Глава 6

День вышел хуже, чем я ожидал.

С ослом Марсином наладить беседу оказалось труднее, чем объездить непокорного дикого жеребца. Очень уж контрабандист недоверчивый, подозрительный… Мне пришлось долго втираться ему в доверие, убеждать, что мне можно доверять, и все ради заказа, который он может и не выполнить.

Долгая беседа с Марсином обернулась болью в щеках от искусственной улыбки, безмерной лестью и клятвенными заверениями, которые приходилось давать, извиваясь как уж, чтобы самому не попасться на крючок. Старый контрабандист старался обезопасить себя, при этом заманив меня в магическую кабалу. В конце беседы он остался в полной уверенности, что победил. Что ж, пусть так считает…

Перебирая в уме наши фразы, я развалился на старом, скрипучем стуле с жесткой спинкой. Чтобы сделать отдых более комфортным, стул накрыли бараньей шкурой, но от этого он удобнее не стал. И все же это не мешало мне наслаждаться ночным небом, думать и прикладываться к кружке с холодным душистым настоем.

Шумные посетители таверны злили, и чтобы не встречаться с ними, я решил поужинать на улице, на заднем дворе.

Разросшиеся заросли ягодных кустов скрывали меня от любопытных глаз. Тепло и уют давали потрескивающие в костре поленья и еда, что подала кокетливая подавальщица.

Я был зверски голоден, однако мысли не давали покоя. А я из тех, кто не угомонится, пока не разложит в голове всё по полочкам.

— Господин, — на едва заметной тропинке снова появилась подавальщица, переминаясь с ноги на ногу. Лиф её платья в этот раз был чуть ниже, чем в прошлый. — Желаете ещё чего-нибудь?

Хм… оглядел её раздраженно. Смазливая, но не в моем вкусе. И не люблю напористых дур.

— Нет.

Моя холодность привела расчетливую девку в разум.

Наконец, меня оставили снова одного, но настроение моё было хуже некуда.

Я откинулся на спинку стула, запрокинул голову и стал всматриваться в созвездия.

Всегда любил ночное небо…

Наблюдая за ним, я забывал о времени, о заботах, мечтая, что когда-то смогу добраться до звезды, зачерпнуть пригоршню золотой, мерцающей пыли и творить то, что другим не подвластно.

Я не двигался, даже почти не дышал, зачарованный красотой созвездий. Однако шорох уловил… Осторожный, тихий, не сулящий добра…

Не показывая вида, что услышал, я продолжил созерцать небосвод.

Кто-то на четвереньках подкрался совсем близко и затаился, наблюдая за мной.

Мне хватило выдержки, чтобы продолжить дышать размеренно, не показывая, что заметил чужака. Разве что, бубня себе под нос и изображая пьяного, я свесил голову на грудь, чтобы убедить его в своей беззащитности и поторопить с нападением. Я устал и играть в кошки-мышки не желал.

Некто в кустах выжидал. Я тоже, из-под опущенных ресниц наблюдая за ним.

Пришлось сидеть так некоторое время, пока некто не убедился, что я действительно сплю и не представляю опасности.

Листья кустарника почти беззвучно задрожали, раздвинулись, и… Из них потянулась грязная пятерня с черными полосами под неухоженными ногтями.

«Да, это не изощренный коварный наемник», — сразу определил я и продолжил наблюдать за действиями неизвестного.

Рука, на которой болтался несвежий рукав рубахи, принадлежала ребенку или подростку. Она медленно тянулась к импровизированному столу, состоящему из грубо сколоченного стула с большим подносом с едой.

Словно почуяв подвох, наглец замер.

Наблюдая за его метаниями, мне так и хотелось покашлять и поторопить: «Поскорее, пожалуйста! Нет сил наблюдать за бесталанным представлением».

Наконец, рука потянулась дальше, но не ко мне, не к кувшину с вином, чтобы подбросить яду, а к… еде!

Я ожидал смертельной опасности, дротика, стрелы из-за кустов, наконец яда в еде, а столкнулся с недоразумением!

Однако же я продолжал следить за воришкой, который, признаться, целеустремленный и нахальный, делал всё осторожно и тихо, пока… в животе его не раздался вой, какой бывает у того, кто давно не держал во рту и малой крошки.

— О-о-оу-рм! — раскатисто простонал живот бедолаги.

Мне пришлось громко всхрапнуть, чтобы не расхохотаться.

Конечно, жаль наглеца, однако путь он выбрал дурной.

«Ладно, следим дальше», — я решил подождать и узнать, что же он выберет. Ибо выбор перед ним суровый: запечённое мясо, жаркое, курица в сладком соусе, два гарнира, несколько вин, выпечка и…

Я не угадал. Выбор воришки стал иным. Понял я это, когда пятерня на миг замерла, а потом, дрожа от предвкушения, потянулась к колбасе, у которой я едва успел отрезать хвостик с бечевкой.

А выбор у воришки неплох! Старая добрая брашская копченая колбаска с жирком и специями… М-м! Я бы сам её сейчас отведал, если бы не некто нахальный, отвлекающий от трапезы.

Что ж, вкус у него неплохой, но мастерства ни на грош. И ничем хорошим в будущем путь мальчишки не закончится. Пусть или учится лучше воровать, или завязывает с воровским ремеслом…

Желая преподать урок, я выждал, пока чумазая рука потянется с добычей обратно, резко перехватил руку и потянул вора из кустов к себе.

— Ай-ой! — заголосил он, попытался вырваться, только хватка у меня железная. Слабый рывок, и из кустарника вывалился воришка…

Увидев его, я замер, с трудом сдерживая рвущийся из груди хохот.

Это оказался подросток лет тринадцати. Невысокий мальчишка, со светло-каштановыми волосами, торчащими как у ежика иглы, в которых виднелись травинки; лопоухий и с глазами испуганного щенка, пойманного на проделке, но не желавшего расставаться с добычей, то есть брашской колбасой, которую он продолжал удерживать, не разжимая пальцев.

Веселясь от души, решил сначала просто попугать воришку и ограничиться тумаком.

— Наглец, — скрывая смех, прорычал я и тряхнул его хорошенько. Но он намертво вцепился в добычу, как в самое ценное сокровище.

Увы, кажется, я перестарался. Мальчишка в ужасе задергался, отчаянно брыкаясь. Чтобы не удрал, я схватил его за ухо. Едва сжал-то, а он заорал, как будто я хотел его убить.

— А-а-а! А-а!

— Цыц! — шикнул на него, но воришка заверещал ещё истошнее.

Тут из зарослей, с надрывными криками:

— Веня! Венечка! — выскочил второй подельник. Тощий, чуть выше первого, в таких же жалких лохмотьях. И не поинтересовавшись о причине переполоха, не дав сказать мне ни слова, ринулся фурией и, визжа, начал меня царапать.

Мое благостное настроение сменилось негодованием. Мало, решили обокрасть, так ещё позорят меня, привлекая ненужное внимание. Сейчас вся округа сбежится на крики.

Что ж, раз попались, надо проучить. Особенно старшего, зачинщика кражи.

Я отшвырнул наглеца от себя, пока он не выцарапал мне глаза.

Воришка упал едва ли не в кусты дикого шиповника. Боль должна была отрезвить его, заставить подумать о спасении своей шкурки, однако он, глупый, вскочил и бросился на меня с новой силой. Еще и со спины.

«Да чтоб его мрак сожрал!» — разъярился я и решил: хватит миндальничать. Схватил его за шкирку и поднял над землей.

Тряхнув с острасткой, к своему изумлению, увидел, что на плечо воришки упала коса, перевязанная лентой…

Чтобы лучше разглядеть лицо старшего воришки, скрытое растрепанными прядями, тряхнул еще разок. И обомлел, когда понял, что это девчонка. Такая же чумазая, как мальчишка, только более дерзкая, нахальная, которая ещё осмелилась приказывать мне!

— Не смей! Руки прочь! — отчеканила она, смерив меня презрительным взглядом.

«Конечно, сию минуту исполню», — ухмыльнулся мысленно, злясь на себя, что я, считающий себя наблюдательным, умным и опытным бабником, не заметил сразу, с кем имею дело. Какой позор!

Это уже при свете костра разглядел, что оборванка очень даже хорошенькая. Одни глазища, полные ненависти и презрения, чего стоили. Да они молнии метали, желая испепелить меня.

И что теперь с воришками делать?

Магию применять на тощих птенцов — расточительно, но хорошей трепки они точно заслужили. Больше я миндальничать не собирался.

— Так-так-так! Попалась, воровка? — прорычал грозно, придав лицу свирепости.

Нахалка тряслась от страха, однако вскинула голову и потребовала:

— Отпустите! — будто не висела в воздухе, пойманная на воровстве с поличным.

— Она не виновата! — пропищал мальчишка жалобно и попытался отбить старшую подельницу, за что был пойман за другое ухо.

«Как мило», — подумал с раздражением.

Когда до воровки дошло, что я её с дружком не отпущу, попыталась изобразить праведное возмущение. Даже покраснела до кончиков ушей, на зависть столичным актрисам.

«Талантливая девчонка», — отметил я про себя и представил, что её талант можно применить во благо. Да её бы ожидал оглушительный успех на сцене.

Что ж, если возместит мне убытки, так и быть, я забуду недоразумение и даже помогу ей устроиться так, чтобы больше воровать не приходилось. Вот только она, трясясь от страха, отчеканила:

— Нет! Я лучше умру! — Чем только раззадорила меня.

Люблю строптивых. Но чаще это напускное. Копни поглубже любую красотку и найдешь расчет и продажность.

Что ж, посмотрим, как запоет эта, когда пригрожу возмездием за кражу.

Девчонка продолжала дрожать и смотреть на меня с надеждой.

Уже давно я не испытывал такого азарта, не наслаждался острыми, такими настоящими чувствами, какие творились в душе воровки.

— Беги! — наконец крикнула она своему подельнику, и я решил, что она сдалась на милость.

Что ж, этого и следовало ожидать.

Однако стоило мне расслабиться, притянуть ее к себе и, несмотря на пыльную одежду, ощутить исходящий от нее нежный аромат душистых полевых трав, представить, как она… — я получил подлый удар.

Вот мерзавка! Поймаю — пусть не ждет пощады!

Она уже оказалась в полной моей власти, когда я ощутил на спине боль!

Не ожидал, что у воришек окажется еще один сообщник — магический! Хилый, почти ни на что не способный, но все же он у них имелся. Но откуда?

Он доставил некоторые неудобства, однако быстро был поймал в магический капкан. А потом из-за уродливого тощего зверя вернулась и строптивая воровка.

Так-так-так… Как интересно.

А когда упала на колени и взмолилась о пощаде, я окончательно убедился:

«Троица непростая!» — и меня озарила идея: раз судьба подкинула приключение, использую его по полной, с выгодой.

— Тогда отрабатывай долг, — потребовал я и увидел, как по щекам воровки потекли слезы.

— Надоела, — поморщился, чтобы прекратить нелепую ситуацию, и, достав серебряный, бросил на землю. — Вон с глаз моих. Пока не отмоешься, не показывайся.

Она смотрела на меня глазищами, полными слез.

— Повторить? — прорычал грозно.

Девчонка покачала головой, но брать серебрушку не спешила. Лишь посмотрев в сторону сообщника, притаившегося в траве, медленно подняла монету.

— Прочь, — рявкнул я.

Победа была однозначно за мной, я сломил волю строптивой нахалки, однако ощущал себя мерзко.

«Ладно, отработает и пусть убирается на все четыре стороны», — решил для себя. Но оказалось, что я сильно ошибся в предположениях. И если бы знал, чем моя затея обернется, сколько неприятностей принесет мне эта парочка с магическим хранителем, отправил бы их подальше от себя. А сам бы перенесся в соседнюю провинцию, чтобы более никогда с ними не встречаться.

Загрузка...