После перенесенного испытания Виктория долго не могла прийти в себя. Более того, на нее напало странное, никогда раньше не испытываемое чувство равнодушия к своей судьбе. Ей казалось, что она слышала сквозь сон (потерю сознания?), как Хаким и иностранец обсуждали ее судьбу. Бандит предлагал совершить показательную казнь, устроив ее в прямом эфире. Иностранец ответил ему, что еще не время… В любой другой момент Виктория бы запаниковала, впала в истерику. Но сейчас она просто приняла этот факт как свершившийся и оценила его положительно. Ей продлили жизнь. Или мучения? Девушка открыла глаза. Увидела закопченный потолок, стенку из белого, очень грязного кирпича. Свет пробивался в маленький квадратик в забитом наглухо окне. А вместе с тусклым светом она услышала шум ветра, дождя и шуршание листьев. Эти звуки были очень знакомыми. Она почувствовала дуновение ветра на коже, ощутила лесной аромат. Вдохнула влажный воздух. Если бы не окружающая обстановка и обстоятельства, приведшие сюда, можно было бы подумать, что она где-то недалеко от дома. Напало какое-то ностальгическое чувство вместе с ощущением безопасности… Послышался шорох и легкий стон. Виктория приподнялась. Оказалось, что она лежит на старой скамейке на ворохе какого-то тряпья. В углу кто-то отчаянно шевелился. Корреспондентка поднялась и боязливо приблизилась. В темном углу она с трудом различила очертания человеческих фигур. Это были несколько мужчин в военной форме, связанных по рукам и ногам небрежно сваленных друг на друга. Девушка коснулась одного, и он как будто в испуге дернулся всем телом. Виктория протянула руки к лицу мужчины и почувствовала, что у того во рту кляп.
— Не бойтесь, — прошептала она. Девушка почему-то чувствовала, что это свои. Кляп поддался.
— Кто вы? — услышала она.
— Я журналист. Меня держат здесь, как и вас…
Мужчина, услышав женский голос, немного успокоился.
— Мы в крематории? — спросил он.
Виктория ответила утвердительно, хотя сама не была на сто процентов в этом уверена. Настал черед девушки задавать вопросы:
— А кто вы? Это вы были в сопровождении?
Мужчина помедлил. Как будто что-то пытался осознать и собирался с силами.
— Да… Мы сопровождали эти долбаные труповозки… Я капитан Морозов. Александр. Нас заманили в засаду и как щенков раздолбали. Витек погиб…
Виктория сочувственно помолчала, но потом спросила:
— Витек? Он был в БМП?
Мужчина вскинулся:
— Откуда вы знаете? Вы что, видели? Кто вы?!
— Успокойтесь, — зашептала девушка. — Но я действительно видела, как они расстреляли БМП… И видела, как вас пленили. Только я тоже пленница. Они воспользовались мной и моим именем. Выдали все это в эфир… И бросили сюда.
Капитан замолчал. Было слышно, как он с трудом пытается сглотнуть слюну.
— Нет воды? — спросил он. — Невозможно хочется пить.
Виктория оглянулась. В сумраке комната была едва видна. Ничего, что можно было бы открыть для получения воды, девушка не увидела.
— А время? Сколько сейчас времени? — снова спросил капитан.
Виктория поймала себя на мысли, что совершенно не представляет, сколько сейчас времени. Единственное, что можно было предположить, это то, что часы перевалили за полночь. И то, судя лишь по свету уличного прожектора, проникающему в выбитую форточку. Сколько она провалялась без сознания?
— Этого я тоже не знаю, — наконец ответила она. — Я была в отключке после того, как они заставили меня выйти в эфир с этим чудовищем.
— Каким чудовищем? Какой эфир?!
Девушка быстро рассказала про данное ей интервью и про бессмертного воина Аллаха. Морозов помолчал.
— Может, я смогу тебя развязать? — спросила она. Капитан тяжело перевалился на живот, подставив девушке связанные за спиной руки.
— Буду премного благодарен, — ответил он. Тут капитан наконец увидел своих товарищей.
— Стой! — Он тяжело задышал. — Посмотри, что с ними. Живы?
Виктория по очереди ощупала руки и шеи лежащих бойцов. Трое, судя по слабому пульсу, были живы, но без сознания, один слабо застонал. Журналистка взяла руку четвертого бойца. Рука была тяжелой и холодной. Кольнуло сердце. Девушка за свою карьеру видела многое, но никогда еще не прикасалась к мертвецам. Дрожащей рукой она дотронулась до шеи. Холодная кожа упруго прогнулась под пальцами. Поискала. Легко найти пульс только в фильмах и книжках. А здесь ничего.
— Кажется, один… мерт… умер, — неуверенно проговорила она.
В тишине послышался легкий удар. Это капитан в отчаянии опустил голову, приложившись лбом об пол.
— Кто? — спросил он секунду спустя.
Виктория, будучи незнакомой с плененными солдатами, не нашлась что ответить. Кажется, капитан и сам это понял.
— Твою ж мать, — тихо ругнулся он. — Как жаль, что я не в СКАР…
— Вы хотели быть в СКАР? — спросила журналистка.
Капитан снова перевернулся на спину, и Виктория без слов поняла, что от нее требуется. Уселась на пятую точку капитана и принялась развязывать тугие веревки.
— В СКАР мой товарищ… Получается? — вдруг спросил он.
Веревки не поддавались. Ногти на большом и указательном пальце правой руки, казалось, оторвались с мясом. Но она не сдавалась.
— Ты не торопись, в этом деле главное — не спешить, — подбодрил Морозов, потом вдруг добавил: — А ты… вы случайно не Виктория Потапова? С «Первого виртуального»?
— Да… — Девушка решила пустить в ход зубы, кажется, веревки начали поддаваться. — Как вы в темноте разглядели? Я ж не накрашенная на себя не похожа, — пошутила она.
— Голос. По голосу узнал. Мы твои передачи всей ротой смотрели, — сказал Морозов. — Вот кому рассказать теперь — никто ж не поверит. Сама Виктория Потапова! Эх…
Он вздохнул. А девушка, остановившись, спросила:
— Почему вздыхаете? Еще расскажете.
— Унывать нельзя ни в коем случае, — поддержал он ее. — По крайней мере, есть одна мыслишка, которая меня греет.
Виктория развязывала тугие путы:
— Это хорошо. А что за мысль?
— Да, понимаешь ли… — начал Морозов. — По идее, нас должны были просто зарезать и выбросить. Толку от нас в смысле разведывательной информации нет, и, соответственно, причин возиться тоже. Однако этот верзила иностранец…
Виктория снова остановилась:
— Вы тоже назвали его иностранцем? Он похож. Я считаю, что он американец.
— Может, но главное не это. Главное то, что он здесь заправляет, и именно он приказал нас бросить сюда, несмотря на то, что эта вонючая обезьяна Царнаев предлагала нас обезглавить.
Узел распутывался. Виктория принялась за него с удвоенной силой, однако нить разговора ни на миг не упускала:
— По-вашему, это добрый знак?
Морозов закашлялся.
— Это очень хороший знак, — сквозь кашель сказал он. — Это значит, что он перестраховывается. А раз так, то и чего-то боится! А чего ему бояться? Я так понимаю, эти неубиваемые… — Он вдруг запнулся, осененный внезапной мыслью.
— Твою мать! — воскликнул он. — Это получается, что я собственной персоной сопровождал этих замороженных ублюдков?! Это что ж, из-за меня…
Виктория перебила поток его слов:
— Капитан, тише! Нас могут услышать. Вы лучше мысль закончите. В ней, кажется, была какая-то надежда. Сделанного все равно не исправить.
Он умолк. Узел наконец был распутан. Виктория поднялась. Капитан сел, размял затекшие руки и тут же, поднявшись на связанных ногах, запрыгал к лежащим солдатам. Он чуть не упал, видимо, из-за того, что слишком резко встал. Застонал. Потом пополз к четвертому пленнику, которому девушка поставила страшный диагноз.
— Все! — воскликнул он. — Леху убили, сволочи!
Развернулся к стенке и стал судорожно пытаться развязать ноги. Девушка подошла к одному из солдат, аккуратно перевернула, чтобы освободить ему руки. Но у этого вместо веревок высоко на запястьях оказались наручники.
— У этого наручники, — сказала она и тоже села на пол.
Капитан замолк.
— Мысль простая, — заговорил он после паузы. — Этот иностранец знает о чем-то, чего боится. А я знаю, что где-то внутри этой зоны мой старый товарищ Колька Петров. И еще знаю, что товарищ этот в составе СКАР под командованием майора Никулина. А будь я иностранцем, то СКАР бы боялся однозначно. Жаль только, я в чудеса не верю, — грустно закончил он. Морозов принялся расталкивать бойцов, которые были без сознания.
— А что они с нами сделают? — спросила Виктория.
— Как только поймут, что им ничего не угрожает, убьют.
Они умолкли. Был слышен дождь, завывание ветра и возня капитана, приводившего в чувства своих бойцов. И опять Виктория поймала себя на мысли, что страха не чувствует. Весь страх куда-то пропал. Слишком долго в неопределенности, думала она, пытаясь разглядеть в сумраке лицо Морозова. Должно же что-то произойти.
Они оба вздрогнули. Где-то внутри здания раздался треск.
— АК-74, — прошептал Морозов немного разочарованно. Снова послышался звук автоматных очередей, потом еще.
— С отсечкой, это наши, — воскликнул капитан, и в его голосе послышались нотки надежды.