Вероятно, именно из-за того, что моя рука не взметнулась вслед за остальными, Светлана Игоревна задержала свой взгляд на мне. Ненадолго, секунд на десять. Подумала: поинтересуется моим мнением, ведь именно таких, кто не тянет руку на уроках, и вызывают к доске. Но нет, может быть, решив, что я ещё не пришла в норму, она перевела взгляд и сказала:
— Ну, давай, Андрей, говори.
— Ну, он дедуктивным методом выяснил, за каким велосипедным следом нужно пойти, — не вставая с места, бодро заявил мальчишка.
— А почему ты так думаешь?
— Ну, они ведь пошли по следу, — упавшим голосом промямлил Андрюша.
Если после первой фразы я кое-как сдержалась, опустив голову вниз, и никто не заметил, что я давлюсь смехом, то теперь прыснула довольно громко. Попыталась прикрыться ладонью, но те, кто ближе всех сидел, начали оглядываться.
— А почему ты смеёшься, Ева? — спросила Светлана Игоревна. — Тебе не интересно?
Ну и как ей объяснить, что мне смешно даже не от этих глупых вопросов и ответов, а от того, с какими серьёзными лицами сидели юные комсомольцы.
— Это не дедукция, — я постаралась убрать улыбку с лица. — Это называется методом «тыка».
— Ну вот, что ты начинаешь, Бурундуковая! Если села в горящий бензовоз и стала героем, так теперь можно насмехаться над всеми? — тут же встрял Викторас. — Это, по меньшей мере, неприлично.
И я его внезапно вспомнила. Он смотрел на меня через стекло автобуса, когда тягач, тронувшись, проплыл мимо. И, вероятно, и он меня узнал. Поэтому сделала серьёзное лицо и сказала:
— Да не насмехалась я, ребята. Просто не вижу в этом рассказе ни смысла, ни логики, а уж про дедукцию ГГ я вообще молчу.
— А что значит ГГ? — поинтересовалась рыжая девчонка.
— Главный герой.
— Но ведь он именно благодаря своему дедуктивному методу раскрыл это преступление, — возразил Викторас.
— Я вас умоляю, — я закатила глаза. — Всё, что почерпнула из этого рассказа — книги о Шерлоке Холмсе читать точно не буду.
— Я тебя не понимаю, Ева, — подала голос Светлана Игоревна. — Шерлок Холмс — признанный мастер дедуктивного метода. И в этом рассказе он великолепно распутывает очередное дело.
— Да ничего он не распутывает, — отмахнулась я. — Любой сельский мальчишка разобрался бы за шесть секунд, а Холмс не смог отличить даже корову от лошади.
— В каком смысле? — подал голос белобрысый мальчишка. — Ты, вероятно, пропустила концовку о подковах.
— Вот как раз я ничего не пропустила, извините, в отличие от вас. И подковы здесь вообще ни при чём.
— Ну как же ни при чём, — снова встрял Викторас. — Преступник таким образом запутал следы, поэтому полиция не выяснила, как пропал мальчик.
Я снова закатила глаза.
— Да что вы все такие! — чуть не ляпнула «тугодумы». — Или вы так прикалываетесь, чтобы поржать?
Светлана Игоревна поджала губы.
— Бурундуковая, если ты имеешь что сказать, говори. Мы с удовольствием выслушаем твою точку зрения и проанализируем. А просто так, без фундаментальных аргументов, нечего зря болтать.
Ну вот. Мало того что по фамилии обратилась, впервые за всё время, так ещё и фразочку выдала. Едва сдержалась, чтобы не заржать. Но внутреннее «я» возмутилось.
— Ну ладно, — кивнула я, соглашаясь, хотя уже десять раз пожалела, что пошла на уступки Люси. — Если вам ничего не показалось странным, могу обострить на этих моментах внимание.
— Ой, да ладно, — усмехнулся Викторас. — Не нужно нам делать одолжение. — И обратился к Светлане Игоревне: — Давайте продолжим обсуждение.
— Отчего же, — не согласилась она. — Это как раз и будет обсуждением. Давай, Ева, расскажи, — она снова назвала меня по имени, — а мы послушаем.
— Ну хорошо, — согласилась я. — Что мы имеем? Некий Чейз привёл две лошади, прождал некоторое время в условленном месте, и после прихода мальчика они верхом поехали обратно.
— Будешь пересказывать своими словами? — рассмеялся Викторас.
— Ты когда читал, — заметила я, — тебя никто не перебивал.
— Мы уже знаем содержание рассказа, и зачем нам второй раз его выслушивать в твоём изложении?
— Содержание может и знаете, а выводов не сделали, — парировала я.
— Пока ты не вмешалась, — возмутился Викторас, — именно этим и занимались.
— Да слышала, — я издала негромкий смешок, — назвали метод «тыка» — дедукцией.
— А что значит «метод тыка»? — снова спросила рыженькая.
— Тыкнули в одну колею — она никуда не привела. Тыкнули во вторую…
Несколько парней и девушек хихикнули, а рыженькая покраснела, отчего на её лице сразу обозначились сотни веснушек.
— Ребята, — вмешалась Светлана Игоревна, — и всё-таки. Давайте дадим слово Бурундуковой Еве. Мне, например, стало интересно, почему Шерлок Холмс не смог отличить корову от лошади и в каком месте рассказа об этом говорится.
Съехидничала. Комсомольцы весело рассмеялись. Ну ладно, и мы не лыком шиты.
— Уважаемая Светлана Игоревна! При всём моём уважении к вам, я не смогу этого сделать, если меня будут на каждом слове перебивать.
— Так ты всё-таки готова нам это объяснить? — Она с интересом окинула меня взглядом, задержавшись чуть дольше на коленках.
Вчера в темноте они в глаза не бросались, а сегодня выглядели так, как будто я всю ночь в углу стояла на гречке.
— Так я и начала, просто кто-то этого не заметил.
— Угу, — она выдала этот звук, не раскрывая рта, а потом добавила: — Хорошо. Тебя больше никто перебивать не будет, но и ты ведь не станешь нам пересказывать весь текст. Слушаем. Ребята, не перебивать! — И она обвела строгим взглядом всю группу.
Парни и девушки притихли и дружно, как по команде, развернулись в мою сторону.
— Надеюсь, то, что в рассказе было всего две лошади, запомнили все, — я ухмыльнулась, — а теперь самое интересное. Больной учитель садится на велосипед…
— Почему больной? — переспросила Светлана Игоревна. — В книге про его болезнь не было ни слова.
— Ну вот, — я развела руки в разные стороны, — а говорили, что не будете перебивать.
— А почему больной, действительно? — понеслось с разных сторон.
— Потому что, — ответила так, словно огрызнулась, — нормальный человек не стал бы догонять всадников по болотистой местности на велосипеде, который был изготовлен в прошлом веке и весил тридцать килограммов. Да ещё с шинами тоньше, чем на старт-шоссе.
Повисла тишина.
— А ты откуда это знаешь? — поинтересовался кто-то, когда пауза затянулась.
— В журнале читала.
Соврала, конечно. Просто здраво рассудила, что если в XXI веке мой горный велосипед со всеми апгрейдами весил двадцать килограммов, то в конце XIX хоть на десять должен был быть тяжелее.
— А про шины? — спросил ещё кто-то.
— А об этом нам Викторас сообщил.
Все перевели взгляд на чтеца, и он, помявшись, кивнул.
— Да, об этом в рассказе есть.
— Какое любопытное наблюдение, — с удивлением в голосе проговорила Светлана Игоревна, — а мне показалось, что ты совсем не слушаешь и думаешь о чём-то своём. Ну хорошо, продолжай.
— Лошадь может скакать двадцать часов без остановки со средней скоростью 15–20 километров в час, поэтому, пока учитель одевался, хватал велосипед, в полной темноте он мог только ветер в поле искать. И даже если предположить, что начало светать, какими бы велосипедными навыками ни обладал учитель, он не то что никогда бы не догнал беглецов, но даже не увидел, в какую сторону они ускакали. То есть рассказ изначально лишён всякой логики.
— А откуда ты это знаешь? — спросила рыженькая, — про лошадей.
Вместо меня ответила Люся, да ещё и с гордостью.
— А Ева — мастер спорта по конному спорту.
— О-о-о, — послышалось со всех сторон, и они начали переглядываться между собой.
— Ну хорошо, — прервала вздохи комсомольцев Светлана Игоревна, — ты объяснила, что в рассказе имеются некоторые неточности, но про дедукцию не сказала ни слова.
И это называется «некоторые неточности»? Однако. Но не стала спорить.
— А с дедукцией тут совсем плохо, — принялась объяснять очевидные вещи, — любой живой организм устроен так, что в итоге получаем продукт жизнедеятельности, и от этого никуда не деться.
— Что получаем? — Викторас аж приподнялся на коленях, да и остальные нахмурили брови.
— Конечный продукт, — я широко улыбнулась, — человек — существо разумное и складировать его старается в одном месте. В лагере, например, для нас солдатики построили специальные заведения и даже выкрасили в зелёный цвет, — я кивнула на ближайший.
Парни и девушки, проследив за моим взглядом, громко захохотали. Причём все, кроме Виктораса. Его лицо стало наливаться ярким румянцем, и он, обернувшись к Светлане Игоревне, которая тоже, кстати, улыбалась, сказал:
— И это называется обсуждением? Она смеётся над нами.
— Отнюдь, — я опередила вопрос, который должен был мне прилететь, — коровы и лошади это делают регулярно и где попало, даже во время движения, а уж когда стоят, это вообще обязательный процесс. Вот только у коровы на выходе лепёшки, а у лошади — кучки.
— Извини, Ева, что перебью, но не кажется ли тебе, что мы совсем отдалились от темы? — спросила Светлана Игоревна, и остальные дружно загудели.
— Вовсе нет, — я улыбнулась. — Чейз привёл лошадей, ждали мальчика, ехали обратно, и Шерлок Холмс должен был изначально заинтересоваться подобным эффектом. Прошли коровы, а навоз конский. А там, где нашли тело учителя, что говорит сыщик? «Прошло стадо коров, но не бык же его забодал». Он опять не может отличить навоз и называет следы от двух животных стадом. Как вообще такое возможно? И, кстати, бык вполне мог нанести подобную рану. Зато Холмс крошками хлеба смог показать, как скакали коровы. Как он это увидел и запомнил — для меня загадка. Коровы, кстати, могут идти и галопом, и рысью, и в этом нет ничего удивительного. А как он нашёл мальчика? Глянул в окно и увидел. Ну и где дедукция? Если бы Холмс подсадил Ватсона, их нашёл бы доктор.
Я замолчала и, сорвав травинку, принялась её жевать.
— Любопытно, — Светлана Игоревна с неподдельным интересом разглядывала меня около минуты. — Ты подрываешь мою веру в Шерлока Холмса. Даже боюсь предложить ещё один рассказ. Ты ведь и его разберёшь до фундамента?
— Запросто, — я кивнула.
— Ну что ж, остаётся надеяться, что Пушкина ты знаешь не хуже Шерлока Холмса. Завтра, нет, завтра мы все идём к могиле Неизвестного Солдата. А вот послезавтра я бы хотела услышать от тебя что-то столь же интересное.
— Светлана Игоревна, обещаю, — я приложила правую руку к сердцу и поклонилась, — вы будете очень удивлены.
Все дружно загалдели, перебивая друг друга и сыпля на меня вопросы, но в этот момент по мегафону первой смене предложили идти на обед, что меня порадовало, и мы с Люсей, попрощавшись, потопали к своей палатке.
В этот раз управилась с формой гораздо быстрее. Единственное — декольте уменьшила, чтобы не так сильно пялились на грудь, и, прицепив награды, вышла из палатки.
Мамочка моя родная! В темноте во время дискотеки количество народа не так бросалось в глаза, а днём мне показалось, что собралось больше тысячи, хотя по заявленным спискам (видела такой в столовой) на слёт прибыло всего пятьсот человек с копейками.
На помосте стояло несколько столов, за которыми сидели устроители слёта, и трибуна. Увидела Садию и обрадовалась, что не меня одну решили мучить вопросами. Даже появилось желание свалить всю славу на узбечку, но не срослось. Почти до вечера нас мурыжили вопросами, которые подавались на бумажках всеми желающими.
За всё время я одна выхлебала два кувшина с водой, впервые узнав, что во время длительных дебатов рот сохнет хуже, чем наутро после водки. Радовало лишь то, что подобных мероприятий больше не будет.
С превеликим удовольствием узнала, что заряжающей с выносом флага назначили другую девушку и мне вообще не придётся топать на могилу Неизвестного Солдата. Вот за это Каренину мысленно пообещала огромную благодарность. Потом, когда перестану на него дуться и мы помиримся.
Старлея, спешащего в сторону палатки, где разместился Женя, едва не пропустила. Но он так старательно воротил от меня нос, чем мгновенно привлёк внимание. Во-первых, я точно знала, что он в части остался за командира и к нашему лагерю не имел никакого касательства. А во-вторых, раз он всё делал, чтобы я его не узнала, во мне мгновенно проснулась фобия подслушивания. Не знала, существует такая на самом деле или нет.
Мы как раз шли на ужин, и я шепнула Люсе, что мне срочно нужно в уборную. Отошла в сторону, а потом крадучись направилась к задней части палатки, где обитал Каренин.
К началу разговора я опоздала. Когда прокралась в тамбур, старлей шёпотом уже вовсю распинался:
— Короче, так скажу тебе, Жень. Зря Истомин влез в эту кухню. В штабе вовсю бумажки разбирают. Или он думал, до комбата не докатится? На капитана ещё вчера представление ушло, а вы тут. Андрей из канцелярии сообщил. У вас доказательств никаких, а у комбата шесть рапортов. Нашлись свидетели. И бензовоз на Истомина валят. От Лютикова рапорт есть, а замполит тогда врио командира был и рапорт, выходит, не продвинул. А если и продвинул, то нигде не зарегистрировал. А обязан был. И получается, он сейчас на мозоль генералу наступил. Всем карьеру решил под откос пустить. Задавят его бумажками. Утром у него обыск сделают, и боюсь, что-нибудь найдут. У тебя связь с замполитом есть?
— Откуда? Он ведь сейчас в Симферополе и, скорее всего, вернётся завтра, — раздался понурый голос Каренина.
— Ну, тогда не знаю, как он будет выкручиваться. Да ещё завтра весь батальон в ружьё, Костюм будь он неладен. Ему на дембель, а он в бега подался. Опять же, на замполита повесят, ты же понимаешь. Нам ещё смежников роту дают. Здесь только две заставы на дорогах из срочников комбат сказал оставить и прочесать дорогу от автобата и до залива. Хорошо, если этот придурок с тёлками на пляже завис, и мы его быстро отыщем. А если нет? Тогда у Истомина дело совсем дрянь. У него боец пропал, а он в Симферополь укатил по своим делам. Вернётся как раз к разбитому корыту. На него уже сейчас целый том писанины. Уходи, Женя, с дороги, а то рядом окажешься. Не знаю, на принцип пошли или что ещё, но Андрей сказал, очень хреновая история всплывает. Из министерства МВД какой-то высокий чин завтра будет. Уровень представляешь?
— И что ты предлагаешь? — озабоченно переспросил Каренин.
— Женя, шансов у тебя нет. Затянешь сам себя в болото. Единственный выход: сдай девчонку ментам и открестись от всего. И что ты на меня как на урода смотришь? Нет у тебя выбора.