Операция «Мрамор»

СКАР

Бурцев запустил диагностику Т-134. Танк дернулся. Компьютер «няньки» констатировал разрыв левого трака. Медленно роботизированный монстр двинулся назад, мощный магнит притянул разорванную гусеницу к колесам, после чего двинулся вперед, пока разрыв не оказался в центре сверху. Электронный мозг оценил повреждения и дал команду на отсоединение пострадавшего звена, которое с лязгом упало на землю. Тут же сверху из корпуса выпало целое звено. Щелчок.

— «Нянька» рапортует о готовности к бою, — доложил Бурцев. — Запас энергии восемьдесят процентов. Боеприпасы на девяносто два.

Кит громко фыркнул:

— Охереть, боезапас девяносто два процента. А что толку? Он ни одного выстрела не сделал. Если бы ты, Вася, не заставил его тупо кататься по нападавшим, сейчас радоваться было бы некому.

— Ну, что тут скажешь, — ответил Никулин. — К сожалению, существует великое множество способов завалить даже самую тщательно спланированную операцию, и мы в этом тоже большие специалисты. Бурцев, вырубай сто тридцать четверку. Пусть отдохнет… Иди к нам, кое на что посмотришь.

Никулин, Петров и Кущенков стояли в угловой комнате административного корпуса. Из окна в торце они видели угол еще державшегося жилого здания, а вдалеке у леса Ухо, Кит и Фил закладывали заряды. Но в данный момент их мыслями владело вовсе не это. На старом столе, привязанный за руки, извивался обгоревший кровоточащий труп с отсутствующей правой ногой, отстреленной кистью, вытекшим глазом и вообще с содранной половиной лица. На протяжении уже минут двадцати он не унимался. Задавать ему какие-либо вопросы было бесполезно, он только еще больше щерился, пытаясь хотя бы укусить спрашивающего. Вошел Бурцев. Он слышал выстрелы и взрыв в ратуше, но, поскольку командир велел сначала заняться танком, еще не знал о «живой» единице противника. Теперь же, глядя на шевелящийся труп, не мог произнести ни слова.

— Что, Вася? Молчишь? — спросил Никулин. — Ты ж медик! Поставь ему диагноз.

Бурцев все последнее время после боя старался не говорить о террористах, о нападавших, как будто не только их не существовало, но и самой темы.

— Я не понимаю, что им вкололи, — упрямо сказал он.

— Вася! — вскипел Никулин. — Глянь-ка в окуляр! Этот хер ничем не прикрыт, но я его почему-то не вижу в тепловизоре! То, что им вкололи, снижает температуру тела? Что это за коктейль Молотова у него в крови?

— Хер у него вообще отсутствует. — Вася включил повышенную невменяемость, раздражающую абсолютно всех. Но Никулин не успел разродиться длинной и непечатной тирадой. Зам неожиданно положил руку ему на плечо.

— Я, кажется, знаю, — медленно проговорил Николай. Три пары глаз посмотрели на него.

— Не сочтите меня за сумасшедшего, — продолжал он, — но другого объяснения я не вижу…

— Не тяни резину, Коля, — поторопил командир.

— Они все… трупы, — выдохнул Николай, кивнув в окно на поле недавней битвы.

— Серьезно?! — спросил Никулин с иронией. — А мне кажется, мы старались минут сорок, чтобы это стало очевидным.

— Нет, Миша, ты меня не понял. — Николай поднял глаза на командира. — Я вот стоял и думал, где же видел рыжебородого с родинкой под правым глазом, что лежит сейчас у того корпуса. — Он вновь махнул в окно. — И только сейчас вспомнил. Этот хер лежал в труповозке. Сегодня утром он лежал в труповозке по дороге в крематорий! Сержант проверяющий харкал ему в лицо, показывая, что эта рыжая борода — труп! В этом долбаном крематории их вместо того, чтобы сжечь, оживили, дали оружие и отправили сюда.

Николая понесло, он отчаянно жестикулировал:

— Потому мы их в окуляры свои не видим, потому на них гранаты не наводятся, беспилотники и вся эта электронная хренотень! Они просто мертвецы, ожившие непонятно как и почему, но, сука, мертвые!

Никулин дождался, когда Николай успокоится.

— Ты все сказал? — спросил он.

Николай перевел дух:

— Все.

— Теория интересная. Что ты, Вася, молчишь? Может, опровергнешь? Только предложи свою правдоподобную. А то ведь, несмотря на бред и ощущение общего помешательства, мне начинает казаться, что Коля прав!

Бурцев беспомощно развел руками. Несмотря на внутреннее сопротивление, он все-таки провел короткий визуальный осмотр «живого мертвеца» во время тирады Зама.

— Я бы продолжал стоять на своем, если бы не верил глазам. У этого, — он кивнул на вырывающееся тело на столе, — проникающее осколочное повреждение печени. Любой человек при таком ранении и без срочного вмешательства врачей скончался бы. А этот до сих пор шевелится и рвется в бой. Что тут сказать? Но и мертвецом его назвать не могу. Органы-то худо-бедно функционируют…

— Вы знаете, мне кажется, я могу немного прояснить ситуацию, — неожиданно сказал ученый. — Только давайте уйдем отсюда, я не врач, мне неприятно смотреть на израненные тела. Особенно шевелящиеся…

Они вернулись в комнату, которую Никулин именовал штабной.

— Шайба в ваших руках, Антон Иванович, — сказал Михаил.

Кущенков обвел взглядом собравшихся и начал:

— Около пяти лет назад Нобелевскую премию по химии взяли врачи из американского университета за разработку биожидкости, как они ее назвали. Проблема была в том, что в этом институте накопилось большое количество замороженных тел и…

Он замолчал, увидев непонимающие взгляды, поднял руки и продолжил:

— Сейчас объясню. Видите ли, у некоторых людей… состоятельных людей время от времени выявляются заболевания, которые на данном этапе нашего развития вылечить невозможно. Так вот эти… гм… пациенты платят довольно большие деньги за то, чтобы их живыми заморозили в специальной криогенной камере. Они искренне верят, что по прошествии лет медицина сделает большой шаг вперед и научится избавляться от этих заболеваний. Верят в собственное исцеление, ну и, конечно, в продление жизни, если и вовсе не в бессмертие. Главная закавыка медицины была в том, что, замораживая этих пациентов, врачи не могли дать гарантию, что смогут вернуть их к жизни после разморозки, не говоря уж о лечении… Однако миф или, если угодно, вера в чудесное исцеление свое дело исполнял, привлекая в ряды все новых замороженных.

— Отмороженных, — вставил Бурцев.

— Это все к вопросу, что некоторым деньги девать некуда, — подтвердил Кущенков. — Процедура, повторюсь довольно дорогая. Но не об этом сейчас. Химики, получившие Нобелевку, утверждали, что с помощью открытого ими соединения смогут решить проблему возвращения к жизни ранее замороженных тел. На тот момент были проведены удачные опыты на животных и даже на обезьянах… Много говорилось о перспективах, о новом толчке в развитии. В общем, все как обычно. Но уже когда премию вручали четыре года назад, об этих ученых никто не вспомнил. Как будто не было этого открытия никогда. Потом года три назад в одной околонаучной газетенке я читал, что этих химиков объявили чуть ли не шарлатанами и запретили работать… А недавно зациркулировал слух, что некто ставил эксперименты над живыми людьми в странах третьего мира. Правда, подавалось все как миф.

— Подождите, но ведь их опыты признали удачными? — спросил Николай.

— Дело в том, мой дорогой друг, что за серьезной наукой, крупными открытиями, а равно и за выдающимися личностями пристально наблюдают представители особых ведомств. Я уверен, что химиков просто загнали в шарашку при каком-нибудь крупном оборонном НИИ, повесили ярлыки шарлатанов с тем, чтобы отбить интерес публики. И вполне вероятно, что там, за закрытыми дверями, им разрешили или заставили поставить опыты, в том числе и на людях. Конечно, результатов того опыта я не знаю, но мне кажется, что мы стали свидетелями именно тех изысканий.

— Но одно дело оживить замороженных людей и другое дело — трупы, — ошарашенно проговорил Бурцев.

— А разве замороженный заживо человек не является трупом в каком-то смысле? — спросил Антон Иванович. — Зрачок не реагирует, сердце не бьется, дыхания нет. Вопрос в технологии заморозки. А перевозить уже можно в любом холодильнике.

— Сколько же их там? — медленно проговорил Николай, оседая по стене. — По три фуры в течение нескольких суток. Тысячи…

— Ты о чем? — спросил Никулин.

— Долбаный госконтракт на поставку трупов. Только, видимо, вместо трупов туда свозили замороженных боевиков. Я встретил Сашку Морозова, они эти машины сопровождали… Понимаешь, по три за один заход. Сколько в фуре трупов, штук сто пятьдесят? Двести?..

— Это полный пипец, — присвистнул командир. — Если ты прав, то вокруг нас не одна тысяча этих зомбарей шастает. — Никулин потянулся, взглянув на потолок, потом продолжил: — Антон Иванович, помимо открытий с отморозками что еще? Зачем они пытались уничтожить устройство, которое сами же и поставили?

— Да, по устройству. Мысль такая. Как я и говорил, свою роль оно уже сыграло. Устройство передало заряд в слои атмосферы над нами и вызвало как бы цепную реакцию, накрыв всех нас неким колпаком. Нелетная погода и отсутствие связи уже зафиксированы нами…

— Так и есть, связи нет, — поддакнул Николай.

— Но не только про связь говорю я, и не только о погоде мои мысли, молодые люди. — Антон Иванович почувствовал себя в привычной шкуре лектора. — Я про всю вашу… точнее, нашу супертехнику. Она вся может начать сбоить. Потенциал, переданный в атмосферу, до конца мне не понятен. Но накачан он неспроста. Что-то должно произойти. Что-то, после чего вся эта безумная энергия обрушится на нас и, скорее всего, превратит навороченные и дорогущие электронные системы в груды бесполезного металла…

— Хм. — Бурцев недоверчиво посмотрел на ученого. — Все боевые дроиды, танки типа Т-134 — они защищены даже от… — Вася сглотнул. — Даже от ядерного взрыва, если это было бы вообще возможно, и от той его части, про которую вы говорите. Вы ведь про электромагнитный импульс?

— Вот-вот, — воскликнул ученый. — Вы правильно мыслите! Взрыв нейтронного заряда с усиленным электромагнитным всплеском как раз и может стать катализатором процесса разрядки атмосферы. Предполагаю, что в таком случае воздействие импульса окажется усиленным многократно. И даже защита бронетехники окажется бессильной!

— Так, еще одна теория, облегчающая нашу жизнь, — саркастически произнес Никулин. — Как говорят буддисты, жизнь есть страдание, а тут столько всего, что может нас избавить от этого невыносимого страдания… Антон Иванович, а на оборудовании вы не заметили каких-нибудь маркировок, электронных плат, могущих указать на производителя? Есть там что-нибудь, что укажет нам: вот эту хрень построили в США?

— Маркировки имеются. Но в основном это индийские и китайские производства. Однако для нас интересен блок управления. Судя по всему, его собирали уже в какой-то европейской стране, думаю, если его доставить к нам в лабораторию, я смогу найти доказательства причастности ведущих мировых держав — членов НАТО…

Послышался стрекот винтов. В рации прорвался хрип, через полминуты превратившийся в членораздельную речь:

— …Майор Никулин, майор Никулин!..

— Это Федор! Беркут!!! — вскочил Никулин, все подбежали к окнам.

Вдали виднелись три летящие точки.

— Федя, это Никулин, визуально вас наблюдаем!

— Мишка! Ну наконец-то! «Глонасс» сбоит, еле вас нашли. Парни, вы живы, раненые есть?

— Федя, слишком много вопросов, — радостно сказал Никулин. — У нас все нормально. Давай к нам.

— Идем, — радостно сказал Федор, — пять…

Раздался страшный треск помех, было видно, как один из вертолетов вдруг накренился, а потом его хвост как будто обогнал нос. Свет на всех планшетах погас, связь вырубилась. В глазах внезапно потемнело, а в животах родился мощный рвотный спазм. Не в силах сдержать себя, Николай перегнулся через подоконник… Рвота длилась какие-то секунды. Ему было хорошо видно, как вертолеты, подхваченные страшной силой, резко понесло в сторону и как они, разбрасывая части, заваливались за горизонт, а все внимание Зама привлек большой яркий гриб, выросший над верхушками зеленого леса, мгновенно распространивший вокруг себя множество молний. Во все стороны от эпицентра взрыва неслись они с невыносимым свистом, заполняя небо… Николай медленно сполз по стенке под окном. Вспышка. И темнота…