Оренбургский платок

На свадьбе мне и Михаилу налили по полной стограммовой рюмке магазинной водки. Дали по куску ржаного хлеба. Шибко посыпали солью, в снег прям белые.

Примета вроде там такая. Выпьют всё молодые и не поморщатся, съедят все это – любят крепко друг дружку, в ладу будут жить.

Минька-то молодчуга. Шадымчик[11] под случай как ломит! Что вода, что водка – без разницы вприпадку молотит.

А я полстаканчика приняла. С горем пополам на двоих осилила. Разочек куснула хлебушка. И нетути меня больше.

Тут встают свёкор со свекрухой.

Свёкор и говорит свекрухе:

– Аниковна, давай выпьем. Миньку женим! Первончик наш! Соколич!

Слышу, ой, плохо мне...

По-за спиной шепоток зашелестел:

– Какая-то вся она из себя гордянка. Впряме дышать нечем!

– Ересливая брезгуша...

– А матушки-та мои, морщится. А матушки-та мои, и хлеб-та не скушала-то наша городска...

– Э-э-э-э... Не будут жить...Не будут, одно слово...

Мне и вовсе худо. Молоком отхаживали. Нашатырём виски тёрли, нюхать давали...

Очнулась...

Тут-то моя доброта-свекровь и ну задавать звону свадьбе.

– Зачем тако мучить человека?! Это у нас тако принято. А у них тако не принято. Она не можа... Ну на кой лядо принужатьта? А не дай Бог, помрё, чё будем делать-та?..

А не померла Аннушка.

Ой да ну!..