Острый каблук

Глава 4

В ту же пятницу практически весь персонал компьютерщиков оказался уволен. Это оказалось своего рода чрезвычайным событием, поскольку обычно «Джулиен Кан» увольнял людей по средам, после выплаты зарплаты. «Титаник» же явно предпочитал последний рабочий день недели, что оборачивалось тревожными ожиданиями для многих на недели вперед.

Все, разумеется, прекрасно знали, что дела в компьютерном отделе шли из рук вон плохо. Фрэнк Фазио, возможно, сам по себе был прекрасным парнем, однако на деле не смог бы отличить компьютер от швейной машинки. С августа, когда были установлены эти машины, отдел пребывал в состоянии хронической, лихорадочной трудовой неразберихи. Призванные изначально упростить работу отдела, эти электронные агрегаты превратились просто в тихо считающих монстров, и каждый сотрудник относился к ним как к существам, способным схватить их, пережевать и переварить без остатка. Фазио, разумеется, прошел соответствующий курс обучения, но он был староватым псом, чтобы освоиться с новыми веяниями в методах работы. Он, конечно, постарался своими частично усвоенными навыками организовать труд подчиненных, однако итог все же оказался неутешительным: масса людей в форменных комбинезонах суетилась вокруг гораздо более умных, чем сами они, машин. Но даже так, даже понимая, что отдел этот напоминает скорее обезглавленного цыпленка, все на фабрике смирились с его бесцельным существованием. Он стал чем-то вроде пьяного мужа, весь день спящего на диване в гостиной. Ну что, международную комиссию созывать, чтобы убирать их, что ли? Ни у кого на фабрике и в мыслях не было избавиться от компьютерщиков.

Зато она зародилась в голове Джо Манелли.

Джозефу Манелли, похоже, пришлись не по нраву пьяные пары, заселившие жилые отсеки его фабрики. Джозеф Манелли вызвал представителя IBM и потребовал от него, чтобы он к пятнице очистил помещение от своих чертовых машин. На это же время было назначено также увольнение и соответствующих сотрудников. Всего в отделе трудились семеро: пять девушек, сам Фазио, как старший, и его помощник. Однонедельное распоряжение Манелли распространялось лишь на женскую пятерку: самому Фазио и его помощнику было позволено проработать еще два месяца, в течение которых они должны будут передать дела счетному отделу. Или как к тому времени распорядится сам Манелли.

Грифф был отнюдь не в восторге от распоряжения Манелли, поскольку его работа была тесно связана с деятельностью компьютерщиков. Ему нравился Фрэнк Фазио. Впрочем, не мог он сказать и то, что Джозеф Манелли был ему совсем не по нраву. И все же в Манелли явно проглядывались черты еще большего сукина сына, чем был Курц, и это тревожило Гриффа.

Он высказал свое мнение в интимной обстановке кабинета начальника отдела цен, и Мардж выслушала его спокойно и внимательно. Закончив свою тираду, он снова с удивлением заметил стоящего в дверях Макуэйда, мысленно прокляв этого мужика и подумав о том, что все его предки были, похоже, индейскими следопытами.

— Грифф, не следует осуждать Джо, — с улыбкой произнес Макуэйд. — Трудная ему доля досталась. Да вы и сами знаете не хуже меня, что компьютерщики работали хуже некуда. По крайней мере, так мне Джо сказал.

— Ну что ж, — с настороженностью проговорил Грифф. — Пожалуй.

Макуэйд пожал плечами:

— У меня, наверное, дурная привычка — постоянно узнавать, что думают другие люди. Грифф, нам ведь всем платят за нашу работу, разве не так? И если мы ее не делаем, то, значит, получаем деньги зазря. Я лично думаю, что Джо принял правильное решение, распустив весь этот отдел. И полагаю, что большие парни в «Титанике» его одобрят.

Гриффу подумалось, что так оно и будет, но решил промолчать. За последнюю неделю он успел свыкнуться с мыслью, что Макуэйд — неотъемлемая, словно вросшая в их отдел деталь. Жесткие рукопожатия при первых встречах мягко переросли в обычное узнавание друг друга при встрече на работе. Грифф без труда стал называть Макуэйда Маком, да и сам Макуэйд начал относиться к своей новой работе спокойно и без волнения, с него довольно было всего лишь рабочего стола. Он посещал также другие отделы, разговаривал с другими людьми, много времени проводил в дискуссиях с Манелли, Хенгманом, иными сотрудниками компании, равно как и с работниками «Крайслера», располагавшегося по другую сторону реки. Создавалось впечатление, что ему действительно хочется разобраться в механизме операций «Кана». При этом он оставался неизменно вежливым, корректным, так что никаких оснований не верить ему не было.

И все же Грифф в присутствии Макуэйда крайне редко заводил разговоры о действиях «Титаника». Он полностью отдавал себе отчет в том, что Макуйэд является представителем новоявленной материнской компании, и ему никак не хотелось в его присутствии поносить имя этой «матушки». Кроме того, в потаенных уголках сознания накрепко засело воспоминание о словах Хенгмана насчет того, что Макуэйд — «грязный проходимец». Уверенности в этом не было, но желание прояснить ситуацию оставалось. Никаких сомнений — неожиданное появление Макуэйда во время его телефонных сентенций явилось грубой ошибкой, так что впредь следовало вести себя осторожнее.

Увольнение сотрудников компьютерного отдела вызвало поток писем и записок чуть ли не из всех отделов и цехов фабрики — можно было подумать, что огонь в одном отделе вызвал всеобщий пожар и все предприятие взметнулось на ноги. Неделя после этого увольнения надолго еще останется в памяти работников.

Манелли принялся лихорадочно разбирать бумаги на своем столе, в первую очередь, естественно, лежащие сверху. Разумеется, это был сугубо эмоциональный акт, хотя текст записок, даже самых сдержанных, был достаточно красноречив, а смысл даже вопиющ. Записки поступали из его собственного отдела, они наваливались, как камни, и грозили обратиться в сокрушительную лавину. Первая записка гласила:

Разумеется, у каждого мастера в каждом отделе и цеху были свои любимчики, родственники, друзья и даже любовницы. Было ясно и то, что все эти любимчики, родственники, друзья и любовницы выполняли массу сдельной работы над конкретной моделью обуви, но временами эта работа кончалась, и им не оставалось ничего другого, кроме как идти домой. И вот тут-то на помощь приходила дружба, родство и т. п. с мастером. Последний обычно находил для этих праздно шатающихся работников какое-нибудь дело, но уже на основе повременной оплаты. Обычно это была какая-нибудь ерунда, не сопряженная с производством, и сводилась лишь к потере времени, но, что более важно, к потере денег компании. Так что первое распоряжение Манелли было отнюдь не глупым ходом. Более того, это было весьма мудрое решение, и Гриффу оставалось лишь гадать, каким образом Манелли вообще разузнал про эту практику и как он набрался решимости положить ей конец.

Вторая записка, судя по всему, должна была немного подсластить горькую пилюлю первой. Ее текст гласил:

Ну что ж, это было определенно приятной вестью для начальников отделов, особенно после того, как им пришлось держать отчет по поводу «особых друзей». Теперь, отказывая им в «особых услугах», они получали небольшую прибавку к жалованью. Впрочем, сверхурочную работу едва ли можно было назвать «услугой». Если парень весь день простоял за своей машиной без работы, то он может потом и всю ночь простоять, до самого утра, так ее и не получив. В общем-то это было устоявшейся практикой некоторой доплаты к жалованью, хотя мастера прекрасно понимали, что четыре часа сверхурочной работы едва ли сравнятся по своей производительности с одним часом обычного труда. В общем, начальство было довольно этим распоряжением, тогда как рядовые работники проявляли по этому поводу гораздо меньше энтузиазма. Для многих из них сверхурочка означала возможность замены старого телевизора на новый, причем с большим экраном. Так что нет, рабочие были очень даже недовольны.

Поэтому Манелли отдал третье распоряжение, призванное поднять трудовой дух работников, и выглядело оно так:

Не желая позволить Джозефу Манелли перещеголять себя, руководство остальных отделов тоже стало рассылать всевозможные служебные записки, копии которых по той или иной причине ложились на стол Гриффа.

Письма, записки, заявления, струившиеся по фабрике как ртуть. Из отдела зарплаты в торговый отдел, из кредитов в отдел цен, из цен в зарплату, из торговли в производство, из производства в торговлю, от Тома Фреду, от Фреда Майку, от Майка Джорджу, от Джорджа Сэму, от Сэма Луи и от Луи обратно Тому. Записки, напечатанные на машинке, написанные от руки, карандашом, чернилами, доставленные посыльными, курьерами или самими начальниками отделов. Это был сплошной шквал записок и меморандумов, пока не поступило распоряжение из отдела торговли:

Танкетки выходят на первый план — танкетки и еще раз танкетки, теперь по цене, которая устроит кошелек любой покупательницы, и…

Смысл всей этой кампании стал ему понятен к концу недели пересылки записок. Все в то время вроде бы были счастливы. Сам он частенько заглядывал в кабинет Манелли, докладывая очередной план увеличения продукции, но при этом неизменно вовлекался в затяжной разговор с Карой Ноулс. Определенно, было в спокойном и добром взгляде этой девицы что-то привлекательное, что подвигло Гриффа на мысль, не следует ли познакомиться с ней поближе, нежели предлагает офис Манелли.

Придя на работу в среду, он сразу же направился к столу Кары.

— Привет. Ну, как дела?

— Да все вроде бы отлично, Грифф, — ответила Кара. — Мистер Манелли ждет вас?

— В общем-то нет. Эта записка попала ко мне по ошибке. Она адресована вам.

— В самом деле? — смущенно проговорила девушка, поджав губки. — И кто же это мог прислать?..

— Почему бы вам не вскрыть конверт?

— Ну конечно. — Чуть поколебавшись, она отклеила клапан конверта, на котором было напечатано: «Служба внутренней связи».

Внутри лежала записка.

Кара подняла на него взгляд, и он заметил в нем то же выражение, которое проступило в день их знакомства. Затем она улыбнулась. Лицо ее смягчилось.

— Ну так как же? — спросил Грифф.

— Почему бы нет?

— Отлично. Во сколько?

— В восемь.

— Годится. Где?

— Вот адрес. — Она нацарапала что-то на куске бумажки. — Должна признать, что это самое приятное уведомление, какое я когда-либо получала. — Она на секунду умолкла, ее улыбка расширилась, глаза кокетливо блеснули. — Сказать по правде, других уведомлений и не было.

— Значит, в субботу в восемь. С танцами.

Выходя из ее кабинета, Грифф чувствовал себя чертовски счастливым и все время, что шел по коридорам, напевал себе под нос веселые мотивы. Проходя мимо распахнутой двери отдела кредитов, он заглянул внутрь. Магрудер и Дэнни стояли у окна и пререкались по поводу того, кому смотреть в бинокль. Он громко рассмеялся и отправился в свой кабинет.

На его столе красовалась женская туфелька.

Рядом стоял Аарон Рейс, вдыхая ароматы воздуха и поблескивая глазами.

— Ну, что ты думаешь по этому поводу? — спросил Аарон.

Грифф прошел к столу и рассмотрел туфлю. Потом отдалился и оценил ее вид с некоторого расстояния. Обошел вокруг стола, ни на миг не отрывая взгляда от туфли. В общем-то эта была самая обычная лодочка из бежевой кожи какой-то рептилии, с низким вырезом, в целом довольно изящная. Никаких украшений или окантовок. У нее был очень высокий каблук — где-то 24/8, — а общий профиль изгиба придавал изделию ощущение легкости и какой-то воздушности. Шкура ящерицы, которая была здесь использована, оказалась на редкость удачной — мелкозернистая, ровная, лишенная каких бы то ни было украшений, она лишь подчеркивала красоту обуви.

— Ну и как? — спросил Аарон.

— «Обнаженная плоть»?

— «Обнаженная плоть».

— Мне нравится, — сказал Грифф.

— А тебе не кажется, что она немного странная?

— Ты имеешь в виду то, что это обычная лодочка?

— Ну конечно. Скажи, кому взбредет в голову мысль использовать кожу ящерицы для изготовления вроде бы простенькой лодочки? Ведь у ящерицы главное — это ее шкура, правильно? И любая женщина, готовая заплатить пятьдесят долларов, захочет заполучить эту шкуру. Но где ты видишь ее здесь, тем более на таком тонком каблуке? И этот низкий вырез, Грифф! Да что здесь осталось от ящерицы? С какой стати ей отдавать пятьдесят долларов за эту работу?

— И в самом деле, с какой?

— Вот именно, — кивнул Аарон. — Нет, Грифф, ты только посмотри на эту очаровательную сучку. Ну какая женщина оторвет от нее свой взгляд и не захочет обуть ее на свою ножку? Хотя на самом деле она украсила бы и ножку прачки. И будь я проклят, если не стану умолять тебя назначить на нее цену в тридцать семь пятьдесят.

— В розницу? — переспросил Грифф. — Ты что, шутишь?

— Ну не больше сорока четырех. А что, Грифф, мы же сэкономим на этой туфле кучу монет. Ты посмотри, какой у нее низкий вырез, а соответственно, будут ниже и пятка, и подъем. Когда имеешь дело со шкурами всех этих маленьких пресмыкающихся, это оказывается важным. Получается, что из того же количества материала мы сможем изготовить больше пар, и все благодаря низкому вырезу. Каблук тонкий, и поэтому мы сможем пустить на его оформление те самые куски кожи, которые останутся после низкого выреза. Нет, ты все-таки посмотри, Грифф! Ну разве не чудные туфли? Сахарок, одно слово.

— Да, Аарон, это кое-что, — проговорил Грифф, чувствуя нечто большее, нежели он вложил в свои слова. — Это действительно нечто, поверь мне.

— Где Мардж? Я хочу, чтобы она примерила их. Ты сам увидишь, Грифф.

— Я и так вижу, — честно признался Грифф. — А это ее размер?

— 4-Б, — отозвался Аарон. — Да ты же и сам знаешь, что у нее ножка манекенщицы. — Он глянул в сторону двери. — Да куда же она запропастилась, черт побери?

— В туалет, наверное, отошла.

— Ну скажи, Грифф, ты сам купил бы эту модель? Если бы ты увидел эти туфельки из кожи ящерицы, со всеми этими точеными линиями, и всего за тридцать семь пятьдесят, разве ты не купил бы их? Нет, ты скажи, поклянись Господом, будь ты женщиной, ты бы не продал своего мужа ради того, чтобы купить их?

— Я бы маму свою продал, — с улыбкой проговорил Грифф.

В кабинет вошла Мардж, положила на стол сумочку и стала рассматривать туфлю, которая сейчас купалась в лучах солнечного света.

— Ну как, нравится? — спросил сияющий лицом Аарон.

— Нравится ли она мне? Да ты что, Аарон, она просто восхитительна!

— В розницу — тридцать семь пятьдесят, — добавил Аарон.

— О нет!

— Да, да.

— Примерь-ка, Мардж, — сказал Грифф.

— О, ну как я могу? — откликнулась она, сияя широко распахнутыми глазами.

— Ты просто обидишь меня, если не сделаешь этого, — сказал Аарон.

— Послушать его, — вмешался Грифф, — можно подумать, что он задумал что-то недоброе.

— Но мне нравится эта модель, — заявил Аарон. — Чертовски нравится.

Мардж присела и скрестила ноги, отчего юбка заползла чуть наверх, оголяя колени, а нейлоновые чулки плотнее обтянули ноги. Затем она скинула туфли, и Грифф, взяв в руку одну из новой модели, бережно сжал ее, приготовившись надеть на ногу Мардж.

— Миледи, — проговорил он, склоняясь над лодыжкой. Аарон протянул ему рожок, Грифф натянул туфлю на ногу Мардж и отступил на шаг, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением.

— А можно я встану на нее? — спросила Мардж.

— Минутку, — сказал Аарон. — Не хочу, чтобы подошва поцарапалась. — Он расстелил перед ней на полу носовой платок. — Ну, теперь давай.

Мардж встала, плотно опустившись на расстеленный платок. Затем грациозным жестом поправила юбку на правом бедре — том самом, где снизу красовалась модельная туфля, — чуть отступила назад, чтобы окружающим можно было полюбоваться стройностью ее ног, и чуть покачала новой обувкой, низкий вырез которой едва скрывал начало пальцев.

— Вот это туфли! — не удержался Грифф.

— Вот это ножки! — в тон ему проговорил Аарон.

— Да хватит вам, — заявила Мардж. — Какая прелесть! Такой красоты у нас, кажется, еще не было. Я просто обожаю их. Грифф, я могу приобрести их по закупочной цене?

— Ну…

Они услышали шаги по коридору, и тут же раздался голос:

— Грифф!

Тот мгновенно обернулся. В комнату ворвался Свен Джорд, инспектор из отдела закройки. Возбужденно обежав стол, он остановился напротив новой модели и уставился на нее. Это был крупный мужчина с пепельно-белокурыми волосами и голубыми глазами; короткие рукава его рубашки обнажали крутые мышцы плеч. Фартук на груди смочили струи пота.

— Грифф! — возбужденно проговорил он.

— В чем дело, Свен?

— Там, внизу, — сказал Джорд и отступил, словно желая перевести дыхание. — Чарли Филдс… твой друг… этот паренек…

— Да что с ним случилось-то?

— Грифф, весь этаж на рогах стоит. Клянусь Богом, я не знаю, что вселилось в них, но ты ему почему-то понравился, и я подумал, что ты сможешь…

— Свен, ради всего святого, можешь ты сказать толком, что случилось?!

— Ну, Чарли и Стиви… Ты же знаешь, что они оба стажируются на обрезке, ну, там, по каймам. А сейчас, Грифф… — Он сделал выдох, чтобы издать очередную фразу. — Я даже не знаю, как это случилось… Впервые на моем этаже… Якобы Стив рассердился из-за того, что Чарли получал товар, который оценивался выше. Ну откуда он мог узнать об этом? У него был только материал и ничего, кроме него. Но Стив все равно расстроился, так, во всяком случае, они мне заявили, стал наезжать на Чарли, а ты знаешь Чарли — он заявил, что пристрелит Стива, вышибет у него все мозги. Слушай, Грифф, нас это уже всех достало. Каждый хочет добиться своего, а в итоге мы получаем полный бардак.

— Свен, скажи, как все же это случилось?

— Клянусь Богом, не знаю как. Но они все еще там, на этаже, Грифф. Бегают вокруг столов, все вокруг себя порушили. Грифф, поверишь, вся работа остановилась, но беготня осталась та же. Весь цех подготовительной резки поставили на голову. Чарли бегает с резаком, а Стиви гоняется за ним с тесаком, которым мы подошвы нарезаем. Грифф, клянусь тебе, один из этих парней определенно отправится в могилу. Я попытался поговорить с ними, но они даже слушать не пожелали и продолжали бегать вокруг, словно разъяренные звери. Я тогда подумал, что ты сможешь поговорить с Чарли, он тебя знает, и ты вроде бы ему нравишься, и, возможно, он прислушается к твоим доводам и тебе удастся предотвратить здешнее кровопролитие? Грифф, девчонки из отдела предварительной закройки визжат, как стая…

— Пошли, — сказал Грифф.