Оскомина

IX

Артур и Джули жили в нескольких кварталах от нашего дома. Наутро после того как мы с Марком вернулись в Вашингтон, я выскользнула из постели и отправилась к ним. Артур открыл дверь и уставился на меня — так глядят на человека, у которого недавно умер кто-то из близких. Потом надолго заключил в объятия. «Что тут скажешь?» — подразумевал этот безмолвный дружеский жест.

— Как ты? — говорит он.

— Я вернулась, — говорю. — А, по-твоему, как я?

— Ты вернулась, — подтверждает он.

— Вчера Марк приехал в Нью-Йорк, — сообщаю я. — Обещал с Телмой больше не встречаться, вот я и вернулась.

Артур кивает.

— Что ты про это думаешь? — спрашиваю я.

— Не знаю, что и думать, — признается Артур.

Из спальни вышла Джули. Она обняла меня и долго гладила по плечам, по спине, а я лила слезы на ее махровый купальный халат.

— Вы его видели? — спрашиваю я.

Они кивают.

— Я даже несколько минут провел с ней, — говорит Артур.

— Я же ставлю вас в дурацкое положение, — спохватываюсь я.

— Нет-нет, ничуть, — протестует Джули.

— Что он говорил? — спрашиваю я.

— Это неважно, — говорит Артур.

— Почему неважно?

— Потому что он спятил, — отвечает Артур.

Мы пошли в кухню и сели пить кофе, над которым долго и кропотливо колдовал Артур. Прежде чем насыпать кофе, он кладет в кофейник яичную скорлупу, кусочки корицы и старый нейлоновый чулок. Его кофе крепко, пряно пахнет немытыми ногами.

— Два месяца назад вы на неделю приехали в Западную Виргинию, — напоминаю я.

— И что? — спрашивает Артур.

— Мы хорошо провели ту неделю?

— Великолепно! — говорит Джули.

— Мы с Марком казались счастливой парой?

— Да, — говорит Джули.

— Я почему спрашиваю, — говорю я, — потому что Марк мне заявил, что наш с ним брак уже давно стал хуже некуда, и сейчас я даже толком не помню, плохо мы жили или хорошо.

— Он и нам то же самое говорил, — замечает Артур.

— А что еще? — спрашиваю я.

— Говорил, что ты к нему отвратительно относишься.

— Так оно, пожалуй, и есть, — говорю я.

— Глупости, — протестует Джули.

— Нет, правда-правда. Срывалась все лето, орала на него, потому что его вечно не было дома.

— Да не орала ты на него, — говорит Джулия. — Просто у него роман был в разгаре.

— Но я-то об этом не знала.

— Все-таки, наверно, знала, — говорит Артур. — Я же вот знал.

— По-моему, ты говорил, что знать ничего не знал, — замечает Джули.

— Про Телму я и впрямь знать не знал, — объясняет Артур, — и вообще ничего не знал наверняка, но догадывался, что дело не чисто. Эти бесконечные поездки к зубному врачу…

— А я что, ослепла? Если вы много чего заметили, почему же я ничего не замечала?

— Да не казни ты себя, — говорит Джули. — Ты же ему доверяла. Нужно доверять человеку, за которого вышла замуж, не то всю жизнь будешь копаться в телефонных счетах и чеках «Америкэн экспресс».

— Ничего, все уладится, — успокаивает нас Артур.

— Ты так говоришь просто потому, что тебе пора ехать к студентам, а такой фразой хорошо закончить разговор, — укоряю его я.

— Да, мне действительно пора ехать на занятия, — соглашается Артур, — но поверь, все и впрямь уладится. Он образумится. Господи, Рейчел, Сэм еще совсем маленький, ты беременна…

И поцеловав на прощанье нас с Джули, Артур вышел. Убедившись, что двери лифта за ним закрылись, Джули говорит:

— А вот я даже не догадывалась о романе Марка, понимаешь? Поди знай, что я бы сделала, если б догадалась, но мне и в голову не приходило…

— Ясно, — говорю я. — А мне что же делать, Джули?

— Иди домой. Продолжай работать. Занимайся Сэмом. Рожай ребенка. Подожди, все образуется. В конце концов она ему просто надоест. В конце концов он придет к выводу, что она зануда еще почище тебя. В конце концов она ему и в постели приестся, как приелась ты. Вот тогда он и решит, что лучше уж жить с тобой.

— Но Марк сказал, что не будет больше встречаться с Телмой, — напоминаю я. — Как же она ему надоест?

— Будет, будет, — говорит Джули.

— Что будет?

— Будет с ней видеться и будет от нее уставать.

— А я, выходит, должна, как копченая семга, висеть на крючке?

— Да, — говорит Джули, — если хочешь сохранить брак.

— Какой кошмарный совет.

— Знаю, — соглашается Джули, — зато действенный. Проверено на себе. Иногда сама не понимаю, зачем я на это пошла, — до того противно, больно и унизительно было пережидать весь этот кошмар. Порой закрадывалась мысль: уж лучше бы уйти от него самой.

— Ты рада, что осталась с Артуром?

— Еще бы, — говорит она.

— Тогда в чем же дело?

— Сама не пойму, — признается Джули. — Иной раз тянет пожить одной. К примеру, сегодня утром проснулась и поняла, что мне никогда не испытать садо-мазохистских наслаждений. У нас с Артуром о них и речи быть не может. Не то чтобы мне без них жизнь не в жизнь, а все-таки досадно: со мной ничего подобного не будет никогда.

— Я тоже ни разу такого не пробовала, — говорю я, — но, мне кажется, если бы очень захотела, вполне могла бы предложить.

— А меня Артур поднял бы на смех, — говорит Джули.

— Впрочем, непонятно, к чему бы Марк мог меня привязать, — говорю я, — у нашей кровати нет изголовья. А без него не обойтись, как ты считаешь?

— Понятия не имею, — признается Джули. — В том-то и дело.

— Думаю, можно снять номер в гостинице, — говорю я. — Там все кровати с изголовьями.

— Ага, а веревку заказать в номер, — добавляет Джули.

— Тяжело все это, правда? — говорю я.

— Когда такое случается, всегда тяжело, — признается Джули. — Но потом становится легче. Сама убедишься. А немного спустя ты уже сможешь целых пятнадцать минут не думать о том, чем они там занимаются.

— А тем временем, — говорю я, — если у нас не срастется, я смогу размышлять о том, чем бы позабавиться самой.

— Чем еще, кроме садо-мазохистских штучек? — спрашивает Джули.

— Еще есть амилнитраты[63], — отвечаю. — Секс втроем. Японские фильмы. Дискотека роллеров. Тайская кухня.

— Мне казалось, ты терпеть не можешь тайскую кухню, — замечает Джули.

— Верно, — подтверждаю я, — и если мы разойдемся, мне никогда больше не придется с ней мириться. Возможно, оно того стоит.

Джули взглянула на меня.

— Мне кажется, порой на них что-то находит.

— На мужчин, что ли?

— Я не говорю, что они хуже нас, — продолжает она. — Они другие.

— Ноу тебя выходит, что они хуже, — уточняю я.

— Знаю, — говорит Джули.

— И что же нам делать?

— Держаться, — говорит она, — а если так и не срастется, попытать удачи еще с кем-нибудь.

Когда я вернулась домой, Марк уже ушел к себе — писать веселенькую колонку про челночные перелеты между Нью-Йорком и Вашингтоном. Я зашла на кухню. Там сидели Сэм и наша домработница Хуанита, она учила его, как по-испански сказать «с кем поведешься, от того и наберешься»; в сущности, эта пословица довольно точно обобщает жизненный опыт самой Хуаниты. Двенадцать лет она прожила со своим мужем Эрнандо; в конце концов он смылся, прихватив с собой ее карту компании «Сирз, Роубак и Ко»[64] и оставив Хуаните кучу застарелых долгов, давних своих подружек и бракованные запчасти к автомобилям; от всего этого добра Хуаните, похоже, не суждено избавиться до конца жизни. Минимум раз в неделю она опаздывала к нам и, захлебываясь слезами, объясняла: то отдел кредитных карт «Сирз» грозится конфисковать у нее какую-то важную деталь стереосистемы, которой она в глаза не видала; то муж выкрал из багажника ее машины запасное колесо; то является какая-то Тереза и требует отдать ей секундомер Эрнандо.

— Я ж ей толкую: он управляется в две минуты, хоть он пьяный, хоть тверезый, — говорила Хуанита. — На какой ей время мерить?

Хуанита — женщина замечательная: она одна растит трех ребятишек, и я очень старалась ее полюбить, но было это нелегко, потому что она прямо-таки притягивала всякие напасти. Однажды утром, к примеру, по дороге на работу она на Белтуэй[65] попала в пробку; Хуанита вышла из машины посмотреть, из-за чего затор, — и кто-то вмиг открыл пассажирскую дверь и украл ее сумку. В другой раз она стояла в очереди в супермаркете «Сейфуэй», и вдруг женщина перед ней рухнула на пол без сознания; Хуанита методом искусственного дыхания — изо рта в рот — привела ее в чувство, а та женщина потребовала, чтобы Хуаниту арестовали за непристойные заигрывания.

Увидев меня, Хуанита разразилась слезами.

— Слушай, Хуанита, — говорю я ей, — избавь меня от своих драм. Что бы ни случилось, у меня просто нет сил.

— Ой, мисси Фелман, я так за тебя болею, — говорит Хуанита.

Стало быть, даже Хуаните все известно! Оказывается, в тот день, когда я улетела в Нью-Йорк, она приехала к нам и в гостиной застала Марка с Телмой: они ворковали на диване, точно два голубка.

— Я этого даму знаю, — говорит Хуанита. — Она очень плохой.

— Я знаю, — говорю я.

— Я знай, — говорит Хуанита. — Я у ей десять лет работал.

— И что с ней не так? — спрашиваю я.

— Она очень порченый.

Хуанита крепко меня обняла, но мне пришлось несладко: росту в ней было сантиметров сто сорок, и ее объятие напоминало удар под дых. Потом Хуанита отпрянула и расплылась в ободряющей улыбке; правда, ряды ее золотых зубов лишь напомнили мне о том, как я два дня висела на телефоне, уговаривая дантиста разрешить Хуаните выплачивать в рассрочку долг за чистку и пломбирование корневого канала Эрнандо.

— Все будет хороший, — говорит она. — Сам видишь.

Я поднялась на четвертый этаж, в комнатку, служившую мне кабинетом. В пишущей машинке белела страница моей статьи о картошке. Я вынула страницу и вставила в каретку чистый лист. Необходимо тут же все это записать, думаю я, кто знает — возможно, когда-нибудь мне захочется сочинить не кулинарную книгу, а что-то другое, и все это мне очень пригодится. Не тут-то было. Описать событие — значит запечатлеть его и признать, что случилось нечто существенное. Я походила по комнате, убеждая себя, что ничего особенного не случилось. И стала думать про картошку. Когда я первый раз готовила Марку ужин, я решила приготовить картошку. То есть, прикидывая, чем порадовать дорогого мне человека в наш первый ужин, я остановила свой выбор на картошке. Очень-очень хрустящей. Сегодня тоже приготовлю картошку, решила я, картофельное пюре. Если вы хандрите, то лучшее средство от хандры — картофельное пюре. Из кабинета над гаражом доносился стрекот пишущей машинки Марка. Я все ждала, что он уйдет — скажем, за новыми носками, — и тогда я смогу забежать в его святая святых и проглядеть телефонные счета и квитанции «Америкэн экспресс», но он сидел как пришитый и долбал по клавишам машинки. А что, если не я, а он делает наметки для будущего романа, подумала я. А может, дело обстоит еще хуже: сочиняет новую колонку. Тогда мне крышка. Крах моей супружеской жизни. Колонка уложится в 850 слов и появится в ста девяти газетах. Я знала, как он ее напишет: в скупом хемингуэевском стиле. Колонки о повседневной жизни Марк всегда писал именно так: Так оно и случится, сказал ему старик. Саша, сказал старик, когда-никогда, но случится обязательно. Ты будешь плыть по реке. Вниз по течению. И наткнешься на бревно.

Зазвонил телефон. Я взяла трубку:

— Рейчел, это Бетти.

— О боже! Мне так обидно!

— Еще бы, — говорит Бетти.

— А ты уже все знаешь? — спрашиваю я.

— Полный ужас, что и говорить, — говорит Бетти.

— Откуда ты узнала? — спрашиваю.

— Из газеты, — отвечает Бетти.

— Из газеты? — удивляюсь я.

— Почему ты мне не сказала, что Ванесса Меладо тоже в вашей группе? — говорит Бетти.

— Ограбление попало в газеты? — спрашиваю я.

— Да, в отдел светской жизни.

— Нам запрещено рассказывать про членов группы, — говорю я.

— Ну и что она собой представляет?

— Об этом тоже нельзя рассказывать. — Я меняю тему: — Слушай, мне так обидно, что я пропустила твой прием.

— Ничего, — говорит Бетти. — Я, конечно, заметила твое отсутствие и сразу заподозрила неладное. Вижу, предчувствие меня не обмануло.

— Да уж, — говорю я, — полный кошмар.

— Ладно, теперь это уже неважно, — говорит Бетти, — зато я выяснила, с кем у Телмы Райс роман.

— И с кем?

— Тебе не понравится, — замечает Бетти.

— Так с кем же?

— С Артуром, — говорит Бетти.

— С Артуром Сигелом? — уточняю я.

— Да, — подтверждает Бетти. — Вчера днем они заехали в «Хилтон» выпить бокал-другой. А в вашингтонский «Хилтон» заезжают выпить, только если речь идет о какой-то тайне.

— Ничего у Артура с Телмой Райс нет, — говорю я. — И ни у кого другого тоже.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Бетти.

— Знаю, и все, — говорю я.

— Ну мне-то скажи, — просит Бетти.

— Ладно, только никому больше не рассказывай.

— Даю слово, — говорит Бетти.

— Я встретилась с Телмой у гинеколога и там все узнала.

— Что?..

— Она подцепила жуткую заразу, — сообщаю я. — Тебе лучше вообще про нее не знать.

— О боже, — роняет Бетти.

— Она взяла с меня слово, что я буду держать язык за зубами, — продолжаю я. — Но зараза настолько мерзкая, что она могла бы и не брать с меня слово, я и так не стала бы это рассказывать. А тебе рассказываю только потому, что хочу, чтобы ты знала: между ней и Артуром ничего нет.

— Тогда с чего вдруг она с ним выпивала? — спрашивает Бетти.

— Отчасти именно поэтому, — говорю я.

— Это ты о чем?

— Ей нужен был совет опытного юриста, — объясняю я. — Она подцепила эту гадость в Виргинии, во вьетнамском ресторане, и теперь намерена вчинить им иск.

— А подцепила-то как — с едой или на стульчаке? — спрашивает Бетти.

— Думаю, на стульчаке, — говорю я. — Хотя точно не знаю. Возможно, и с фаршированными блинчиками.

— Господи, — бормочет Бетти. — Бедняжка Телма.

— Бедняжка? — удивляюсь я.

— Мне ее так жаль, — говорит Бетти.

— Ну, очень-то не убивайся, — советую я. — Это излечимо. Но лечение долгое.

— Может, мне пригласить ее с Джонатаном на ужин? — говорит Бетти.

— Не надо, — отвечаю я.

— Почему? — удивляется Бетти. — Болезнь же не заразная?

— Не заразная, — подтверждаю я, — но сейчас она страшно удручена всей этой историей и застолья не украсит.

— Мне кажется, нам стоит устроить танцы, — говорит Бетти.

— Что-что?! — изумляюсь я.

— Потанцуем втроем. Ты, я и Телма.

— Терпеть не могу танцы, — говорю я.

— Ладно тебе, Рейчел, повеселимся.

— Да я танцевать не умею, — признаюсь я.

— Прекрати, — командует Бетти. — Как ты думаешь, где бы нам это организовать?

— В Белом доме, — предлагаю я.

— Отличная мысль! — говорит Бетти. — Там только и разговору, что Белый дом обязан стать более открытым. Я позвоню секретарю по протокольным вопросам.

— Бетти…

— А на будущей неделе мы втроем пообедаем. Во вторник.

— Во вторник я должна быть в Нью-Йорке. У меня семинар-показ по кулинарии.

— Рейчел, с тобой невозможно договориться, — негодует Бетти. — Но мы с Телмой во вторник все же пообедаем. И обговорим эту идею с танцами. Телма немного развеется и хоть ненадолго забудет про свою заразу, а ты отвлечешься от ограбления…

— А я и не зацикливаюсь на ограблении, — замечаю я.

— Вот и прекрасно, — говорит Бетти. — Составляй список гостей.

— Телма наверняка захочет пригласить Киссинджеров, — говорю я. — Ты ведь такие танцы хочешь устроить?

— До свидания, — бросает Бетти и вешает трубку.