Оренбургский платок - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Анатолий Санжаровский (4) #4

4

Ешь с голоду, а люби смолоду.

Жила я двадцатую весну.

Это вот сейчас иной раз в зеркало робеешь глянуть. А тогда я была не так чтоб красавица, но очень симпатичная. Фигурка хорошая. Талия в рюмочку.

Что ни надень – всё моё, всё по мне, всё на мне ладно. Будто Аннушке и справляли.

Плетея я была первая. Пускай наша разогромная семья не знала полного достатка, одевалась я таки по моде.

Узенькая, длинная тёмная юбка. В неё подзаправлена белая кофта и поверх лаковый ремешок.

Волосы я наверх расчёсывала.

Была у меня коса толстая, чать, ниже пояса. Ну прямушко вот так! В косе лента сегодня одна, назавтра другая.

Женихи вкруг меня вились, как пчёлы у свежего цветка с мёдом.

Тогда женихи были ой да ну! Не то что лишнего слова сказать – рта боялись открыть.

Какой я, девка-ураган, на них гипноз имела, досегодня понять не могу.

Был у меня Лёня.

Высокий такой, красивый, глаза весёлые. А сам стеснительный-стеснительный.

Он пас стадо. Я звала его пастух мой овечий.

Идёшь на посиделки, а нарядишься вроде на свадьбу.

Короткая, тоненькая веретёшка уткнулась носом в блюдечко на коленях, вертится без шума. Прядёшь... Что мне прясть? Пряли б волки по закустью да мне б початки знай подносили. Только чтото не несут. Надо самой прясти. Прядёшь пух, а сама раз за разом только зырк, зырк, зырк в шибку. Не замаячил ли?

Пора бы и придти – ребят всё ни одного.

Грустно так станет да и затянешь.

По части песен, частушек я была оторвибашка. Самолично всё сочиняла. Большая была песельница.

Голос у меня сильный. С первого класса до замужества пела в церковном хоре на клиросе. Пела в клубе.

Запечалимся да и заведём всем девишником:

– Пряди, пряди, веретенце,

Пряди, не ленись.

Вейся, вейся, нитка, тоньше,

Тоньше и не рвись.

Чтоб свекровка – злая мать

Не могла сказать:

«Нитки толсты, нитки плохи,

Не умеешь прясть...»

А ребят всё нет как нет.

С вечора не должны б забыть дорогу.

Может, заблудились?

Ну и блудите!

И давай их продёргивать в подергушках-повертушках[2] . Не надобны нам такие раздушатушки!

– Ах, бывало, вкруг милова

Я, как веточка, вилась.

А теперя, как водичка,

От милова отлилась.

За Лизой чудит Федюня:

– Через Мишу свет не вижу,

Через Петю хлеб не ем.

Через Васю дорогого

С ума спятила совсем.

А Луша:

– Куплю ленту в три аршина,

К балалайке привяжу.

Тебе, милый мой, на память,

А я замуж выхожу.

А Фёкла:

– Треплет, треплет лихорадка,

Треплет милова мово.

Затрепи его сильнее

За измену за ево.

А Маруся:

– Ты не стой у ворот,

Не приваливайся.

За тебя я не пойду,

Не навяливайся.

Не отламывала жали и я своему Лёне.

Как гаркну не на всё ль Жёлтое:

– Невесёлый нынче вечер:

Не пришёл пастух овечий!

А грешила.

Не было вечера, чтоб не пришёл.

Задержится, глядишь, со стадом. А пойди петь про него, а как зачни душа душу звать – вот он уже спешит-идёт, каблучками стёжку жгёт, вот уже на пороге, заносит скорую весёлую ноженьку через порожек и улыбается, улыбается. Да не один, с дружками да с гармошкой.

Всвал покидают девчата в угол спицы, клубки, веретёна! Ой, устали! Погляньте, как устали! Ой, отдыхать!

Задуют лампу да и айдатеньки в проминку по Жёлтому с песнями под гармошку.

Парубки затягивают первой свою наилюбимую.

У Лёни была своя любимая песня. Вот эта... Правда, сам он не пел, всё стеснялся. А вот послушать любил...

– Ветер по полю шумит,

Весь казак в крови лежит

На кургане головой,

Под осокою речной;

Конь ретивый в головах,

А степной орёл в ногах...

«Ах, орёл, орёл степной,

Побратаемся с тобой.

Ты начнёшь меня терзать

И глаза мои клевать!

Дай же знать про это ей,

Старой матери моей.

Чуть начнёт она пытать,

Знай о чём ей отвечать.

Ты скажи, что вражий хан

Полонил меня в свой стан,

Что меня он отличил

И могилой наградил.

С сыном ей уже не жить

И волос ему не мыть.

Их обмоет ливень гроз,

Выжмет досуха мороз,

И расчешет их бурьян,

И раскудрит ураган.

Ты не жди его домой,

Зачерпни песку рукой

Да посей, да поджидай,

Да слезами поливай,

И когда посев взойдёт,

Сын на родину придёт!»

Побрались за руки. Невспех идём себе, идём...

Кто поёт, кто подпевает. А кто и пенье милованьем слади?т...

Не беда, какая парочка споткнётся, приотстанет.

Через минуту-две нагоняют. Рады-радёшеньки, сияют.

Поцелуй нашли!

А у меня с робким Лёней – ну тишкину мать! – ни находок, ни разговору. А так... Одни междометия... горькия...

А каюсь...

В корявой башке моей всё свербела сладкая теплиночка:

«Миленький мой Лёнька,

Мой хороший Лёнька,

Ты за талию меня

Потихоньку тронь-ка!»

Да куда!

Мысли мои он читать не мог и на самом близком отстоянии. А по части троганий и вовсе не отважистый был. Крепче всего выходило у него багровое молчание. По лицу вижу, край зудится что сказать, да рта открыть смелости Боженька не подал...

А и то ладно. А и то сердцу отрада...

Погуляем с часочек, там и снова делу честь.