Партизаны-казахстанцы

ПАРТИЗАНСКАЯ СЕМЬЯ

— Мне и во сне не снилось, что стану партизаном, — начал свой рассказ о партизанской жизни Жилбек Агадилов.

— Вспоминаются первые часы, дни войны.

…Утром 22 июня по тревоге весь эскадрой был поднят на ноги. В небе появились самолеты. Одна за другой вспыхивают и гаснут ракеты. Все мечутся. Команда: «По коням!» Срочно выступаем. Переправились через реку и получили приказ командования отступать. Два наших взвода остались для прикрытия. Ближайший аэродром пылает, а наши семьи остались на том берегу. Нам было дано задание прикрыть отступление нашей дивизии. Назавтра мы столкнулись с фашистами…

Пока отбивали их атаку, отстали от своего полка. Противник, вопреки ожиданиям, оказался у нас в тылу. Он занял большую дорогу. Мы вошли в густой лес, решили дать бой, чтобы прорваться к своим. Операцию возглавил наш старший политрук.

Нас было человек пятнадцать. Все мы одновременно открыли огонь. Гитлеровцы от неожиданности разбежались. В бою погиб политрук. Жаль, что не записал его фамилии. Это был действительно герой.

Этот бой явился нашей первой победой. Она придала нам силы. С этого дня началась моя партизанская жизнь.

Однажды мы, небольшая група разведчиков, сделали вылазку на хутор Лузганков и его окрестности, чтобы связаться с партизанами и объединить силы. Населению известно, что в этих лесах есть партизаны, немного знают и о нас. Для жителей сел партизан Адий Шарапов был «Саша», я — «Жорж».

У каждого есть кличка.

Через жителей узнаю иногда о своей жене Жамал, которая тоже осталась на том берегу реки.

Мы обошли село, спрятались в стога сена, стали осматривать местность.

Здесь немцы держат население в постоянном страхе, расстреливая и избивая невинных. О том, что есть партизанский отряд или нет его, мы ничего не узнали.

Нас было шестеро. Два дня и две ночи пробирались мы по бездорожью, через перелески, овраги и пришли в какой-то лес, но отряда своего не обнаружили, догнали его только в Клетнянском районе Брянской области. Я доложил командиру отряда Шевцову о наших безрезультатных поисках.

Новый год встречали в окрестностях Клетнянска. Там мы разбили лагерь, начали готовиться к зимовке. Но вот нагрянули фашистские самолеты и стали бомбить наш лагерь. Люди кое-как укрылись в лесу. Сам же я был ранен. Бомба попала в нашу землянку, некоторые не успели выскочить из нее. Прибежал в лес, товарищи перевязали раненую руку. В Клетнянском лесу пробыли два месяца.

Трудно передать словами эти два зимних месяца. Тяжело пришлось партизанам. Вели бои с карательными отрядами. Приходилось то наступать, то отступать. Трудно было добывать продукты питания, рыть землянки. Обувь быстро приходила в негодность в сыром, холодном лесу, кое-кто ходил в лаптях, сплетенных из коры деревьев. Немало было и обморожений. Жилбек помнит, как он, сунув ноги в огонь, лишился лаптей и, пока нашлись другие, обморозил ноги.

Однажды командование дало Жилбеку задание: выяснить положение врага в Рославле. С ним пошли еще двое: девушка по имени Шура и Виктор, прозванный товарищами Совиным глазом. Повел группу Жилбек. Они должны были вести разведку из деревни, что в десятипятнадцати километрах от Рославля. Через несколько дней они пришли в родное село Виктора. Километрах в двух пришлось спрятаться в большом овраге. Отсюда можно следить за городом, селом, железной и шоссейной дорогами. Виктор ушел в село. В получении данных ему помогали две сестренки и братишка. В холодные осенние ночи Жилбек оставался в овраге один. Связь с Виктором поддерживал только ночью. Шура в это время разведывала станцию Пригорье, затем вместе с сестрой Виктора ушла в Рославль с той же целью. Разведка длилась несколько дней. Жилбек лежал в овраге два дня и две ночи. Дальше он не мог здесь оставаться, потому что немецкие доносчики, видимо, заметили ночные хождения Виктора.

Я почуял недоброе, — говорит Жилбек. — И верно почуял, потому что к вечеру в сторону оврага наведывались люди. Я скрывался за большим камнем, днем никуда не выходил. Но все-таки продолжать оставаться здесь было небезопасно. Ночью я пробрался к дому Виктора, зарылся в сено и прокоротал здесь некоторое время до возвращения Шуры. Затем все вместе двинулись обратно в бригаду. По пути пришлось отстреливаться от немецкого наряда. Боевое задание выполнили успешно, но оно стоило нам дорого. Позже мы узнали, что фашисты, пронюхав о том, что Виктор в партизанском отряде, жестоко расправились с его родными.

Вместе с разведывательной работой мы проводили в те дни и агитацию среди жителей села. Одно наше посещение этих мест вселяло в народ веру в партизанский отряд, в скорое освобождение от фашистского ига.

Затем мы сделали еще одну вылазку, после которой 5 ноября 1942 года отряды бригады совершили налет на станцию Пригорье. Фашисты были ошеломлены. Они, конечно, знали о том, что в лесах есть партизаны, но такой крупной операции никак не ожидали. Оба моста в городе Рославль были взорваны нами.

Бригада приобретала добрую славу, ряды ее росли, наладилась связь с Большой землей, стали получать оттуда продовольствие, средства связи. Вскоре бригада перебралась в леса на противоположный берег Десны.

Партизанское движение принимало все более широкий размах. Фашисты в страхе перед народными мстителями снаряжали все новые и новые карательные отряды, изощрялись в методах убийств и пыток. В партизанские отряды засылались фашистские лазутчики под видом «добровольцев», по пятам каждого подозреваемого жителя деревень ходили шпионы. Но партизаны были неуловимы, часто меняя места стоянок, открыто вступали в бой или же без единого выстрела уходили в другие леса…

В бригаде было немало казахов и киргизов. Жилбек им часто рассказывал о героических делах и подвигах карагандинца Алина, джамбулца Мажита Муканова, политрука бригады Адия Шарипова и других.

Таких героев, как Алин, надо поискать, — говорит Жилбек. — Он никогда не думал об опасности. Помню, как средь бела дня он ходил в села, набитые фашистами, приносил оттуда оружие, продукты питания. За свой героизм и отвагу Алин был награжден орденом Ленина. К нашему несчастью, парень стал жертвой шпиона. Им оказался один из людей нашей бригады. Мы заметили, что этот «один» часто куда-то отлучался из отряда. Однажды Алин, выслеживая его, накрыл в тот момент, когда предатель по рации доносил врагу о нашей бригаде. Но винтовка партизана дала осечку… Вражеского лазутчика мы расстреляли, а нашего боевого товарища похоронили на партизанском кладбище в Заня Лесничем.

Жена Агадилова Жамал тоже из Павлодара. Они поженились, когда Жилбек приехал летом домой на побывку. И Жамал уехала с мужем на западную границу. 22 июня 1941 года она стала свидетельницей событий первых дней войны.

— Когда мы, женщины и дети, спешно уходили из Белостока, на нас обрушили свой смертоносный груз вражеские самолеты. Нас бомбили, обстреливали из пулеметов. Те, кто уцелел, стали искать укрытия. Рядом со мной оказалась жена одного командира, Зоя. Вместе с ней мы свернули с дороги в лес. С Зоей был четырехлетний мальчик, я же была беременна. Грохот взрывов и стрельба, стоны умирающих людей сильно подействовали на мальчика, он похудел и ослаб. Пришлось нести его по очереди. Через сорок дней Зоя с сыном осталась в какой-то деревне, а мы продолжали идти. Кругом фашисты. Мы решили добираться до нашей армии.

По пути попадались отдельные группы солдат и офицеров, отставших от своих подразделений. Они настойчиво разыскивали партизанский отряд. Мы с ними вместе решили искать партизан. Когда дошли до села Будвенец Дубровского района Брянской области, киргиз Идаят один ушел на поиски партизан. Я осталась в селе у одной женщины. Вскоре фашисты учинили дикую расправу над мирным населением, якобы за помощь партизанам. Они расстреляли двадцать пять юношей, среди них был и Паша, сын женщины, приютившей меня, сожгли много домов.

Многие люди отдали жизнь за меня и мою дочь Майю. В Будвенце мы встретились с Жилбеком. Этой встречей мы обязаны молодому партизану по прозвищу Алеша-Чингизхан. А случилось это вот так. Ушедший на розыски партизан киргиз нашел отряд Жилбека и остался там. Как-то в разговоре, вспоминая о своей семье, Жилбек рассказал о том, как он потерял меня. Юноша-киргиз сразу понял, о ком идет речь, и рассказал Жилбеку обо мне. Обрадованный, он посылает в село Алешу-Чингизхана, чтобы узнать, я ли это, а назавтра явился сам. Я даже не узнала его: он весь оброс, в крестьянской одежде…

В начале осени партизаны устроили меня в доме у Пети, молодого партизана. 27 ноября родилась Майя. Партизаны не могли подойти к селу, где я жила. И мне не приходится оставаться в одном селе. Партизаны где-то поблизости, связаться с ними очень трудно. Наконец я устроилась в селе Денгуговка у старика Алексея, имевшего связь с партизанами. Фашисты совсем обнаглели. Переписали все население села, состав семей, возраст и прочие данные с тем, чтобы не допустить проживания в селе партизан. Если окажется лишний мужчина — значит партизан, лишняя женщина — партизанская семья.

Поэтому мне с малым ребенком было очень трудно. К тому же, сами понимаете, мой внешний облик мог вызвать у фашистов подозрение. «Откуда, мол, эта монголка появилась!» И разговор будет коротким. Положение мое стало отчаянным. Идти к партизанам — боюсь заморозить маленькую Майю. Немцы добрались и до Денгуговки, сожгли село, а население ушло в леса. Вместе с ними и я ушла к партизанам. Адий Шарипов предлагал оставить ребенка на время у кого-нибудь для безопасности. Но я решила, что если погибнет ребенок, то только со мной.

Партизаны построили землянки для семей. Здесь мы выпекали хлеб, готовили пищу. Я жила с девушкой по имени Лида, с которой познакомил меня Адий Шарипов. Лида часто уходила на станцию, аэродром, в село и приносила оттуда различные сведения.

16 декабря на наши землянки нагрянули фашисты. Все, кто был в них, бросились бежать в разные стороны. Не успев толком одеть ребенка, я бросилась за Лидой в лес. Добежали до леса, оглянулись, фашистов нет. Гитлеровцы, видимо, преспокойно обедали в наших землянках.

Я сидела, прижав Майю к груди, прислонившись к большому дереву. Ножки у ребенка были голые, смотрю — они уже покраснели. Стараюсь растереть их руками, согреваю дыханием. К счастью, ребенок спал. А рядом Лида суетится, переживает за нас, хотя сама одета легко. Она отдала свой платок завернуть ноги девочке. Вот уже свечерело. Немцы зажгли огонь в наших земляпках п не думают уходить. Настала ночь, а проклятые все еще там. Так мы провели всю ночь, не сомкнув глаз. Чем ближе к утру, тем тревожнее на душе: вдруг они обнаружат нас здесь. Но эта опасность миновала, видимо, они боялись прихода партизан. Мороз сковал ноги, уже плохо ощущаем голод. А уж что говорить о ребенке! Он до того замерз, что не мог сосать грудь. Как больно думать о том, что вот так, у тебя на руках, угаснет жизнь этого маленького существа! Сама плачу, а слез нет. Наконец Лида подняла меня на ноги, и мы пошли…

Пришли в село. Сюда явились и другие семьи. Только мы вошли в дом, где жила семья партизана, как нагрянули гитлеровцы. Они обшарили весь дом. Но не найдя ничего, ушли. Лида жила в селе Сергеевка, нам туда и нужно было. Прошли километров двадцать, не вызывая ни у кого подозрения, потому что мы были с ребенком. Лида хотела устроить меня в одном доме, явочном пункте связного отряда Данченко. Но в этом доме меня не смогли принять, видимо боялись фашистов. На каждом доме висел список проживающих в нем людей. И мне пришлось провести несколько дней у золовки Лиды. Однажды туда явились фашисты и, увидев мою дочь, спросили, чей это ребенок. Могла ли я отказаться от своего ребенка? И ответила: «Мой»!

— Откуда здесь монголка? — спросил через переводчика один длинный белобрысый офицер.

— Я сказала правду: жена офицера. Мужа потеряла в первый же день войны и с тех пор ничего не знаю о нем.

К счастью, это и помогло — не тронули меня. Боялись ли они прихода партизан, или другие дела у них были, ушли они быстро, пригрозив: «Если окажешься женой партизана, убьем!» Не забыли они прихватить со двора всех кур и все съестное, что было в доме. После этого Лида отвела меня к своей старшей сестре, где я и дожидалась юношу-киргиза, связного отряда. Вскоре он явился и сообщил, что отряд Жилбека возвратился из Клетнян.

Однажды хозяйский мальчик сообщил, что нам с Майей надо срочно уходить. Кажется, фашисты узнали о моей причастности к партизанам. Опять задача — куда идти? Не знала я, где сейчас Лида. В этот день связной киргиз обещал увести нас в отряд, но в назначенный час он не явился. Пришлось идти куда глаза глядят. Пришла в соседнее село — ни в один дом не пускают. Тогда решилась постучаться к старосте, сказав, что из Сергеевки. О чем думал староста, не знаю, но впустил переночевать. Назавтра пришла в Лидин дом, оказалось, родителей ее увезли, а брата расстреляли. Лида ушла в отряд. Заночевала у золовки Лиды. Если бы я вчера осталась у них, и меня бы забрали. Выяснилось, что немецкие доносчики дали о нас полные сведения. Чтобы скрыть мои следы, сестра Лиды отвела меня в село Алешенко, где были надежные люди отряда Данченко. Идаят был уже здесь и наказал, чтобы мы ждали его. Хозяин дома очень нервничает, но раз партизаны поручили, пришлось укрыть меня. Ночью приходили двое из отряда. Они сообщили Жилбеку обо мне. Он этой же ночью пришел к нам, но забрать не смог. Посоветовал дойти до села Лузгановка.

Днем немцы собрали жителей села и зачитали приказ о том, что те, кто укроет партизан или членов их семей, будут строго наказаны. Хозяину дома пришлось спрятать меня за печью. Вскоре сюда пришли три гитлеровца и устроили пьянку. Лежу и дрожу от страха; вдруг Майка захнычет, тогда пропали мы. От этой мысли мне стало дурно. Но именно в такие тяжелые минуты моя дочурка не выдавала меня ничем. До того, как сесть за стол, немцы обшарили в доме каждый метр, но за печку не заглядывали. Видимо, не думали, что там может быть человек. Один из них приказал хозяйке: «Неси обед!»

Как только немцы ушли, я направилась в Лузгановку. И здесь большинство домов сожжено. Переночевала с горем Пополам, а наутро побрела до деревни Денгуговки.

Здесь встретила партизанского связного Алексея, он и привел нас с дочерью в наши землянки. Алексея, уже человека в годах, я знаю давно. В начале войны некоторое время жила у него, а затем фашисты сожгли его дом. Алексей ушел в леса. Позже он построил себе новый домик, хорошо знал близлежащие села, был уважаемым партизанами, очень надежным и незаменимым человеком.

Через некоторое время Жилбек отвел нас в штаб Каменецкого партизанского отряда, а сам опять ушел в леса. В то время они вели жестокие бои с карательными отрядами, нападали на них по ночам, захватывая продовольствие и оружие, пускали под откос железнодорожные составы с живой силой и техникой. Ни днем ни ночью не было покоя отряду.

В июне фашисты сожгли Каменец. Нам с Майей негде стало жить. Тогда люди из отряда увели нас в лагерь. К этому времени Маечка уже подросла, и мы могли передвигаться вместе с отрядом. Я твердо решила, что буду переносить все лишения вместе с отрядом. А партизанам жилось несладко: на земле не давали покоя лазутчики, шпионы, предатели, над головой гудели вражеские самолеты. Каждый день, каждый час проходил в напряжении. Иногда прилетали наши самолеты и сбрасывали нам продукты, а иногда и приземлялись, чтобы забрать больных и раненых. Командир отряда хотел отправить на Большую землю и нас с Майей, но в последний момент немцы помешали нам принять самолет. С каждым днем приближалась Советская Армия, увеличивалось число партизанских отрядов. В груди росло щемящее радостное чувство — скоро вернемся на родину. Интересно, что Майя уже стала что-то лепетать по-своему и первое слово, которое она произнесла ясно, было «самолет». Именно это слово было у всех на устах…

Все лето мы провели с партизанами. Когда отряд менял лагерь, командир Мальцев предоставлял нам с Майей своего вороного.

Отряды бригады совершали большие операции против вражеских гарнизонов, карательных отрядов и полицаев. Это уже было время краха немецко-фашистских армий. Советская Армия приближалась к западным границам.

В октябре 1943 года мы вышли на Большую землю. Партизанская бригада соединилась с частями нашей арм и и. Тогда произошел один забавный случай. Всех партизан, в том числе Жилбека и меня фронтовики сфотографировали, а между нами в коляске сидела Майя. Увидев на снимке Майю, генерал приказал сшить для девочки военную форму. Выглядело это, конечно, смешно, и наша Маечка, которой не было еще и года, стала «бойцом».

Многое мы пережили за два с половиной года партизанской жизни, сохранив жизнь крошечному существу, стойко выдержав трудности.

Жилбек приехал на родину вместе с нами в отпуск, затем уехал обратно и уже с победой возвратился домой.

Перевел М. Тиморшин.