- Надеюсь, что сегодняшний день будет лучше прошедшей ночи!
- Цезарь с улыбкой положил руку на плечо своей жены Кальпурнии.
- Но этот сон! Этот ужасный сон! Мне и сейчас не по себе!
- Совсем не знал, что ты так суеверна!
- Береги себя! Пусть помогут тебе наши боги!
«Боги! Верховный понтифик знает их слишком хорошо, чтобы им доверять! - улыбка пробежала по губам Цезаря. - Да разве мне самому не возносятся молебны в храмах Италии? Разве не у моей статуи начертано: «Полубогу»?
То, что необходимо сделать сегодня не более, чем формальность. Причем нужная не мне. Цари Альба-Лонги имели меньше прав и почестей! Но титул царя позволит сыну, единственному сыну - Цезариону, законно принять из рук отца царские регалии! Римом будет править новая династия!
Разве народ не аплодировал, когда Антоний возложил мне на голову царскую диадему? Тогда пришлось публично ее снять. И это тоже вызвало овацию! Антоний верный преданный друг, но это не политик! Республики уже нет, но есть республиканцы! В народе болтают, что с Брута Республика началась, Брутом и закончится!
Да, тогда была великая Республика и великий сенат! На его скамьях сидели Тит Фламинин, Марк Катон, Эмилий Павел, потом - Сципион Эмилиан и другие им подобные мужи. Затем - Гракхи, и, наконец, дядя Марий. Но с них начались междоусобицы. Республика стала больна, а теперь и вовсе умирает. Не Сулла ее погубил, а сенат! Его падение началось еще со времен войны с Югуртой. Он верно определил, чем стала Римская республика! Покойная тетя рассказывала об этом позоре! Нынешние сенаторы такие же взяточники, думают только о наживе, выгодном наместничестве, о своих дворцах и виллах. Народные трибуны - беспомощны и продажны. Комиции в Риме после того, как государство так разрослось, - бессмыслица. Большая часть сходящегося на них народа - это римская чернь, толпа, которую может увлечь на что угодно любой ловкий демагог. Разве могут они решать судьбу великого Рима и множества народов, зависящих теперь от него? Нет! Плебс не способен, а сенат не желает спасти Республику. Она обречена! Власть должна быть в сильных и честных руках. Важна не оболочка Республики, не учреждения - важна ее суть: верность традициям, честь и достоинство римлян, их мужество, их преданность Риму. Все это почти забыто и утрачено, но при твердом достойном правлении воспрянет вновь. Надо действовать! И действовать быстро и решительно! Так, как во время войны с Фарнаком! Вся война закончилась в пять дней! А римляне с тех пор повторяют мои слова о той битве: «Пришел, увидел, победил!» («Veni, vidi, vici!») Да, только так!»
Размышления Цезаря прервал появившийся на пороге Децим Брут Альбин.
«Что же, верно! Не стоит томить сенаторов ожиданием!»
Под качание носилок неотвязные мысли вновь завладели Цезарем: «Да, только единоличное правление! В огромном государстве ни самый лучший сенат, ни самое превосходное Народное собрание не могут принимать быстрых решений. Любое собрание, когда дело доходит до важных государственных решений увязает в спорах, оказывается во власти страстей и подковерных интриг. Нельзя голосованием решать вопросы, требующие подлинного знания дела! А ежегодная смена консулов? Какая нелепость - каждый год заново учиться руководить государством! Ведь учиться можно только на практике, решая каждодневные проблемы. И не год, а много лет! Значит, нужен достойный правитель. Пусть его умение и право управлять будут ежегодно подтверждаться решением народа, которому он будет отчитываться в своих действиях. Что легче: прокормить одного правителя или шестьсот сенаторов, двух консулов, двенадцать проконсулов со сворой квесторов и эдилов? Надо лишь, чтобы власть досталась человеку с сердцем и головой! Хотя сенат нужен! Пусть помогает царю советами, следит за сохранением традиций, пресекает пороки и злоупотребления чиновников. Пусть будет высшим судом чести, подобно афинскому ареопагу! А честь и достоинство верховного правителя станут обязательным условием подтверждения народом его полномочий. А, может быть, и выбора нового на его место? Кто знает!
Первое, что нужно сделать после утверждения в царском сане - это возобновить выдачу бесплатного хлеба плесбу в прежнем объеме! И обязательно - игры! Пусть они затмят те старые, данные при моем четверном триумфе! Да, «Хлеба и зрелищ!» («Panem et circenses!»). Это - первое, что надо сделать. Потом будут более серьезные дела. Нужно создать новый свод законов, открыть новые греческие и римские библиотеки. Поручу это Марку Варрону! Еще осушить Помптинские болота, спустить воду Фуцинского озера, исправить дорогу от Адриатического моря через Апеннины до Тибра, но это потом, потом!»
По пути цепкий взгляд Цезаря выхватил в толпе гадателя - гаруспика Спуринна. Да, это он когда-то предостерег его от опасности, угрожавшей в мартовские иды.
- А ведь мартовские иды наступили, - шутливо сказал Цезарь.
- Да, наступили, но еще не прошли! - смиренно ответствовал Спуринн.
На ступенях сенатской курии Цезарь поприветствовал спешащих ему навстречу сенаторов старым римским приветствием - правой рукой, поднятой к небу, с ладонью обращенной к земле.
Один из заговорщиков - Требоний отвел в сторону Марка Антония. Тулий Кимвр приблизился к Цезарю, с просьбой о возвращении из изгнания одного из своих братьев. Другие заговорщики сгруппировались вокруг диктатора, как бы присоединяясь к мольбам Кимвра. Тогда Тулий сдернул с плеч Цезаря тогу. Это было условным сигналом. Каска нанес первый удар ножом в плечо. Цезарь с криком: «Негодяй, Каска, что ты делаешь?» - схватился за металлическую палочку для письма. Каска в испуге позвал своего брата, который вонзил кинжал в бок Цезаря. Кассий поражает его в лицо, Брут в пах. Заговорщики, теснясь, наносили раны окровавленному Цезарю. Не посвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Отбиваясь, Цезарь дошел до подножия статуи Помпея и упал там в луже крови. Последние слова Цезаря были: «И ты, Брут?»