Отмороженный

Глава 1

Джо Курц понимал, что когда-нибудь утратит сосредоточенность, что его внимание в критическую минуту отвлечется на что-нибудь маловажное, что инстинкты, которые он лелеял и развивал на протяжении почти двенадцати лет пребывания в тюремном корпусе и благодаря которым сумел выжить, рано или поздно подведут его, и именно в тот день он умрет насильственной смертью.

Но это случится не сегодня.

Вознамерившись заехать в заведение под названием «Хот-доги Тэда», находившееся на Шеридан-драйв, он заметил старый «Понтиак-Файерберд», свернувший вслед за ним и приткнувшийся на дальней стороне стоянки. Выйдя из машины, он увидел, что в автомобиле сидят трое мужчин, а двигатель машины продолжает работать. «Дворники» сбрасывали с ветрового стекла «Понтиака» непрерывно падающий снег, отчего на стекле образовались две черные дуги, но Курц смог разглядеть три мужские головы, отчетливо подсвеченные находившимися позади городскими огнями. Еще не было шести часов вечера, но тем не менее на город спустилась темная, холодная ночь, которая, казалось, окружала человека со всех сторон непреодолимыми стенами, грозя вызвать припадок клаустрофобии, такая ночь, которая бывает только в Буффало, штат Нью-Йорк, в феврале месяце.

Курц сунул руку в «бардачок» своего потрепанного «Вольво», нашарил там три свертка четвертаков, опустил их в карман полупальто и вошел в «Хот-доги Тэда», там он заказал себе две сосиски со всеми полагающимися причиндалами, кроме острого соуса, нарезанный тонкими колечками лук и черный кофе. Все это время он стоял так, чтобы иметь возможность краешком глаза наблюдать за «Файербердом». Поэтому он заметил, как из машины вышли трое мужчин. С минуту они о чем-то разговаривали, стоя под хлопьями падающего снега, а затем исчезли из виду. Ни один из них не вошел в ярко освещенный ресторан.

Курц взял поднос с едой и направился к столикам, обойдя по дороге длинную стойку, оснащенную конфорками на древесном угле и автоматами для продажи напитков. Он выбрал себе кабинку, находившуюся подальше от окон, откуда он все же имел возможность видеть кое-что из происходившего снаружи, а также следить за всеми дверями.

Это были Три Марионетки.

Курц имел возможность достаточно долго разглядывать их, чтобы безошибочно определить, с кем ему пришлось иметь дело. Он знал настоящие имена Марионеток, но это не имело значения — на протяжении всех лет, которые он провел вместе с ними в тюрьме маленького городка Аттика, все называли их только так — Три Марионетки, и никак иначе.

Белые мужчины лет тридцати — тридцати пяти, не связанные друг с другом ничем, кроме своеобразного manage a trois[1] — об этом Курц не хотел даже думать, — Марионетки были на редкость тупыми, но все же мастерски владели своим презренным смертоносным ремеслом. Они начали свою карьеру в прогулочном дворе тюрьмы, принимая заказы на убийство у тех, кто по каким-то причинам не мог собственноручно разделаться со своими врагами, и брали за работу крайне низкие гонорары — такие, что на эти деньги вряд ли можно было бы купить что-нибудь, кроме нескольких дюжин блоков сигарет. Им было совершенно все равно, кого убивать: сегодня они могли разделаться с черным парнем по заказу «Арийского братства», а через неделю так же спокойно прикончить белого парня для негритянской банды.

Так что теперь Курц оказался зажатым в угол, а Марионетки преграждали ему выход из этого угла. Это означало, что настала его очередь умереть.

Курц ел хот-доги и обдумывал проблему. Прежде всего ему было необходимо узнать, кто его заказал.

Нет, это не главное. Прежде всего ему предстояло разобраться с Тремя Марионетками, но таким образом, чтобы можно было выяснить, кто явился заказчиком. Он неторопливо ел и так же неторопливо обдумывал свои перспективы. Они казались далеко не блестящими. То ли по редкостному везению, то ли от большого ума и хорошей осведомленности — а Курц не верил в везение, — Марионетки взялись за дело в тот редкий момент, когда Курц не был вооружен. Он возвращался домой после встречи со своим надзирающим полицейским, а во время подобных свиданий «Вольво» был отнюдь не лучшим местом для того, чтобы прятать оружие. Дама, которая надзирала за его поведением, была весьма суровой.

Таким образом, Марионетки настигли его, когда у него не было при себе огнестрельного оружия, а их основной специальностью было как раз осуществление казней в общественных местах. Курц осмотрел помещение. В кабинках находилось всего лишь полдюжины людей: два молча сидевших порознь старика и измученного вида мать с тремя шумными мальчиками дошкольного возраста. Один из них уставился на Курца и показал ему средний палец. Мать ела свой картофель фри и делала вид, будто ничего не видит.

Курц еще раз осмотрелся. Две передние двери ресторана выходили на юг, где проходила Шеридан-драйв. Восточная и западная двери ярко освещенного зала вели на стоянки автомобилей. Северная стена была глухой, если не считать двух дверей в туалеты.

Если Марионетки войдут внутрь и возьмутся за работу, у Курца не будет иного выхода, кроме как схватить хотя бы одного — а лучше двоих-троих — посетителей и, прикрываясь ими, как щитом, попытаться выбраться через одну из дверей. На улице нанесло довольно большие сугробы, и там, куда не доставал свет из ресторанных окон, было достаточно темно.

Нет, Джо, это никчемный план. Курц ел второй хот-дог и потягивал коку. Все шансы за то, что Марионетки будут торчать снаружи и ждать его появления, чтобы расстрелять его на стоянке. Вряд ли они поняли, что он их заметил. Марионетки не боялись свидетелей, но место, где они находились, все же не было прогулочным двором тюрьмы в Аттике. Если они, чтобы убить его, войдут в ресторан, им придется заодно перестрелять всех свидетелей — и обедающих, и персонал позади стойки. А это было бы чересчур даже для Трех Марионеток из Аттики.

Старший из трех мальчишек, сидевших через две кабинки от Курца, кинул в него кусочком обильно политой кетчупом картошки. Курц улыбнулся с таким видом, будто разделяет веселье шалуна, и задержал взгляд на счастливом семействе, решая про себя, хватит ли мышечной и костной массы двоих из этих детей, если держать их перед собой, для того, чтобы остановить пулю, независимо от калибра оружия, из которого будут стрелять Марионетки. Скорее всего, нет.

Плохо. Можно сказать, хуже некуда. Курц поднял сначала одну, потом вторую ногу, снял по очереди ботинки, затем носки и засунул один носок в другой. Один из мальчишек указал на странного мужчину пальцем и принялся что-то взволнованно лепетать, дергая мать за одежду, но к тому моменту, когда женщина с болезненным лицом посмотрела в сторону Курца, он уже успел снова завязать шнурки на втором ботинке и с отсутствующим видом ел порезанный колечками лук. Без носков ногам сразу стало холодно.

Не сводя взгляда с лиц Марионеток, смутно угадывавшихся сквозь густой снег, Курц извлек завернутые в бумагу столбики четвертаков и, затем, один за другим, развернул свертки с монетами и беззвучно пересыпал их в мешочек, получившийся из пары носков. Закончив с этим делом, он положил свой импровизированный кистень в карман полупальто. Принимая во внимание, что у Марионеток наверняка имелись пистолеты или автоматы (а может быть, и то и другое), на равную схватку можно было не рассчитывать.

От стойки отошел полицейский с эмблемой города Буффало. В руках у него был поднос с хот-догами. Полицейский был один; одетый в форму, вооруженный, грузный человек. Вероятно, он возвращался домой после дневной смены. Он выглядел усталым и подавленным.

Спасен, — почти без иронии сказал себе Курц.

Полицейский поставил поднос на столик и удалился в туалет. Курц выждал тридцать секунд, а затем надел перчатки и отправился следом.

Офицер[2] стоял возле единственного писсуара и даже не подумал обернуться, когда в туалет кто-то вошел. Курц прошел у него за спиной, как будто хотел войти в кабинку, вынул из кармана самодельную дубинку и с силой ударил полицейского по голове. Офицер застонал, опустился на пол, но удержался на коленях. Курц нанес второй удар.

Склонившись над потерявшим сознание полицейским, он вынул у него из кобуры длинноствольный служебный револьвер 38-дюймового калибра[3], отцепил от пояса наручники и тяжелую дубинку. Затем он вытащил из кармана рацию и разбил ее ударом каблука. После этого он сорвал с полицейского форменную куртку.

Заднее окно находилось в кабинке. Расположенное довольно высоко, оно было затянуто металлической сеткой и явно не предназначалось для того, чтобы его когда-нибудь открывали. Прижав куртку полицейского к окну, чтобы приглушить звук, Курц разбил стекло и сорвал металлическую сетку с проржавевших гвоздей. Встав на унитаз, он подтянулся, протиснулся в маленькое окошко и упал в снег совсем рядом с большим мусорным баком.

Сначала осмотреть восточную сторону. Засунув револьвер полицейского за пояс, Курц обошел ресторан сзади и посмотрел на восточную стоянку автомобилей. Марионетка по имени Кёрли расхаживал взад-вперед позади немногочисленных автомобилей и размахивал руками, чтобы не дать им замерзнуть. В правой руке он держал полуавтоматический «кольт» 45-го калибра. Курц выждал, пока Кёрли повернулся к нему спиной, быстро, но бесшумно подошел сзади и с силой огрел коренастого коротышку по голове дубинкой, налитой свинцом. Затем он сковал руки Кёрли за спиной наручниками и, оставив его лежать в снегу, обошел ресторан с передней стороны.

Мо вскинул голову, узнал Курца и кинулся бежать, на ходу пытаясь вытащить оружие из-под толстого пуховика. Курц в несколько шагов догнал его и ударом дубинки свалил в снег. Выбив пистолет из руки Мо, он взглянул на стеклянные двери ресторанчика «Хот-доги Тэда». Ни один из служащих, стоявших за пустым прилавком, пока что ничего не заметил. По дороге за это время не проехала ни одна машина.

Взвалив Мо на плечо, Курц продел руку в кожаную петлю, предоставив дубинке свободно болтаться на руке, вынул из-за пояса «кольт» 38-го калибра и вышел к западной стороне здания.

Лэрри, вероятно, что-то почувствовал. Он стоял возле «Вольво» Курца и с тревогой заглядывал в окна. В руке он держал «мак-10». Курцу приходилось слышать от других, что Лэрри всегда прямо-таки молился на оружие, обладающее серьезной огневой мощью.

Держа Мо на плече, Курц поднял «кольт» и трижды выстрелил в Лэрри: в туловище, в голову и снова в туловище. Третья Марионетка рухнула наземь, автомат покатился по обледеневшему асфальту и очутился под стоявшим спортивным автомобильчиком с поднятым верхом. Падающий снег несколько приглушил выстрелы. Во всяком случае, никто не кинулся к дверям или к окну, чтобы посмотреть, что случилось.

Не снимая Мо с плеча, Курц поднял за воротник тело Лэрри, закинул обоих на заднее сиденье, завел мотор и переехал на восточную стоянку. Кёрли начал приходить в себя. Он стонал и вяло дергал скованными за спиной руками. Никто не успел его обнаружить.

Курц остановил автомобиль, вышел, поднял Кёрли и бросил стонущую Марионетку на заднее сиденье рядом с его приятелями: одним мертвым и одним все еще не пришедшим в сознание. Закрыв за Кёрли дверь, он обошел машину кругом, к двери водительского места, которую оставил распахнутой, сел за руль и поехал по Шеридан-драйв в направлении к Янгмэнской скоростной автомагистрали.

Магистраль была скользкой, как каток, но Курц разогнал «Вольво» до шестидесяти пяти миль в час и лишь после этого оглянулся назад. Тело Лэрри на повороте швырнуло к двери, и та приоткрылась. Мо все еще валялся без чувств, привалившись к Кёрли, а Кёрли тоже пытался сделать вид, что к нему еще не вернулось сознание.

Курц со звонким щелчком взвел курок полицейского револьвера.

— Открой глаза, или я тебя пристрелю, — мягким, почти ласковым голосом проговорил он.

Глаза Кёрли широко раскрылись. Он тут же раскрыл рот, чтобы что-то сказать.

— Заткнись! — прикрикнул Курц и кивнул на Лэрри. — Вышвырни его вон.

Бледное лицо недавно освобожденного преступника побледнело еще сильнее.

— Долбаный Христос. Я не могу...

— Вышвырни его, — повторил Курц. Он окинул беглым взглядом дорогу впереди, а затем снова повернулся и наставил «кольт» в лицо Кёрли.

Опираясь на скованные наручниками за спиной запястья, Кёрли плечом оттолкнул Мо, закинул ноги на сиденье и вытолкнул Лэрри из двери. Ему пришлось дважды пнуть труп, прежде чем тот вывалился. В салон ударил порыв морозного воздуха. Очевидно, из-за снежного бурана движения на Янгмэнской магистрали почти не было.

— Кто заказал вам мое убийство? — спросил Курц. — Только будь осторожен. У тебя не так уж много вариантов правильного ответа.

— Иисус Христос, — простонал Кёрли. — Никто нас не нанимал. Я даже не знаю, что ты за х... такой. Я даже...

— Неправильный ответ, — оборвал его Курц. Он кивнул на Мо и на открытую дверь, за которой со страшной скоростью мелькала обледеневшая мостовая.

— Иисус Христос! Я не могу... он еще живой... послушай, пожалуйста...

Машина въехала на чуть заметное искривление дороги, и ее повело в сторону. Следя одним глазом за зеркалом заднего вида, Курц выровнял машину и снова обернулся назад, нацелив пистолет теперь в промежность Кёрли.

— Валяй, — приказал он.

Когда Кёрли подтолкнул Мо к открытой двери, тот начал приходить в чувство. Бьющий в лицо ледяной ветер вернул этому крупному и сильному мужчине вполне достаточно сознания для того, чтобы он ухватился за сиденье, намереваясь бороться за свою бесценную жизнь. Кёрли посмотрел на пистолет в руке Курца и обеими ногами — одной в лицо, а другой в живот — изо всей силы пнул Мо. Мо вылетел в ночь и с отчетливо слышимым влажным звуком шлепнулся на асфальт.

Кёрли, задыхаясь, жадно хватал ртом воздух, не сводя взгляда с оружия Курца. Его ноги лежали на заднем сиденье, но он, очевидно, пытался найти возможность пнуть Курца.

— Попробуй только пошевелить ногой без разрешения, и получишь пару пуль в брюхо, — все тем же мягким голосом пообещал Курц. — Давай, попробуем снова. Кто вас нанял? И помни, у тебя больше нет права на ошибочные ответы.

— Ты все равно пристрелишь меня, — ответил Кёрли. Он стучал зубами от страха и от ледяного ветра, врывавшегося в открытую дверь.

— Нет, — сказал Курц. — Я этого не сделаю. Не сделаю, если ты скажешь мне правду. У тебя остался последний шанс.

— Женщина, — произнес Кёрли.

Курц поглядел на дорогу и снова уставился на своего пленного. Это казалось ему бессмысленным. Насколько ему было известно, «Мечеть» блока "Д" так и не отменила фетву против него и предлагала за его голову награду в 10 000 долларов. У Малыша Героина, сынка дона Фарино, все еще торчавшего в тюряге, тоже было несколько причин, по которым он с радостью увидел бы Курца мертвым, а Малыш Героин всегда был дешевым сукиным сыном и вполне мог нанять такое отребье, как Марионетки. Банда наркоторговцев из центра города, именующая себя «Благотворительным клубом Сенека-стрит», тоже как-то объявила, что Джо Курцу следует умереть. У него было еще несколько врагов, каждый из которых мог бы кого-нибудь нанять. Но женщина?

— Плохой ответ, — сказал Курц, направляя пистолет в живот Кёрли.

— Нет, клянусь Иисусом Христом, я говорю правду! Брюнетка. Ездит на «Лексусе» Заплатила пять тысяч наличными вперед, а еще пять обещала отдать, когда прочитает о тебе в газетах. Это она сказала, что ты сегодня, скорее всего, будешь без оружия, потому что у тебя встреча с надзирающим полицейским. Иисус Христос, Курц, ты же не можешь...

— Как ее зовут?

Кёрли дико замотал головой. Как ни странно, он был лысым[4].

— Фарино. Она не называлась... но я уверен в этом... Это сестра Стиви, Малыша Героина.

— София Фарино мертва, — сказал Курц. Он имел основания не сомневаться в этом.

Теперь Кёрли уже кричал. Он тараторил так быстро, что изо рта брызгали слюни.

— Это не София Фарино. Другая. Старшая сестра. Я однажды видел фотографию их семьи, она была у Малыша при себе в каталажке. Как же ее звать-то? Эта гребаная монашка, Анжелика, Анжела... какая-то макаронная кликуха...

— Анжелина, — сказал Курц.

Лицо Кёрли перекосилось.

— А теперь ты меня пристрелишь! Я сказал тебе всю долбаную правду, но ты...

— Необязательно, — перебил его Курц. Хотя снег повалил еще сильнее, а эта часть автострады имела печальную известность из-за многочисленных аварий, которые случались здесь во время гололедицы, Курц прибавил скорость до семидесяти пяти и кивнул на открытую дверь.

Глаза Кёрли чуть не вылезли из орбит.

— Ты, ё...ный шутник... Я не могу...

— Ты можешь получить пулю в башку, — перебил его Курц. — После этого я тебя все равно выкину. Ты можешь сделать резкое движение и получить пару штук в живот; возможно, при этом мы разобьемся. Или же ты можешь рискнуть, выброситься из двери и перекатиться. К тому же там есть немного снега. Наверное, это будет так же мягко, как плюхнуться на гусиную перину.

Кёрли с диким выражением уставился на дверь.

— Тебе решать, — добавил Курц. — Но на это у тебя только пять секунд. Решай. Один. Два...

Кёрли выкрикнул что-то нечленораздельное, выпрямился на сиденье, затем съежился как мог и вывалился из двери.

Курц поглядел в зеркало. Позади заметались фары — это автомобили пытались объехать неожиданно появившееся на дороге препятствие. Их заносило, они подпрыгивали на чем-то, вроде кочки, и вскоре далеко позади «Вольво» Курца возникла пробка.

Он снизил скорость до сорока пяти миль в час, которые куда больше подходили к нынешним погодным условиям, и выехал на Кенсингтонскую скоростную автомагистраль, возвращаясь в западном направлении к центру города Буффало. Проезжая мимо погруженного во мрак Голгофского кладбища, Курц выбросил из окна пистолет и дубинку полицейского.

Хлопья снега становились все крупнее и падали все быстрее и быстрее. Курц любил Буффало зимой. Всегда. Но эта зима, похоже, обещала оказаться особенно суровой.