Операция «Выход»

Глава 11

Когда Джули просыпается в субботу утром, происходит нечто странное. «Однажды, – думает она, – я не проснусь. Мир останется, а меня здесь не будет».

Ее тело весьма своеобразно реагирует на эту мысль. Оно будто съеживается изнутри, в желудке тихо шипит, потом хлопает, и Джули внезапно хочется зарыдать. Она снова чувствует себя маленькой девочкой.

Она не может даже сесть в кровати – лежит, потеряв ориентацию. Всю жизнь Джули считала, что те, кто умирает, всего лишь просчитались; они просто были недостаточно осторожны, съели что-нибудь не то, умудрились не заметить рыбью кость, незнакомца, что крался за ними, или машину, что неслась по улице, которую они хотели перейти. Ей всегда казалось, что жизнь – уравнение, которое можно решить, или тест, который длится вечно, если знаешь правильные ответы.

Жизнь – тест? Этому Джули учили в школе. Она вспоминает свою учительницу истории религии, миниатюрную седую даму, которая объясняла, как Бог проверяет людей: да, с тобой могут случиться разные несчастья, но все они – лишь тест, и если ты справишься с ним, попадешь в рай. Еще в детстве Джули перестала верить в Бога и Рай, но сохранила идею о том, что жизнь – в каком-то смысле тест, который продолжается, пока не ошибешься. В каком-то закоулке мозга у Джули засела мысль, что, если все время принимать верные решения, можно жить вечно. Неосознанная мысль. Но в любом случае Джули больше так не думает. Она бы рада найти в подсознании какое-нибудь утешение, но, увы, слишком поздно. Она только что поняла, что бессмертие невозможно.

Джули полагала, что контролирует смерть, но это не так. Если водить машину медленно, полагала она, вынимать из рыбы все кости и избегать автострад, темных аллей и рискованных затей, вечная жизнь обеспечена. Но теперь Джули понимает, что рано или поздно умрет, несмотря на все меры предосторожности. Она – организм, как червь или тля, а организмы умирают. Однажды она не сможет контролировать свое существование, потому что буквально перестанет существовать.

Когда Джули было лет двенадцать, у Розы, маминой подруги, обнаружили какую-то неизлечимую болезнь. Джули узнала об этом, случайно подслушав, как мать разговаривает по телефону с подружками из политехникума, но так и не поняла, какой диагноз поставили Розе. Через пару недель та ушла от мужа и поселилась вместе с семьей Джули.

Хелен и Роза решили, что болезнь можно вылечить медитацией, марихуаной и травами, которые в ходу у племенных культур. Борьба за жизнь Розы превратилась в круглосуточное занятие; когда бы Джули ни зашла на кухню, мать заваривала очередной высокоэнергетический напиток. Либо Роза курила косяк, лежа на столе, а мать стояла над ней, хихикая и пытаясь вспомнить, где у Розы какие чакры. Джули никак не могла понять их веселья. Разве не положено печалиться, когда кто-то умирает?

В конце концов папу Джули достала вся эта возня, и он сказал, что сочувствует Розе, но его дом – не хоспис и не центр медитации. Он забрал Джули на несколько дней к своим родителям, и когда они вернулись, Розы и след простыл. Джули так и не узнала, что с Розой случилось, подействовали все эти травы и зелья или нет.

Думая об этом теперь, Джули осознает, что никогда не сомневалась: подействовали. Уж больно научным казался ей в то время весь процесс (хотя сейчас, на умудренный взгляд, становится очевидно: научным он не был). Но главным образом казалось, что невозможно чего-то добиваться так упорно и потерпеть поражение. Это нечестно. Учительница истории религии вдалбливала ей, что Богу по душе упорная работа. Джули давным-давно перестала верить в Бога, но до сих пор думает, что упорная работа должна вознаграждаться – если не выдуманным человеком с бородой, то хотя бы результатами. Ведь невозможно трудиться в поте лица и не получать результатов? Это наука: тратишь топливо – получаешь энергию. Энергия не исчезает бесследно, она вызывает перемены. Если хочешь жить, и притом достаточно сильно, все у тебя получится. Люди, которые умирали, просто не очень хотели жить. Ребенком Джули не боялась рака, склероза или СПИДа: знала, что, если сильно поднажать, можно вылечиться от чего угодно.

Вот почему Джули всю жизнь старалась избегать опасностей. Автокатастроф, авиакатастроф, рыбьих костей, которыми можно подавиться, высоких зданий, где можно застрять во время пожара, случайных отравлений, пищевых аллергий, токсического шока. Теория: вычитаешь риск, получаешь деятельность, лишенную риска. Математика. Но теперь Джули понимает, что жизнь не лишена риска. И риск немалый. Жизнь кончается смертью, что бы ты ни делал. Риск велик.

Она кое-как садится в кровати. Смотрит на бардак в комнате и представляет, как все это запихивают в коробки и выбрасывают вон. Ее книжки и шмотки, вероятно, отправятся в «Оксфэм», а все остальное просто выкинут, в конце концов оно окажется где-нибудь на свалке. Джули представляет, как ее тетради превращаются в бумажную массу, а карандаши – в перегной. Потом видит, сколько тут предметов из пластика. Они не поддаются биоразложению. И Джули понимает, что ее пластмассовая линейка, авторучки и калькулятор просуществуют дольше, чем она сама. Уж ее-то микробы разложат. Она будет мертва и забыта, а линейка, ручки и калькулятор останутся. Они искусственные. Никогда не жили, а значит, не способны умереть. Когда Джули не станет, земля продолжит вращаться, и она этого не увидит. Ее калькулятор будет лежать на дне какой-нибудь ямы, но на нем уже никто никогда не будет считать. Он больше не будет работать, металлические детали заржавеют, но ее имя, нацарапанное на пластике циркулем, никуда не исчезнет. Это самая печальная мысль, какая только приходила ей в голову.

Джули представляет, как рассказывает об этом откровении Люку, и видит, как он смеется.

– Ты думала о смерти? – спрашивает он. – Вот так сюрприз!

Но такие мысли о смерти – это что-то ненормальное. Она бежит к Люку.

Джули плачет, и Люк ее утешает.

– Все будет о'кей, – говорит он, гладя ее по голове.

– Я не хочу умирать, – всхлипывает она.

– Ты не умрешь до глубокой старости. Обещаю.

– Но я состарюсь, не успев оглянуться, и…

– Старики не боятся смерти, – говорит Люк. – Они к ней готовы.

– Старики, которых по телику показывают?

Люк мрачнеет. Отодвигается от Джули.

– Я…

– О господи, Люк, прости, – говорит Джули. – Прости, пожалуйста.

– Я не виноват, что у меня есть только телик. Я действительно пытаюсь понять жизнь.

– Я знаю.

– Я хочу выбраться отсюда и познать ее на своей шкуре.

– Я знаю.

– Меня бесит, что все мои знания фильтруются этим сраным стеклянным экраном. – Он показывает на телевизор. – Или этим. – Он тычет в компьютер. – Чертовы сраные экраны. Я их ненавижу, Джули.

Теперь Джули утешает Люка. Впрочем, он не плачет. Кажется, пытается подобрать слова.

– По крайней мере, у нас все не так плохо, как у Дэвида, – говорит он наконец. – Бедный Дэвид. – И тут Люк начинает плакать. – Бедный Дэвид, – повторяет он снова и снова. Он даже не знает Дэвида, но, видимо, это не имеет значения.

– Мы вытащим тебя отсюда, – тихо говорит Джули. – Мы придумаем способ.