Босфор 28 152-мм орудий. Поэтому не приходится говорить о том, как повлияли эти обстоятельства на количество сил, собранных турками для отражения соединенной атаки Дарданелл. Однако, последние черноморские события сказались отрицательно на другой стороне проливов. Гебен не потерял своей активности, и де-Робек считал, что это обстоятельство значительно понижает возможности совместных с Россией операций; пока противник располагал линейным крейсером, могущим безнаказанно оперировать в Черном море, перевозка корпуса представляла громадный риск. На эту опасность указывал и адм. Эбергард, уведомляя 11 апреля де-Робека о своих последних операциях и сообщая, что Гебен развивает 25 узлов, и, следовательно, перевозка войск представит гораздо большие затруднения, чем предполагали сначала.

Отвечая русскому адмиралу, де-Робек вполне соглашался с его опасениями. Рекомендуя не начинать посадки войск, он, однако, писал о желательности производства морской демонстрации у Босфора одновременно с предстоящей атакой Дарданелл, считая демонстрацию крупной для себя помощью.

Три недели, назначенные для реорганизации десантного отряда, прошли, а она все еще не была закончена. Когда ген. Гамильтон 10 апреля возвратился из Александрии на Мудрос, главные силы Анзакской дивизии находились уже там, но из состава 29-й дивизии прибыли только первые эшелоны.

Вопрос о времени прибытия французской дивизии все еще оставался открытым. В лучшем случае она могла сказаться на месте не ранее как через десять дней, и Гамильтон предполагал начать высадку, не ожидая французов, ввиду того, что их роль в предстоящей операции носила вспомогательный характер. Де-Робек вполне соглашался с планами Гамильтона, но настаивал на необходимости одновременно с высадками в двух намеченных пунктах произвести демонстративную высадку у Булаира. Предложение адмирала было принято, и морская дивизия получила приказание грузиться 12 апреля на транспорты и следовать в порт Требуки на о. Скирос, находящийся в 70 милях к югу от Лемноса. Сюда же должны были притти и транспорты с французскими войсками, так как возникшие политические затруднения не позволяли воспользоваться более удобной стоянкой на о. Митилена.

По предложению де-Робека было дано два дня для производства десантных учений под руководством и наблюдением морского командования.

Надежда на помощь русской армии отпадала надолго. 13 апреля было сообщено, что отправка транспортов с войсками к Босфору невозможна, пока не войдет в строй вновь строящийся русский дредноут Императрица Мария, готовность которого ожидалась не ранее июня. К этому моменту возникла мысль о возможности выйти из затруднения другим, более простым путем. Настроение в Болгарии как будто переменилось, многие общественные круги стояли за разрыв с Германией, а следовательно, в случае ее выступления на стороне союзников, для России открывались все болгарские порты. Нашим крейсерам, находившимся в дозоре у Дедеагача, для предупреждения проникновения в Турцию контрабанды, оказывался самый любезный прием и считалось желательным дать болгарам время подумать, раньше чем приступить к операции. Но определенная позиция, занятая в этом вопросе королем Фердинандом, скоро рассеяла иллюзии. Тем не менее оставалась надежда, что Болгария все-таки одумается и в последний момент откроет свои порты. Де-Робек, узнав о невозможности отправки русского корпуса, предложил произвести демонстративную посадку войск на транспорты с целью удержать турок от посылки в Дарданеллы подкреплений из Константинополя. Было ли выполнено предложение адмирала — неизвестно, но посадка и не требовалась; читатель уже знает, что один только факт наличия транспортов в Одессе делал свое дело.

Одной из забот де-Робека было не допустить усиления турецких войск на Галлиполи до готовности десанта. Производилась беспрерывная воздушная разведка верхней части Ксеросского залива; обстреливались Булаирские укрепления; в гавань Энос ходили шлюпки с Swiftsure и Majestic для обследования мест высадки. Пытавшиеся помешать им турецкие войска были рассеяны огнем кораблей. Главная же идея адмирала заключалась в использовании подлодок для действий на путях сообщений неприятеля. За два-три дня до начала операции лодки должны были войти в пролив, следуя поодиночке, через сутки одна за другой, и стараться подойти к Галлиполи, чтобы прервать морское сообщение турецкой армии.

До наступления решительного момента командующий эскадрой все время тревожил противника. Ночью к минному заграждению у Кефеца посылались шлюпки с подрывными тралами, а днем корабли беспрерывно обстреливали войска на полуострове. По наблюдениям воздушной разведки, корабли несколько раз удачно обстреляли скрытые на берегу батареи. Залпами л. к. Nelson был вызван взрыв одного из главных турецких погребов в деревне Тапфар-Киой, расположенной напротив Галлиполи на шоссе в Мандос. Однако, воспрепятствовать ночным работам турок почти не удавалось. Каждое утро появлялись новые и новые укрепления. В числе их было обнаружено укрепление в Ксеросском заливе, обстрелянное 14 апреля Majestic. На следующий день л. к. Triumph вошел в пролив с несколькими сухопутными офицерами для производства опытной стрельбы по окопам и проволочным заграждениям, многочисленные ряды которых ясно вырисовывались на склонах Ачи-Баба. Результаты были весьма неутешительного характера и с очевидностью показали, что имеющиеся боевые запасы далеко не годятся для разрушения грозных препятствий, выраставших на наших глазах.

Через несколько дней после финальной атаки узкости в командование Дарданельским укрепленным районом вступил ген. Лиман-фон-Зандерс, и работы по обороне полуострова пошли с максимальной энергией и знанием дела. Каждое мало-мальски удобное для высадки место было окружено рядом окопов, и целые батальоны армян и греков были привлечены к работам по устройству дорог, ведущих к пунктам сосредоточения войск. Трудность обороны заключалась в том, что местность на театре операций давала все выгоды для соединенной атаки армии и флота. Совершенно нельзя было предвидеть, где высадятся союзники и какое они выберут главное операционное направление. Эти обстоятельства были вполне учтены союзниками и положены в основу предстоящего плана операций.

Ген. Зандерс вступил в командование 25 марта и сразу же приступил к реорганизации всей системы обороны. Новая система сводилась к сосредоточению войск в удобных центральных районах, откуда они могли по заново проложенным вьючным дорогам быстро перебрасываться в любой пункт побережья. Две дивизии под начальством Вебер-паши были оставлены на азиатском берегу и сосредоточены у Чиплак-Киой в районе Трои, что лишний раз подчеркивало стратегическое значение этого района.

На полуострове находились четыре дивизии, которыми командовал герой Янины — Эссад-паша. Его штаб был расквартирован в Галлиполи. Вследствие частых операций наших кораблей в Ксеросском заливе, Булаир вызывал особое беспокойство противника. Поэтому при впадении реки Кавак в залив были устроены новые укрепления и некоторые из булаирских орудий повернуты так, чтобы прикрывать реку. Связь между северным и южным отрядами галлипольских войск поддерживалась водным транспортом в проливах; такая же связь была установлена с азиатским берегом в районе Чанак-Нагара. Кроме того, были оборудованы погрузочные средства для быстрой переброски войск на полуостров и обратно[109].

Таким образом, противник, по мере сил и возможности, подготовился к активному сопротивлению. Вслед за прибытием Гамильтона на Мудрос началось оживленное движение транспортов из Египта, продолжавшееся целую неделю. Последние английские войска погрузились 16 апреля, и в тот же день первые французские части вышли из Александрии. Английские транспорты шли группами или поодиночке без охраны. Восточная часть Средиземного моря считалась достаточно обеспеченной, и единственная опасность могла грозить со стороны двух-трех миноносцев, обнаруженных воздушной разведкой в Смирнском заливе, который после ухода адм. Пирса тесно блокировался. Блокаду несли эскадренные миноносцы Wear и Welland, имея для поддержки крейсер Minerva. На пути в порте Требуки на о. Скирос стояла группа кораблей под командованием командира Canopus, в том числе Dartmouth, Doris, миноносцы Jed и Kennet и несколько транспортов.

Такова была обстановка, когда 16 апреля рано утром пароход Manitou — транспорт с последним эшелоном 29-й дивизии, только что минувший о. Скирос, — заметил направляющийся к югу маленький миноносец. Считая миноносец английским и полагая, что он хочет переговорить, Manitou застопорил машину.

На самом же деле миноносец был Демир Хиссар, под командой того же немецкого офицера, который атаковал месяц тому назад авиаматку Anne Rickmers. После ухода Пирса из Смирны Демир Хиссар стоял в бездействии в гавани. За это время он отремонтировался, пополнил запас торпед и в ночь с 15 на 16 апреля вышел в море. Укрываясь под северным берегом залива, он проскользнул, не замеченный нашими дозорами, и пошел по пути следования транспортов. Заметив Manitou, Демир Хиссар быстро с ним сблизился и приказал, чтобы через три минуты пароход был оставлен. Хотя на транспорте находились войска с винтовками, сопротивление не могло быть оказано ввиду отсутствия ружейных патронов. Кроме того, не вступила в силу инструкция, разрешающая невооруженным или идущим без конвоя пароходам оказывать сопротивление военным судам. Капитан Manitou протестовал против краткости данного срока, ссылаясь на недостаточность шлюпок, и командир миноносца продлил срок до десяти минут[110]. Тем временем солдаты, незадолго до встречи с миноносцем практиковавшиеся в посадке на шлюпки, начали без приказания их спускать. Началась суматоха. Шлюпки оказались перегруженными, одна из них настолько, что сломалась шлюпбалка, и шлюпка перевернулась. Люди стали бросаться в воду. В разгар паники миноносец выпустил две торпеды, но промахнулся и бросился догонять показавшееся на горизонте посыльное судно Osiris, шедшее с почтой на Мудрос. Но Osiris, прибавив ходу, быстро скрылся. Демир Хиссар возвратился к своей жертве и выпустил последнюю торпеду. Она также не попала, и миноносец, дав полный ход, начал уходить.

Радио о помощи, посланные Manitou, были приняты кораблями, стоявшими в порте Требуки. Командир Canopus находился в этот момент на транспорте Franconia на совещании с начальником морской дивизии ген. Парисом и сразу же отдал соответствующие распоряжения. Первым вышел миноносец Kennet, вскоре после него Jed, тогда как Dartmouth и Doris вышли на помощь транспорту. Командир крейсера Minerva, грузившего уголь в порте Сигри, на Митилене, также принял SOS и послал к Manitou миноносец Wear, а затем и сам направился туда же. Приняв радио о том, что погоня идет в направлении мыса Мастико, южной оконечности о. Хиос, он повернул на юг и послал радио кораблям, вышедшим из Требуки, что он и Wear идут каналом между Хиосом и материком. Тем временем Kennet и Jed уже заметили дым уходившего Демир Хиссара и быстро его нагоняли. К 3 час. они подошли к мысу Мастико. За несколько минут до того, как противник обогнул мыс, собираясь войти в Хиосский канал, Kennet открыл огонь. В этот момент из-за следующего мыска показался идущий с севера Wear. Видя себя в ловушке, Демир Хиссар резко положил лево на борт и выбросился на берег. Команда пыталась взорвать миноносец, но неудачно, и была интернирована греческими властями.

Выход Демир Хиссара, несомненно, представлял собою исключительно дерзкую операцию и заслуживал, пожалуй, больших успехов. Наши потери выражались в 50 утонувших солдатах, гибель которых произошла вследствие паники, возникшей на Manitou при спуске шлюпок.

Случай с Manitou не отразился на доставке войск. При содействии командующего французской эскадрой была организована охрана транспортов, и через три дня последние эшелоны десантного корпуса вышли из Египта.

Наши попытки действий на морских сообщениях турок принесли еще более плачевные результаты.

В середине апреля адмиралтейство получило агентурные сведения о том, что в Будруме — маленьком городке у западного входа в залив Кос, в юго-восточной части Эгейского моря, — сосредоточены большие запасы горючего для подводных лодок. Ввиду того, что де-Робек был поглощен подготовкой высадки и беспокоить его ради мелкого дела не считалось возможным, Пирс получил приказание выйти из Александрии и обследовать подозрительный пункт. Дабы сохранить секрет и притти неожиданно, небольшой отряд, выделенный Дарданельской эскадрой, должен был встретить Пирса в море. Однако, вновь полученные точные сведения опровергли первоначальные слухи, и поход Пирса был отменен.

Операции наших подлодок в проливе начались на следующий день после нападения на Manitou. Первой вышла E-15 под командой кап. — лейт. Броди, причем на ней отправился наш бывший вице-консул в Чанаке Палмер, зачисленный во флот с чином лейтенанта резерва.

В первые дни войны своими познаниями он оказал весьма ценные услуги командующему эскадрой, и адм. Карден походатайствовал прикомандирование Палмера к разведывательному отделу своего штаба. План сводился к следующему: с рассветом лодка должна была погрузиться в Соганли-Дере и следовать под водой, придерживаясь середины пролива. Самолеты должны были в это время бросать бомбы в укрепления, отвлекая внимание артиллерийской прислуги от водной поверхности.

В назначенное время E-15 вышла, но в 6 час. послышалась канонада в районе минного заграждения, и прилетевший вскоре после этого самолет сообщил, что лодка выскочила на мель к югу от маяка Кефец, в расстоянии менее 1 кабельтова от форта Дарданос. Подхваченная сильным течением, она оказалась на мелководье и стояла, видимо, неповрежденная. Турецкий миноносец пытался ее стащить, но был отогнан самолетами. Тем не менее не могло быть сомнения, что противник постарается ею завладеть. Успела ли команда привести лодку в состояние негодности или нет — было неизвестно. Как оказалось впоследствии, команда ничего не успела сделать. Прежде чем турки убедились, что E-15 на мели, они открыли по ней огонь; первым снарядом был убит в боевой рубке командир, одним из следующих — еще несколько человек, а остальные бросились в воду и были вытащены турками; убитых похоронили на берегу.

Обо всем этом де-Робек узнал лишь много времени спустя. Опасаясь, что лодка попадет в руки врага, он решил ее уничтожить, что, конечно, представляло очень трудную задачу ввиду близости ее к форту. Не теряя времени, одной из малых подлодок — B-6 — было приказано пройти к месту аварии и взорвать E-15 торпедой. B-6 выпустила торпеду, но не попала и под тяжелым обстрелом отошла.

С наступлением темноты пошли миноносцы Scorpion и Grampus и сразу оказались в лучах прожекторов, осыпаемые снарядами с форта. Противник очень удачно манипулировал прожекторами и образовал такую световую преграду, что совершенно скрыл E-15 от миноносцев. Хотя Scorpion подошел к цели меньше, чем на 5 каб., он так и не смог ее обнаружить. На следующее утро (18 апреля) пошла вторая подлодка — B-11, но ей помешал туман. Днем прояснилось, и было решено испробовать другой способ, послав линейные корабли Triumph и Majestic. Однако, попытка окончилась так же неудачно, как и предыдущие. Как только корабли вошли в пролив, форты и батареи открыли такой огонь, что корабли не смогли подойти ближе 60 каб. и возвратились, испрашивая дальнейших инструкций. Неудачи не остановили де-Робека, и он решил попробовать уничтожить E-15 с минных катеров, считая, что катера смогут пробраться незамеченными сторожевыми постами на берегу. План был исключительно рискованный, так как турки установили добавочные батареи со специальной целью прикрывать работу по стаскиванию лодки, и подойти к ней, не попав под обстрел с короткой дистанции, не представлялось никакой возможности. Честь выполнить это дело выпала охотникам с Triumph и Majestic. Катера были снабжены 356-мм торпедами и пошли под общим командованием кап. — лейт. Робинсона — офицера с Vengeance, столь отличившегося еще 26 февраля, при уничтожении орудий у гробницы Ахиллеса. Ночь выдалась на редкость темная, и катера, соблюдая полнейшую тишину, медленно шли под галлипольским берегом, пробираясь к точке, откуда должны были броситься полным ходом. Не видя буквально ничего в окутывающем мраке, катера правили по слабо освещенному компасу, но все шло благополучно, пока они не подошли к изгибу берега у входа в узкость. В этот момент луч прожектора осветил катера, и через мгновение вода вокруг них кипела от снарядов. Свет слепил глаза, море вне лучей прожекторов казалось еще темней и найти E-15 было совершенно невозможно. Однако, Робинсон не отступил. Каким-то чудом ни один снаряд не попал, и оба катера продолжали итти вперед. Вдруг луч неверно повернутого прожектора на мгновение остановился на E-15. Этого было достаточно; лейт. Годуин (катер Majestic) в ту же минуту выпустил торпеду. Раздался сильный взрыв, ослепительное пламя озарило берег, но судить о результатах не было возможности. Почти одновременно в катер Majestic попал снаряд, и он стал быстро погружаться. Катер с Triumph тоже успел выпустить торпеду и, быстро подойдя на помощь, несмотря на ураган снарядов, снял всех людей. Счастье сопутствовало храбрецам, и переполненный людьми катер возвратился, не получив попаданий и потеряв лишь одного человека. На следующее утро воздушная разведка сообщила, что E-15 представляет собой груду обломков. Исключительное по выдержке и храбрости дело вызывало восхищение даже и у врага. Один из чинов американского посольства в Константинополе, отмечая в своем дневнике разговор с германским офицером по поводу случая с E-15, записал следующие слова этого офицера: «Я обнажаю свою голову перед британским флотом»[111]. Далее в дневнике указывается, что Джевад-паша, узнав, что погибшие с E-15 похоронены на берегу, приказал перевезти тела на английское кладбище в столице. С уничтожением E-15 одной заботой стало меньше. Де-Робек решил в ближайшее время не посылать подлодки за минные заграждения. Вся энергия сосредоточилась на подготовке предстоящей соединенной операции армии и флота.

Прошли века с тех пор, как сонные воды Эгейского моря были свидетелями столь обширных военных приготовлений. Даже флот Священной лиги, собранный для противодействия Турции в ее завоевательных стремлениях в Лепанто, не мог равняться с нынешним ни по силе, ни по числу кораблей. Помимо боевых кораблей и массы вспомогательных судов, без которых современная эскадра обойтись не может, на Мудросе скопилось около пятидесяти транспортов Анзакской и 29-й дивизий.

Транспорты и пловучие средства флотской дивизии стояли в Требуки. Там же находился и первый эшелон французской дивизии. Однако, и французы до начала операции должны были зайти на Мудрос. Эти маленькие порты и являлись двумя оперативными пунктами предстоящей высадки. Чтобы правильно судить о работе, выпавшей на долю адм. Уимза и его малочисленного штаба, следует помнить, что еще шесть недель тому назад Мудрос был только ничтожной каботажной гаванью.

Задуманная операция по сложности не уступала своему прототипу Валхеренской операции, но на этот раз основной идеей плана была помощь флоту при форсировании им проливов, и для этого надо было попытаться овладеть при помощи сухопутных войск с тыла группой фортов, господствовавших над узкостью, и угрожать оттуда фортам азиатского берега. Поэтому, прежде всего, предстояло захватить позицию, господствующую над европейскими фортами. Таковой являлось плоскогорье Килид-Бахр, тянувшееся полукругом, длина которого равнялась двум третям ширины полуострова, между Майдосом и Соганли-Дере. Плоскогорье это от природы было сильной естественной позицией и, окруженное рядом окопов, представляло грозное препятствие. Северные и южные его склоны были сильно укреплены, так что фактически оборонительная линия начиналась значительно севернее узкости, там, где склоны Какма-Даг упирались в берег пролива. Таким образом, позиция не только включала побережье у Майдоса, но командовала над равниной Килия, что делало ее весьма важным тактическим пунктом района действий.

Между проливами, к северу от хребта Какма-Даг и открытым морем у Таба-Тепе, ширина суши не превышает 5 миль. На этом перешейке и расположена равнина Килия, значение которой заключалось в том, что она отрезывала от основной части полуострова все объекты, которые нам надо было занять. Плоскогорье же Килид-Бахр являлось идеальной позицией для удержания равнины.

От Майдоса главные оборонительные линии турок шли по хребту Какма-Даг до западной его оконечности, захватывая почти половину ширины перешейка, а затем, пересекая Аерли-Тепе, доходили до северо-западной оконечности плоскогорья Килид-Бахр и тянулись вдоль его западного края до деревни Магран. Отсюда оборонительная линия не сворачивала снова к морю, а была продолжена через Соганли-Дере, охватывая группу высот Ачи-Баба, и заканчивалась на берегу пролива у холма Тенер-Чифт, расположенного к востоку от Чомак-Дере. В дополнение к главной оборонительной линии шла линия окопов, соединяющая Ачи-Баба с берегом моря и проходившая через деревню Крития.

О захвате Ачи-Баба стремительным, внезапным ударом теперь уже не приходилось думать, но была надежда, что на пространстве между горой и Седд-ул-Бахром не будет встречено серьезного сопротивления, так как, судя по картам, которые имелись в то время, вся оконечность полуострова открыта перекрестному огню с моря. В действительности, однако, это оказалось не так. Благодаря чашеобразной форме южного конца полуострова большая часть местности не давала возможности стрелять с моря прямой наводкой. Кроме того, выяснилось, что за время пребывания десантного корпуса в Египте от устья оврага Голли до устья Керевас Дере устроены окопы. Особенное внимание было обращено на защиту узких полос берега, удобных для высадки, до этого времени свободных от всяких оборонительных сооружений.

Создавшаяся обстановка представляла громадные трудности, но избежать их не было возможности. Ген. д'Амад предлагал высадиться на азиатском берегу в Адрамити, в бухте Митилена, и наступать через Баликесиер и Бруссу на Скутари. Но такое движение, во-первых, вовлекло бы нас в слишком крупную сухопутную операцию, размеры которой не поддавались учету, и, во-вторых, исключало помощь флоту. Ввиду этих соображений Китченер запретил операции на азиатском берегу. По тем же причинам был забракован план наступления на Константинополь по европейскому берегу из глубины Ксеросского залива. Захват Булаирского перешейка, представлявшийся с первого взгляда наиболее правильным решением, отпадал по причинам, уже известным читателю. Ближайшим объектом действий и наиболее заманчивым местом для высадки представлялся удобный берег бухты Сувла, находившийся за главной линией береговой обороны противника. Берег было легко использовать в качестве плацдарма, и казалось, что он был во всех отношениях идеальный. Но по зрелому размышлению от него пришлось отказаться. Бухта находилась в самом широком месте полуострова, наиболее удаленном от главной цели, а также и от перешейка Габа-Тепе — Майдос, который надо было удерживать, чтобы закрепиться в южной части полуострова. Такой десант почти не способствовал бы достижению главной цели предприятия — содействию флоту в форсировании узкости. Очевидно к этому времени было признано, что ключом к эффективному взаимодействию между кораблями и войсками было занятие Ачи-Баба для использования его в качестве наблюдательного пункта, бухта же Сувла находилась слишком далеко от этой зоны важнейших операций, чтобы оказывать на них непосредственное внимание.

Далеко к югу от перешейка Габа-Тепе — Майдос на побережье находился другой удобный пункт. В последнюю Балканскую войну греческий генеральный штаб наметил этот пункт местом высадки, и последнее обстоятельство, конечно, не могло оставаться тайной для турок. По всему побережью, начиная от местечка Рыбачий поселок, расположенного к северу от Ари-Бурну, и до скал, тянущихся на северо-восток от Текке-Бурну, были устроены проволочные заграждения и окопы. Кроме того, над этим районом берега командовали орудия Килид-Бахра и установленные поблизости новые батареи.

В результате первой рекогносцировки было признано необходимым произвести высадку как можно ближе к Ачи-Баба, в таком пункте, откуда представлялось возможным обойти сильные позиции, которые тянулись через оконечность полуострова от старинного замка, расположенного выше Седд-ул-Бахра, и составляли внешнее укрепление горы.

Удобным местом высадки в самом проливе была бухта Морто, но и она имела большие минусы, так как находилась под огнем тяжелых орудий Эрен-Киой и замаскированных гаубичных батарей, установленных в тылу Ачи-Баба. Войскам, высадившимся в Морто, требовалась всемерная поддержка. Затем высадку предполагалось произвести также на двух участках побережья на конце Галлипольского полуострова между Седд-ул-Бахром и Текке-Бурну у спускавшейся к морю лощины, известной под названием участка Голли, но участок оказался очень сильно укрепленным, и от него отказались. В этом районе все более или менее удобные места ограничивались узкой полоской берега; тем не менее, не исключалась надежда, что мелкие отряды, высаженные к северу и югу от участка Голли, смогут там удержаться и, взобравшись по склонам скал, помогут обойти фланг передовой оборонительной линии турок.

Здесь должны были высаживаться 29-я дивизия и бригада морской пехоты под общим командованием ген. Хентер-Уэстона. Впоследствии, однако, масштаб высадки пришлось несколько сократить. Морское командование заявило о невозможности пользоваться бухтой Морто, подходы к которой оказались усеянными рифами, а, кроме того, на единственном подходящем участке побережья нельзя было высадить больше батальона. Окончательный план вылился в решение ограничиться высадками на двух участках: на участке «X», в 1 миле севернее Текке-Бурну, и на участке «Y», в 1 миле с четвертью севернее вышеуказанного участка Голли. Изменение плана не повлияло на главную идею операции, которая заключалась в том, чтобы выбросить на берег силу, достаточную для прорыва позиции Крития — Ачи-Баба, а затем развить наступление против плоскогорья Килид-Бахр. Роль остальных войск сводилась к демонстративным высадкам для отвлечения внимания противника и для действий на его коммуникациях. Наиболее серьезная из демонстраций, которая, как надеялись, могла вылиться в серьезное наступление, была поручена Анзакскому корпусу ген. Бердвуда[112]. Для высадки его войск был избран участок севернее Габа-Тепе, граничащий северным концом с прибрежной линией окопов у подножия гор Сари-Баир. В случае удержания этого участка являлась возможность развить наступление через Койя-Дере на высоты Мал-Тепе, командовавшие над дорогой из Галлиполи в Майдос, но это связывалось с необходимостью держать войска вдалеке от оконечности Галлипольского полуострова.

Не менее важной была задача, возлагаемая на французов. Часть войск ген. д'Амада должна была высадиться у Кум-Кале и продвинуться по мере возможности ближе к Иени-Шер с целью отвлечения огня подвижных батарей азиатского берега. В то же время французская эскадра с остальными войсками должна была произвести демонстрацию высадки в бухте Башика. Агентурные сведения сообщали о незначительности собранных турецких сил, но для обеспечения успеха английской высадки в бухте Морто высадка в Кум-Кале являлась существенно важной, дабы не допустить установки там полевых орудий для обстрела транспортов, стоящих в бухте. Иначе высадка французов была бы простой диверсией, их операции ограничивались бы действиями, необходимыми для района между морем и рекой Мендере до Иени-Шер. Уведомляя генерала д'Амада о том, что для выполнения поставленной ему задачи хватит одного батальона с 75-мм батареей, штаб английского сухопутного командования сообщал, что больших сил посылать не следует, так как все французские войска будут вновь посажены на транспорты для высадки у мыса Хеллес, как только английские части закрепятся на европейском берегу и можно будет начать общее наступление. По предложению де-Робека, морской дивизии было поручено произвести демонстративную высадку, подобную французской, в районе Булаира, чтобы лишить противника возможности снять войска с линии Булаир — Галлиполи.

Выработанный план завершался демонстрациями Черноморского флота у Босфора и обещанным сосредоточением русского армейского корпуса в Одессе в качестве меры для удержания войск в Константинопольском и Адрианопольском округах.

Совместная с де-Робеком разработка плана окончилась 13 апреля, т. е. через три дня после возвращения из Египта ген. Гамильтона. Несомненным недостатком плана было разделение десантных сил на отряды, но избежать этого не было возможности из-за отсутствия подходящих мест высадки и необходимости в первые же моменты операции сразу высадить на берег силы, достаточные для того, чтобы удержаться тем. Разъединение анзакского корпуса и 29-й дивизии было крупнейшим недостатком плана, но дефект этот является скорее кажущимся, чем действительным. Опыт Квебекской операции показал, что армия, опирающаяся на флот, может смело делить свои силы, при условии сохранения общей связи между отрядами. Благодаря господству на море морские пути сообщения дают возможность полной взаимной поддержки отдельных отрядов, которые, в случае необходимости отступить, могут это сделать совершенно так же, как если бы находились в соприкосновении друг с другом. С другой стороны, разделение десантных войск крайне усложняло работу штаба; каждый участок требовал отдельной организации, каждому из них надо было предоставить отдельные корабли, прикрывающие высадку, и отдельную флотилию пловучих средств. Тем не менее, несмотря на сложность положения, окончание всех подготовительных работ ожидалось через десять дней. 19 апреля, на совещании старших морских и сухопутных начальников, адм. Уимз имел возможность заявить, что все готово, и высадка, в случае благоприятной погоды, была назначена на 23 апреля[113].

Подготовка операции закончилась неделей позже, чем думали, но это не имело значения, так как условия погоды все равно не позволили бы начать высадку раньше. Погода все еще не установилась, а между тем надо было не дать противнику времени подвозить подкрепления и совершенствовать оборонительные сооружения. По имеющимся у нас сведениям, турки располагали на Галлипольском полуострове тремя первоочередными дивизиями (низама) и одной дивизией второочередных войск (редифа) в количестве 34 000 человек, сосредоточенных в районе Булаира, Килид-Бахра, а также между Ачи-Баба и фронтом нашего наступления. Такое же приблизительно количество находилось на азиатском берегу. Численность наших войск, включая французскую дивизию и 29-ю индийскую бригаду, находившуюся в резерве в Египте, равнялась 75 000 человек при 140 орудиях[114].

Главную артиллерию составляла, конечно, артиллерия флота. Потери флота были пополнены прибытием новых кораблей[115], и хотя Inflexible, Suffren и Gaulois все еще не вступили в строй, в Дарданеллах, не считая вспомогательных судов и траулеров, собрался флот в составе 59 вымпелов. Из них 18 линейных кораблей, 12 крейсеров, 24 британских и 5 французских миноносцев. Кроме того, имелось 8 британских подводных лодок, включая австралийскую AE-2 и 4 французских. В соответствии с разнообразными функциями флота все корабли были распределены по семи эскадрам:

Флагманский корабль флота Queen Elizabeth. В.-адм. де-Робек. Начальник штаба коммодор Кийз.

Первая эскадра. К.-адм. Уимз; к. — адм. Никольсон.

Линейные корабли: Swiftsure (флаг), Albion, Lord Nelson, Implacable, Vengeance, Prince George[116], Goliath, Cornwallis.

Крейсеры: Minerva, Euryalus (флаг), Talbot, Dublin. Шесть эскадренных траулеров.

Вторая эскадра. К.-адм. Тэрсби.

Линейные корабли: Queen (флаг), London, Prince of Wales, Triumph, Majestic.

Крейсер Bacchante — матка подлодок, Adamant, авианосец Arc Royal, пароход с привязным аэростатом Manica, 8 эскадренных миноносцев и 4 траулера.

Третья эскадра. Кап 1 р. Грант. Л. к. Canopus (брейд-вымпел), крейсера Dartmouth, Doris, 2 эскадренных миноносца и 2 траулера.

Четвертая эскадра. Прикомандированные к 1-й эскадре крейсеры Sapphire, Amethyst и 12 траулеров.

Пятая эскадра. Кап. 1 р. Файлер. Л. к. Agamemnon (брейд-вымпел), 10 эскадренных миноносцев, 3 французских тральщика, 2 траулера с сетевыми заграждениями.

Шестая эскадра. К.-адм. Гепратт.

Линейные корабли: Jaureguiberry (флаг), Henry IV, Charlemagne[117].

Крейсеры: Latouche-Treville, Jeanne d'Arc, Аскольд, Savoie.

7 эскадренных миноносцев и 5 малых миноносцев.

Седьмая эскадра (блокирующая Смирну). Кап. 1 р. Меткаф. 4 эскадренных миноносца и вооруженная яхта Triad.

По плану операции каждый район высадки должен был обслуживаться особой эскадрой, в свою очередь разделенной на «корабли поддержки» и «корабли прикрытия». В обязанность первых входила артиллерийская подготовка берега, а также нащупывание и обстрел неприятельских батарей и окопов. Вторые должны были прикрывать движение авангардных частей десанта, назначением которых являлся захват берега и позиций, откуда они в свою очередь могли бы прикрывать высадку остальных частей. «Кораблям прикрытия» не возбранялось принимать участие в артиллерийской подготовке, но эта задача для них являлась второстепенной.

Предпринимая высадку и атаку с моря позиции, оборона которой была разработана мировыми авторитетами военной науки и защищалась испытанными в борьбе солдатами, прежде всего надо считаться с необходимостью максимально сократить время нахождения под огнем шлюпок с десантом. Ген. Гамильтон был сторонником ночной высадки, даже несмотря на то, что десант лишался поддержки артиллерии кораблей. Но морское командование запротестовало, и доводы его не могли быть опровергнуты. Трудность посадки людей на шлюпки в темноте, с полной амуницией, трудность управления переполненными шлюпками и нахождения мест высадки, которые не могли быть заранее отмечены, и, наконец, опасность от неуказанных на картах рифов — делали ночную операцию, по крайней мере на южном участке, слишком рискованной. Самое серьезное возражение против высадки после рассвета заключалась в опасности потопления транспортов с войсками тяжелой артиллерией противника при стоянке их у берега. Военные корабли были менее чувствительны в этом отношении, и де-Робек предложил среднее решение, а именно — подвести в темноте авангардные части как можно ближе к берегу, а высадку начать с рассветом. Предложение адмирала значительно сокращало самый опасный период операции и в то же время не мешало артиллерийской подготовке. Подобный же метод был намечен и на западном берегу, но на этом участке навигационные условия были значительно легче, и высадка носила характер диверсии. Поэтому было решено начать ее до рассвета.

Однако, для одного из главных участков, расположенного между Седд-ул-Бахром и Хеллес, так называемого участка «V», проектированные меры предосторожности считались недостаточными. Этот участок грозил наибольшими трудностями. Там проволочные заграждения окутывали всю береговую черту и заходили даже под воду; берег представлял амфитеатр, сплошь изрезанный окопами. С одного фланга над ним господствовал полуразрушенный форт Седд-ул-Бахр, а с другого — отвесные скалы. Лезть в подобную западню, не обладая особыми средствами борьбы, представлялось бессмысленным, и для устранения затруднений был придуман способ, носивший едва ли не средневековый характер. Авангардные части должны были высаживаться так же, как и на других участках, — со шлюпок, основную же массу десанта предполагалось высадить с угольщика, который должен был приткнуться к берегу у Седд-ул-Бахра. Выбор остановился на пароходе River Clyde, вмещавшем 2 000 человек, а оборудование его и непосредственное руководство высадкой было возложено на командира миноносца Hussar кап. 2 р. Унвина. План Унвина сводился к следующему: River Clyde должен был итти к берегу, пока не уткнется носом в мель, и вести с собой мелкосидящую паровую шаланду, буксир которой проводился через выдвинутый с левого борта выстрел. Как только River Clyde остановится, шаланда под своими парами должна была пройти вперед, выброситься на берег и спустить специально оборудованные сходни. Для заполнения промежутка между шаландой и пароходом последний должен вести на бортовых буксирах по четыре лихтера с каждой стороны. На эти лихтеры войска садятся через широкие полупортики, вырезанные в бортах парохода. Для прикрытия высадки на полубаке River Clyde были установлены пулеметы со стальными щитами. Кроме того, на него были погружены все материалы, необходимые для постройки постоянной пристани. План командира Hussar был тщательно разработан. Предусматривая все, до мельчайших подробностей, он безусловно не оставлял желать лучшего.

Обеспечение главной высадки на оконечности полуострова было поручено начальнику 1-й эскадры Уимзу, временно поднявшему флаг на Euryalus. Ему же, главному руководителю всех подготовительных работ, вверялось общее руководство операцией. Кораблями поддержки являлись линейные корабли Swiftsure (флаг Никольсона), Lord Nelson, Albion, Vengeance, Prince George, Goliath, 3 крейсера 1-й эскадры — Minerva, Talbot и Dublin, а также назначенные в распоряжение Уимза 2 крейсера 4-й эскадры. 2-я эскадра под флагом Тэрсби должна была прикрывать высадку австралийцев и новозеландцев у Габа-Тепе. Поддержка операции возлагалась на Triumph, Majestic и Bacchante. Этот участок находился вне района действий аэропланов, и Тэрсби для корректировки стрельбы были даны авианосец Arc Royal и пароход с привязным аэростатом Manica. Малочисленная 3-я эскадра под брейд-вымпелом командира Canopus кап. 1 р. Гранта имела назначением поддерживать демонстрацию у Булаира. Командиру Agamemnon, кап. 1 р. Файлеру, командовавшему 5-й эскадрой, в состав которой входила флотилия миноносцев и тральщиков под брейд-вымпелом кап. 1. р. Хинаджа, поручались тральные работы и постановка сетей в проливе. Высадку и демонстрацию на азиатском берегу должна была производить 6-я эскадра Гепратта, а наблюдение за Смирной, с целью недопущения попыток торпедных атак с этого направления, возлагалось на яхту Triad с четырьмя миноносцами.

Несмотря на сложность плана и множество мелких деталей, вся подготовка закончилась к 19 апреля. Хотя к этому времени погода продолжала оставаться неблагоприятной, почти все головные части десанта, предназначенные для различных участков, прошли необходимое обучение и не менее раза проделали примерную высадку. Остальная подготовительная работа также была выполнена в той мере, насколько позволяли далеко недостаточные материальные средства. Вся работа в целом, проделанная за столь краткий срок, была исключительно тяжелой и сложной. Штаб Виймисса, усиленный за последнее время, все же был слишком мал для разрешения стоявшей перед ним задачи. Даже в случае высадки одних только английских войск такой малочисленный штаб был недостаточен. Но когда вопрос усложнялся присутствием войск различных национальностей и необходимостью руководить гражданским управлением нейтрального острова, каковым являлся Лемнос, работа становилась буквально непосильной. Все подонки пестрого населения Леванта собрались на Лемносе и требовали самого бдительного наблюдения. При таких обстоятельствах поддержание порядка и санитарного благополучия острова было делом очень трудным, в особенности при необходимости соблюдать чрезвычайную осторожность в действиях, дабы не оскорблять национального достоинства греков. Исполняя обязанность не только старшего морского начальника, но и военного губернатора, Уимз постоянно должен был разрешать щекотливые вопросы о расквартировании английских и французских офицеров. Но всегдашняя готовность французов как на суше, так и на море пойти навстречу нашим предложениям и самоотверженная работа штаба помогли адмиралу с честью выходить из положения. Впоследствии он писал, что только дружеское единение армии и флота не на словах, а на деле и готовность всех способствовать успеху общего дела дали возможность побороть бесчисленные препятствия и затруднения. Однако, никакие усилия и добрые намерения не могли повлиять на одно препятствие — погоду. Она все еще оставалась неустойчивой и вызывала сомнение в возможности начать высадку 23 апреля. Успех операции требовал не менее четырех дней тихой погоды, так как для того, чтобы подвести в нужные места лихтеры и другие несамоходные пловучие средства, надо было начинать подходить к местам высадки за два дня до ее начала. Отправка пловучих средств была назначена на 20 апреля, но не могла состояться. Днем 19 апреля, через несколько часов после принятого решения, барометр начал угрожающе падать, и де-Робек поднял сигнал, что отправка откладывается на 24 часа. Таким образом, все старания поспешить с началом операции свелись к нулю, и противник получил в свое распоряжение лишних двое суток для окончания оборонительных работ. Они велись уже целый месяц и достигли достаточно грозных размеров.

«Если бы неприятель, — писал один из германских штабных офицеров, — высадился немного ранее, кто знает, чем бы закончилось дело. Но ко времени высадки все передовые части успели занять прекрасно оборудованные окопы в наиболее важных в тактическом отношении пунктах побережья. Позади них стояли резервы, готовые отражать наступление до прибытия главных сил».