От начала начал. Антология шумерской поэзии

Энлиль

Всех стран господин,

Всех богов отец,

Словом верным своим

Для Нингирсу

И Шары

Разграничил землю.

Месилим, царь Киша,

По Слову Иштарана

Поля измерил

И на месте том воздвиг Камень.

Уш,

Правитель Уммы,

То Слово,

Преступил,

Тот Камень

Вырвал,

В степи Лагаша

Двинулся.

Нингирсу,

Энлилев герой,

Словам своим верный,

С Уммою

Сражение устроил.

И по Слову Энлиля

Великую сеть на нее набросил.

Горы трупов

Устлали степи.

Эаннатум,

Правитель Лагаша,

Дядя[642]

Энметены,

Правителя

Лагаша,

С Энакалле,

Правителем

Уммы,

Вместе с ним установил границы.

Пограничный ров от Инун-канала

К полю Гуэден,

Он его провел.

Поле для Нингирсу,

210 с половиною эше длиною,[643]

В сторону Уммы

Он отрезал,

Поле, царя не имеющее,

Установил.

Камень-стелу у этого рва

Он написал.

Камень-стелу Месилима

На прежнее место он вернул.

Поля Уммы

Он не забрал.

Возвышение глиняное[644]

Для Нингирсу

В Намнундакигарре,

Престол[645] для Энлиля,

Престол для Нинхурсаг,

Престол для Нингирсу,

Престол для Угу

Он построил.

Зерно Нанше,

Зерно Нингирсу

По целому гуру[646]

Люди Уммы

Как мзду брали.[647]

Присудили подать —

144 000 больших гура

Внесены были.

Но дабы росту зерна помешать,

Урлумма,

Правитель

Уммы,

Из рва пограничного

Нингирсу,

Из рва пограничного

Нанше

Воду отвел,[648]

А тот Камень-стелу

Огню предал

И расколол.

Престолы, воздвигнутые богам,

В Намнундакигарре

Сооруженные,

Он разрушил.

Он чужеземные страны нанял,

И ров пограничный

Нингирсу

Он пересек.

Энанатум,

Правитель

Лагаша,

На поле Угигга,

На поле Нингирсу,

С ним в битву вступил.

Энметена,

Сын возлюбленный

Энанатума,

Оружием его поразил,

Урлумма от него бежал,

В самой Умме

Его он убил[649]

Войско его — 60 их осталось —

На брегах канала Илумгирнунта

Он оставил.

Людей его

Те кости

В степи он оставил.

Горы трупов

В пяти местах

Насыпал.

Тогда Иль,

Храмоправитель Забалама,

Из Гирсу

В Умму

Вероломно

Пошел.

Иль

Правление

В Умме

Захватил.

Из рва пограничного

Нингирсу,

Из рва пограничного

Нанше,

Возвышения глиняного

Нингирсу,

Что на берегу Тигра поставлено,

Возле Гирсу,

В Намнундакигарре

Энлиля, Энки

И Нинхурсаг, —

Воду он там отвел.

Из зерна для Лагаша лишь 3600 гур

Он возместил.

Энметена,

Правитель

Лагаша,

Из-за рвов тех

К Илю

Людей посылал.

Иль,

Правитель

Уммы,

Поля забравший,

Злобно заявил:

«Ров пограничный

Нингирсу,

Ров пограничный

Нанше —

Мои!»

Так он сказал.

«От Антасурры

До Эдимгальабзу

Я его протяну!»

Так он сказал.

Но Энлиль

И Нинхурсаг

Ему не дозволили.

Энметена,

Правитель

Лагаша,

Чье имя назвал

Нингирсу,

По Слову истинному Энлиля,

По Слову истинному Нингирсу,

По Слову истинному Нанше,

Рвы эти от реки Тигра

До Инун-канала

Вырыл.

В Намнундакигарре

Его основание камнем одел.

Своему господину, кто его любит,

Нингирсу,

Своей владычице, кто его любит,

Нанше,

Он возвратил на свое место.

Энметена,

Правитель

Лагаша,

Одаренный скипетром

Энлилем,

Мудростью наделенный

Энки,

Сердцем избранный

Нанше,

Правитель великий

Нингирсу,

Тот, кто божьим словам

Послушен,

И пусть его бог-хранитель,

Шульутуль,

За жизнь

Энметены

Во веки веков

Нингирсу

И Нанше

Молит.

А тот уммиец,

Кто ров пограничный

Нингирсу,

Кто ров пограничный

Нанше

Силою,

Дабы поля отнять,

С севера[650] перейти захочет,

Будь то уммиец,

Будь то чужеземец,

Энлиль

Его да уничтожит!

Нингирсу

Сеть свою великую

Воистину на него набросит!

Свою длань могучую, стопу могучую

Сверху на него поставит!

Пусть люди его града

Руку на него подымут!

Среди его собственного града

Воистину пусть его заколют!

Когда во Вселенной решали судьбы,

Великие Сути Лагаша главу к небесам воздели,

Энлиль на владыку Нингирсу посмотрел благосклонно.

«В нашем граде вседостойное да взойдет в сиянье!

Ко брегам своим паводок вернулся.

Энлиля паводок ко брегам вернулся.

Паводок ко брегам своим вернулся.[651]

Пусть искрятся высокие темные воды сверканием трепета благоговейного.

Воистину паводок Энлиля — Тигр, воду сладкую пусть приносит!»

Владыка храма так молвит:

«Энинну, Сути его во Вселенной воистину я сотворю в сиянье!»

Правитель, разумом мудрый, напрягает разум.

О великом деянии молится.

Быка совершенного, козленка достойного находит праведно,

На кирпич судьбы возлагает.

К построению храма пресветлого выю вздымает — готовится.

Господина своего в сновидении —

Гудеа владыку Нингирсу узрел.

О построении храма его тот ему сказал.

Энинну — Сути его огромны —

Он ему показал.

Гудеа смысла не понимает,[652]

Словами теми тревожится.

«А ну-ка, расскажу я ей, а ну-ка, расскажу я ей. —

Да будет в том деле она со мной!

Я — пастырь, она меня возвышала!

Нечто мне в сновиденье явилось —

Смысла его я не понял.

Матери моей да принесу мой сон!

Прорицательница, всемудрейшая, вседостойная,

Нанше, сестрица моя из Сирары,

Пусть смысл его мне растолкует!»

На ладью магур свою он вступает.[653]

К ее граду, к Нанше по протоку бегущему ладью направляет,

Протоку, что радостно гору высокую пробивает.

К Багаре, храму, что у протока стоит, приближается.[654]

Жертву хлебом принес, воду свежую холодную излил.

Ко владыке Багары подходит, молитву ему произносит:

«Герой, лев яростный, соперников не имеющий!

Нингирсу, в Абзу ты могуч,

В Ниппуре ты велик!

Герой, то, что ты мне сказал, воистину да сотворю для тебя!

Нингирсу, да построю тебе твой храм!

Сути его воплощу совершенно!

Сестра твоя, что рождена в Эредуге,

Достойновеликая, богов прорицательница,

Нанше, сестрица моя из Сирары,

Пусть воистину путь к тому укажет!»

Мольбы его тот услышал.

Господин молитвы и жертвы Гудеи,

Владыка Нингирсу их принял.

Гудеа в Багаре устроил праздник.

Правитель к Гатумдуг, к опочивальне ее светлой подходит.[655]

Жертву хлебом принес, воду свежую холодную излил.

К Гатумдуг пресветлой он подходит.

Моление ей он произносит;

«Госпожа, дитя, рожденное Аном!

Достойновеликая, что главу к небесам воздымает,

Что в стране проживает,

Все, что граду ее потребно, — ведает,

О госпожа, ты — мать-основатель Лагаша!

На Страну ты глянешь — изобилие!

На благочестивого посмотришь — жизнь его удлиняется!

Нет у меня матери — ты мне мать,

Нет отца у меня — ты мне отец!

Мое семя в утробе ты взрастила, во святилище меня породила,

Гатумдуг моя светлая, добрая!

В ночи мне явлено:

Ты — меч мой большой, со мною рядом стоить!

Ты зерно молодое в высокие воды ставишь,

Жизнь оно мне дает!

Ты — просторная сень, твоею тенью

Да буду храним, тебя почитая!

Рукою могучею власяницу справа,

Госпожа Гатумдуг моя, воистину сбрось мне!

Пойду я ко граду, мое знаменье да будет добрым,

К горе, что из воды вздымается, к Нанше.

Твой добрый Удуг да идет предо мною,

Твоя Лама благая пусть пойдет за мною,

Давай, пусть я ей расскажу,

Давай, пусть я ей расскажу,

В этом деле да будет она со мною,

Матушка, мое сновиденье пускай я ей принесу!

Прорицательнице достойномудрой,

Нанше, сестрице моей из Сирары,

Пусть она смысл мне его растолкует!»

Его мольбы она услыхала.

Госпожа молитвы его и жертвы

У Гудеи пресветлая Гатумдуг взяла.

На ладью магур свою он вступает,

У града Нанше, у причала Сирары он ладью свою ставит.

Правитель во дворе Сирары главу к небесам воздымает.

Жертвы хлебом приносит, воду свежую холодную изливает.

К Нанше подходит, творит моленье.

«Нанше, госпожа-владыка, госпожа Сутей, в небесах превеликих,

Госпожа, подобно Энлилю присуждающая судьбы,

Моя Нанше, слова твои воистину праведны,

Надо всеми они воздымаются.

Ты — прорицательница божья,

Госпожа надо всеми странами, мать-толковательница сновидений!

Во сне человек один явился. Рост его подобен небу,

Земле подобны его размеры.

По венцу на главе его, он — бог!

На руке — Анзуд,

У ног — потоп!

Справа и слева львы лежат.

Храм его построить он мне приказал,

Но смысла сна я не понял.

Солнце взошло над окоемом,

И жена одна — кто она? Кто она?

Воздымаясь, расчищала место.

Стило серебряное держит в руке,

Табличку звезд доброго неба

И советуется с табличкой.[656]

И второй герой появляется.

Руку согнул, лазурита табличка в руке.

Он план храма чертит.

Предо мною священная корзина стоит.

Кирпичная форма святая готова.

Кирпич судьбы в той форме лежит.

В водоеме святом, предо мною стоящем,

Птицы, щебеча, свои дни проводят.[657]

Могучий осел у правого бока моего царя скребет землю».

Правителю мать его Нанше молвит:

«Пастырь мой, твое сновиденье я ныне тебе растолкую!

Человек, чей рост подобен небу, чьи размеры земле подобны,

Кто бог по венцу на главе его,

На руке — Анзуд, у ног — потоп,

Справа и слева львы лежат, —

То воистину брат мой Нингирсу есть,

Храм Энинну построить тебе повелел он.

Солнце, взошедшее над окоемом,

То твой бог Нингишзида, подобно солнцу

Для тебя с ним взошел над окоемом.

Дева, что, вздымаясь, расчищала место,

Что стило серебряное в руке держала,

Табличку звезд доброго неба,

Что с нею совет держала, —

То воистину сестра моя Нисаба,

Храм построить в благом предсказании звезд —

Вот что она тебе сказала.

И второй герой, что согнул руку,

Лазурита табличку в руке державший, —

Это бог Ниндуба воистину есть. Он чертил план храма.

Корзина священная, пред тобою стоящая,

Кирпичная форма, что приготовлена,

Кирпич судьбы, что в нее уложен, —

Это священный кирпич Энинну.

Водоем священный, перед тобой стоящий,

Птицы, что в щебетании там дни проводят, —

Пока храм строишь, очей не сомкнешь, сладкий сон к тебе не придет.

Могучий осел, что у правого бока твоего господина царапает землю, —

Это ты, и, словно конь ретивый,[658] на земле обведешь очертанья Энинну.

Совет тебе дам, прими совет мой!

В Гирсу, в храм в округе Лагаша отправься,

В сокровищнице печать поменяй, вынеси драгоценные деревья.[659]

Своему господину колесницу сладь.

Осла в нее запряги,

Колесницу ту серебром, лазуритом изукрась,

Стрелы быстрые, словно солнечный луч, пошли,[660]

Слова нежные оружию, силе геройства скажи,

Любимый знак его изготовь,[661]

Имя твое на нем напиши,

Его любимую арфу "Дракон Страны",

Что звучит, поет, что имеет имя, что совет подает,

Герою, любящему дары,

Господину твоему владыке Нингирсу

В Энинну — сиянье Анзуда — внеси![662]

Малость, содеянная тобой, — велика, и он у тебя ее примет!

Сердце владыки, что небо просторно,

Сын Энлиля Нингирсу о тебе позаботится,

Очертания храма тебе объяснит.

Герой — Сути его огромны,

Он к тебе протянет руку».

Пастырь благостный Гудеа

Много ведает, быстро делает.

К словам, что Нанше ему промолвила,

Он главу склоняет в покорности.

В сокровищнице печать меняет,

Драгоценные деревья из нее выносит,

Гудеа меж дерев ходит,

С деревьями нежно разговаривает.

С дерева мес кору обтесал,

Халуб-древо топором расщепил.

К колеснице лазурит прикрепил.

Осла быстроногого, для бега годного,

Он в нее запряг.

Знак любимый его он изготовил,

Имя свое на нем написал.

Любимую арфу «Дракон Страны»,

Что звучит-поет, что имя имеет, что совет подает,

Герою, любящему дары,

Своему господину владыке Нингирсу

В Энинну — сияние Анзуда —

Он с этим туда вошел.

С ним радость в храм вошла,

Гудеа из часовни[663] Энинну, сияя, выходит.

Дважды в день он к храму подходит.

Ночами вокруг нее ходит.

<...>

Экур Энлиля — великий праздник!

Могучая сила его излучений

Священным трепетом в Страну ударяет.

Сиянье его почитанья

Ко всем чужеземным странам близится.

Храм Энинну — трепетанье его излучений все страны, словно тканью, покрыло!

Чудесно возвел он храм государя.

Нингишзиде

Он кигаль построил.[664]

Гудеа, правитель Лагаша,

Он заложил его основанье.

Храму, что над Страною, словно солнце, встает,[665]

Словно бык великий, над горой возвышаясь,

Что сверканием радостным

Наполняет собрание,

Что, подобно горе лесистой зеленой,

Высится в великолепии,

Установлен на удивление,

Храму Энинну, на место свое возвращенному

Богом Нингирсою, — хвала!

Храму Нингирсы, возведенному,

Ото всей души — хвала!

Княжий престол, княжий престол он вывел из храма.

Энлиль княжий престол вывел из храма.

Княжий престол царственности он вывел из храма.[666]

Энлиль окинул взором страны.[667]

Страны к Энлилю потянулись.

Перед Энлилем углы небес, словно сад зеленеющий, раскрылись.

Город Кеш поднял голову.

Когда Кеш средь стран поднял голову,

Энлиль Кешу хвалу промолвил,

Нисаба, владычица решений, она для Кеша[668]

От тех речений, словно сеть, раскинула

На таблицах начертанное, ею охраняемое.[669]

Храм — страны лик, Аратта, яростный бык.[670]

Кеша храм — страны лик, Аратта, яростный бык.

До гор, что обнялись с небесами, дорос,

До Экура, что главу над страною вознес, дорос.

Словно Абзу, пестротою убрался,[671] словно горы лесистые, в зелень оделся.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот первый храм.

Вот добрый храм, что на добром месте поставлен.

Кеша храм, что на добром месте поставлен.

Словно ладья груженая княжья, что по небу плывет,[672]

Словно серебряная ладья, вздымает рога ворот.

Слово ладья небес — всех стран лик.

Сиянье от берегов лучистое льет,

Словно ковчежец в лодочке, невелик.[673]

Храм, точно бык, мычит, точно бык племенной, ревет.

Сердце страны в его нутре,

Жизнь Шумера в его спине.

Храм — великий чертог[674] — коснулся небес!

Храм — десница могучая — коснулся небес!

Храм — могучий венец — коснулся небес!

Храм — радуга — коснулся небес!

Храм! Его лик в сердце небес висит,

Его основанье — во глуби Абзу, его тень над странами всеми лежит.

Храм, что Ан поставил, Энлиль прославил,

Нинту-матери устами благовещущий,

Кеша храм — плод созревающий.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот второй храм.

Храм! Вершиною что шестьсот мер, подошвою — триста.[675]

Храм! Вершиною что десять мер, подошвою — пять мер.

Храм! Вершиною — зубр, подошвою — тур.[676]

Храм! Вершиною — баран горный, подошвою — олень дикий.

Храм! Вершиною — баран горный пестрый, подошвою — дикий олень пятнистый.

Храм, чья глава — восходящего солнца сиянье, основание — месяца молодого мерцание.

Храм, чья глава — булава, основанье — топор,

Храм, чья глава — гора, основанье — родник.[677]

Храм — воистину третья часть небес и земли.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот третий храм.[678]

Храм, чьи нимбы — трепет благоговейный, — Ан могучим Словом нарек.[679]

Храм, чьи Сути Энлиль. Великая Гора, Судьбою одарил,

Чья могучая власть — от Ануннаков, что разум народу дают.

Храм — великим богам отдохновения приют.

Храм, чьи замыслы в мирозданье начертаны, чьи Сути пречисто украшены.

Храм — Шумера опора, чертогов поддержка.[680]

Храм — гора изобилия, светлопраздничного веселия.

Храм Госпожи горы лесистой, что жизнь Шумера на место ставит.

Храм — гора большая лесистая,[681] что обряды дает, суть вещей меняет.

Храм, без коего решений чистых не принимают.

Добрый храм, что страну обширную в руках несет.

Храм, что народ без числа рождает, семя, что ростки дает.

Храм, что царя рождает, Шумеру судьбу присуждает.

Храм, чьи святыни везде почитают.[682]

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот некий храм.

Это город, воистину это город, кто нутро его познает?

Кеша храм — воистину это город, кто нутро его познает?

В нутро его мужи могучие дорогою праведности вступают.

Предначертания свои пречистые храм достойно сотворяет.

Храм стада несметные быков отборных собирает.

Храм много быков поглощает.

Храм много овец поглощает.

Слоено стройные кедры, его стены очищены.

Его святыни престольные собраны.[683]

Словно букс, крону несет в поднебесье.

Словно тополь, ветви стремит в поднебесье.

В поднебесье горой зеленеет могучей.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот четвертый храм.

Храм льва рождает, в его чертоге герой возрастает.[684]

Кеша храм льва рождает, в его чертоге герой возрастает.

В чертог — нутро его — герои дорогою праведности вступают.

Нинхурсага, дракон, там внутри восседает.

Нинту, матерь рождений великая, там обитает.[685]

Шульпае, бог-правитель, там судьбу владычью решает.

Ашир, герой, яства жертвенные поглощает,[686]

Урумаш, великий вестник равнины, туда спешит,

К храму стада оленей, быков сгоняет.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот пятый храм.

Храм, чье строенье подобно солнцу,[687]

Быком сверкающим стоит на равнине.

Храм, основанный Государем,[688] кому тимпаны поют славу.

Сердце страны в его нутре.

Жизнь Шумера в его спине.

У врат его лев на лапах лежит.

У врат владычица судьбы вершит.[689]

Его двери — гора, что не знает равных,

Болты — быки племенные могучие.

Его покои — углы мирозданья,

Его чертоги[690] держат Лахама,

Его стены княжьи, как святыни Ура, надежны.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот шестой храм.

Вот храм пригожий, престол его — дом княжий,[691]

Кеша храм пригожий, престол его — дом княжий.

Храм! Владыки его — Ануннаки,

Первослужители — жертвователи Эаны.[692]

Ко храму божьи слуги[693] стопы направляют.

Его жрец верховный веревку — знак владычества — держит.[694]

Жрец сановный скипетр — знак господства — берет,

К омовенью собранные несут воды.[695]

Служители[696] на местах святых восседают.

Служки подготавливают молитвы.

Жрецы помазывающие бьют по кожам.

Громко, громко говорят их палки.[697]

Рога зазвенели,

Барабаны взгремели,

Сладкозвучно тимпаны запели.[698]

Храм возведен, изобильем наполнен.

Кеша храм возведен, изобильем наполнен.

Его госпожа там поселилась.

Нинхурсага, его госпожа, там поселилась.

Великость, Кешу равную, кто, когда содеет?

Мужа, Аширу, его богу равного, где, какая мать рождала?

Госпожу, госпоже его Нинту равную, где, какие очи зрели?

Вот седьмой храм.

Ко граду, ко граду никто подступивший да не подойдет.[699]

Ко храму, ко граду никто подступивший да не подойдет!

К Аширу, мужу его, никто подступивший да не подойдет!

К Нинту, его госпоже, никто подступивший да не подойдет!

За Кеш сотворенный Аширу слава!

Кешу хвала сладкая, Нинту хвала славная!

Вот восьмой храм.

Я — царь. С материнской утробы[700] — герой. Вот кто я.

Я — Шульги. От рожденья могучий муж. Вот кто я.

Свиреполикий я лев, кто драконом рожден. Вот кто я.

Всех четырех стран света я царь. Вот кто я.

Пастух, черноголовых пастырь. Вот кто я.

Всех земель осиянный славою бог. Вот кто я.

Рожденное Нинсун-богиней дитя. Вот кто я.

Светлого сердца Ана избранник. Вот кто я.

Кого судьбою Энлиль наградил. Вот кто я.

Шульги, богини Нинлиль любимец. Вот кто я.

О ком Нинту ласково молвит.[701] Вот кто я.

Кого разумом Энки одарил. Вот кто я.

Бога Нанны правитель могучий. Вот кто я.

Солнца Уту ревущий яростно[702] лев. Вот кто я.

Шульги, Инанны желания страстного избранник.

Вот кто я.

Осел отборный,[703] для трудной дороги годный. Вот кто я.

Конь, чей хвост по дорогам вьется. Вот кто я.

Жеребец Шаккана, вожак бега.[704] Вот кто я.

Нисабы писец искуснейший. Вот кто я.

Геройству моему равен, удали моей равен,

Разум мой воистину славен.

Слова правдивые я ищу,

Правду люблю,

Ложь не терплю.

Слова лживые ненавижу.

Я — Шульги, могучий я царь с главою воздетою.[705]

Вот кто я.

В радости великой от силы мышц моих,[706]

Я ногами задвигал, по дорогам страны я мой путь направил.

Я меры путей определил, я дворцы там построил.[707]

По краям дорог я сады насадил, отдохновенья места устроил.

Людей сведущих я там поселил.

Кто с гор идет, из долин идет,

Там в тени прохладной да отдохнет.

Путник, что ночами по дороге бредет,

Словно в доме своем, здесь приют найдет.

Дабы имя мое на дни вечные установить, на устах удержать, дабы славу мою в стране Шумере сотворить,

Молву обо мне по всем землям распространить,

Я — бегун, в полной силе моей поднялся, и, дабы выдержать испытанье,

Из Ниппура к кирпичам Ура,

Как если бы одну версту всего лишь, сердце мое бежать побудило.

Лев я, в удали неутомимый, в силе своей стоящий твердо.

Одеяньем легким я окутал бедра,

Словно голубь, что от змеи разъяренной мчится, раскинул руки,

Словно Анзуд, когда взоры он устремляет в горы, я широко расставил колени.

Жители городов, построенных мною, толпами вышли мне навстречу.

Черноголовые, числом что овцы, в восхищенье на меня смотрели.

Словно горный козленок, что к родному жилью стремится,

Уту надо всякою тварью едва лишь сияние дня пролил,

А я уж — в Экишнугаль вступаю.

Храм Зуэна, изобильное стойло, я обилием наполнил.

Я быков для него забил, я овец ему в жертву принес.

Барабанам я приказал греметь,

Музыке сладко велел играть.

Я — Шульги, я главный кормилец, я принес здесь хлебные жертвы.

Словно лев, я на месте царском окутался Одеяньем сияний Ужаса.[708]

Во дворце могучем Нинэгаллы

Я склонился, водою прозрачной омылся.

Там я преклонил колени, там пир я устроил.

А затем, словно сокол Ниншара,[709] поднялся

И, полный радости, повернул в Ниппур.

А тогда завыла буря, ветер западный закружился,

Северный ветер, южный ветер — каждый сам свой поднял голос.

Молния семишквального вихря — она все в небесах пожрала.

Гром рыканьем сотряс землю.

Ишкур взревел в огромном небе.

Хляби небесные с водами тверди смешались.

Камни-градины, большие и малые,

На меня, молотя, посыпались.

Но я — царь. Я страха не знаю, боязни не ведаю.

Словно львенок, яростью я наполнился.

Словно осел степной, поскакал,

Словно дикий осел, вожак бега,

В великой радости сердца помчался.

И прежде, чем к дому лик повернул Уту,

Путь в сто пятьдесят верст я покрыл.[710]

Потрясенные, взирали на меня жрецы мои.

Так в один день и в Уре, и в Ниппуре мой праздник эшеш я отпраздновал.[711]

Брат мой, друг мой, Уту-герой!

Во дворце, что Ан основал, я там воистину с ним пива испил![712]

Певцы мои пели, семь барабанов били.

Невеста моя, дева Инанна, госпожа, радость земли и неба,

На пиру со мною рядом сидела.

Воистину сам я себя не хвалил.[713]

Куда очи глядели, туда и шел.

Куда сердце влекло, там и ступал.

Ан короной могучей меня венчал.

В Экуре лазурном я скипетр взял.

Во дни сияющие, на престоле, что основан праведно, я главу к небесам вознес.

Царствование я укрепил.

Чужеземные страны я подчинил. Шумер я могучим сделал.

Во всех четырех странах света среди охраняемого мной народа мое да объявят имя!

В песне святой меня да восславят,

Удаль мою да восхвалят;

О доблести царской скажут ласково.

О том, что Зуэн из Экишнугаля

Отвагу, геройство, жизнь даровал благую.

О силе, что наделил Нунамнир!

Шульги — чужеземных стран губитель, страны Шумера созидатель,

Первослужитель земли и неба, что соперников не имеет![714]

Шульги, за кого сын благородный Ана[715] слово ласковое замолвит.

Нисаба, хвала тебе!

Светочу дала рожденье, светочу дала рожденье,

Госпожа дала светочу рожденье,

Абисимти дала светочу рожденье,

Госпожа дала светочу рожденье!

О, куст ее душистый одеяний моего блаженства, моя Абисимти!

О, древо могучее одеяний моего геройства, жизнь моя,

Госпожа моя Кубатум!»

«О, власы роскошные, о, моя опора, повелитель мой Шу-Суэн![716]

О, слова мои, для тебя сказанные, тебе, сыну Шульги!

Оттого, что я так сказала, оттого, что я так сказала,

Одарил меня повелитель!

Меня, оттого, что я песнь пропела, одарил меня повелитель!

Острием златым, лазуритовой печатью одарил меня повелитель!

Кольцами злата-серебра одарил меня повелитель!

Повелитель, сколь желанен для меня твой дар!

Очи твои да не нарадуются!

Шу-Суэн, сколь желанен для меня твой дар!

Очи твои да не нарадуются!

<...>[717]

Да пошлет твой град привет тебе, ничтожася,[718] повелитель мой Шу-Суэн,

Львенком пусть у ног твоих уляжется, пред тобою, сын Шульги!»

«Небес любимица, моя шинкарочка, пиво ее сладостно![719]

И как пиво ее сладостно, лоно ее сладостно,

О, сколь пиво это сладостно!

И устам ее подобно, лоно ее сладостно,

О, сколь пиво это сладостно!

Брызжущее пиво ее сладостно!»

«Шу-Суэн, желанный мой,[720]

Желанный мой, хороший мой,

Шу-Суэн, желанный мой,

Любимец Энлиля, Шу-Суэн мой,

Хозяин мой, бог страны своей!»[721]

Это песнь баль-баль для Бау.

Ты, пьянящий сердце мое,[722] любимый мой.

Что за краса твоя радостная, сладостная — душистый мед.

Ты, пронзивший сердце мое,[723] любимый мой,

Что за краса твоя радостная, сладостная — душистый мед.

Ты захватчик мой, все дрожит во мне,

Желанный, влеки же скорее на ложе,

Ты захватчик мой, все дрожит во мне,

Победитель, влеки же скорее на ложе.

Желанный, что делаешь ты в любови[724] —

Всею силою ласк моих тебя заласкаю![725]

Здесь, на ложе, до самых глубин услады

Желаньем твоим наполнимся в радости.[726]

Победитель, что делаешь ты в любови —

Все силою ласк моих тебя заласкаю!

Желанный, ты прелесть мою забрал.

Скажи о том матушке — пусть одарит тебя,[727]

И батюшке — пусть наградит тебя.

Все услады — знаю, чем усладить тебя,[728]

О желанный, до зари на ложе.

Твое сердце — знаю, как веселить его,

Победитель, до зари на ложе.

Ты же мне, если ты любишь,

Победитель, желанье даруй мне навеки.[729]

Господин мой, мой бог, мой бог-хранитель,

Шу-Суэн, радость сердца Энлиля, мой повелитель!

То, что сладость тебе, того касайся.[730]

Ту медовую сладость ищи руками.

Сминай, словно ткань, своими руками.

Словно ткань дорогую, рви руками.

Песнь баль-баль для Инанны.

Колесница могучая! О твоем сотворении

Энлиль, Отец богов премудрый,

В Экуре, во храме преславном, промолвил.

Ишме-Даган, твой верховный пастырь, нарек тебя именем достойным.

Утробой сиятельною рожденный, он, водитель Шумера,

Сути твои святые пречистые истинно выявить повелел.

К твоему сотворению приложил он руку, он трудов не жалел.

... воистину краса твоя явлена.

... для обозрения ты поставлена.

... для познавания воистину создана.[731]

Ты строение могучее, кедровому лесу подобное![732]

Перекладины твои — поле с бороздами раскрытыми, изобилие зерна спелого.[733]

Ярмо твое — туча, твои дуги —

Склон, там, где небо с землю сливаются.[734]

Не сбежать от дышла, столба твоего могучего.

Ты грешника заставляешь умолкнуть.

Твои колышки-чеки, что сеть, уложены...[735]

Передок твой — ... очам восхищение[736]

Все убранство твое — ... очарование.

Обкладка твоя[737] — поле колышущееся поток изливающийся.

Кнутохранилище твое с плетьми-стрекалами ослы несут.[738]

Оси твои — сеть великая, грешник от них не скроется.

Грудь твоя[739] — Сути могучие, мощь их славно сработана.

Днище твое[740] — герои-воины, что бок о бок сражаются.

Оси-опоры твои боковые — то бык с коровою, ношу тяжелую вздымающие.

Поперечины твои — добры молодцы, твое тулово обнимающие.[741]

Царь его ...

Златом-серебром, каменьями самоцветными... изукрась ее (?).[742]

Это — сагидда.

Труды великие закончил Энлиль, в Экур направился.[743]

С матерью Нинлиль, своей супругою, обнялся.

Нинурта-воин к нему явился[744]

Ануннаки гурьбою столпились сзади.

Колесница, словно светоч, сияет, рык ее хода — услада сердцу!

Ослы боевые, что в ее упряжке, — словно львы ревущие.[745]

Энлиль! Твоя колесница! Ее мощь воздымается, ее сияние изливается.[746]

Ее тайные знаки... указуют дорогу.

Услада печени, вместилище радости...

<...>

«Пусть мотыга и плуг, труда людского созданья,[747]

Спор пред тобою да затеют.»

Внял владыка наставленьям Энлиля.

Плуг святой свой Нинурта наладил, поле священное распахал.

Дабы Энлилевы склады и крытые житницы[748]

С верхом наполнить, бросал благодатные зерна.

Воин-герой в Экур лазурный с главою подъятою вступает

Жрец верховный Нинурта перед Энлилем слова моленные произносит:

«На Ишме-Дагана, превосходного пастыря,

Что для служения тебе пригоден,

На царя, что тебе колесницу сладил, взор твой сияющий обрати!

Инанну, старшенькую, твою дочь любимую,

Отдай ты ее ему в супруги.

Навеки шеями да сплетутся.

Нега и сладость, лоно святое

В его жизни наполненной да пребудут с ним вечно!»

Это — сагарра.

Песнь-тиги для Энлиля.