Рангар жестко добавил:
— Но прежде чем беседовать, мы отдохнем. Поедим.
Он снял с лошади седельную подушку и развернул ее в одеяло, которое положил на руки Брин. Его подбородок дернулся в сторону места под соснами, который Валенден расчищал от веток и камней.
Десятки аргументов приходили Брин в голову, но она слишком устала, чтобы спорить. После долгой поездки ее бедра затекли, а кости ныли.
Она расстелила одеяло возле дерева и села на него. Брин не была уверена, сколько еще сможет оставаться в сознании. Каждая ее клеточка жаждала отключиться. Не хотелось думать о нападении. Или о своей семье. Осталось только желание темного забвения сна.
Но она заставила свои глаза оставаться открытыми. Насколько Брин знала, у этих королевских особ были недобрые намерения по отношению к ней. Она до сих пор не знала, почему Рангар помог ей и можно ли ему доверять. Долгие годы больше всего боялась, что принцы Берсладена придут ночью и заберут ее, а теперь она здесь, без ножа, без имени, слишком слабая, чтобы даже сидеть прямо. Остальные не выглядели уставшими, а если и выглядели, то не показывали этого. Переговариваясь друг с другом на Барском, они распаковали вещи и быстро разбили лагерь.
— Не боишься, что Мирские солдаты увидят дым от костра? — пробормотала она Рангару.
— Ветер дует на север, — ответил Рангар. — А бук горит чисто.
Трей что-то сказал Рангару, который ответил на Берском, а затем снова повернулся к Брин.
— Нам с отцом и братьями нужно поохотиться. Оставайся здесь. Мы ненадолго.
Брин не могла представить себе, как можно есть после увиденного за день, но знала, что, если не перекусит, то еще больше ослабеет. Рангар достал из седельной сумки свой лук и исчез среди темных деревьев, где уже скрылись его брат и отец.
Только маг Марна осталась с Брин. Она начала складывать собранные ветки для костра. Брин молча наблюдала за происходящим, ее веки отяжелели. Во рту еще чувствовался привкус сажи. Ее кожа зудела от крови собственного отца, но она слишком устала, чтобы попросить воды умыться.
Маг Марна закончила укладывать дрова, а затем как-то странно закрыла глаза. На мгновение показалось, что она погрузилась в свои мысли, а затем сделала быстрый жест рукой в воздухе и что-то пробормотала вслух. Дрова заискрились и загорелись.
Несмотря на усталость, Брин почувствовала прилив возбуждения, которое всегда сопровождает магию.
«Это грех», — говорила ее мать о магии. «Назад в прошлое», — усмехались ее учителя. Всю свою жизнь Брин считала магию чем-то таким, о чем можно прочесть только в исторических книгах времен, предшествовавших современной науке.
— Как ты это делаешь? — прошептала Брин, потрескавшимися губами.
Маг понимающе улыбнулась и подула на искру, чтобы разжечь огонь. Она оттянула рукав шерстяной рубашки, открыв взору десятки магических знаков, вырезанных на ее коже, давно превратившиеся в шрамы.
Она объяснила:
— Каждый знак воздействует на отдельный элемент. Вот этот… — Она указала на шрам в форме люка в центре левого запястья. — …управляет огнем. — Затем указала на круглый символ выше на руке. — А этот влияет на сон. — Она указала на несколько шрамов ближе к локтю. — С помощью этого я могу общаться. Он позволяет мне говорить на Мирском.
Брин оживилась от любопытства. Она и не подозревала, что магия может быть такой сильной.
— Может ли магический знак позволить мне говорить на Берском? — Не то чтобы у нее было намерение отправиться в Берсладен.
Одно дело — сбежать с помощью Рангара, но совсем другое — добровольно отправиться в его далекое королевство. Тем не менее, было бы полезно узнать, что Рангар и его братья говорят друг другу. Кто знал, что они могли замышлять.
— Магия сложнее, чем кажется, — объяснила взрослая женщина. — Есть причина, по которой Рангар сам учил Мирский, а не через магический знак. Метка для манипулирования языком — более продвинутая. Для этого нужно проглотить яд, а также сделать скарификацию[1].
Брин изучала символ возле локтя мага. В то время как некоторые другие магические знаки представляли собой грубые надрезы, этот был гораздо более замысловатым и, похоже, состоял из сотен мелких порезов.
— Сами по себе знаки — это всего лишь инструмент, — продолжала маг. — Если ты не знаешь, как пользоваться этим инструментом, можешь испортить все, что задумала. То же самое и с магией. Большинство людей в Берсладене умеют произносить базовый набор заклинаний. Но есть маги и наши ученики, для которых освоить каждое заклинание и даже разработать новые — миссия всей жизни.
Костер разгорелся под умелыми руками мага Марны. Хотя Брин вспотела, когда они спешились, теперь, после захода солнца, ее влажная одежда быстро стала липкой, и Брин была рада теплу, исходившему от костра. Тем не менее, она держалась от него на расстоянии. Вкус дыма все еще был слишком сильным во рту.
Маг Марна отвязала небольшой железный котелок от многочисленных вещей, прикрепленных к ее седлу. Затем исчезла в лесу на несколько минут и вернулась с котелком, полным воды.
Поблизости должно быть тек ручей, хотя Брин не слышала шум воды. Она недолго размышляла, не попытаться ли ей сбежать, пока она одна, но без Барендуров она не выживет в лесу.
Маг Марна поставила котелок на угли кипятиться, затем откупорила только что наполненную флягу с водой и протянула ее Брин.
— Пей. — Брин осторожно приняла флягу. Ее мучила жажда, но маг только что говорила о яде. Маг Марна усмехнулась. — Если бы мы хотели твоей смерти, дитя, мы бы не стали тебя спасать.
Брин чувствовала, что упадет в обморок, если не выпьет воды, поэтому у нее не было выбора. После большого глотка прохладной свежей воды она вернула флягу и спросила:
— Почему ты спасла меня из замка?
— Ты — Спасенная Рангаром. Он обязан защищать тебя.
Брин почувствовала прилив тревоги, как и десять лет назад, когда они говорили о ее принадлежности к Рангару. Она снова задалась вопросом об их чужеземных верованиях и о том, что они собираются с ней делать. Она потерла уставшие глаза.
— Мне не нужна его защита. Разве я не могу освободить его от обязанностей?
Пламя отбрасывало оранжевый свет на суровые черты лица мага, когда она изучала Брин.
— Так не бывает, дитя. Связь между Спасителем и Спасенным священна. Ты не сможешь сказать богу смерти, что твоя душа не принадлежит ему после твоей гибели.
— Я поклоняюсь Святым, а не богам, — возразила Брин. Религия была таким же отсталым явлением, как и магия. Гораздо лучше поклоняться реальным людям, достигшим подвигов в силе, уме или щедрости, чем выдуманным божествам.
Маг рыкнула.
— В Берсладене мы рассказываем нашим детям историю о ястребе и лисе. Молодой ястреб подавился рыбой и умирал, но лиса вытащила рыбу из его рта. Наступила зима, и лиса перебралась в другой лес, но вскоре появился ястреб. На следующий год — то же самое. Двое были связаны. В конце концов, лиса поняла, что душа ястреба принадлежит ей, и страдала, если он был далеко. — Она поправила кипящую воду на углях, прежде чем продолжить. — Мы верим, что до рождения наши души принадлежат богу жизни. После смерти мы принадлежим богу смерти. В те годы, когда мы живем на этой земле, наши души принадлежат нам… но если наши жизни спасены другим, то наши души принадлежат Спасителю.
Брин была очарована этой историей, но и встревожена. Все эти разговоры о богах и духовных верованиях заставляли еще больше бояться, что ей никогда не удастся убедить их отпустить ее.
— И от этой связи невозможно освободиться?
— Конечно, можно. Просто нужно отдать свою душу богу смерти.
Брин вздрогнула. Маг насмехалась над ее болью.
Через некоторое время тихий звук шагов позади нее заставил Брин обернуться. Рангар вышел из тени, за ним шли его братья и отец. Она расслабилась. Удивительно, как тихо они передвигались по лесной почве. Она бы шумела как пьяный бык, спотыкающийся на месте.
Рангар нес через плечо связку кроликов. Он передал их Трею, который достал из седельной сумки длинный нож для снятия шкур и исчез по тропинке к ручью. В импровизированном лагере было тихо, пока Рангар и Валенден чистили лошадей и вели их к ручью пить.
Маг Марна обходила поляну, собирая съедобные растения. Трей вернулся с разделанными кроликами, и вскоре лагерь наполнился ароматом тушеного кролика. В Мире такое блюдо считалось крестьянской едой. Ее никогда не подавали в королевском зале. Но желудок Брин урчал.
«Кроме того, — подумала она, — я больше не принцесса».
Ее тело начало дрожать, когда она вспомнила события последних нескольких дней. Поездка верхом на лошади была достаточно бурной, чтобы отвлечь ее, но теперь, в тихом спокойствии леса, от реальности было не уйти. Она ненадолго закрыла глаза и представила тело своего отца на троне.
Всхлипнув, она приложила руку к груди и сказала:
— Извините. Мне нужна… минутка.
Хотя глаза Рангара настороженно следили за ней, он кивнул.
— Не уходи далеко.
Спотыкаясь, она прошла несколько футов в лес, достаточно близко, чтобы видеть их всех сквозь деревья, а они могли видеть ее, но где можно прижаться спиной к широкой сосне и на мгновение почувствовать себя одной. Теперь, когда реальность навалилась на нее, ей стало труднее дышать.
«Отец мертв. Мать умерла».
Она зарылась лицом в ладони, скрывая рыдания. Меньше всего ей хотелось сломаться на глазах у семьи Барендур, но ее горе было так велико, что она не могла его больше подавлять.
Брин вспоминала прекрасное лицо матери, покрытое морщинами, и почти чувствовала тепло материнских рук. Ей было больно думать о последних минутах жизни матери. Убитая собственным народом. Чувствовавшая, как жизнь покидает ее.
«Прости меня, мама», — подумала она.
Она стояла возле дерева и плакала в свои руки, пока последние силы не покинули ее. Затем она обняла себя руками и прошептала тихое благословение духам своих родителей.
Когда она успокоилась и вытерла слезы, то пошла обратно в лагерь, где, к счастью, никто не обратил внимания на ее покрасневшие глаза.
— Вот, кажется, рагу готово. — Маг Марна опустила оловянную кружку в котел. Она поднесла ее Брин. — Возьми. Поешь.
Все еще охваченная горем, Брин удивленно моргнула. Ее взгляд автоматически переместился на короля. Конечно, он должен есть первым. Словно угадав мысли Брин, маг с легким раздражением вложила чашу в руки Брин, смягчаясь лишь сочувствием к потере Брин.
— У нас только одна чашка. Мы все должны пить по очереди. Набей свой живот, чтобы остальные тоже могли.
Брин взяла чашу, но все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Сколько она себя помнила, народ Берсладена и ее собственный существовали в шатком союзе, если не в открытой вражде. Она не была их союзницей. Скорее, их пленницей… правда, она не понимала точно своего положения.
Но все они явно ждали, когда она поест, поэтому она выпила рагу, с удивлением обнаружив, что дикие травы придают ему пикантность, и передала чашу обратно. Маг снова наполнила ее и передала Рангару. После того как он поел и передал чашу Валендену, подошел и сел рядом с ней.
Брин сказал ему:
— В Мире король и королева ели бы первыми.
Губы Рангара изогнулись в усмешке, словно он ожидал чего-то меньшего.
— Хороший вождь заботится о благополучии своих низших подданных прежде, чем о своем собственном. Мой отец скорее умрет от голода, чем возьмет пищу из чужого рта.
Брин не могла не проигнорировать подтекст в словах Рангара. Он ясно сказал, что в Берсладене правители жертвовали собой ради своего народа, тогда как в Мире родители Брин выкачали из своих подданных столько богатств, что их собственный народ ополчился против них.
Король Алет наконец взял чашу и поел. Закончив есть, он посмотрел на Брин, признав ее впервые после долгой поездки через лес. Он сказал что-то жестким тоном, которого она не поняла.
Рангар перевел:
— Он хочет знать, действительно ли ты не знала о преступлениях твоей семьи.
Спина Брин напряглась. Несмотря на то, что каждый мускул ее тела был истощен, она почувствовала прилив негодования из-за обвинения.
— Насколько я знаю, ты все выдумал насчет нападения, — огрызнулась она. — Это может быть уловкой, чтобы заставить меня пойти с тобой добровольно. Какие у тебя есть доказательства, что нападение было восстанием моего народа?
Рангар обменялся несколькими словами со своей семьей. Валенден закатил глаза, услышав утверждение Брин. Король Барендура заговорил более сдержанно, а Рангар снова повернулся лицом к Брин и перевел:
— Мой отец говорит, что наши гонцы перехватили переписку между капитаном Карром и леди Энис, королевской особой из лесного королевства Виль-Россенгард. Карр описал волнения среди населения Мира и пообещал леди Энис награду, если лесные жители будут сражаться с ними, но леди отказалась.
Сердце Брин заколотилось так, словно ее лягнула лошадь.
— У вас есть настоящее письмо? С почерком самого Карра?
— Да, в Барендур Холд.
Она пристально наблюдала за Рангаром и его отцом, пытаясь уловить признаки лжи. Ей придется подождать, пока они прибудут в Берсладен, чтобы увидеть реальные доказательства, но она не была уверена, что они блефуют.
— Мои родители сказали бы Марсу о волнениях среди населения, — настаивает она.
Рангар перевел отцу, тот хмыкнул и ответил на мои замечания. Рангар перевел их на Мирский для Брин.
— Мой отец говорит, что твой брат всегда знал о несправедливости, царящей в его стране. Все королевства Эйри знали о тирании Мира и недовольстве среди вашего народа. Это не было секретом. Похоже, ты единственная, кто не знал об этом.
Брин решительно покачала головой.
— Ты клевещешь на моих умерших родителей.
Рангар сказал:
— Твои родители указывали, что выращивать, а затем забирали весь урожай. Они наложили на своих подданных такие налоги, что те стали нищими. Они разместили солдат в каждой деревне.
— Чтобы защитить жителей, — сказала Брин.
— От кого? У Мира не самые лучшие отношения с другими королевствами, это правда, но ни одно из них не было на грани войны. Твои родители отправили солдат, чтобы запугать свой собственный народ…
— Прекрати! — Брин зажала уши ладонями. Ей стало тесно в груди. Неужели ее осуждали? Она вдруг поняла, что да, ее очень даже осуждали. Королевская семья Барендур рисковала своими жизнями, чтобы Рангар мог спасти ее, но это не означало, что они ей доверяли. По тому, какие холодные взгляды они бросали на нее, чувствовалось, что они считают ее такой же виновной, как и остальных членов ее семьи.
— Брин Линдейн, — укоряла маг Марна, словно ребенка. — Ты должна закалить себя, если хочешь выжить в Берсладене.
— Кто сказал, что я поеду в Берсладен? — спросила Брин.
Когда на ее вопрос никто не ответил, ее щеки покраснели. Все понятно. Они действительно намеревались ее украсть. Сделать таким же диким существом, как они сами, одетым в меха и питающимся сырым мясом. Они всегда верили в то, что ее душа принадлежит Рангару. Неужели думали, что она станет его служанкой? Его рабыней? Будут ли они смеяться над принцессой, которая вынуждена чистить его сапоги?
Тишина затянулась, когда Барендуры начали готовиться ко сну. Маг Марна стала убирать посуду. Трей снова повел лошадей к ручью. Брин настолько погрузилась в свои тревожные мысли, что не заметила, что перед ней стоит Валенден, пока его тень не упала на нее. Она ошеломленно смотрела на него, гадая, какое новое обвинение он бросит.
Вместо этого он бросил ей яблоко.
Она поймала его, уставившись на красную кожуру на фоне красной засохшей крови отца, все еще покрывавшей ее руки. Она ожидала большей жестокости, а не доброты, и разрыдалась, когда все разом обрушилось на нее.
Лицо Валендена вытянулось. Он пробормотал что-то на Берском, что звучало примерно так: «Вот что я получаю за попытку быть щедрым».
— Ванна, — сказала маг Марна Брин с большим сочувствием. — Ванна пойдет тебе на пользу, дитя. Смой эту кровь. Рангар покажет тебе дорогу к ручью.
Брин не собиралась с этим спорить. Ванна поможет ей почувствовать себя лучше. Рангар помог Брин подняться на ноги. Ее ноги все еще дрожали от поездки и от умственного переутомления, вызванного всем, что она увидела и узнала. Ее глаза встретились с темными глазами Рангара, скрытыми капюшоном, и она задрожала.
Кем был этот принц со шрамами, которые были идентичны шрамам Брин?
Она боялась ответа. Боялась, что он может оказаться бессердечным негодяем, но еще больше боялась, что он может вовсе не лгать. А это хуже некуда.
Молча он повел ее в темный лес, и у нее не было выбора, кроме как идти с ним.