От начала начал. Антология шумерской поэзии

Разговор. Он сестре говорит ласково,

Уту сестре говорит ласково:

«Хозяюшка,[309] лен расцвел чудесно.

Инанна, лен расцвел чудесно.

Зерно в борозде взошло роскошно.[310]

Сестра, покрывало из льна пробуждает желанье.

Инанна, покрывало из льна пробуждает желанье.

Царь да подарит тебе радость.[311]

Владыка загона да подарит радость.

Хозяюшка, стебли льна принесу тебе.

Инанна, стебли льна принесу тебе».

«Брат, когда стебли льна принесешь мне,

Кто отобьет их для меня, кто отобьет их для меня?[312]

Стебли эти, кто отобьет их для меня?»

«Сестра, того, кто отобьет, приведу.

Инанна, того, кто отобьет, приведу».

«Брат, когда приведешь того, кто их отобьет,

Кто спрядет их для меня, кто спрядет их для меня?

Стебли эти, кто спрядет их для меня?»

«Сестра, того, кто спрядет, приведу.

Инанна, того, кто спрядет, приведу».

«Брат, когда того, кто спрядет, приведешь,

Кто удвоит их для меня, кто удвоит их для меня,[313]

Нити эти, кто удвоит их для меня?»

«Сестра, того, кто удвоит, я приведу.

Инанна, того, кто удвоит, я приведу».

«Брат, когда приведешь того, кто удвоит,

Кто натянет их для меня, кто натянет их для меня?

Нити эти, кто натянет их для меня?»

«Сестра, того, кто натянет, я приведу.

Инанна, того, кто натянет, я приведу».

«Брат, когда приведешь того, кто натянет,

Кто соткет их для меня, кто соткет их для меня?

Нити эти, кто соткет их для меня?»

«Сестра, того, кто соткет, приведу.

Инанна, того, кто соткет, приведу».

«Брат, когда приведешь того, кто соткет,

Кто окрасит их для меня, кто окрасит их для меня?[314]

Нити эти, кто окрасит их для меня?»

«Сестра, того, кто окрасит, я приведу.

Инанна, того, кто окрасит, я приведу».

«Брат, когда приведешь того, кто окрасит,

Кто ляжет со мною, кто ляжет со мною?»

«С тобой да возляжет, с тобой да возляжет,

Твой супруг с тобой да возляжет.

Амаушумгальанна с тобой да возляжет,

Кули-Энлиль с тобой да возляжет.

Отпрыск лона святого с тобой да возляжет.

Семя царского дома с тобой да возляжет».

«О нет, избранник моего сердца, избранник моего сердца,

Мой избранник, о ком мое сердце сказало,

Он без лопаты зерно сгребает.

Он закрома зерном заполняет.

Землепашец, он горы зерна взгромождает.

Пастух же в загоны овец загоняет».

«Как малая девочка, ты неразумна.[315]

Дева Инанна, загон пастуха — священен.

Над бороздой кто склоняется — тебе ли он пара?

Инанна, тот, кто следит за канавами, — тебе ли он пара?

Супругом твоим пастух да станет!»[316]

Брат ее, герой Уту, воин,

Чистой Инанне так он молвит:

«Сестрица, да станет пастух тебе мужем!

Дева Инанна, отчего ты не хочешь —

Хороши его сливки, его молоко превосходно.

Все, что рука пастуха производит, — прекрасно.

Инанна, да будет Думузи тебе супругом!

Ты, кто сияющими каменьями вся изукрашена, отчего ты не хочешь?

Хороши его сливки, ты будешь их пить с ним вместе,

Ты, сень царей, отчего же ты не согласна?»[317]

«Да не будет пастух мне супругом!

Покрывалом из новой шерсти меня не покроет!

С ним вдвоем дабы лечь — не промолвлю ни слова!

Я, дева, да возьмет меня земледелец!

Землепашец, кто растит изобильные травы!

Землепашец, кто растит изобильные злаки!»

<...>

«Землепашец и я, землепашец и я.

Чем это лучше меня землепашец?

Энкимду, хозяин борозд и канав,

Чем это лучше меня землепашец?

Если он даст мне муки своей белой,

Я ему, землепашцу, дам овец моих белых.

Если он даст мне лучшего пива,

Я ему, землепашцу, молока дам густого.[319]

Если он даст мне сладкого пива,

Я ему, землепашцу, дам моей простокваши.

Если он даст мне пива цеженого,[320]

Я ему, землепашцу, дам взбитых сливок.[321]

Если он даст мне легкого пива,

Я ему, землепашцу, молока дам с травами.

Если он даст мне своих сладких фруктов,

Я ему, землепашцу, молока дам смешанного, ото всех от тварей.[322]

Если он даст мне хлебов своих сладких,

Я ему, землепашцу, дам сыров медовых.

Если он даст мне фасоли мелкой,

Я ему, землепашцу, дам сыров своих мелких.

Больше, чем сможет он съесть, больше, чем сможет он выпить,

Сливок дам я ему в избытке,

Молока густого дам в избытке!

Чем же лучше меня землепашец?»

По орошенным, по увлажненным, по холмам-полям орошенным,

Пастух по полям орошенным,

Овец провел по полям орошенным, пастух — по полям орошенным.

К пастуху на полях орошенных,

К пастуху землепашец подходит.

Землепашец Энкимду к нему подходит.

К Думузи хозяин канав и каналов подходит.

В степи пастух на равнине, он хотел завести с ним ссору.

Пастух Думузи в степи на равнине, он хотел завести с ним ссору.

«Я и ты, о пастух, я и ты, о пастух,[323]

О чем нам с тобою спорить?

Да едят траву твои овцы на земле орошенной,

Твои овцы по нивам моим пусть проходят.

Хлеб едят, на нивах Урука пасутся.

Твои ягнята, твои козлята в канале моем Исуругале да напьются».

«Я пастух, и на моей свадьбе

Землепашец воистину другом мне станет!

Землепашец Энкимду — моим другом, землепашец — моим другом,

Воистину он мне станет!»

«Я принесу тебе пшеницы, я принесу тебе фасоли,

Чечевицы, зернышек ее чистых, воистину я тебе принесу!

Тебе, дева, все, что приносят[324]

Деве Инанне смол драгоценных для благовоний я принесу».

В споре пастуха с землепашцем,

Дева Инанна, сладка хвала тебе![325]

Для исполнения.

Если бы не мать моя, на улицу и в степь тебя бы прогнали!

Герой! Если бы не мать моя, на улицу и в степь тебя бы прогнали!

Если бы не мать моя Нингаль, на улицу и в степь тебя бы прогнали!

Если бы не Нингикуга, на улицу и в степь тебя бы прогнали!

Если бы не брат мой Уту, на улицу и в степь тебя бы прогнали!»

«Девушка, не заводи ссоры!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Инанна, не заводи ссоры!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!

Мой отец твоего не хуже!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Мать моя твоей не хуже!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!

Гештинанна сестры твоей не хуже!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Сам я бога Уту не хуже!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!

Бог Энки Зуэна не хуже!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Богиня Туртур Нингаль не хуже!

Нинэгалла, посоветуемся спокойно!»

Речи, что сказаны, — речи желанья!

С ссорою в сердце вошло желанье!

«Драгоценный камень! Драгоценный камень! Пусть он просверлит драгоценный камень!

Амаушумгальанна! Пусть он просверлит драгоценный камень!

Драгоценный камень! Драгоценный камень! Он просверлил драгоценный камень!

Драгоценный камень! Драгоценный камень! Он просверлил драгоценный камень!

Он наполнил влагой кровлю, он наполнил ей влагой кровлю!

Он наполнил влагой стены, он наполнил ей влагой стены!»

Его супруга, владычная жрица, Амаушумгальанне молвит:

«Камни просверлены, камни просверлены, кто ей просверлил драгоценный камень?

Амаушумгальанна, кто ей просверлил драгоценный камень?

Драгоценные камни, их мелкие зерна — дивным ноздрям?

Драгоценные камни, их крупные зерна — дивной груди?»

Амаушумгальанна владычной жрице отвечает:

«Отныне она — владычная жрица! Отныне она — моя супруга!»

Светлая Инанна, могучая жрица! Он ей просверлил драгоценный камень!

Драгоценный камень! Драгоценный камень! Пусть он сверлит драгоценный камень![326]

Амаушумгальанна! Пусть он сверлит драгоценный камень!

Камни просверлены, камни просверлены, кто ей просверлил драгоценный камень?

Амаушумгальанна, камни просверлены! Кто ей просверлил драгоценный камень?

«Он, созданный для меня! Он, созданный для меня!

Темно-синий камень — его борода![327]

Дикий бык, Аном созданный для меня! Темно-синий камень — его борода!»

«О дикий бык! Его борода — темно-синий камень! Его борода — темно-синий камень!»

Эта песнь-дургар Инанны!

Написана палочкой из тростника!

Когда я, госпожа, в небесах сияла,

Когда я, госпожа, в небесах сияла,

Когда я сияла, когда я плясала,

От рассвета до заката песни распевала,

Напротив меня, напротив меня,

Господин Кулианна встал напротив меня!

Господин мою руку сжал,

Ушумгальанна обнял меня!

«Оставь меня. Дикий Бык! Я должна идти домой!

Оставь меня, Кули-Энлиль! Я должна идти домой!

Что я матушке моей скажу-солгу,

Нингаль, матушке моей, скажу-солгу?»

«Дозволь научить тебя, дозволь научить тебя!

О Инанна, хитрейшая! Дозволь научить тебя! —

"Подруга моя завлекла меня гулять,

Попеть-погулять, под бубен поплясать!

Ах, как песни ее хороши — она распевала для меня!

Ах, веселилась я от души — до рассвета веселилась я!"

Родимой матушке своей ты так скажи, ты так солги!

А мы с тобою в лунном сиянье будем ласкать-обнимать друг друга!

Я приготовлю светлое ложе, роскошное ложе, царское ложе!

Ах, настанет сладкое время, ах, придет веселье-радость!»

Сагидда — песня эта!

Я, дева, хожу по улице,

Хожу по улице в сиянии дня,

Я, Инанна, хожу по улице,

Хожу по улице в сиянии дня!

К воротам матушки пришла,

И вот я в радости хожу.

К воротам матушки пришла,

И вот я в радости хожу.

К воротам Нингаль подошла,

И вот я в радости хожу.

Матушке он скажет слово,

Кипарисовое масло изольет на землю.

Матушке Нингаль он скажет слово,

Кипарисовое масло изольет на землю!

Ароматов полно жилище его!

Ласки полно слово его!

Мой господин достоин светлого лона!

О Амаушумгальанна, зять Зуэна!

Владыка Думузи достоин светлого лона!

О Амаушумгальанна, зять Зуэна!

О господин, как сладко твое желание для души!

В твоей степи твои травы, твои злаки как хороши!

Амаушумгальанна, сладко желанье твое для души!

В твоей степи твои травы, твои злаки как хороши!

Сагарра — песня эта, под барабаны песня эта — Инанне!

становлюсь все бледней и бледнее...

О брат мой, только я вышла, только я вышла,

Только я на улицу вышла,

Только я на улицу вышла,

Инанна моя меня увидала.

О брат мой, и что она молвила мне, и что она добавила мне!

Это — радость! Это — сладость! Это — милость!

Светлая Инанна моя сама мне открылась!

"Послу очей моих — передай!"

О прекрасный мой, она дала ответ!

Прелесть свою к тебе приблизит, сама она тебе возрадуется!

О братец, в дом свой меня ввела!

На ложе сладкое меня возложила!

Рядом, у сердца, со мной возлегла!

И мы болтали — одна за другой, одна за другой!

О брат мой прекрасный, она тосковала!

Слабость ее я узнала!

Свое волненье она выдала!

Братец, к бедрам ее обрати взоры!

О мой ясноликий! Проведи с ней время!»

«Пусти меня к ней, о сестра, пусти меня к ней!

Сестра любезная, к ней во дворец, пусти меня к ней!

Для отца моего я всего лишь мальчик!»

«Пусть богиня узнает, что ты мужчина, — иди!»

Сестричка, зачем ты закрылась в доме?

Малышка, зачем ты закрылась в доме?»

«Я водою омылась, мыльным корнем натерлась.

Я водою в чане блестящем омылась.

С мыльным корнем в сверкающем чане я мылась.

Благовонием из каменного сосудика я с наслаждением умастилась.

Одеяние царское, Инанне милое, я надела.

Вот зачем я сокрылась в доме.

Я глаза подвела душистою краской.

На затылке прическу привела в порядок.

Кудри распущенные уложила.

Мое оружие власти сладостной он ныне знает,

Мои губы дрожат, я их успокоила.

Принарядилась, прихорошилась,

Сзади и спереди приукрасилась.

Золотыми браслетами унизала руки.

Маленькими бусинками обвила шею.

Изнутри жилкою их скрепила».

«Сестра, я несу для сердца сладость.

Твоему сердцу — влюбленное сердце.

Твоя Инанна дала тебе женские чары,

Сестра сияющая, сладость родимой матушки.

О, сестра моя, кому пять хлебов я принес.

Сестра моя, кому десять хлебов я принес.

Твое изваянье, что тебя достойно,

Сестра сияющая, тебе принесу на радость».

«Брат мой, что из дворца вышел,

Пусть певцы начнут свои песни.

...мое питье, мое пиво...

Оттого да возрадуется он сердцем,

Оттого да возрадуется он сердцем!

Пусть он принесет, пусть он принесет,

Масла и сливок самых лучших, давай, пусть он принесет!»[328]

«Сестричка, да войду я в дом со всем этим!

Словно овце, что приносит ягненка, дозволь мне принести все это!

Сестричка, да войду я в дом со всем этим!

Словно козе, что приносит козленка, дозволь мне принести все это!

Сестричка, да войду я в дом со всем этим!

Как овца с ягнятами самыми лучшими это будет!

Сестричка, да войду я в дом со всем этим!

Как коза с козлятами пестроцветными это будет!

Сестричка, да войду я в дом со всем этим!»

Как сразу же грудь моя затрепетала,[329]

Волоски поднялися на лоне разом!

Дабы лоно желанного дарением возрадовать,

О, давайте возвеселимся!

Пляшите, пляшите!

Бау, ради твоего лона,

Давайте же возвеселимся!

Пляшите, пляшите!

А завершение — ему да в радость, ему да радость.

Это — песнь баль-баль Инанны.

Пусть он принесет, пусть он принесет,

Масла и сливок самых лучших, давай, пусть он принесет!»

Повторенье строки да будет.

О моя луби-луби-люба[330]

О моя лаби-лаби-лада, родимой матушки услада!

О вино мое живящее, мед пьянящий мой, о ты, сладость уст своей матушки!

Очей твоих взгляды пристальные приятны мне, приди, сестра моя любимая!

Твоих уст приветы приятны мне, о ты, сладость уст своей матушки!

Твоих губ поцелуи на груди моей приятны мне, о, приди, сестра моя любимая!

О сестра моя, зерна пива твоего хороши, о ты, сладость уст своей матушки!

Хмель вина твоего жгучего мне хорош, о, приди, сестра моя любимая!

Дом услад твоих приятен мне, о, ты, сладость уст своей матушки!

О сестра, услады твои хороши, о, приди, сестра моя любимая!

Дом твой, истинный дом моих радостей, о ты, сладость уст своей матушки!»

«О ты, царский сын, брат с прекраснейшим ликом,

О, пока ты живешь, о, пока ты живешь, злой судьбе тебя обрекаю![331]

О брат, кто на окраине городской живет, злой судьбе тебя обрекаю!

Чужак, кого взмахом руки не приветят, злой судьбе тебя обрекаю!

Чужак, кого словом уст не приветят, злой судьбе тебя обрекаю!

Ты, кто с лона новую мою совлек одежду,

Мой любимый, человек моего сердца,

Воистину злую, воистину злую судьбу на тебя навлекаю,

О мой брат с прекраснейшим ликом!

О брат мой, злую судьбу на тебя навлекаю,

О мой брат с прекраснейшим ликом!

Свою правую ты возложил мне на лоно,

Твоя левая под моей головою,[332]

Уста твои к моим стремятся,

Мои губы твоим упиваются ликом.

О ты! Оттого-то злой судьбе тебя обрекаю!

Оттого-то, о дракон женщин, о мой брат с прекраснейшим ликом!»

«О, сладость моего наполнения, о, сладость моего наполнения!»[333]

«О, желание твое сладко!»

«О, сладость моего наполнения, о, в абрикосовом саду!»

«О, желание твое сладко!»

«О, в абрикосовом саду, о, воздымания моего плод!»

«О, желание твое сладко!»

«Она сама Думузиабзу!»

«О, желание твое сладко!

О, острие золотое мое, о, острие золотое мое.

О, желание твое сладко!

Острие-алебастр, лазурита печати крепленье,

О, желание твое сладко!»

Это песнь баль-баль Инанны.

С Великих Небес к Великим Недрам помыслы обратила.[334]

Богиня с Великих Небес к Великим Недрам помыслы обратила.

Инанна с Великих Небес к Великим Недрам помыслы обратила.

Моя госпожа покинула небо, покинула землю, в нутро земное она уходит.

Инанна покинула небо, покинула землю, в нутро земное она уходит.

Жреца власть покинула, власть жрицы покинула, в нутро земное она уходит.

В Уруке храм Эану покинула, в нутро земное она уходит.[335]

В Бадтибире Эмушкаламу покинула, в нутро земное она уходит.

В Забаламе Гигуну покинула, в нутро земное она уходит.

В Адабе Эшару покинула, в нутро земное она уходит.

В Ниппуре Барадургару покинула, в нутро земное она уходит.

В Кише Хурсанлкаламу покинула, в нутро земное она уходит.

В Аккадэ Эульмаш покинула, в нутро земное она уходит.

Свои тайные силы — их семь — собрала.

Собрала силы, в руке зажала.

Свои тайные силы у ног сложила.

На ее голове — венец Эдена, «Шугур».

На ее челе — налобная лента «Прелесть чела».[336]

В ее руках — знаки владычества и суда.[337]

Ожерелье лазурное обнимает шею.

Двойная подвеска украшает груди.[338]

Золотые запястья обвивают руки.

Прикрыты груди сеткой «Ко мне, мужчина, ко мне».

Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.

Притираньем «Приди, приди» подведены глаза.

Инанна в подземное царство идет.

Ее посол Ниншубур с нею рядом идет.[339]

Светлая Инанна говорит Ниншубуру:

«Гонец мой, гонец!

Глашатай слов милосердных моих!

Вестник слов быстрокрылых моих!

Когда в подземный мир я сойду,

Когда в подземный мир я войду,

На холмах погребальных заплачь обо мне,

В доме собраний забей в барабан,

Храмы богов для меня обойди,

Лицо расцарапай, рот раздери,

Тело ради меня изрань,

Рубище, точно бедняк, надень!

В Экур, храм Энлиля, одиноко войди.

Когда в Экур, храм Энлиля, войдешь,

Перед Энлилем зарыдай:

"Отец Энлиль, не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

И когда Энлиль на эти слова не отзовется, в Ур иди![340]

В городе Уре, в Эмудкаламе,

В Экишнугаль, к Нанне войдя,

Перед Нанной зарыдай:

"Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

И когда Нанна на эти слова не отзовется, в Эреду иди!

Когда в Эреду, в храм Энки войдешь,

Перед Энки зарыдай:

"Отец Энки, не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!"

Отец Энки мудр и могуч,

Травы жизни знает он, воды жизни знает он,

Он меня и оживит!»

Инанна в подземное царство идет,

Ниншубуру, послу своему, говорит:

«Ступай, возвращайся, Ниншубур!

Моих наказов не забывай!»

Инанна ко дворцу, лазурной горе, подходит,

Ко вратам подземного царства спешит, полна гнева,

У врат подземного царства кричит гневно:

«Открой дворец, привратник, открой!

Открой дворец. Нети, открой, и к единой моей я да войду!»

Нети, главный страж царства,

Светлой Инанне отвечает;

«Кто же ты, кто?»

«Я — звезда солнечного восхода!»[341]

«Если ты — звезда солнечного восхода,

Зачем пришла к "Стране без возврата"?

Как твое сердце тебя послало на путь, откуда нет возврата?»

Светлая Инанна ему отвечает:

«К великой владычице, Эрешкигаль,

Ибо мертв Гугальанна, ее супруг, —

Погребальные травы ему воскурить.

Погребальное пиво ему возлить.

Воистину так, воистину так!»

Нети, главный страж царства,

Светлой Инанне отвечает:

«Постой, о Инанна, моей госпоже о тебе доложу!

Моей госпоже Эрешкигаль о тебе скажу, о тебе доложу!»

Нети, главный страж царства,

К Эрешкигаль, своей госпоже, приходит и так говорит:

«О госпожа моя! Там дева!

Богам подобна величьем и статью.

Перед вратами "Страны без возврата".

В Эане оставила свои владенья.

<...>

Свои тайные силы — их семь — собрала.

Собрала силы, в руке зажала.

Свои тайные силы у ног сложила.

На ее голове — венец Эдена, "Шугур".

На ее челе — налобная лента "Прелесть чела".

В ее руках — знаки владычества и суда.

Ожерелье лазурное обнимает шею.

Двойная подвеска украшает груди.

Золотые запястья обвивают руки.

Прикрыты груди сеткой "Ко мне, мужчина, ко мне".

Прикрыты бедра повязкой, одеяньем владычиц.

Притираньем "Приди, приди" подведены глаза».

Эрешкигаль ударила себя по ляжкам,

В лице изменилась, за голову схватилась.

Нети, главному стражу царства, дает наказы:

«О Нети, главный страж царства,

То, что скажу я, да не преступишь!

Подземного мира семь отодвинь засовов,

Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый, врата раствори!

И ее, когда она войдет

И, склонясь, приблизится, сама я встречу».

Нети, главный страж царства,

Слова своей госпожи славит.

Подземного мира семь отодвинул засовов,

Во дворце Ганзира, что пред подземным миром первый, врата растворил.

Светлой Инанне молвит так:

«Войди же, Инанна!»

И у нее, когда вошла,

Венец Эдена. «Шугур», снял с головы.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»[342]

И когда вошла во вторые врата,

Знаки владычества и суда у нее отобрал.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда вошла она в третьи врата,

Ожерелье лазурное с шеи снял.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда в четвертые вошла врата,

Двойную подвеску с груди ее снял.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда в пятые вошла врата,

Золотые запястья с рук ее снял.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда в шестые вошла врата,

Сетку «Ко мне, мужчина, ко мне» с груди ее снял.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда в седьмые вошла врата,

Повязку, одеянье владычиц, с бедер снял.

«Что это, что?»

«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!

Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И она вошла и, склонясь, приблизилась.

Сестра ее вскочила с трона.

Затем снова на трон уселась.

Семь судей-Ануннаков пред нею суд вершат.

На Инанну взглянула — взгляд ее смерть!

Слова изрекла — в словах ее гнев!

Крик издала — проклятья крик!

Ту, что вошла, обратила в труп.

Труп повесила на крюк,

Когда прошло три дня и три ночи.[343]

Ниншубур, ее посол,

Глашатай слов милосердных ее,

Вестник слов быстрокрылых ее,

На холмах погребальных заплакал о ней,

В доме собраний забив в барабан,

Храмы богов для нее обошел,

Лицо расцарапал, рот разодрал,

Тело изранил ради нее,

Рубище, точно бедняк, надел.

В Экур, храм Энлиля, одиноко побрел.

Когда в Экур, храм Энлиля, вошел,

Перед Энлилем зарыдал:

«Отец Энлиль! Не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!»

Отец Энлиль Ниншубуру отвечает:

«Дочь моя Великих Небес возжелала,

Великих Недр возжелала,

Инанна Великих Небес возжелала,

Великих Недр возжелала,

Подземного мира всесильны законы, вековечны ему приношенья,

Кто же здесь о ней скажет, за нее замолвит слово?

Отец Энлиль на мольбы его не отозвался, и в Ур он пошел.

В Уре, в Эмудкаламе,

В Экишнугаль к Нанне войдя,

Перед Нанной зарыдал:

«Отец Нанна, не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!»

Отец Нанна Ниншубуру отвечает:

«Дочь моя Великих Небес возжелала.

Великих Недр возжелала,

Инанна Великих Небес возжелала,

Великих Недр возжелала.

Подземного мира всесильны законы, вековечны ему приношенья,

Кто же здесь о ней скажет, за нее замолвит слово?

Отец Нанна на мольбы его не отозвался, и в Эреду он пошел.

В Эреду, к богу Энки войдя,

Перед Энки зарыдал:

«Отец Энки, не дай твоей дочери погибнуть в подземном мире!

Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом в подземном мире!

Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик в подземном мире!

Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!

Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!»

Отец Энки Ниншубуру отвечает;

«Дочь моя! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Инанна! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Владычица стран! Что с ней случилось? Я тревожусь!

Жрица небес! Что с ней случилось? Я тревожусь!»

Из-под ногтей своих грязи достал, кургара сделал,

Из-под ногтей своих, крашенных красным, грязи достал, галатура сделал.[344]

Кургару травы жизни дал.

Галатуру воды жизни дал.

Отец Энки молвит кургару и галатуру:

«Ступайте, в подземный мир отправьтесь!

У врат подземных, как мухи, летайте,

У оси дверной, как змеи, вейтесь!

Мать-роженица в муках родов,

Эрешкигаль лежит и страждет![345]

Ее белые бедра не покрыты одеждой,

Ее груди, как чаши, ничем не прикрыты,

Ее голос, как звонкая медь, звенит,

Растрепаны косы, как лук-порей.

И когда она скажет: "Увы, утроба моя!" —

"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, утроба твоя!" — так ей скажите!

И когда она скажет: "Увы, о лик мой!" —

"О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, о лик твой!" — так ей скажите!

"Кто вы, откуда?"

"От моей утробы — к твоей утробе, от моего лика — к твоему лику!" — так ей скажите![346]

"Если вы боги — наделю Словом,

Если вы люди — награжу Судьбою!"[347]

Душою небес, душою земли ее закляните,

Душою недр ее закляните!

Воду речную вам дадут — а вы не берите!

Зерно полевое вам дадут — а вы не берите!

"Труп с крюка отдай!" — скажите!

И один — травой жизни, и второй — водой жизни тела ее коснитесь —

Восстанет Инанна!»

Галатур и кургар слова Энки славят.

У подземных врат, как мухи, летают,

У оси дверной, как змеи, вьются.

Мать-роженица в муках родов,

Эрешкигаль лежит и страждет,

Ее белые бедра не покрыты одеждой,

Ее груди, как чаши, ничем не прикрыты.

И когда застонала: «Увы, утроба моя!» —

«О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, утроба твоя!» они сказали.

И когда застонала: «Увы, о лик мой!» —

«О ты, кто страждет, госпожа наша, увы, о лик твой!» — они сказали.

«Кто вы, откуда?

Вы сказали: "От моей утробы — к твоей утробе!"

Вы сказали: "От моего лика — к твоему лику!"

Если вы боги — наделю Словом!

Если вы люди — награжу Судьбою!»

Душою небес, душою земли ее закляли!

Душою недр ее закляли.

Воду речную им дают — а они не берут!

Зерно полевое им дают — а они не берут! «Труп с крюка отдай!» — сказали.

Светлая Эрешкигаль кургару и галатуру отвечает;

«Тело это — вашей госпожи!»

«Тело это нашей госпожи, воистину, отдай!» — они сказали.

Труп с крюка они взяли.

И один — травой жизни и второй — водой жизни ее тела коснулись.

Инанна встает.

Инанна из подземного мира выходит.

Ануннаки ее хватают.

«Кто из спускавшихся в мир подземный выходил невредимо из мира подземного?

Если Инанна покинет "Страну без возврата",

За голову голову пусть оставит!»

Инанна из подземного мира выходит.

И малые демоны «гала», как острые стрелы,[348]

И большие демоны «гала», как разящие копья,

Со всех сторон ее окружили.

Тот, кто пред ней, — не гонец, но жезл у него в руке.

Тот, кто за ней, — не боец, но оружье у него на боку.

Они, что за нею идут,

Они, что за Инанной идут,

Не ведают голода, не ведают жажды.

Муки просеянной не едят,

Воды проточной они не пьют.

Из объятий человека вырывают жену.

От груди кормилицы отрывают дитя.

Инанна из подземного мира выходит.

Инанна из подземного мира вышла.

И посол Ниншубур к ногам ее пал.

В пыль повалился, рубищем рваным одет.

Демоны светлой Инанне молвят:

«Что ж, Инанна, вернись в свой город, а его мы схватим!»

Светлая Инанна демонам отвечает:

«Глашатай слов милосердных моих.

Вестник слов быстрокрылых моих,

Мои наказы не преступал.

Мои приказы не забывал.

На холмах погребальных рыдал обо мне,

В доме собраний бил в барабан.

Храмы богов дня меня обошел,

Лицо расцарапал, рот разодрал.

Тело изранил ради меня,

Рубище, точно бедняк, надел,

Был в Экуре, доме Энлиля,

Был в Уре, доме Нанны,

Был в Эреду, доме Энки,

Он вернул мне жизнь!»

«Что ж, пойдем в Умму, в Зигкуршаггу пойдем!»

И вот в Умме, в Зигкуршагге,

Бог Шара к ногам ее пал,

В пыль повалился, рубищем рваным одет.

Демоны светлой Инанны молвят:

«Что ж, Инанна, вернись в свой город, а его мы схватим!»

Светлая Инанна демонам отвечает:

«Песни пел мне мой Шара,[349]

Стриг мне ногти, чесал кудри.

Оставьте его, не берите его!»

«Что ж, пойдем в Бадтибиру, в Эмушкаламу пойдем!»

В Бадтибире, в Эмушкаламе,

Бог Лулаль к ногам ее пал.

В пыль повалился, рубищем рваным одет.

Демоны светлой Инанне молвят:

«Что ж, Инанна, вернись в свой город, а его мы схватим!»

Светлая Инанна демонам отвечает:

«Бог Лулаль, великий князь! Со мною справа, со мною слева!

Оставьте его, не берите его!»

«Тогда пошли в Хашхургулэдену, в Кулабе!»

За нею в Хашхургулэдене, в Кулабе идут по пятам.

Думузи в одежде власти в царском покое сидит на троне.

Демоны-«гала» его схватили.

Семеро их — его грудь разодрали, его кровь излили.

Семеро их — словно в горячке на него напали.

Пастушью флейту, свирель его на глазах его разбили!

Она па него взглянула — взгляд ее смерть!

Закричала она — в словах ее гнев,

Крик издала — проклятья крик:

«Его, хватайте его!»

Светлая Инанна пастуха Думузи отдала в их руки.

А они, те, что за нею шли.

Те, что за Думузи шли.

Не ведают голода, не ведают жажды.

Муки просеянной не едят,

Воды проточной они не пьют,

Радости лону жены не дают.

Милых детей не целуют они,

Себе сыновей не рожают они.

Невесток от свекров уводят они!

Думузи рыдает, позеленел!

«Я к Уту на небеса в мольбе взываю!

О Уту, шурин ты мой, а я твой зять!

В храм твоей матери я масло носил,

В храм Нингаль молоко я носил!

В лапы ящерицы руки мои преврати,

В лапы ящерицы ноги мои преврати.[350]

От демонов моих ускользну я, не утащат они меня!»

И Уту внял его мольбам,

Как благодетель, оказал милость,

В лапы ящерицы руки его превратил,

В лапы ящерицы ноги его превратил.

Он от демонов ускользнул, не утащили они его.

<...>

В погоне за ним обходят страны,

Место его укрытия ищут,

Демоны руками размахивают,

Разверстые пасти исходят крином.

<...>

Малые демоны открывают пасти, большим демонам молвят слово:[351]

«А ну, пойдем-ка к светлой Инанне!»

Демоны в Урук ворвались, светлую Инанну они хватают.

«Ну-ка, Инанна, вернись на путь, что сама избрала, — в подземное царство отправляйся!

Куда сердце тебя посылало, вернись — в подземное царство отправляйся!

В жилище Эрешкигаль вернись — в подземное царство отправляйся!

Повязку светлую, одеянье владычиц, не надевай — в подземное царство отправляйся!

Тиару светлую, венец приветный, сними с головы — в подземное царство отправляйся!

Краску на глаза не накладывай — в подземное царство отправляйся!

Сандалии на ноги не надевай — в подземное царство отправляйся!

Когда из подземного мира ушла, себе замены ты не нашла!»

С такими словами к светлой Инанне они ворвались!

Инанна в страхе в руку Думузи вцепилась.[352]

«О юноша! Ноги свои в кандалы продень!

О юноша! В ловушку бросься! Шею в ярмо продень!»

И они крючья, шилья и копья подняли на него!

Медный огромный топор подняли на него!

О, юноша! Схватили ею, повалили его,

Одежду его сорвали с него,

О, юноша! Руки скрутили ему, веревкою злой обмотали его![353]

Тканью страха закрыли лицо!

И юноша к Уту на небеса руки воздел:

«Уту, я же друг тебе! Меня, героя, знаешь ты!

Твою сестру я в жены брал,

А она в подземный мир ушла,

Она в подземный мир ушла,

Меня заменою отдала!

Уту, ты справедливый судья, да не схватят меня!

Руки мои измени, облик мой измени!

Из рук моих демонов ускользну я, не утащат они меня!

Горной змеею средь гор скользну,

К Гештинанне, сестре моей, душу мою принесу!»

Уту внял его мольбам,

Изменил его руки, изменил его лик.

Горной змеей он средь гор заскользил.

Думузи! Он соколом-птицей, быстрою птицей понес свою душу,

И к Гештинанне принес свою душу.

Гештинанна взглянула на брата —

Расцарапала щеки, рот разодрала,

Оглядела — порвала на себе одежды,

Над стонущим юношей заголосила:

«О, брат мой, о, брат мой! О, юноша!

Пусть бы те дни не вернулись!

О, брат! О, пастух! Амаушумгальанна!

Пусть бы те дни не вернулись.

О, брат мой! Юноша! Без жены, без сына!

О, брат мой! Юноша! Без друга-товарища!

О, брат мой, юноша! Мать печалящий!»[354]

А демоны-«гала» ищут Думузи, окружают его.

Малые демоны большим демонам молвят слово:

«Демоны без-роду-без-племени, без-отца-матери, без-сестры-брата, без-жены-сына!

Великое воинство, в часы заката ужас сеющее в мире!

Вы, демоны, человека хватающие!

Доброты-милосердия вы не знаете, радости сердца вы не ведаете!

А ну, пойдем-ка! На его страхи, на его душу, на его здравие кто хочет глянуть?

К другу его мы не пойдем, к его шурину мы не пойдем,[355]

К Гештинанне за пастухом пойдем!»

Демоны размахивают руками, ищут Думузи.[356]

Разверстые пасти исходят криком.

Демоны к Гештинанне явились.

«Где брат твой, скажи?» — спрашивают, а она молчит.

Близится небо, уплывает земля, а она молчит.

Земля приближается, небо ломается, а она молчит!

Земля приблизилась. Сорвали одежду, а она молчит!

Смолу на лоно ее излили, а она молчит!

Думузи в доме Гештинанны демоны не нашли.

Малые демоны большим демонам так молвят:

«А ну, пойдем-ка в священный загон!»

Нашли Думузи в священном загоне.

Окружили его, схватили его! Разыскали его, увидали его!

На юношу с криком накинулись, топором огромным на землю повергли?

Чрево ножами вспороли ему, со всех сторон окружили его!

Сестра за брата к жертве готова,[357] птицею вокруг брата кружится.

«О брат мой! На великие муки за тебя пойду!

Мошкой слечу!»

<...>

Дева Инанна так решила.[358]

<...>

По приговору Инанны свершилось.

Дева Инанна горько рыдает:[359]

«Герой мой ушел, погублен!

Как теперь решать судьбы?

Твой срок — половина года, твоей сестры — половина года!

День твой да придет, и в день тот вернешься!

День твоей сестры придет, и в день тот она вернется!»

Светлая Инанна за свою голову отдала голову Думузи!

Светлая Эрешкигаль!

Хороша хвалебная песнь тебе!

В жалобах сердца он бежит по равнине.

Юноша в жалобах сердца бежит по равнине.

Думузи в жалобах сердца бежит по равнине.

Посох за плечи закинул, начинает плач:

«Плачь, о, плачь, о, плачь, равнина!

Плачь, равнина, рыдай, болото!

Раки в реке, плачьте-рыдайте!

Лягушки в реке, громко вопите!

Матушке моей голосить по мне!

Матушке Туртур — голосить по мне!

Матушке — где ее пять хлебов? — голосить по мне!"[360]

Матушке — где ее десять хлебов? — голосить по мне!

Если о смерти моей не узнают,

Скажи, равнина, родимой матушке!

С меньшою сестрою меня да оплачет!»

Как в забытьи, как в забытьи,

Пастух лежал, как в забытьи,

Пастух лежал, как в забытьи, — он видел сны.

Он вскочил — то сон! Он дрожит — виденье!

Он трет глаза. В тиши — смятенье.

«Приведите ее, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Гештинанну мою, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Грамотейку мою, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Певунью мою, приведите ее, сестру мою, приведите ее!

Чародейку мою, меньшую мою, сестру мою, приведите ее!

Ведунью мою, вещунью мою, сестру мою, приведите ее!

Мой сон! Я расскажу мой сон!

Во сне, сестра моя, во сне, мне во сне — виденье!

Тростники вокруг меня взошли, тростники вокруг меня взросли!

Одинокий тростник надо мною верхушкой склонился!

Из четы тростников, что растут вдвоем, один удалился!

Деревья толпой обступили меня!

На очаг мой священный льется вода!

Маслобойку священную рубит топор!

Мой кубок священный свалился с гвоздя!

Мой посох пастуший бежит от меня!

Орел схватил ягненка в загоне!

Ястреб схватил воробья на плетне!

В пыли влачат мои козлята бородки синие![361]

Бьют в овчарне мои овцы кривым копытом!

Маслобойка цела, но молоко не льется,

Кубок цел, но не живет Думузи!

Тростниковый загон развеян ветром!»

Гештинанна Думузи отвечает:

«Брат! Твой сон нехорош! Вот мое толкованье!

Думузи! Твой сон нехорош! Вот мое толкованье:

Тростники вокруг тебя взошли, тростники вокруг тебя взросли —

То убийцы тебя подстерегли!

Одинокий тростник над тобою верхушкой склонился —

То родимая матушка над тобою склонится!

Из четы тростников, что растут вдвоем, один удалился —

Это ты и я, и один из нас удалится!

Деревья толпой обступили тебя —

То злодеи в укрытии схватят тебя!

На очаг твой священный льется вода —

Домом молчания станет загон!

Маслобойку священную рубит топор —

То злодеи руки тянут к ней!

Твой кубок священный свалился с гвоздя —

С колен матушки родимой падешь!

Твой посох пастуший бежит от тебя —

Малые "гала" его разломают!

Орел схватил ягненка в загоне —

Злодеи тебя по щеке ударят.

Ястреб схватил воробья на плетне —

Большие "гала" из хлева тебя утащат!

Маслобойка цела, но молоко не льется.

Кубок цел, но не живет Думузи.

Загон тростниковый развеян ветром!

Кисти твои охватят оковы!

Руки твои опутают путы!

В пыли влачат твои козлята бородки синие —

В вихре до небес разметаю косы!

Бьют в овчарне твои овцы кривым копытом —

Ногтями, словно острым гребнем, из-за тебя расцарапаю щеки!»

Как только так она сказала,

«Сестра моя, взойди на холм!

Сестра моя, взойди на холм!

Сестра, когда взойдешь на холм,

Подобно тем, что взошли на холм,

Сердце свое, свой лик успокой,

Одежду на бедрах своих оправь.

Сестра моя, взойди на холм!

Сестра, когда взойдешь на холм,

Глянь с холма, кругом оглянись!

Ненавистных людям злодеев моих,

Плывущих рекою, не видно ль вдали?!

Колодки для рук они несут!

Колодки на шею у них с собой! Снять-развязать их никто не может!»

Амагештинанна на холм поднялась,[362]

Гештинанна вытянула шею.

Гештиндудуа, подруга его, она дает ему советы.

«Те, что хватают за горло, они толпою несутся!»

«Подруга моя, советчица, они несутся?»

«Тех, что хватают за горло, я их вижу!

Брат! Твои демоны пришли за тобой, скройся в зарослях!

Думузи! Твои демоны пришли за тобой, скройся в зарослях!»

«Сестра! Я скроюсь в зарослях, не выдавай меня!

Я скроюсь в частом кустарнике, не выдавай меня!

Я скроюсь в густой листве, не выдавай меня!

Я скроюсь в каналах Арали, не выдавай меня!»

«Если я скажу, где ты, пусть псы твои меня пожрут!

Твои черные псы, пастушьи псы,

Твои злобные псы, хозяйские псы,

Пусть псы твои меня пожрут!

Другу своему о том скажи,[363]

Пусть друг твой даст тебе совет!»

«Брат мой, друг, товарищ мой!

Да не станет друг мой моим врагом!

Мои демоны пришли за мной!

Слово хочу тебе сказать!

Друг мой! Я скроюсь в зарослях, не выдавай меня!

Я скроюсь в частом кустарнике, не выдавай меня!

Я скроюсь в густой листве, не выдавай меня!

Я скроюсь в каналах Арали, не выдавай меня!»

«Если я скажу, где ты, пусть псы твои меня пожрут!

Твои черные псы, пастушьи псы,

Твои злобные псы, хозяйские псы,

Пусть псы твои меня пожрут!»

А они, те, что за царем[364] шли, великим множеством за ним шли,

Не ведают голода, не ведают жажды,

Муки просеянной не едят,

Воды проточной они не пьют,

Даров смягчающих не берут,

Радости лону жены не дают,

Милых детей не целуют они,

Горький чеснок не жуют они,

Рыбу и лук не едят они.

К жителям Адаба за царем их двое пришло.

Шипы в обмелевших водах они, колючки в вонючих водах они.[365]

Руки — столы, язык — дом большой.

К жителям Акшака за царем их двое пришло.

Каменный идол у них на шее висит.

К жителям Урука за царем их двое пришло.

Меч — голова с плеч — на бедрах висит.

К жителям Ура за царем их двое пришло.

Одежды битвы быстрой на них.

К жителям Ниппура за царем их двое пришло.

Друг другу говорят: «Пошли-ка в загон и хлев!»

Схватили Гештинанну у загона и хлева.

Воду речную ей дают, а она не берет.

Зерно полевое ей дают, а она не берет.

Малые демоны большим демонам молвят:

«Мудрые демоны, живые демоны!

Великие демоны в расцвете жизни!

Сестра, открывшая убежище брата! —

Кто и когда видел такое?!

А ну, пойдемте к его другу!»

И вот они его другу

Воду речную дают, и он берет.

Зерно полевое дают, и он берет.

«Друг мой скрылся в зарослях, но я не знаю, где он!»

В зарослях искали они Думузи, они не нашли его.

«Он скрылся в частом кустарнике, но я не знаю, где он!»

В частом кустарнике искали они Думузи, они не нашли его.

«Он скрылся в густой листве, но я не знаю, где он!»

В густой листве искали они Думузи они не нашли его.

«Он скрылся в каналах Арали, но я не знаю, где он!»

В каналах Арали отыскали они Думузи.

Думузи рыдает, позеленел:

«Моя сестра спасла мне жизнь, мой друг взял мою жизнь!

Сестра пошлет сына на улицу, каждый встретит его приветом!

Друг пошлет сына на улицу, никто не встретит его приветом!»

Окружили его, в лужу швырнули.

Аркан набросили, сеть накинули,

Крепкой веревкою обвязали,

Пастуший жезл его сломали.

Идущий первым его колотит,

Последний — под локти схватил и волочит.

Кисти его охватили оковы.

Руки его опутали путы.

Юноша к Уту на небеса воззвал:

«Уту, ты мой шурин, я — твой зять!

В храм Эану я травы носил,

Свадебный дар в Урук приносил.

Светлые губы я целовал!

Светлое лоно Инанны ласкал!

Преврати мои руки в ноги газели,

Преврати мои ноги в ноги газели!

Я от демонов убегу!

В Кубиреш-Дильдареш душу мою принесу!»[366]

Уту мольбам его внял благосклонно.

Как благодетель оказал ему милость.

Превратил его руки в ноги газели.

Превратил его ноги в ноги газели.

И он от демонов убежал,

В Кубиреш-Дильдареш принес свою душу.

Демоны ищут его, демоны не находят его.

«А ну, пошли в Кубиреш!»

В Кубиреше схватили они Думузи.

Окружили его, в лужу швырнули,

Аркан набросили, сеть накинули,

Крепкой веревкою обвязали,

Пастуший жезл его сломали.

Идущий первым его колотит,

Последний — под локти схватил и волочит.

Кисти его охватили оковы.

Руки его опутали путы.

Юноша к Уту на небеса взмолился:

«Уту! Ты мой шурин, я — твой зять!

В храм Эану я травы носил,

Свадебный дар в Урук приносил.

Светлые губы я целовал,

Светлое лоно Инанны ласкал.

Преврати мои руки в ноги газели,

Преврати мои ноги в ноги газели,

К Белили-матушке душу мою принесу!»

Уту мольбам его внял благосклонно.

Превратил его руки в ноги газели,

Превратил его ноги в ноги газели.

И он от демонов убежал,

К Белили-матушке душу свою принес.

К храму Белили подошел.

«Матушка, я не простой смертный, я супруг богини!

Воды проточной кабы я выпил!

Муки просеянной кабы я съел!»[367]

Налила воды, просеяла муки, и он внутри храма сел.

Белили-матушка из храма вышла.

Когда матушка из храма вышла,

Демоны-«гала» ее увидели.

Если бы матушка убежища Думузи не знала,

Она так бы не взглянула,

Она так бы не закричала.

«А ну, пошли в храм Белили-матушки!»

В храме Белили-матушки схватили они Думузи.

Окружили его, в лужу швырнули.

Аркан набросили, сеть накинули,

Крепкой веревкою обвязали,

Пастуший жезл его сломали.

Идущий первым его колотит,

Последний — под локти схватил и волочит.

Кисти его охватили оковы,

Руки его опутали путы,

Юноша к Уту на небеса взмолился:

«Уту! Ты мой шурин, я — твой зять!

В храм Эану я травы носил,

Свадебный дар в Урук приносил.

Светлые губы я целовал,

Светлое лоно Инанны ласкал.

Преврати мои руки в ноги газели,

Преврати мои ноги в ноги газели,

В священный загон, в загон к сестре моей душу свою принесу!»

Уту мольбам его внял благосклонно,

Превратил его руки в ноги газели,

Превратил его ноги в ноги газели.

В священный загон, в загон к сестре душу свою он принес.

К священному загону, к загону сестры подошел.

Гештинанна подняла взор к небесам.

Гештинанна склонилась к земле.

Громким воплем небо и землю

Как плащом покрыла, обвила покрывалом.

Лицо расцарапала, рот разодрала,

Уши, щеки — взорам открытые — истерзала,

Лоно, чрево — взорам сокрытые — повредила.

«Брат! В переулок беги, сокройся!»

Если бы Гештинанна убежища брата не знала,

Она так бы не взглянула,

Она так бы не закричала.

«А ну, пошли в загон и хлев!»

Первый демон вошел в загон и хлев,

Засовы хлева предал огню.

Второй демон вошел в загон и хлев,

Посох пастуший предал огню.

Третий демон вошел в загон и хлев,

Маслобойку священную бьет топором.

Четвертый демон вошел в загон и хлев,

Кубок священный сбросил с гвоздя.

Пятый демон вошел в загон и хлев.

Маслобойка цела, но молоко не льется.

Кубок цел, но не живет Думузи.

Тростниковый загон развеян ветром.

Песнь каль-каль о смерти Думузи.

Владыке заката — горе! По супругу,

Госпожа восхода — по супругу,

Госпожа Урука — по супругу,

Госпожа Забалама — по супругу —

О, горе супругу, о, горе другу!

О, горе Эане, о, горе другу!

О, горе Эане, о, горе Уруку!

По супругу взятому, другу взятому!

По супругу убитому, другу убитому!

По супругу, в Уруке убитому, павшему

В Кулабе, в Уруке убитому, павшему.

Кто в водах священных залива Эреду омывался недолго,

Кто мыльным корнем в энуне натирался недолго,[368]

Кто матерь богов как мать почитал недолго,[369]

Кто радостный долг перед девами города выполнял недолго,

Кто с могучими города состязался недолго,

Кто кургаров города оскоплял недолго,[370]

Кто, благодарный, был могучим недолго —

Инанна по юному избраннику рыдает!

«Мой сладкий супруг, мой брат-супруг ушел!

Мой сладкий друг, мой брат и друг ушел!

Супруг мой с первыми травами ушел!

Друг мой с последними травами ушел!

Супруг мой, в поисках трав ходивший, травами взят!

Друг мой, в поисках вод ходивший, водами взят!

Мой юный избранник, как тростник, жестокой рукой из города вырван!

Мой светлый, как соцветье травы, жестокой рукой из города вырван!»

В те дни, когда в Уруке светлом,[371]

В загоне священном скрылся Думузи.

Козленка светлого в жертву принес,

Хлеба светлые в жертву принес,

Большие и малые демоны собрались,

Семеро демонов могучих собралось,

Семеро демонов на Думузи напало.

Первый демон вошел в загон, осмотрел загон, загон расшатал,

Второй демон вошел в загон, молоко свежее землей закидал,

Третий демон вошел в загон, воду свежую землей закидал,

Четвертый демон вошел в загон, кувшины разбил, загон повалил!

Пятый демон вошел в загон, пыль взметнул, вихрем прошел,

Шестой демон вошел в загон, загон тростниковый разметал.

Седьмой демон вошел в загон, а он, благородный, лежал, стонал.

Думузи в углу лежал и стонал.

Светлый супруг Инанны лежал и стонал.

«Господин! Мы за тобой! Подымайся, иди за мной!

Думузи-супруг! Мы за тобой, подымайся, иди за мной!

Друг Инанны, чадо Туртур, подымайся, иди за мной!

Ты, чей ложен сон,[372] брат Гештинанны, подымайся, иди за мной!

Твои овцы схвачены, ягнята похищены, подымайся, иди за мной!

Твои козы схвачены, козлята похищены, подымайся, иди за мной!

Тиару светлую на голову не надевай, подымайся, иди за мной.

Повязку светлую на бедра не надевай, подымайся, иди за мной!

Посох пастуший священный не хватай, подымайся, иди за мной!

Сандалии на ноги не надевай, подымайся, иди за мной!»

Пастух в мольбе руки простер:

«Я к Уту на небеса взываю!

О Уту, ты брат моей жены, я супруг твоей сестры,

В дом твоей матери я сливки носил,

В храм Нингаль молоко носил,

Свадебный дар в храм приносил.

Светлые губы я целовал,

Светлое лоно Инанны ласкал.

Преврати мои руки в ноги газели,

Преврати мои ноги в ноги газели,

От демонов моих ускользну я, не утащат они меня.

У плотин в степи спрячусь я, не утащат они меня,

У каналов в степи спрячусь я, не утащат они меня».

Уту мольбам его внял благосклонно.

Как благодетель оказал милость.

Превратил его руки в ноги газели,

Превратил его ноги в ноги газели.

Демоны на демонов взглянули.

Малые демоны большим молвят,

Демоны своим сотоварищам молвят:

«Юноша! Он убежал от нас,

Думузи! Он убежал от нас!

У плотин в степи схватим его!

Сторож плотин поможет нам!

У каналов в степи схватим его,

Сторож каналов поможет нам.

Пред стадом овечьим схватим его.

Пред стадом газельим схватим его.

Меж овец на привале схватим его.

Меж овец его друга схватим его.

За стадом овечьим схватим его.

У друга его схватим его!

Схватим его, свяжем его!

У колен его матери схватим его!

Мать его Туртур поможет ему!

У доброй сестры его схватим его!

Сестра его поможет ему!

В доме светлой Инанны схватим его!

Инанна в ярости выдаст его!»

Светлый супруг Инанны так сказал:

«Нет травы — пожрали траву!

Нет воды — выпили воду!

Нет загона — развеян загон!

Нет овец — отвязаны овцы!»

Его, у кого не было крова, схватили его демоны-гала.

108 строк плача о Думузи и Инанне на свирели «шем».

К тому, кто далеко, понесу мольбу мою слезную.

Я к сыну, к тому, кто далеко, понесу мольбу мою слезную.

К моему Даму, к тому, кто далеко,

К служителю храма,[373] к тому, кто далеко.

От кедров священных, где зарожден был,[374]

В Эане-храме, к земле и небу понесу мольбу мою слезную.

В доме героя вознесу мольбу мою слезную, вознесу мольбу мою.

Во граде героя вознесу мольбу мою слезную, вознесу мольбу мою.[375]

Эта мольба — мольба о льне — в новолунье да вызреет.[376]

Эта мольба — мольба о зерне — в борозде да вырастет.

О житницах и закромах мольба — наполняясь, да множатся.

О погибшем супруге, о погибшем сыне — в новых ликах да проявятся.[377]

Эта мольба — к могучей реке — вы, бурные воды, неситесь![378]

Эта мольба — о нивах-Полях — отборные злаки, рождайтесь![379]

Мольба к водоемам — рыбы всякие, во множестве да плодитесь![380]

К зарослям тростниковым — тростники да камыши, урождайтесь![381]

К чашам лесным мольба — дикие горные овцы, плодитесь!

К степи просторной мольба — кустарники, травы, родитесь![382]

К садам орошенным мольба — мед и вино приносите!

К грядам садовым мольба — огородные травы, растите![383]

Эта мольба о дворце — долгую жизнь даруйте!

Странник мой близится. — Готовься в страхе!

Девушка, странник твой близится, готовься в страхе![384]

Милый странник твой[385] близится, готовься в страхе!

Странник, о, странник!

Тот, кто бредет из краев далеких, твой странник!

С полей чужедальних, краев чужеземных, твой странник!

Твоя ласточка дней невозвратных далеких,

Твоя стрекоза над рекою широкой,

Твой туман над грядою горной,[386]

Трава-плывун твоя в речке горной.

Твой козел-бегун в горах недоступных,

Бурный дождь весенний непрерывный,

Буйный ветер, что клубится вихрем.[387]

Он твоя дурная примета, твой странник!

Твой странник, с полными слез очами!

Твой странник, чье сердце полно печали!

Он, чьи кости сожраны потопом, твой странник!

Чья глава плывет, кружась в потоке, твой странник!

Чья насквозь пробита грудь, твой странник!

«Вот как мой странник придет, великое я для него сотворю!

Сладкие хлебцы — зерно я очищу и размелю![388]

Плодов полевых для него соберу[389]

Жареных зерен и фиников ему припасу.

Свежайшего пива ему приготовлю.

Вина виноградного ему припасу.

Абрикосы — щедрость земли[390] — припасу

Фиги — щедрость земли — соберу.

Фиг душистую мякоть[391] ему приготовлю.

Финики гроздьями ему соберу.

Садового меду душистого я для него припасу.

Вот как мой странник придет, великое я для него сотворю!

Горячей воды и холодной воды я для него припасу.

Поводья и кнут я ему приготовлю.

Головную повязку, благовонное масло я ему приготовлю.[392]

Деревянное кресло, подставку для ног я ему приготовлю.

Деревянное ложе роскошное я ему приготовлю.

Молоко, масло хлевов и загонов ему приготовлю.

Мой странник, двигаясь, не ходит!

Он, двигаясь, не ходит!

Есть глаза у него, но они на меня не смотрят!

Есть уста у него, но они со мною не молвят!

Странник мой близится. Подойди же!

Воистину близится. Подойди же!»

Хлеб дала. Положила в руку.

Из чистого кубка, откуда не пили,

Тростниковою трубочкою незасоренной[393]

Излила воды там, где льют излиянья, — его напоила.

Душистым маслом помазала стену.

Новой тканью деревянное кресло покрыла.

Ветер пронесся, ветер унесся.

Страх пришел, страх ушел.[394]

Мой странник в горах, в сердце гор сражен.

Там он лежит.[395]

Сестра любимая Думузи,

Дочь возлюбленная Туртур,

Семя быка благородное, в утробу излитое,

О госпожа моя, для господства рожденная!

Кто лучшими сливками заполняет загоны,

Кто молоко умножает в овчарнях,

Ты, госпожа моя в степи небесной, Гештинанна!

О дева, брат твой — ...нет его боле![396]

Твой младшенький — ...нет его боле!

В Уруке — ...нет его боле!

В Кулабе — ...нет его боле!»

«Я, супруга... (?) ...о его гибели...!»[397]

Тогда дева из-за брата

Глаза расцарапала, рот разодрала,

Лоно, чрево, людям сокрытые, повредила.

К храму Эшдам,[398] ко дворцу направилась.

Посланца, того, кто из дворца выходит,

О брате дева вопрошает.

Посланец, тот, кто из дворца вышел,

Так деве отвечает:

«Твоему брату, высшим жречеством сохраненному,

Жречество урукское присудило —

Обряды — Сути — распределило:

Десять жрецов помазывающих

Поклонения, омовения, очищения —

От месяца к месяцу, каждый месяц

В святилищах да не прекращают!

Твоему брату, высшим жречеством сохраненному.

Тогда семеро их, семеро их,

Зачинателей песен из Урука — семеро их,[399]

Исполнителей плача из Забалама — их пятьдесят,[400]

Они, те, кто знаки звезд небесных знают,

Те, кто пути земные знают,

Глуби небес просторных достигают,

Они, дабы начать песню,

Они, дабы подхватить песню,[401]

Чистого первого тона найти не могут,[402]

Запевалы — установить его не могут.[403]

Сестра меньшая, что стоит посредине,[404]

Так она им молвит,

Тем, кто поет громко, тем, кто поет тихо,[405]

Так она им молвит:

«Когда мы начнем песню,

Вы подхватывайте песню,

И тогда то, что не звучит,[406]

Воистину соединится — в плач-эршему превратится!

Эршема в серебряном, лазурном тоне,[407]

В соединении заживет!»