СКАР

— Замок… Замок, твою мать! — Голос командира прорвался сквозь вату сознания. Вскоре почувствовалось энергичное потряхивание. Николай с трудом разлепил слипшиеся от поднятой пыли ресницы. Почувствовал, что придерживает рукой заботливо поданный командиром респиратор. Закашлялся. Было темно. За окном рвал ветер, шумел дождь, мелькали вспышки молний. Никулин держал в руке фонарик.

— Очнулся? — Командир заглянул в глаза. — Давай, майор, подъем. Надо остальных в чувство приводить. Кажись, началось…

Лицо командира белое, с налипшей на ресницы грязью и вытекшим гноем. Камуфляж тоже покрыт слоем пыли. Николай отодвинул от лица респиратор и хотел вытереть рукавом лицо, но, увидев свой вымазанный в блевотине и грязи рукав, надел респиратор обратно. До него медленно доходил смысл слов, сказанных командиром…

— Чего началось? — Во рту тоже скопилась пыль, склеившая губы, все пересохло, язык шершаво перебирал по небу. Как будто песку наелся. Николай с трудом набрал слюну и сплюнул. Никулин подал ему руку и помог подняться. Все тело ныло, как будто он провел несколько последних часов на ринге с опытным спарринг-партнером.

— А ты прислушайся, когда уши прочистишь, — ответил командир. — На лирику времени нет, я пойду посмотрю, что с парнями у леса и Лощининым, а ты хватай Бурцева и разбирайся здесь. Тебе понятно? Главное — ученый! Давай!!!

Никулин еще раз внимательно посмотрел на Николая. Зам поднял правую руку и оторвался от стенки. Пошатнулся и рухнул на пол.

— Твою мать! — воскликнул командир, успев подхватить Николая. Он вытащил флягу и, сдавив щеки подчиненного, влил ему в рот несколько глотков воды.

— Пей, Коля, это любимая бурцевская хрень с витаминками. — Он энергично встряхнул Петрова. — Давай, брат, никто кроме нас, ты ж понимаешь.

— Миша… Миша… — Зам закашлялся. — Миша!

— Чего? — спросил командир.

— Один вопрос. — Николай помотал головой. — Один вопрос.

— Ну?

— Скажи, на хрена ты из хоккея на войну ушел? — Петров выпрямился и, опершись на стенку, посмотрел на Михаила.

Тот удивленно повел бровью, потом энергично высморкался.

— Тут экстрима больше, — сказал он с легкой иронией. — А от взаимодействия команды зависят жизни. Это важная работа! От взаимодействия — жизни… Понял?

— Я понял, — кивнул Николай, делая уже уверенный шаг вперед.

Никулин оценил взглядом подчиненного и вышел в коридор. Его ботинки долго хрустели по корпусу. Николай поморщился, включил свой фонарик и перевел взгляд в угол. На него без особых проблесков сознания взирал Бурцев. Вася сидел на пятой точке и опирался на автомат. Пытался прокашляться, но выходило слабо. Николай медленно двинулся к нему. В глазах все еще темнело, а голову разрывало пульсирующими всплесками. В ушах стоял приглушенный шум, перемежавшийся каким-то треском.

— Что, Вася, херово тебе? — спросил Николай, болезненно морщась и ощущая во рту комья пыли и запекшейся крови. — А ведь ты тут недавно сам про ядерный взрыв говорил.

Бурцев едва кивнул. Николай наконец добрался до него и помог медику подняться. Получилось со второй попытки. Зам хлопнул его по спине, и Вася смог от души прокашляться.

— Пыль радиоактивная, она, сука, из легких не выводится, — зашептал он, кашляя.

— Да, Вася, — ответил Зам. — Если мы отсюда выберемся, то будем решать проблему радиоактивной пыли в легких… А пока мы здесь, это мелочь, которая ничего не значит.

Вася опустил глаза. Кашлянул.

— Давай, приходи в себя, — прошептал Николай. — Нам всем нужен врач!

— А куда делся командир? — вдруг спросил Бурцев.

— Пошел за Филом, Китом и Ухом.

— Странно, что не тебя отправил, да? — хмыкнул Бурцев.

Николай не сразу понял иронию.

— А, да. Ученый-то здесь. На мне, — сказал он. — Если что, Никулин ни при чем. Правильно… Поэтому, Вася, ты сейчас идешь и делаешь все, чтобы светило науки жил.

— Куда иду? — спросил Вася. Николай оглядел комнату. Нога Антона Ивановича торчала из открытой дверцы шкафа. Петров медленно повернул голову Бура в ту сторону и высветил направление фонарем:

— Вон ногу видишь? Вот туда к нему и идешь. А потом сразу к Лосю.

— Разрешите выполнять? — спросил Бурцев, перестав кашлять.

— Иди, — ответил Зам. Шум в ушах не проходил. С одной стороны, это напрягало, с другой — шум был очень знакомым. До Николая вдруг дошло, что никакой это не шум в ушах. Это были самые настоящие, хоть и приглушенные расстоянием и погодой, звуки боя. Вот, значит, что началось, понял он. Николай посмотрел на часы. На светящемся циферблате было только три часа ночи. Видимо, операция началась раньше. А успех ее скорейшего окончания был под глубоким сомнением.

— Что с ученым? — спросил Николай добравшегося до светила Бура.

— Едва дышит, — ответил Вася. Он вколол профессору какой-то препарат. — Пульс нитевидный.

Бурцев разорвал рубашку на груди ученого.

— Твою ж мать! — воскликнул он.

— Что там? — встревожился Николай.

— У него, по ходу, кардиопротез… Бля… — завыл Бурцев.

— И что? — не понял Николай. — С нас, если чего с ним случится, бошки снимут.

Бурцев посмотрел на Николая:

— Как будто я и сам не знаю… Только тут вокруг полно народу, желающего снять с нас бошки, так что мне твои угрозы не очень, знаешь ли. Хочешь башку мне снести, вставай в очередь.

— Ты, Вася не борзей, — повысил голос Петров. — Я ведь могу и первым в этой очереди оказаться! Не подумал об этом? И вообще, твою мать, ты ж медик! Ты клятву давал!!!

— Ты ж медик… Ты ж программист… Мало ли что я кому давал… — Вася рассвирепел. — Товарищ майор, хочу вам доложить, что у этого человека, судя по шрамам на левой груди, кардиопротез, я не знаю, полная это замена сердца или частичная, но в любом случае это тонкий электронный прибор, не рассчитанный на работу в зоне поражения ядерным боеприпасом. Электромагнитный импульс по-любому его вырубил! Вырубил нахер! От слова совсем!

— Ты же сказал, что пульс нитевидный? — непонимающе и в то же время с надеждой спросил Николай и, подойдя ближе, сел на корточки. — Значит, он есть? Значит, он жив?!

— Ну, раз пульс есть, то, скорее всего, кардиопротез не является полной заменой сердечной мышцы, а лишь встроен в качестве помощника. Но только в данный момент он ни хрена не помогает. А скорее, даже мешает. Товарищ майор… Коля, что я могу здесь сделать?! Извлечь эту штуку — нужна большая операционная, с ассистентками, чтобы чисто и стерильно. Поддерживать его жизнь — нужен аппарат, реанимация, понимаешь? То, что у него нитевидный пульс, — это так, считай, судороги. Он труп! Без одной минуты покойник.

Николай прекрасно все понимал. Перед глазами стояла картина, как к ним, выбравшимся из всего этого, может быть, даже героями, подходит генерал Хасанов и, глядя в глаза, по-отечески спрашивает, мол, где ученый. Потом по-матерински выражается отборными армейскими фразами и вместе с ними же отправляет его, Николая, и, конечно, Никулина (куда ж он денется?!) под военный трибунал…

— Вася, ты должен что-нибудь сделать, — упрямо произнес он.

— Так! Что-нибудь сделать, говорите? — Вася огляделся. — Товарищ майор, помогите определить его в комнату, где наш «жилец» кочевряжился. Там хотя бы стол большой и комната, почти операционная.

Бурцев запихнул себе в рот фонарик, вызвавшись идти первым.

Вдвоем они с трудом подняли ученого и, шатаясь, потащили светило науки по коридору. Как ни странно, но «живой труп» в комнате наконец-то затих и больше не выказывал признаков жизни. Николай и Вася, не церемонясь, спихнули его на пол, отвязав веревки. Для чего пришлось положить Кущенкова. От лежащих рядом Кущенкова и трупа у Николая поплыло перед глазами. Запах начавшего разлагаться живчика впивался в нос. Однако Вася словно не замечал его. Расстелил на столе скатку, и уже на нее они аккуратно уложили профессора. Вася странно посмотрел на труп, на Николая и в окно. Вспыхнула молния.

— Ну и темнота, — проговорил Вася. Он вытащил фонарик изо рта. — Вот и как в темноте лечить светило науки? Хорошо, здесь комната больше…

— А какая разница, в какой комнате сейчас лечить? — недоверчиво ответил Николай.

— Я же говорю, здесь стол большой… Коля, ты иди остальных проверь, — сказал Вася. — Я тут сам. Буду адреналин ему колоть, универсальную сыворотку… Нужно запрашивать помощь. А связи нет. Так ведь? Нет связи, нет помощи. Но я, что смогу, сделаю… Вы, товарищ майор, идите… Что там с Филом, что там с Ухом…

Николай подозрительно смотрел то на подчиненного, то на лежащего на столе Кущенкова. Пожал плечами, сплюнул кровяной комок на пол и вышел. Дверь за его спиной закрылась. Терять уже было нечего. Коридор освещал фонариком на автомате. Раздался шум голосов и звук шагов. В луче света показались поднимавшиеся по лестнице Носов и Никулин, тащившие носилки с Лощининым, и Кит. Фил шел, опираясь на Ухо.

— Держись, Лосик, — вещал Носов, которому ядерный взрыв, казалось, не нанес никакого урона. — Сейчас мы тебя поставим на ноги.

Ухо, Фил и Кит промокли до нитки. Впрочем, и с командирской каски стекала вода.

Никулин встретился взглядом с Николаем.

— Борю смотрели? — опередил Зам.

— Смотрели… Что с ученым? — сразу отбился командир.

— Вася делает все возможное, — ответил Николай.

— Главное, чтобы через жопу ничего не делал, — прошептал Фил. — Скандал будет.

— Давай, Филка, шути, — поддержал друга Носов.

— Так он жив? — требовательно переспросил Никулин.

— Пульс нитевидный. И у него там какой-то кардиопротез стоит. А от электромагнитного импульса эта штука, по ходу, перестала работать, — доложил Петров.

Однако Никулина эта новость неожиданно развеселила.

— Ну, чего встали, пошли в штабную! — бодро заговорил он. — Кардиопротез, значит? А кто отправил ученого с кардиопротезом в зону боевых действий?! Ни хера не я! Мы все, что могли, сделали. Правильно же? — И после небольшой паузы, сплюнув, добавил: — Борис на крыше, говорит, нормалек. У него там уже и плащ-палатка расставлена, и в сухое нижнее он успел переодеться. В отличие от нас.

— А Борька-то у нас Карлсон, — пролепетал Ключевский. — Живет на крыше. — На слове «живет» он сделал акцент.

Они вошли в штабную комнату. Расселись по углам. Хотя правильно было бы сказать, упали.

— Носов, а ты чего сел? — спросил Никулин. — Докладывай теперь.

— Так чего? Мы подходы заминировали. Растяжками охерачили со стороны гор и леса. Теперь пусть сунутся. Правда, гранат и взрывчатки у нас не осталось. Короче, успели, а потом как жахнуло…

— Да уж! А ты у нас самый бодрый, я смотрю? — Командир задумался.

— Его ядерным взрывом не возьмешь, — проговорил Фил. — Ему даже если башку отрезать, он все равно сопротивляться будет. Ибо Носов без головы — это боец, который ничего не потерял.

— Филка, я тебе сейчас втащу, — по-доброму осадил Носов.

— Спокойно! — тихо сказал командир. — Связи нет. Нам надо срочно возвращать нашу боеспособность. Если вы не контужены, то слышите звуки боя. Операция началась, только для российской армии, как вы понимаете, легкой она уже не будет. И, насколько я понимаю, войска в окружении вот этих вот воскресших товарищей. Но мы-то живы, силы у нас еще есть, оружие есть. — Он внимательно оглядел подчиненных. — Короче, мы по-прежнему опасная боевая машина, способная вести боевые действия в крайне тяжелых условиях, нас этому учили, бля! Два варианта развития событий: первый — прорываемся к своим и идем как подкрепление на какой-то особо тяжелый участок. Либо, — он сделал паузу, многозначительно подняв вверх указательный палец, — либо остаемся здесь, внутри периметра, ведем разведку и выводим из строя подразделения противника и технику. И начинать следует с крематория. Я думаю, он основное осиное гнездо. Даю три минуты на приведение себя в порядок. И будем готовиться.

Бойцы вытаскивали сухое белье, скидывая промокшее. Комната наполнилась не самыми приятными запахами, однако ощущение прикосновения чистой и теплой ткани к коже подарило каждому невероятно приятное ощущение тепла. Филу смена одежды далась непросто, но Ухо, быстро подскочив, помог товарищу. С минуту бойцы, закрыв глаза, блаженно молчали, прижавшись к стене. На лицах некоторых играли улыбки. И только Никулин ни на секунду не давал себе расслабляться. Он строго смотрел на подчиненных и считал секунды, давая им отдохнуть, но ни в коем случае не расслабиться. Фил медленно вытащил из рюкзака пару шоколадных батончиков, начал разрывать упаковку. Николай улыбнулся и вытащил из своих припасов запаянную пачку майонеза. Когда надо быстро пополнить баланс жиров и углеводов — самое то.

— До чего ж вкусно, — неразборчиво проговорил Ключевский, жуя «Сникерс» с майонезом.

— Дома смотреть на них не могу, а здесь другое дело! — отозвался Зам, передавая половинку Носову. Фил жадно глотнул, припав к трубке гидратора типа «кэмелбэк».

— «Сникерс» с мазиком охеренчик, епта, — выдал он, глядя на Носова. — Саня, это был твой текст.

Жующий Носов неразборчиво пустил в адрес друга какое-то ругательство. Все заулыбались. Никулин негромко кашлянул.

— Так, я ссать. — Носов вскочил и направился к выходу. В дверях он столкнулся с Бурцевым.

— Вася? — Носов игриво отступил, пропуская товарища.

Бурцев излишне театрально закурил, обвел всех взглядом, не переставая странно улыбаться.

— Ты убил ученого? — спросил Ключевский, дожевывая.

Носов, стоящий в коридоре, кому-то поклонился, и в комнату вошел Антон Иванович.

— Я думал, что все, — сказал профессор. — Однако должен отдать должное вашему медику. Он поставил меня на ноги. По моим расчетам, после взрыва должен был выйти из строя аппарат, помогающий моей сердечной мышце. Конечно, жить в таких условиях мне пришлось бы недолго. Но вот я стою перед вами, господа, и, уж не знаю, чем Василий меня накачал, чувствую себя великолепно! Хочется творить, заниматься научно-исследовательской деятельностью. Правда, немного шумит в голове. — Ученый весело засмеялся. — Василий, скажите, когда действие этого чудесного препарата закончится?

— Ты Антону Ивановичу морфин вколол? — улыбнулся Никулин.

— Ох, не думаю, — все так же весело ответил ученый. — Он смог запустить кардиопротез, а это одним морфином не сделаешь… А без протеза я бы тут не стоял. Что и говорить, кудесник!

Вася молча слушал дифирамбы. Однако улыбался не очень весело.

— Надо с «нянькой» доразобраться, — сказал он. — Если сетка накрылась, то у нас не будет карт местности, они подгружались в режиме онлайн. Ну и открыть системы вооружения, точнее, перевести управление полностью под наш контроль, что допустимо лишь в крайнем случае, если по инструкции… Но ведь сейчас крайний случай? Ну и вообще, понять, выжил ли танк. Хотя по идее должен, я же его совсем вырубил.

— Бурцев, ты чего с темы съезжаешь? — наконец заговорил, придя в себя от явления Кущенкова, Николай. — Вот видишь, справился. Антон Иванович, рад вас видеть живым и здоровым!

Все дружно загалдели. Никулин выглядел удивленно, но и он радовался, что ученый жив. Хотя это означало, что теперь снова придется за ним приглядывать.

— Вася, ты про «няньку» хорошо вспомнил, — сказал командир. — Только сначала вот прямо сейчас открой нам наконец-таки личное стрелковое оружие, когда оно стреляет — спокойней. А потом возьмешься за танк. Надо использовать его арсенал и пополнить боезапас. «Соколы» тоже перепрограммируй. — Потом к ученому: — Антон Иванович, вы присядьте.

— Разрешите выполнять? — задорно спросил Бурцев.

— Выполняй, Вася. Только фонарики отдай.

Бурцев тут же собрал со всех автоматы и отправился в операционную.

— Чего это он такой покладистый стал? — поинтересовался Фил.

— Хрен его знает, — ответил Никулин.

Петров задумчиво смотрел в сторону, куда только что ушел Бурцев.

— Вы что-то хотели? — присев на стул, спросил Кущенков у Никулина и тут же поднялся. — Ох, не сидится мне. С вашего позволения, я поднимусь наверх и еще раз осмотрю оборудование.

И он, не дав никому опомниться, скрылся в темноте коридора.

— Нормальный такой дух в нем проснулся, — удивленно произнес Фил. — Прям исследователь жизни. Сейчас всю правду нам выложит.

— Исследователь. — Николая замутило от мысли, которая пришла в его голову и которую он боялся озвучивать. — А ничего, что наш ученый без фонарика наверх пошел… Там темно, как сами знаете у кого и где.

Зам поднялся и выбежал в коридор за ученым:

— Антон Иванович, фонарик возьмите!

Никулин зажмурился, как будто захотел срочно проснуться, и, открыв глаза, командным голосом произнес:

— Так, все. Пора действовать, я все придумал.

Загрузка...