От империй — к империализму

Заключение

В ходе своего развития капитал нуждался в мировой экономике. А миросистема, со своей стороны, нуждалась в империях. Если бы не было великих открытий и завоеваний, не было бы технического, социального и культурного прогресса в той форме, в какой мы находим их в истории.

Капитализм одновременно система и способ производства. Но развитие буржуазного способа производства не порождает автоматически капиталистическую систему, даже если все основные ее элементы уже имеются в наличии. Исторические факты наглядно свидетельствуют о том, что именно государство играло решающую роль в формировании капитализма как экономической и социальной системы.

Правительство не только являлось (как в Британии, так и других странах) силой, поддерживающей политический порядок в интересах капитала, не только способствовало становлению институтов и отношений, необходимых для буржуазии, но и оказывалось необходимым элементом для повседневного поддержания этого экономического порядка. Напротив, мощь частных корпораций, порождающая монополизм и коррупцию, то и дело становилась угрозой для режима свободного предпринимательства в том виде, как он сложился к началу XVIII столетия.

Без постоянного правительственного вмешательства не было бы ни частного предпринимательства, ни рыночной конкуренции, ни свободной торговли. Почему же, в таком случае, буржуазные публицисты, начиная со времен Джона Локка, проявляли такую подозрительность и неприязнь к государственной бюрократии, регулярно представляя ее в виде угрозы для самого существования либерального режима или, во всяком случае, как угрозу для его эффективного функционирования? Ответ по всей видимости кроется в двойственной природе государства, которое, выступая в роли инструмента правящего класса, обосновывает свое существование тем, что претендует на роль защитника и выразителя интересов всего общества. Эта двусмысленность создает для политической элиты и бюрократии постоянную возможность автономных действий, возможность появления коалиций, опирающихся на более широкие социальные слои, постоянную «опасность» того, что государство превысит необходимую, с точки зрения буржуазии, границу уступок, которые могут быть сделаны во имя поддержания лояльности трудового населения.

Такая же двойственность наблюдается и в отношении буржуазии к демократическим институтам. С одной стороны, политические свободы и независимый суд являются закономерным и необходимым условием существования буржуазного порядка, основывающегося на сосуществовании независимых друг от друга собственников и «равноправной» конкуренции капиталов. Однако, с другой стороны, те же демократические институты могут быть использованы и «захвачены» неподконтрольными буржуазии политическими силами, стать инструментом труда в борьбе с капиталом или местом, где правящему классу будет навязан не самый выгодный для него вариант социального компромисса.

На протяжении XVII–XVIII веков и первой половины XIX буржуазии более или менее удавалось удерживать баланс между демократией и авторитаризмом, классовым диктатом и политическим представительством, государственным вмешательством и экономическим суверенитетом собственников. Начиная с середины XIX столетия равновесие начало регулярно нарушаться, а система буржуазной гегемонии переживать кризис за кризисом. Капитализм вступил в новую фазу индустриального роста, за которым последовала самоорганизация пролетариата в политический класс, а в то же время изменение соотношения сил между ведущими центрами экономического развития.

Держава, выполнявшая роль гегемона — сперва Британия, а затем Соединенные Штаты Америки — должна была сочетать сильное правительство с заботой о сохранении открытых рынков, необходимых капиталу для глобального накопления. Экономическая гегемония, таким образом, оказалась неотделима от свободы торговли (а самая сильная страна капитализма неизменно выступала самым привлекательным рынком для всех остальных). Но на практике открытый рынок ведет к ослаблению национальной промышленности в условиях, когда другие страны прибегают к протекционизму и развитие собственной промышленности вызывает потребность в государственной поддержке и стимулировании производства. До тех пор пока правительствам ведущих держав удавалось успешно балансировать между крайностями, справляясь с неизбежными противоречиями, система развивалась сравнительно благополучно. Тем не менее происходила потеря контроля, провоцирующая войны, революции и кризисы, в итоге которых равновесие восстанавливалось на новом уровне.

Запад пришел к глобальному господству именно потому, что там сложилось государство, оптимально соответствующее решению данных задач. Европейская политическая жизнь, характеризуемая открытыми проявлениями классового конфликта, гражданскими войнами и острой борьбой различных сил, в конечном счете выработала демократические механизмы, которые способствовали накоплению капитала, не блокируя социальный прогресс. Другое дело, что по мере укрепления глобальных позиций Запада внешняя экспансия все чаще становилась средством получить ресурсы, необходимые для ускорения социального прогресса и укрепления свободного общества.

Страны Востока проиграли Западу не потому, что отставали в развитии, а потому, что не сумели (или не успели) выработать государственных форм, обеспечивавших буржуазное развитие. Европа опередила Восток в этом отношении и именно потому стала «центром» формирующейся капиталистической миросистемы. Европейские империи стали формой организации соответствующего мирового экономического и социального пространства, а империализм — итогом развития этих империй.

По мере того как капитал становился глобальной силой, он подчинял себе логику местного развития в самых разных частях планеты, вызывая там к жизни буржуазные отношения и соответствующие идеологии. В этом плане национализм есть целиком и полностью продукт имперского глобализма, хотя это родство неизменно отрицается. Однако глобальный капитализм постоянно подавлял и подчинял себе национальные буржуазные проекты. Поэтому буржуазная альтернатива «глобализму» невозможна в принципе — другое дело, что любая серьезная попытка оторваться от миросистемы ставит под вопрос логику капиталистического развития.

Капитал совершил объединение человечества, опираясь на принуждение и насилие, неразрывно связанные с логикой накопления, которой была, в конечном счете, подчинена любая производственная деятельность. На смену этому принципу должно рано или поздно прийти демократическое согласование экономических процессов. Технологические и информационные возможности для этого есть. Но осуществление подобного принципа на практике означает конец истории капитализма.