От Падуна до Стрелки

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Июль 1956 года. Нещадная сибирская жара. Красавец утес — мыс Пурсей, подставляя солнечным лучам широкие диабазовые плечи, стоит над рекой, как гвардеец у знамени: прямой, недвижный. В километре от него неистовствует самый грозный ангарский порог — Падун.

Пурсей горд. Это он вместе с другой могучей скалой— Журавлиная грудь, вздымавшейся на противоположном берегу, заступил дорогу Ангаре, заставил воды ее втиснуться в коридор Падунского ущелья.

Никого не подпускал Пурсей к реке. Даже тайга замерла на полпути, не решаясь сбежать по его уступам вниз, к воде. Лишь на широком плече утеса примостилась единственная, невесть за что полюбившаяся ему сосенка.

Внизу на узкой прибрежной полосе копошатся люди. От причала убегают катера к середине реки, туда, где на самом стрежне качаются, подпрыгивают плоты с буровыми станками, чудом выдерживающие удары волн.

Со своей стометровой высоты Пурсей с презрением посматривал на пришельцев — уж если он оказался бессильным и не смог остановить бега Ангары, то что сделают они — маленькие, слабые люди? Пурсей посмеивался над ними, жалел их и даже благосклонно разрешил какому-то храбрецу добраться к одинокой сосне и написать на замшелом камне: «Здесь будет построена Братская ГЭС».

Пурсей не знал, что такое ГЭС. Застыв в своей каменной гордости, он был уверен — настанет зима, и все эти непрошеные гости убегут отсюда, оставят в покое и его, и холодную Ангару. Но пришла зима, от пятидесятиградусного мороза с треском лопались глыбы диабаза, а люди не уходили. Кутаясь в снежную шубу, Пурсей с тревогой глядел — их становилось больше, они натянули палатки, построили дома, привезли машины и работали, работали, работали…

И снова июль, но уже 1963 года. Такая же сибирская жара. Пурсей теперь стоит по горло в воде, и только гребень его — три-четыре метра камня — поднимался над зелено-синей гладью. Жить ему оставалось всего несколько месяцев — скоро молодое море скроет его с головой. Он исчезнет, как исчез и смолк навсегда Падун, придавленный стометровой толщей тихой, светлой воды.

Я сидел на гребне, прощаясь с Пурсеем. Солнце, утомившееся за день, опускалось к прохладным волнам Братского моря. Было тихо-тихо, и даже не верилось, что рядом гремит, лязгает железом, шумит моторами машин и бульдозеров огромная стройка. Не хотелось двигаться, думать — тишина заставляла слушать себя.

Кто-то глубоко вздохнул, я это явственно услышал, обернулся — позади никого. И снова вздох, похожий на стон, он шел откуда-то из самых недр скалы. Мне показалось, что стонал Пурсей, стонал от бессильного гнева. Все изменилось вокруг него. К Падуну пришел человек. Он был одет в брезентовую робу и накомарник. Человек обшарил тайгу, заглянул в недра земли, измерил скорость реки, словно определяя крепость ее мускулов. Потом начал рвать аммоналом скалы, валить лес, прокладывать дороги, ставить дома. А затем, надев комбинезон, сел за рычаги экскаваторов, встал у пульта автоматического бетонного завода, поднялся в кабину портального крана. И сделал то, что оказалось не по плечу природе, — остановил бек реки, поднял над ней железобетонную стену высотой в сорокаэтажный небоскреб, построил самую мощную в мире гидроэлектростанцию.

…Набежавшая волна звонко, наотмашь ударила по скале, брызги окатили шапку Пурсея. Я очнулся, кругом было по-прежнему тихо, молчал и Пурсей.

Семь лет назад, когда я впервые приехал на Ангару, на ней только проступали контуры великой стройки. Но и тогда все поражало размахом. Чтобы объехать на автомашине многочисленные участки строительства, новые поселки, мне потребовалось несколько дней. Теперь, чтобы увидеть все, что уже вступило в строй и что сооружается, не хватит и двух недель.

В поселках, составляющих новый Братск, живет свыше ста тысяч человек. Гидроэлектростанция — солнце большого промышленного района, выросшего в тайге.

Семь лет назад вертолет поднимал меня на стотридцатиметровую высоту над Падунским сужением. Внизу голубела Ангара. Теперь, попрощавшись с затопленным Пурсеем, я тоже поднялся на такую же высоту, но под ногами у меня был не вибрирующий пол кабины вертолета, а бетонный гребень плотины электростанции. По эстакаде сплошным потоком двигались автобусы, грузовики, легковые автомашины, выше «этажом» перекинут железнодорожный путь. А на обоих берегах, оттеснив тайгу, выстроились кварталы красных, зеленых, желтых домов нового Братска. На север от плотины уходила широкая лента Ангары. Она звала, манила к себе еще нетронутой красотой, необузданностью нрава. Там лежали края, к которым пока по-настоящему не прикасались человеческие руки.

А южнее плотины раскинулось сейчас спокойное, сияющее под лучами закатного солнца, но часто штормовое Братское море. И невозможно ощутить силу Ангары, представить ее будущее, не увидев этого сказочного творения человеческих рук.