От Дуная до Лены

ГЛАВА ВСТУПИТЕЛЬНАЯ Трудно ли стать матросом?

До того памятного дня, с которого я начну свой рассказ, я ни разу не был матросом, за все свои тридцать лет. И сапером пришлось быть, и студентом, и репортером, и переводчиком, и сторожем, и редактором, а вот матросом не был. И хотя всю жизнь меня тянуло в дальние путешествия (кого ж из нас не тянет?), чаще всего приходилось огорченно качать головой, когда спрашивали о каком-нибудь отдаленном уголке Родины: «Нет, — говорил я, — не знаю. Не был». Как там у Светлова: «Я в жизни ни разу не был в таверне, я не пил с матросами крепкого виски, я в жизни ни разу не буду, наверно, скакать на коне по степи аравийской…» «А почему, собственно, не буду, и почему не был?» Эта мысль все чаще стала приходить мне в голову в последние год-два, когда я работал редактором в огромном десятиэтажном доме, переполненном такими же, как я, сравнительно еще молодыми редакторами, очкастыми оракулами-обозревателями и суматошными репортерами. Я стал мечтать о каком-то долгом-долгом путешествии, через всю страну, путешествии, где я не буду носиться сломя голову с портативным магнитофоном и отмечать командировку, а просто буду путешественником по штату и где я буду разъезжать по свету в компании хороших, своих в доску ребят. Однако, мечтая об этом, я даже не предполагал, как близка к осуществлению моя мечта, не подозревал, что нужно пройти два квартала пешком, перейти через Москву-реку, и тогда… Впрочем, начну по порядку.

Однажды друг по редакции зашел ко мне во время ночного дежурства в тихую минуту между двумя бюллетенями новостей и стал с мечтательной улыбкой рассказывать, что вот-де существует в Москве контора какой-то экспедиции, которая перегоняет речные суда с Юга на Север и дальше на восток, точнее, от Дуная до Северной Двины, а потом северными морями в устье Оби, Енисея, Лены… Я не был настолько силен в географии, чтобы сразу более или менее ясно представить себе, как это можно из Дуная попасть в Лену, да еще на речном судне. Но от перспективы такого вот фантастического путешествия у меня голова пошла кругом, и я спросил: «Как ты думаешь, если мне все бросить и..?» — «Попытаться, во всяком случае, можно, — сказал друг немножечко огорченно, потому что сам он, наверное, не смог бы сейчас решиться на это с такой легкостью: «маленькая, но семья».

И вот на другой день в обеденный перерыв мы разыскали контору, затерянную среди десятков других контор на галерее огромного старинного здания в Зарядье. Учреждение называлось длинно и не очень понятно: «Экспедиция специальных морских проводок речных судов». Мы долго толклись перед дверью, неуверенно улыбались секретарше, а я даже ухитрился заглянуть в кабинет самого грозного начальника экспедиции, когда кто-то вышел от него и дверь приоткрылась.

— Как? Толстый? — спросил меня друг.

— Кажется, очень.

— Ну тогда не бойся. Значит, добрый. Есть такая примета.

Я вошел. Очень полный и добродушный человек уютно громоздился за письменным столом. Это был начальник экспедиции, полярный капитан Федор Васильевич Наянов.

— Поплавать охота? — сказал он. — Поплавай, поплавай. Мы студентов часто берем, это им полезно, для жизненной практики. Парень ты молодой, грамотный, поплавай…

Я не стал доказывать, что я не так уж молод и что вот уже десять лет как не студент: о чем спорить, раз все равно Наянов согласен взять меня матросом… Я только спросил про экспедицию, откуда, мол, и как, и что. И Наянов добродушно и неторопливо стал рассказывать:

— Видишь, это все началось пятнадцать лет тому назад, вскоре после войны. Сибирским рекам позарез нужны были суда. Строительство разворачивалось в Сибири огромное, да и хлеб возить надо было. А верфей своих там не было. Чтоб построить верфи на всех сибирских реках сразу, нужны огромные капиталовложения. Люди нужны. И время, много времени. Как же быть? Можно перевозить готовые суда. Целиком, конечно, не перевезешь, но можно перевозить в разобранном виде. Разборка уже построенного судна обходится тридцать процентов его стоимости, сборка на месте — еще сорок. И для этого опять-таки нужны верфи, время, специалисты. В общем все эти и еще многие другие соображения мы изложили в специальной «Справке об эффективности перевода судов арктическими морями»; мы предложили перегонять речные суда в реки Сибири арктическими морями. Многие специалисты сомневались тогда в возможности такого перегона, многие были против. По правде сказать, дело это было нелегкое. Да и рискованное к тому же. Но мы провели суда — раз провели, два, три — и доказали, что это возможно. Возможно и экономически выгодно. И «мероприятие», как у нас тут говорят, «превратилось в предприятие». Возникла постоянная экспедиция, которая перегнала уже больше трех тысяч речных судов, из них половину северными морями, Северным морским путем…

Задребезжал телефон. Начальника экспедиции вызывал Измаил. Наянов стал ругать кого-то там в Измаиле и при этом так и сыпал звучными названиями судов и всяких придунайских мест: Галац, Катаракты, Комарно, Вена, Рени, «Галицы», «Оханск»… В тесном кабинете на задворках московского Зарядья повеяло речными ветрами и запахами цветущих берегов Дуная.

— А как это гонят с Дуная? — спросил я, когда Наянов тяжело хлопнул трубкой и, отдышавшись после грозного разноса, вроде бы отошел немного.

— На Дунай хочется? — улыбнулся Наянов. — С Дуная мы много судов гоним. Суда, построенные по советским заказам в Чехословакии, Венгрии, Румынии. Гоним их через Черное и Азовское моря в Дон и Волгу. А то и дальше, к северу. Вон смотри на карту.

Карта у Наянова в кабинете особенная: реки на ней не робкие синие жилки и ниточки, а четкие, деловитые серые дороги, не стесненные никаким масштабом, точно главное на земле именно реки.

— Вот смотри. Из Дуная в Черное, оттуда в Азовское, потом Дон, Волга, Шексна, Белое озеро, Ковжа, Вытегра, Онежское озеро, Беломорско-Балтийский канал, потом морем кусочек — и Архангельск. Сюда подойдут остальные суда каравана — ленинградский отряд, там суда из ГДР, Финляндии — и тогда уж вместе на восток: через льды, мимо Диксона, полуострова Таймыр… Ясно?

Я уже дотянулся пальцем до самого верха карты, но взгляд мой все еще блуждал среди красивых северных названий: Вытегра, Повенец, Надвоицы, Беломорск, Диксон… Неужели я увижу все эти места, все за одно путешествие?

— Поплаваешь, поплаваешь, — сказал Наянов, словно прочитав мои мысли. — Так вот от самого Дуная и пройдешь все. Матросом тебя возьмем. Обучишься. Парень ты молодой, грамотный…

Когда мы с другом поднялись к себе на девятый этаж, ребята наши еще только возвращались с обеда. Так меньше чем за час попал я со своего девятого этажа на седьмое небо и окончательно уверовал во всякие чудеса.

Надо добавить, что впоследствии, еще до выхода в плавание, мне привелось прочесть и услышать кое-что об экспедиции, в которой должен был плавать матросом. Я узнал, что морская проводка позволяет регулярно снабжать реки Центральной России, Севера, а главное — Сибири новейшими речными судами советской и зарубежной постройки, позволяет доставлять их к местам приписки, а зачастую и вводить в эксплуатацию в ту же навигацию. В позапрошлогоднем номере журнала «Знамя» я наткнулся на записки капитана Наянова, в которых он рассказывал о первом послевоенном перегоне, когда суда шли старые и когда две баржи разломало пополам в Баренцевом море, у Русского Заворота. Читая, я представил себе, как этот огромный, грузный, уже немолодой человек прыгал с баржи на баржу, ложился у борта, обхватив чугунную кнехту ногами, и вытаскивал из ледяной воды парней с потонувшей баржи, как он потом «купался» в этой ледяной воде и как самого его поднимали на ремнях лебедкой. Вот тут-то я понял, что плавание сулит перегонщикам приключения не только увлекательные, но и рискованные, несмотря на то что многое претерпело изменения со времен первого перегона — и суда, и навигационная техника, и опыт судоводителей. Уже тогда по-новому зазвучала для меня тысячу раз слышанная пословица: «Кто в море не бывал, тот и горя не видал». Впрочем, по-настоящему я это осознал только позднее, в Баренцевом море.

Через неделю секретарша Наянова — Верочка, верный друг всех моряков-перегонщиков, а стало быть, теперь и мой друг, вручила мне командировочное удостоверение с простеньким, точно с татуировки, якорьком на печати. Там говорилось, что матрос второго класса такой-то командируется в Измаил для перегона судов. Так я стал матросом и отправился в свое первое многомесячное путешествие на речных судах — чуть не через всю страну, от Измаила до бухты Тикси. Я ездил по Союзу и раньше: в студенческие каникулы — на стипендию, потом в солдатской теплушке — на казенный счет, потом во время отпусков и командировок. И все же оказалось, что родная моя земля была для меня почти неведомой: столько открылось мне на ее просторах новых, удивительно красивых и интересных мест.

В этих записках вы не найдете подробного описания всего нашего на многие тысячи миль протянувшегося пути. Здесь рассказано только о том, что показалось мне интересным, когда мы плыли по рекам и морям или когда я бродил по берегу во время особенно долгих стоянок, на свой страх и риск исследуя побережье. Рассказано здесь немножко и о моих друзьях перегонщиках, веселых и бесстрашных работягах, а также о тех, с кем привелось встретиться и подружиться в пути. Я чувствую вину перед теми, о ком хотел, но не сумел написать в этой книге, ограниченный ее размерами и мерой своих способностей. Богата хорошими и добрыми людьми моя земля, и тот, кто еще не убедился в этом, пусть только тронется в дальнюю и трудную дорогу.

И все же если тому, кто будет читать эту книгу, захочется побывать хоть в одном из описанных здесь уголков нашей страны и познакомиться с людьми, которых я видел, я буду считать свою скромную задачу выполненной.

Первое плавание с экспедицией, описанное здесь, я совершил в навигацию 1962 года. С тех пор мы ходили снова, перегнали много новых судов, видели новые перемены на берегах; кое-какие из этих новых впечатлений нашли отражение и в очерке, но в основном это все же рассказ о первом моем плавании. Читая его, вы, может, отметите про себя, что строители Волго-Балта успели за это время сдать всю магистраль, а ребята из Коряжмы — достроить еще не один десяток цехов и жилых домов. Жизнь меняется стремительно, и, чего греха таить, дома и плотины растут быстрее, чем выходят в свет книжки начинающих авторов.