ГЛАВА XIX ДАРДАНЕЛЛЫ. ПЕРВЫЕ ПОДКРЕПЛЕНИЯ И ВТОРОЙ БОЙ У КРИТИИ

Карты 2 и 3

Когда в Лондоне были получены подробные сведения о высадке, сопровождавшиеся столь тяжелыми потерями, и, в частности, о неудаче плана захватить Ачи-Баба, там пришли к заключению, что для продолжения операции необходимо усилить состав экспедиционного корпуса. Читатель знает, что Китченер еще раньше обещал подкрепления, если они понадобятся. Но по мнению тех лиц, от которых зависело решение этого вопроса, обстановка на западном фронте не позволяла взять войска ни из Англии, ни из Франции. Единственным источником подкреплений являлся Египет, откуда 29-я индийская дивизия уже вышла на Лемнос (26 апреля). В Египте оставались Ланкаширская территориальная дивизия и дивизия ездящей пехоты ген. Пейтона. Часть этих войск могла бы быть взята без особенного ущерба для дела, хотя турки вновь стали проявлять здесь некоторую активность. Французские аэропланы, находившиеся при сирийской эскадре, обнаружили крупные лагеря турецких войск в районе новой северной железной дороги, у Людд и у Рамлех. Разведка сообщала о нахождении 8 000 человек у Некль, 16 000 в Газа и бригады с 20 орудиями в Эль-Ариш. В день начала Галлипольской операции были получены сведения, что из Некль вышел отряд противника с целью произвести нападение на один из портов Суэцкого залива или на самый Суэц, ввиду чего французский крейсер Desaix с десантом в 500 человек оставался в Суэце в готовности по первому приказанию выйти к угрожаемому пункту. На западных границах Египта наблюдалось брожение среди местного населения, возбуждаемого турками против Англии.

Однако, считалось, что лучшая защита Египта — энергичные действия против Константинополя и что активность, проявляемая турками, есть или диверсия, или подготовка к попытке заминировать Суэцкий канал и подходы к нему. Пока происходили операции в Дарданеллах, опасаться серьезного наступления на канал не приходилось.

27 апреля Китченер телеграфировал Гамильтону, предоставляя ему право непосредственно сноситься с главнокомандующим в Египте ген. Максвеллом по вопросу высылки оттуда подкреплений, и указал при этом, что в распоряжении Максвелла стоят свободные транспорты, только что доставившие дивизию Пейтона. До получения этой телеграммы Гамильтон телеграфировал Китченеру, испрашивая согласие на присылку в Дарданеллы Ланкаширской дивизии. Пока шел обмен телеграммами, Китченер получил сведения из французского морского министерства о том, что подкрепления настоятельно необходимы, и сейчас же сообщил Максвеллу, чтобы последний спешно готовил войска к отправке, предлагая в первую очередь послать Ланкаширскую дивизию, если Гамильтон выразит желание ее получить. Вслед за последним распоряжением пришла телеграмма Гамильтона. Китченер сейчас же ответил, что Максвеллу даны соответствующие указания и что адмиралтейство уже приказало адм. Робинсону (командиру порта в Египте) готовить транспорты.

Кроме того, появились и другие перспективы в отношении подкреплений. Д'Амад, имея сведения о том, что французское правительство держит в резерве дивизию для Дарданелл, рано утром 28 апреля прибыл на Queen Elizabeth и просил главнокомандующего телеграфировать в Париж просьбу о высылке этой дивизии.

С отправкой подкреплений произошли некоторые затруднения. Транспорты, доставившие дивизию Пейтона, были оборудованы для перевозки лошадей и требовали переустройства. Затруднение легко обошли, приказав грузиться как есть, и 1 мая Ланкаширская дивизия и маршевые роты австралийцев (3 000 человек) начали грузиться на транспорты. Однако, другое затруднение было серьезнее. Вечером 28 апреля Биканирская бригада (на верблюдах) имела схватку с турками в 18 милях от Ход-эль-Бада, и случай этот вновь возбудил опасения за канал. С отправкой войск в Дарданеллы для защиты укреплений Суэцкого канала оставались лишь три надежных индийских бригады; Каир и Александрия лишались вовсе пехотных частей, а для района канала не хватало артиллерии. Дивизия Пейтона могла заменить пехоту, но полевую артиллерию, которую взять было неоткуда, могли заменить только корабельные пушки. Однако, и кораблей было немного. Эскадра Пирса почти целиком ушла в Дарданеллы, и единственную боевую единицу представлял собой французский л. к. St. Louis. Легкий крейсер Philomel несколько дней до того ушел в Аден с двумя небольшими канонерскими лодками для Персидского залива. Лодки во время шторма погибли, и Philomel был послан оказать помощь отряду, оперировавшему в Сомалилэнде, где война также нашла свое отражение. Таким образом, в канале оставался только один британский корабль — легкий крейсер Proserpine, не считая вооруженного парохода Himalaya, шедшего в Суэц после своего ремонта в Бомбее. Французских кораблей кроме St. Louis было три: Desaix, имевший специальное назначение, Montcalm, стоявший с окончательно изношенными машинами в Измаилии, и старый корабль береговой обороны Requin. Все эти корабли не имели крупнокалиберной артиллерии, столь необходимой для поддержки сухопутных войск, и оборона канала при таких условиях не могла считаться надежной.

Турецкие передовые части появлялись вплотную к каналу в различных пунктах и имелись указания, что нападение неминуемо. 29 апреля была выслана имперская кавалерийская бригада, рассеявшая противника. Турки бежали, но преследовать их не удалось, так как лошади были слишком измучены. Адм. Пирс телеграфировал в адмиралтейство, считая обстановку тревожной, и просил о немедленной присылке Euryalus и Bacchante. Де-Робеку было приказано выслать выслать оба крейсера или какие-либо два другие равноценные корабля. Само собой разумеется, что это приказание не могло не вызвать затруднений в Дарданеллах и, конечно, вполне соответствовало планам противника. Поэтому была отправлена телеграмма в Париж, что британское правительство будет крайне признательно, если французская Сирийская эскадра прибудет в Порт-Саид, так как все свободные корабли поглощены Дарданельской операцией.

Положение в Дарданеллах в этот самый момент осложнилось выходом из строя Albion, о чем адмиралтейство еще не знало.

Утром 28 апреля Albion, поддерживавший правый фланг французского расположения, получил попадание ниже ватерлинии и принужден был уйти на Мудрос чиниться, причем ремонт не мог быть закончен ранее трех суток. При таких обстоятельствах о посылке в Суэцкий канал Euryalus и Bacchante не могло быть и речи. Все, что мог сделать де-Робек, — это послать Goliath.

Отдать же еще один корабль было бы, по мнению адмирала, слишком рискованно, так как он лишился бы не только его артиллерии, но и личного состава. При соединенных операциях армии и флота требовалось бесчисленное количество людей для связи, для обслуживания шлюпок, катеров и пунктов выгрузки. Все эти обязанности, связанные с большим количеством других нужд десанта, ложились почти непосильным бременем на Дарданельскую эскадру и каждый человек был на счету.

Вопрос, однако, уладился благодаря готовности французов притти на помощь. На охрану Суэцкого канала прибыли в Порт-Саид крейсеры Jeanne d'Arc, D'Estrees и D'Entrecasteaux, и де-Робеку было приказано не посылать Goliath и других кораблей. 30 апреля, когда пришел первый из французских крейсеров, в районе канала все было тихо. Неприятель ушел и не показывался более. Остались лишь следы его попыток поставить заграждения в Соленых озерах.

В Дарданеллах также наступило затишье. Последующие за неудачной атакой позиции Ачи-Баба — Крития два дня прошли в работах реорганизационного характера. Южный участок фронта, линия которого, как мы знаем, тянулась от горы, стоящей выше батареи Де-Тотт, до участка «Y», был укреплен, главная масса артиллерии была выгружена.

У Габа-Тепе бригада флотской дивизии сменила наиболее потрепанные части австралийцев. Заняв окопы, они сразу же выдержали две сильные атаки турок, но больше неприятель не проявлял себя ничем. Даже артиллерийский обстрел настолько ослабел, что казалось, будто турки передвинули батареи на другой участок фронта, и Бердвуд предполагал назначить наступление на 1 мая. Команды кораблей попрежнему были заняты перевозкой различных запасов и боевого снабжения. Работа кипела, не останавливаясь ни на минуту. Были введены усовершенствованные способы наблюдения, что давало возможность лучше корректировать огонь с моря. Стрельба с кораблей сильно беспокоила неприятеля, и окопы, расположенные южнее Критии, были оставлены. Не удавалось лишь справиться с батареями азиатского берега, которые продолжали обстреливать южные участки. Имевшие место в последних числах апреля попытки привести к молчанию азиатские батареи и продолжать в проливе тральные работы потерпели неудачу, причем сопротивление противника явно возрастало. Миноносец Wolverine получил попадания в мостик, причем командир его был убит. В Agamemnon попало два снаряда, в Henry IV — восемь, остальные корабли тоже пострадали.

Помимо кораблей, находившихся в проливе, в Мраморное море ушли две наших подлодки, чтобы действовать на турецких морских сообщениях; французская подлодка также пошла туда же.

30 апреля л. к. Lord Nelson был послан к Габа-Тепе с Manica, чтобы постараться обстрелять штаб противника в Чанак-Кале. Поднявшийся аэростат обнаружил Гебена, и Lord Nelson немедля открыл по нему огонь. Гебен не принял вызова и после нескольких залпов нашего корабля ушел под защиту берега. Nelson перенес огонь на Чанак-Кале, и город вскоре запылал. В дальнейшем Lord Nelson должен был бомбардировать форт № 13 (группа Килид-Бахр), но аэростат понадобился в проливе, и бомбардировка не состоялась.

Пожар в Чанаке разгорался, огненные столбы высоко поднимались к небу. Ввиду приостановки наступления было особенно важно помешать туркам подвозить подкрепления, и пожар в Чанаке значительно этому способствовал. Посланные в Мраморное море подводные лодки не давали о себе знать, хотя для связи с ними был специально отправлен в Ксеросский залив крейсер Minerva. Последнее радио было принято, когда они проходили Галлиполи. Французская лодка возвратилась, но ее поход не сопровождался никакими результатами.

Главнокомандующему предстояло решить нелегкий вопрос: предупредить ли неприятеля и начать новое наступление теперь же или ждать подкреплений. Французский десантный отряд, сравнительно свежий, был высажен целиком и мог наступать, но 29-я дивизия, измученная предшествовавшими боями и ослабленная тяжелыми потерями, не годилась для наступления. Остатки Дублинского и Мюнстерского стрелковых батальонов пришлось переформировать и слить в один батальон; 1-й Ланкаширский батальон потерял половину своего состава; 86-я бригада уменьшилась до 2 000 человек. Для замещения всей убыли в дивизии требовалось около 5 000 человек. Громадное количество людей вместо отдыха принуждено было переносить разные грузы, патроны и снаряды, а также производить тяжелую работу по приведению пристаней в порядок. 1 мая с прибытием индийской бригады положение несколько улучшилось. Первоначальное намерение использовать ее у Габа-Тепе пришлось оставить, так как надобность в подкреплениях особенно остро ощущалась на юге, куда и была направлена бригада. Прибытие этой бригады неделею раньше могло бы сыграть громадную роль, теперь приходилось утешаться пословицей «лучше поздно, чем никогда». Однако, индийские войска не опоздали к новому критическому моменту. Пассивность противника была только кажущаяся, и турки в тишине готовились к сокрушительному удару. В течение последних ночей они успели перевезти с азиатского берега всю 11-ю дивизию, притянутую демонстрацией французов в бухту Башика, а также часть 3-й дивизии, оперировавшей в районе Кум-Кале. Войска шли форсированным маршем, пользуясь горными тропами и преследуя лишь одну цель — как можно скорее усилить слабые пункты фронта. Испытав действие огня артиллерии с кораблей, турки опасались наступать днем, и атака была назначена после наступления темноты. В командование южным районом вступил немецкий полковник Зоденштерн, который до того командовал 5-й дивизией, стоявшей в районе Булаира.

К вечеру 1 мая на фронте противника не было заметно никакого движения. Ночь была темная и безветренная, ни один выстрел не нарушал тишину, и на эскадре все больше приходили к убеждению, что турки решили ограничиться обороной. Вдруг около 10 час. внезапно заговорила вся турецкая артиллерия. Ураган снарядов с азиатского берега и с позиции Ачи-Баба осыпал передовые окопы. Через несколько секунд открыли огонь наши батареи. Артиллерийская дуэль длилась в течение получаса, а затем на кораблях услышали треск пулеметов и ружейных выстрелов. С берега ничего не передавали, и поначалу нельзя было понять, что именно происходит, пока воздух не огласился криками «алла-дин», заглушаемыми ответными «ура». Не оставалось сомнений, что турки пошли в атаку, принятую нашими войсками. Вскоре, однако, падение неприятельских снарядов показало, что линия нашего фронта подается назад. В темноте эскадра не могла оказать серьезной помощи. На левом фланге Agamemnon стрелял по указаниям поста, расположенного над участком «Y», точно так же как и Implacable, пользовавшийся осветительными ракетами. Но охранявший правый фланг Vengeance ничем не мог помочь французам, а им-то особенно требовалась самая серьезная поддержка. Сенегальцы не выдержали натиска, бежали, и надо было прекратить панику. Положение на правом фланге было настолько тяжелым, что в 2 ч. н. Гамильтон послал д'Амаду батальон морской дивизии из состава резерва главнокомандующего (индийская бригада и два батальона морской дивизии). Через час пришли отрывочные сведения о том, что прорван английский фронт. По счастью, это оказалось не совсем верным. В 4 часа Уэстон дал знать, что хотя противнику и удалось было прорваться в двух-трех пунктах, но в других местах атака была отбита с тяжелыми для противника потерями.

Гамильтон, находившийся в это время на транспорте Arcadian[126], счел момент подходящим для перехода в контратаку. Несмотря на крайнее утомление, войска по всему фронту бросились вперед, и противник стал отступать. К рассвету вся местность была полна отступающими турками. Когда рассвело, корабли присоединились к стрельбе полевой артиллерии, и наши части быстро подвигались вперед, пока не попали под сильный огонь пулеметов, искусно скрытых в складках местности. Дальнейшее продвижение остановилось; наступательный порыв измученных войск выдохся, и не оставалось ничего другого, как отступить на свои старые позиции.

Поле сражения было устлано трупами турок; кроме того турки потеряли несколько сот человек пленными; но и мы пострадали не мало. Результат же боя свелся к тому, что союзные войска снова стояли на прежнем месте, на полпути между берегом и Ачи-Баба.

Ободренный успехами обороны, Зоденштерн повторил атаку в ночь на 2 мая. На этот раз главный удар обрушился на французов, но французы успешно отбили турок и нанесли им тяжелые потери. Повторная атака на следующую ночь закончилась также неудачно, и генерал Зандерс запретил дальнейшие наступательные операции, приказав сосредоточить войска для обороны позиции Крития — Ачи-Баба.

Эта тактика противника не замедлила обнаружиться, но, несмотря на ограниченность боевых запасов и испытанные трудности, Гамильтон считал, что оставить дело в таком положении нельзя. Противник рыл окопы, устраивал проволочные заграждения, и не могло быть сомнений, что если ждать, пока прибудут подкрепления, то турки за это время успеют создать неприступную позицию между нашим фронтом и Ачи-Баба. Факт переброски турецких войск, с азиатского берега после оставления французами Кум-Кале также не вызывал сомнений. Кроме того, поступали тревожные донесения разведки о переброске войск из Адрианополя в район Константинополя, на демонстрацию же русских войск у Босфора надежды не было.

28 апреля адмиралтейство получило сообщение из Петрограда, что Кавказский армейский корпус, о котором нам раньше сообщалось, как уже о посаженном в Севастополе на транспорты, был высажен на берег[127]. При этом указывалось на возможность, в случае надобности, в десятичасовой срок произвести обратную посадку. Однако, в то же время, мы предупреждались, что немцы готовят новый серьезный натиск в Галиции, почему рассчитывать на Кавказский корпус не приходится. Помочь мог только Черноморский флот, и де-Робек немедленно телеграфировал Эбергарду просьбу оказать наивозможно сильное давление у Босфора, чтобы приостановить поток подкреплений, идущих в Галлиполи.

Командующий Черноморским флотом, бомбардировавший одновременно с нашей высадкой Босфор, в ответ на просьбу де-Робека снова появился у пролива. 2 мая русская эскадра, в числе 17 вымпелов, в течение двух часов обстреляла выходные форты, а на следующий день обстреляла правый фланг укреплений Чаталджи и с ним форты. 4 мая были произведены демонстративное траление и разведка в бухте Инада, весьма удобном месте для высадки, расположенном вблизи турецкой границы[128]. 5 мая предполагалось повторить бомбардировку Босфора, но погода прекратила дальнейшие операции. Сделать больше русские были не в состоянии, и мы не могли рассчитывать, чтобы подобные операции повлияли на положение в Дарданеллах. Современная военная наука учит, что демонстрация одним только флотом не может создать нужной угрозы, взять же необходимые для этого сухопутные силы было неоткуда. Стремительное австро-германское наступление началось, и намеченный Кавказский корпус был брошен в Галицию. Тем не менее демонстрация Черноморского флота, как это бывало и раньше, не осталась без последствий и заставила турок в течение двух месяцев держать на Босфоре три дивизии и оставить на местах всю тяжелую артиллерию, которую до этого предполагалось перевести на Галлипольский полуостров.

Наши попытки прервать турецкие сообщения пока что не сулили успешных результатов. Господство эскадры над Булаирским перешейком мешало туркам пользоваться дорогами этого района. Морские же пути в Мраморном море все еще оставались открытыми, несмотря на всю энергию и отвагу командиров подлодок. На лодки возлагались большие надежды, но увы, они встретили слишком большие трудности.

Французские лодки не обладали достаточным районом плавания, чтобы войти в Мраморное море. Подлодка Bernouilli, подхваченная течением, была снесена обратно в пролив, Joule наскочила на мину и погибла со всей командой. Это произошло 1 мая, но стало известно двумя днями позже; тогда же поступили сведения, что австралийская лодка AE-2 уничтожена турецким миноносцем и команда ее взята в плен. 30 мая у одного из островов Мраморного моря она была обнаружена миноносцем Султан-Хиссар; произошел бой, продолжавшийся два часа, после которого лодка утонула, а люди были спасены противником. Таким образом, оставалась лишь одна E-14. Командиру ее кап. — лейт. Бойлю вначале очень повезло. На рассвете 27 апреля он прошел под минными заграждениями и всплыл в районе Чанака. Попав сразу под сильный обстрел фортов, он благополучно избежал попаданий и, заметив несколько дозорных судов, среди которых находилась канонерка, решил ее атаковать. Столб воды, поднявшийся на поверхности, говорил о том, что торпеда попала, но ждать, чтобы более точно судить о результатах, было нельзя. В этот момент лодка, подвергалась совершенно необычайному способу нападения. С подошедшей шлюпки люди хватались за перископ, и Бойль быстро погрузился. Удачно справившись с сильным течением у м. Нагара, E-14 продолжала крейсерство у восточной стороны входа в пролив, но подверглась преследованию и обстрелу миноносцев и была вынуждена большую часть времени оставаться под водой, всплывая только для зарядки аккумуляторов. Один из ее перископов был снесен огнем преследовавших дозорных судов. Днем 29 апреля с востока показались три миноносца, конвоировавшие два транспорта. Поверхность воды была, как зеркало, и миноносцы не могли не видеть перископа, но Бойль все-таки пошел в атаку. Выпустив торпеду, лодка сразу погрузилась, не зная результатов, но ощутив взрыв. Через полчаса она поднялась и увидела, что с миноносцами оставался один транспорт, другой же, закрытый облаками желтого дыма, шел прямо к берегу у Сари-Киоя.

1 мая E-14 удалось потопить еще одну небольшую канонерку, и на этом ее успехи закончились. Несколькими часами позже она атаковала третью канонерку, но неудачно. Торпеда не попала, но канонерка пыталась таранить лодку, но последняя благополучно увернулась от удара и выпустила вторую торпеду, но снова неудачно.

Появление подводных лодок несколько затруднило турецкие сообщения в Мраморном море, но прервать их окончательно не могло. В проливе же подвоз подкреплений продолжался совершенно беспрепятственно, что было особенно нежелательным ввиду необходимости не допустить усиления неприятеля перед нашей решительной атакой.

Каждый день промедления давал противнику время усилить оборонительные сооружения позиции Ачи-Баба, и главнокомандующий считал что, невзирая на все утомление войск, их все же придется вновь бросить в дело.

После беспрерывных тяжелых боев днем и ночью в течение целой недели нельзя было ожидать, чтобы войска могли достигнуть успехов без поддержки, но такая поддержка явилась.

Около Габа-Тепе, на рассвете 2 мая, миноносцы Colne и Usk с небольшим десантом новозеландцев произвели набег на бухту Сувла и, захватив турок врасплох, уничтожили наблюдательный пост у м. Нибрунези, взяв в плен почти всю команду поста. Вечером, под прикрытием сильного огня с кораблей, была произведена атака турецких окопов, и хотя результаты атаки не вполне соответствовали ожиданиям, все же положение на участке австралийцев упрочилось. Главнокомандующий считал положение настолько благоприятным, что находил возможным без особого риска использовать преимущества, которые давало ему море, и оказать помощь южным участкам. Бердвуду было приказано дать две бригады с тем, чтобы под покровом ночи незаметно подвести их на миноносцах и тральщиках к участку «W» и высадить там перед началом наступления.

Первоначально операция была назначена в ночь на 4 мая, но затем была отложена, так как требовалось предварительно перевести 5 батарей полевой артиллерии. Кроме того, в ночь на 4 мая адм. Тэрсби решил уничтожить второй наблюдательный пост у Габа-Тепе. Ему было дано 100 человек пехоты, посланных на миноносцах Colne, Usk, Chelmer и Ribble с паровыми катерами с Triumph и Dartmouth и под прикрытием крейсеров Bacchante и Dartmouth. В темноте десант на буксире катеров пошел к северной оконечности мыса, и с первыми лучами рассвета шлюпки под веслами направились к берегу. Однако, на этот раз нападение врасплох не удалось. С берега немедленно открыли сильнейший обстрел, и десант едва успел укрыться за высоким берегом. Оказалось, что вся местность кругом так прочно занята и надежно покрыта проволочными заграждениями, что слабым силам десанта не приходилось и думать о какой-либо борьбе. В 6 ч. 30 м. под прикрытием огня с миноносцев шлюпки вернулись, понеся ничтожные потери.

Перевозка двух бригад новозеландцев к мысу Хеллес была назначена в ночь на 5 мая. Распоряжением де-Робека миноносцы и траулеры должны были прибыть днем для того, чтобы успеть ознакомиться с точным планом операции и получить последние приказания; однако погода с утра испортилась, и после полудня ветер достиг такой силы и развел такую волну, что они не смогли войти до наступления темноты. Затруднение обошли, выслав командиров миноносцев и траулеров вперед на крейсере Amethyst, и адмирал имел возможность лично дать им нужные инструкции.

Ночь выдалась исключительно темная, и посадка началась только в 11 ч. 30 м. в., когда взошла луна. Благодаря неутомимой работе береговых матросских партий и дружной помощи сухопутных войск, к моменту перевозки на берегу имелось 7 пристаней и за каждый рейс всех пловучих средств на миноносцы доставлялось 3 000 человек. К 2 ч. у. миноносцы с новозеландской бригадой уже ушли. Штормовая погода несколько задержала прибытие траулеров, назначенных для посадки 2-й австралийской бригады, и она смогла выйти только в 4 ч. 30 м. у. По прибытии к месту назначения обе бригады вместе со сводной флотской бригадой (в составе Плимутского батальона Дрейка) составили новую дивизию, которую Гамильтон оставил в своем личном распоряжении в качестве резерва главнокомандующего.

Накануне прибыла из Египта и начала высадку 1-я бригада Ланкаширской территориальной дивизии, а транспорты со второй бригадой подходили к Дарданеллам.

Ко времени начала генерального наступления (6 мая) число кораблей поддержки значительно сократилось.

2 мая Albion, только что вернувшийся после исправления повреждений, полученных 28 апреля во время поддержки правого фланга французов, получил снаряд с азиатского берега, и корабль был вынужден вновь итти чиниться на Мудрос. На следующий день такая же участь постигла Prince George. Азиатские батареи, против которых он все время действовал, удачным попаданием 152-мм снаряда в его кормовую часть, ниже броневого пояса, принудили его уйти в ремонт на Мудрос.

По осмотре повреждений оказалось, что Prince George требует ввода в док, и он ушел на Мальту.

Для поддержки обстрела французами азиатского берега пошел Agamemnon, так как Goliath надо было грузиться углем, а Latouche-Treville расстрелял весь свой боевой запас. Для действий против правого фланга в пролив вошел Jaureguiberry под флагом адм. Гепратта, присоединившись к Lord Nelson и Vengeance. Swiftsure и Euryalus стояли, как и прежде, у Текке-Бурну и Хеллес, а Queen Elizabeth перешел на левый фланг к Implacable и Sapphire.

Начало атаки было назначено в 11 ч. у., так как, вопреки мнению флота, ген. Уэстон считал нежелательным наступать до рассвета. Все части лишились большинства офицеров, и генерал находил опасным двигаться в темноте по пересеченной местности. К тому же успех атаки в значительной степени зависел от предварительной артиллерийской подготовки с моря и суши. Кроме того, солдаты противника не менее наших утомились ночными операциями, и днем утомление сказывалось на них сильнее.

План операции намечал одновременное наступление на Критию с запада и юго-запада. После получасового обстрела (на более длительный нехватало снарядов) атака началась в точно назначенное время, и бой закипел по всей линии. Турки оказывали сильное сопротивление, которому способствовали искусно скрытые в складках местности пулеметы; продвижение шло медленно. Наступление левого фланга задерживалось сильным турецким укреплением, расположенным вплотную к побережью участка «Y», фатальная эвакуация которого вновь давала себя чувствовать очень остро. Было очевидно, что замаскированные батареи находятся где-то за вершиной неприступных скал, севернее побережья, ставшего потом известным под названием Gurkha Bluff, но точное их местонахождение не удавалось установить. Воздушные аппараты не могли подняться из-за продолжавшейся непогоды, а без их помощи полевая артиллерия и орудия Sapphire были не в силах нащупать тщательно укрытые орудия противника. В результате на левом фланге войска не смогли продвинуться далее 150―200 сажен, и к 4 час. получили приказание окопаться в ожидании возобновления атаки на следующий день. Реального успеха удалось достигнуть лишь на правом фланге, где после жарких боев французы при поддержке огня с кораблей заняли весьма важные тактические позиции на возвышенности у реки Керевец.

Не подлежало сомнению, что пока не будет сломлено сопротивление турок у участка «Y», достижение поставленной задачи невозможно. Поэтому сухопутное командование обратилось за помощью к морякам.

Возобновление атаки было назначено на 10 ч. у. 7 мая, и де-Робек приказал пароходу Manica с аэростатом прибыть за час до ее начала к флагманскому кораблю к участку «Y». Туда же пришли Talbot и Swiftsure под флагом Никольсона. Однако, ни с аэростата, ни с берега нельзя было получить никаких указаний о местонахождении турецкого укрепления, и кораблям пришлось сосредоточить огонь по возвышенности, расположенной в одной миле от Критии, откуда овраг спускался к морю около Gurkha Bluff. Эта возвышенность являлась ближайшим объектом действий левого фланга. Swiftsure подошел вплотную к берегу, обстреливая своими 14-фунтовыми орудиями всю местность позади Gurkha Bluff, старясь нащупать замаскированные батареи, но все его старания были тщетны, и войска левого фланга остались на месте. На остальных участках всюду удалось несколько продвинуться вперед. На правом фланге французы за ночь потеряли свои позиции, но к 3 ч. д., когда, по словам турок, огонь смел передовые турецкие окопы, они вновь восстановили положение.

После непродолжительной новой артиллерийской подготовки, длившейся четверть часа, Гамильтон приказал повторить атаку. На правом фланге и в центре, где огонь кораблей сделал свое дело, войска брали окоп за окопом, работая штыками, и подошли к самой Критии. Но использовать этот успех не представлялось возможным, так как крайний левый фланг не двигался вперед, несмотря на то, что в сектор между рекой Цигхин-Дере и морем были введены свежие войска.

Вновь посланные подкрепления не помогли делу. К наступлению темноты левый фланг стоял на прежнем месте; на остальных участках войска окапывались на новых позициях. Турецкое укрепление у участка «Y» оставалось нетронутым. Успехи дня, конечно, были недостаточны, и обстановка требовала возобновить атаку, не откладывая. Ланкаширцев, занимавших позиции на оконечности левого фланга, сменили новозеландцы, куда отправился и главнокомандующий, чтобы лично руководить наступлением. Queen Elizabeth должен был еще раз попытаться уничтожить грозное укрепление, но и на этот раз аэростат не смог его обнаружить. В 10 ч. 30 м. новозеландцы пошли в атаку. Турки опять оказали сильнейшее сопротивление, и наступавшие части почти не продвинулись. Главнокомандующий вызвал из своего резерва австралийскую бригаду и приказал начать наступление по всей линии. В 5 ч. 15 м. кораблями и полевой артиллерией был начат ураганный огонь, и когда через 15 минут артиллерия смолкла, войска с удвоенной энергией бросились вперед. В рукопашной схватке линия дерущихся то подвигалась, то отступала Так продолжалось до наступления темноты, когда силы войск совершенно иссякли. К этому времени окончательно выяснилось, что соединенная атака Ачи-Баба не удалась.

Все же нельзя сказать, что она закончилась без всяких успехов. Кое-чего удалось достигнуть. На правом фланге фронт союзников продвинулся на 550 м, на левом и в центре на 370 м, а на таком ограниченном пространстве каждый лишний вершок имел значение. Ожесточенные контратаки турок в течение последующих ночей достаточно убедительно говорили о том, какое значение они придавали потерянному пространству. Попытки вернуть его стоили противнику дорого и окончились неудачей. Повсюду новые позиции остались за нами и тщательно укреплялись. Особенным упорством отличалось наступление на новые позиции французов. Однако, при поддержке морской дивизии и кораблей, обстреливавших продольным огнем долины реки Керевец, наши союзники устояли. Новая линия фронта тянулась на одну милю вдоль западного берега реки Керевец и затем шла поперек полуострова к Зигхин-Дере, против участка «Y», где у берега огибала то самое турецкое укрепление, которое сыграло столь крупную роль в неудаче нашего наступления на левом фланге. Впервые за две недели, истекшие с момента начала высадки, главнокомандующий получил возможность считать свое положение на полуострове упрочненным, но все же он не мог быть спокойным, пока оставалось незахваченным грозное турецкое укрепление на его левом фланге.

К этому времени прибрежный участок фронта занимала индийская бригада, причем на приморском фланге его находился 6-й батальон гурков, привычных к горным крутизнам, почему Гамильтон решил использовать природную ловкость этих горцев при выполнении намеченного им нового плана.

Пока шла его разработка, ген. Бердвуд получил приказание оказать сколь возможно сильный нажим на турок, чтобы заставить их оттянуть силы с позиции у Ачи-Баба. 9 мая стремительной атакой Бердвуд продвинулся вперед, но на следующий день, уступая превосходным силам, отошел в исходное положение.

Тем временем командный состав гурков произвел на Sapphire рекогносцировку побережья на участке «Y». Разведка показала, что отвесный берег был настолько мало доступен, что нападение врасплох позволяло надеяться на успех, а потому к помощи флота не обратились.

Левый фланг гурков занимал позиции на скалах южнее участка «Y», севернее же их у самого берега поднимались почти отвесные утесы и на них-то и должны были взобраться гурки, чтобы занять высоты участка. Попытка удалась, но, оказавшись наверху, гурки сразу попали под сильный огонь и вынуждены были отступить. Нападение врасплох не удалось, но принесло новые весьма ценные и совершенно неожиданные данные. Оказалось, что за возвышенностью расположена неглубокая котловина, где засели турецкие стрелки и пулеметчики, имевшие возможность обстреливать побережье «Y» по всей его длине.

11 мая состоялась новая рекогносцировка на миноносце, позволявшая рассмотреть берег в деталях, и в 6 ч. 30 м. вечера, с наступлением темноты, гурки снова начали подкрадываться к скалам. В то же время бригада манчестерских стрелков, стоявшая дальше от берега, начала при поддержке тяжелой артиллерии демонстративную атаку. Через полчаса внизу под скалами сосредоточились две головные роты гурков, и когда наступил момент для перебежки, Dublin и Talbot с 7 каб. начали осыпать котловину снарядами. Эффект стрельбы превзошел все ожидания. Через 45 минут гурки достигли другого конца прибрежной полосы, не потеряв ни одного человека даже раненым. Затем огонь прекратился, и солдаты поползли по скалам. Повидимому, демонстрация манчестерцев совершенно поглотила внимание турок, и они прозевали гурков, передовые роты которых в течение ночи благополучно выбрались на вершину возвышенности и там окопались. Остальные роты с таким же успехом присоединились к своим товарищам. Утром 13 мая гурки заняли столь надежное положение, что все побережье участка «Y» оказалось вновь в наших руках. Грозная возвышенность не представляла больше опасности, и левый фланг свободно продвинулся вперед.

Таким образом, линия нашего фронта упрочилась, и экспедиционный корпус мог сравнительно спокойно ждать разрешения стоящих перед ним новых проблем.

Загрузка...